Колдунья Луна

 


      Что одолевает человека в старости? Года, которые ведут под уклон? Хвори-болезни? Несбывшиеся мечты или досадные ошибки прожитых лет?
Кто его знает! У каждого что-то своё, личное.
Дожил человек до преклонного возраста, радоваться бы надо, что дожил. Дети выросли. Внуки-правнуки появились. Жизнь продолжается.
      Елена Ивановна – одна из таких и утверждает, что надо жить, радоваться и… удивляться. А страшит её, как, впрочем, и многих стариков, одиночество.
      Днём – понятное дело – на людях: то свои заглянут попроведать, то соседи. Да сама по гостям, магазинам. А хор ветеранов! А…
Достаёт обычно ночь. Бессонница одолевает. Думы разные. Воспоминания на ум приходят. Особенно в лунные ночи.
      В одну из таких ночей, когда летняя полная луна заглядывала в её спаленку, как обычно, не спалось.
Ночь, угнетающая своей деревенской тишиной, вдруг явственно наполнилась погромыхиванием по железной крыше. Сроду такого не было.
      Елена Ивановна – бодрая, сухонькая «старушенция», это так она о себе иронически отзывалась, струхнула. Присела на кровати. И хотя была ещё той женщиной, которой о возрасте не говорят, но на пенсию ушла – забывать стала, забеспокоилась всерьёз.
      Жесть громыхала так, словно по ней топали ножищами в кирзовых сапогах.
«По крыше, через чердачное слуховое окошко… Там лаз в сени. Из сеней дверь с крючка. И вот бери голыми руками», – рисовала она себе воображаемую картину захвата. Хотя, что с неё возьмешь? Брать действительно было нечего. Мебель-стенку не утащить. Телевизор? Стиральную машинку? Так у каждого есть. Кто перекупать-то будет? Ковры из моды вышли. Пенсию только на той неделе принесут. Драгоценности? Не смешите старушку. Что было, всё внучаткам пораздала.
      Вот книги! Антиквариат! Патефон с пластинками! Романсы! Старенькая радиола, но пластинки ещё крутит. Ах, романсы! Сколько лет собирала. И хоть знала их видимо-невидимо, пела-напевала. И, говорят, за душу брал её чистый душевный голосок. Да и сейчас смогла бы спеть… Если бы не возня на крыше.
«Так ведь придушит сперва, как курёнка, а уж потом тащить, что под руку попадя, будет…»
С такими мыслями она, забыв, что у неё есть телефон и дежурная кнопка-мобильник, шустро, как ей показалось, покинула постель. В ночнушке – шасть из спаленки в зал.
       К окну. Створки распахнула. Прислушалась. Шаги слышались чётче.
«Боже святый!» – перекрестилась. Одолела подоконник и уже не помнила как, но оказалась под раскидистой яблоней. Присела. Взглянула на крышу. Никого. А шаги, погромыхиванье слышны.
       Вдруг из-за трубы что-то показалось. Голова, не иначе. И стала голова по самому коньку перекатываться туда-сюда. Луна поднялась так, что было светло как днём. И голова, чёрная, страшная, виделась отчетливо. Бесовщина какая-то!
«…Под луной расцвели голубые цветы», – вот что шептала от страха Елена Ивановна.
Внезапно она приумолкла и властным, как ей показалось, голосом вопросила: «Василий! Ты?!»
«Мяу» – был ответ.
«Чёртов Васька, слезай!»
        Настроение тотчас переключилось на мажорную волну. Сон? Так его и не было. В дом не хотелось.
Глубокая ночь, июльская, светлая, взяла в полон село. И пошла Елена Ивановна бродить по своему огороду. Лунатиком среди цветущих подсолнухов. Ну, чисто приведение в ночнухе!
        За забором, у черёмухи, спугнула влюблённую парочку. Ухнула сычом. Присела, чтоб не заметили. Да на что-то большое, твёрдое, гладкое… тёплое. Так и замерла с раскоряченными ногами. Душа зашлась от неожиданного соседства. «Боже святый!». Осторожно нащупала и стала размышлять: «Валун – не валун? Метеорит, так большой. И когда же он сюда шлёпнулся. И где я тогда была?»
        Случайно рука наткнулась на такой же, рядом лежал. «Боже святый! Да что же за неожиданные объекты объявились на моём огороде?». И только тут вспомнила, что нынче в самом конце огорода тыкву посадила. Вспомнила, как ухаживала, полола. А вот как та выросла, и не заметила.
«Хорошо хоть бабушка (так она себя называла иногда) не навернулась, а то так и кувыркалась бы под уклон до самой речки».
Ну и ночь! Что за ночь!
«Ах, зачем эта ночь так была хороша…» – вполголоса напевая, пошла она к дому.
          Оглянулась и увидела речную излучину. Залюбовалась ею.
«Ночь светла. Над рекой тихо светит луна…» – строчка одного романса сменилась на очередной. Допела. Пошла дальше. «Боже святый! Стоит кто-то. В дедовой шапке.
          Усопший супруг встречать вышел? Ах, пугало! От ворон! Сама же ставила! Догулялась девушка. Ну, чудеса!»
          В кадке, что у дома стояла, зачерпнула воды. Вымыла ноги и по росистой травушке-муравушке, как в далёком детстве, к окну распахнутому.
На подоконнике Василий. Поджидает. Окно на шпингалет – и в постель бы… Но, Боже святый! Никак, калитка скрипнула. И пёс не гавкнул.
«Отвори поскорее калитку», – начала она напевать романс, задержавшись у оконца.
          Не зря калитка скрипнула. Мелькнули тени, и вот они, два подростка-сорванца. За арбузами, не иначе. Ишь ты, переговариваются. Ну-ка, ну-ка… Кто же?
          Ей бы распахнуть окно да голос подать. Вдруг тот, что повыше ростом, запрыгивает на завалинку. Приникает к окну и заглядывает в зал. И встретились они. Лицом к лицу. Он ещё ничего не видит. Всматривается. Зато Елена Ивановна сразу разглядела внука Петра Кормышева. Дед его так же по молодости в окно к ней заглядывал, когда дружили.
«Ну до чего же похож внук на деда! Ах, молодость!»
          Ну и что же учудил сей внук, когда увидел её так близко? В упор! Правильно! Заорал благим матом. Кубарем с завалинки. «Приведение!» – орёт. Через сад, забор. Дружок следом. Треск, шум – и тишина.
«И чего он такого напугался? Ну что за ночь! Что за луна!»
          На каждый шорох – мгновенно строка из романса, как звук гитарной струны. И так легко пелось. К чему бы это?
          И шепча, шевелились неуёмные губы. И молодела душой она. И года, казалось, отступили. «Ах, колдунья-луна, ах, бессонная ночь! Боже святый, когда же спать-то? Утро уже забрезжило.
                " Ах, зачем эта ночь…
                Так была хороша!
                Не болела бы грудь,
                Не страдала б душа.
                Полюбил я её,
                Полюбил горячо,
                А она на любовь
                Смотрит так холодно".
          Слова любимого романса с тёплой грустью ложились на сердце старушки, будили в ней воспоминания о молодости, первой любви и вот таких волшебных лунных ночах, о пареньке, который не давал ей заснуть.