Светлый уровень Небытия. Безликий. Часть-13

- Владиииимир... Мы тебя ждём... - словно громовой раскат пронеслось в пустоте и потом, будто посыпались  мелкие капли дождя, издавая частые и писклявые - Ждём, ждём, ждём...
Он снова открыл глаза. Вокруг бушевало сплошная стена пламени и только в одном месте виднелся тёмный просвет в котором стояли два человека - мужчина и женщина. Он тоже теперь стоял, хотя не помнил как поднимался, но помнил, что до этого падал и где-то, на чём-то лежал.
Владимир двигался в направлении просвета, уклоняясь от мечущихся языков пламени, хотя и не чувствовал их жара.
За пределами огненного шара было темно. Мужчина в сером плаще указал на освещённый в  виде круга участок  местности, расположенной  неподалёку, и сказал - "Вас ждут...". Создавалось впечатления, что кто-то невидимый направил туда невидимый луч, невидимого прожектора.
Местность казалась Владимиру знакомой, но он не мог вспомнить где её видел. Это был берег реки, с песчаным проходом к воде. Справа начинался камыш, слева - ивьевый куст в мутной глади полоскал свои светло-зелёные ветки. Рядом с кустом стояла колода, на которой сидел мужчина, с удочкой в руке. И вдруг Владимира осенила...
Ему было пять лет когда они всей семьёй поехали к дедушке в гости на его юбилей. Праздновали на даче, было весело  и детям, и взрослым.
Утро следующего дня выдалось тёплым, солнечным.
- Пойдём к дедушке - сказала мать и повела Владимира за руку.
Это был первый и последний раз когда он видел дедушку. У отца с ним  сложились какие-то напряжённые отношения. Они жили далеко друг от друга, в разных городах и почти не общались. Дедушка занимал высокий пост во властных структурах и имел шикарную дачу. На юбилей собралось много родни и в доме все поместились не стесняя друг друга.
Они пошли к реке и там, действительно, застали дедушку за ловлей рыбы. Он, услышав их шаги, поднялся и пошёл навстречу.
- О, Владимир, внучек - сказал он и спросил - Хорошо выспался?
Теперь же, в общих чертах, состоялся почти такой же разговор.
- Владимир? Ты почему здесь?
- Я... в пожаре сгорел... - сказав это, Владимир обернулся, чтобы посмотреть на пожарище, но не увидел там уже ни огня, ни людей, которые его направляли.
- А... - ответил дедушка.
Обескураженный Владимир повернулся обратно и добавил - "Я человека убил".
- Зачем?
- По пьяни...
И снова тот же ответ.
- Я, наверно, попаду в ад?
Дед опустил голову, подошёл к колоде, сел на её и стал глядеть себе под ноги.
- Во время блокады, я ел человечину... - глухо начал он, затем глубоко вздохнул и продолжил - Мать меня кормила человеческим мясом, трупы тогда валялись повсюду, их не успевали хоронить. Я ел, потому что не понимал, а вот она понимала и поэтому не могла... Она знала, что так долго не протянет, оно так и случилось. Она меня отдала в интернат, а сама исчезла... Скорее всего умерла с голоду и может даже её съели... А я выжил, потому что в интернате хотя бы как-то кормили. Там я понял одну вещь - жизнь это борьба. Но одно дело бороться за комфортные условия и совсем другое - за выживание. Гуманизм  здесь неуместен. Приходилось и врать, и красть,  и отбирать кусок у слабого... Всё было, всё...
 Мужчина сделал небольшую паузу и вдруг продолжил резким, почти истерическим тоном
- Я твоего отца, в детстве, отодрал ремнём как сидорову козу, за то что он украл пакетик изюма у своей сестры, а мне сказал, что не брал. Зачем ты врешь? Зачем ты крадёшь? Ладно я в его возрасте был вынужден это делать: кусок хлеба мог решить - доживёшь ты до утра, или нет. А ты зачем? Чего тебе не хватало? Какая необходимость?
Он меня до сих пор не простил... Я чувствую, что не простил...
Когда мои одноклассники, уже будучи подростками, промышляли по городу в поисках приключений на свою задницу, я, полуголодный, сидел за учебниками и зубрил науку. Я хотел выкарабкаться из голода и нищеты, чтобы потом ни я ни мои дети этого не знали. И я, в конце концов, выкарабкался. Разве желание нормально жить является грехом?
Я ведь не атеист, я можно сказать верующий, но у меня есть вопросы... Почему ни в одном святом писании не сказано, что нужно делать если ты не ел трое суток?  Как-то в дороге я беседовал с батюшкой, инкогнито, не раскрывая карты. Священник мне говорит,  что я должен ходить в церковь, молиться, осенять себя крестным знамением при виде храма... А почему я, собственно говоря, должен? Если Бог меня создал, значит это я ему нужен. Он во мне больше заинтересован, чем я в нём.
Был случай: с исполкома "спустили" директиву - убрать кресты при въезде в деревни. Я местному мужику даю топор и говорю - "Руби". И он рубит. Я спрашиваю - "Ты веришь в Бога?". "Да - отвечает - А зачем рубишь?". "Ты приказал" - говорит. "Так я только сказал, а рубишь ты. Грех на твоей душе". "Нет - отвечает - У тебя власть, ты распоряжаешься моей жизнью, тебе и отвечать". "Нет - говорю - Хочешь нахалву в рай проскочить? Не получиться! Ты рубишь, ты и отвечаешь. С таким успехом я ведь тоже могу быть спокоен. Это придумал не я, мне тоже приказал тот кто надо мной имеет власть. Я не виноват, что было такое время. Не я его выбрал, это оно меня выбрало".
Будучи руководителем проектного института я отклонил работу Хлебцова. Отклонил потому, что мой друг просил за своего человека. Я не мог отказать другу, не мог предать его. А у Хлебцова, да, была хорошая работа. Я это признавал и сказал ему, как человеку сказал, мол подожди с полгода и я обязательно её у тебя возьму. Нет, он упрямо писал и писал на меня жалобы, доносы. Меня вогнал в могилу и сам следом. Уже перед концом мы как-то встретились в больнице. Я  говорю ему, мол давай простим друг друга, что нам уже здесь делить. А он - "Нет сука... Так и говорит, нет сука. Пока я не увижу как с тебя шкуру сдирают, не успокоюсь". А я ему говорю - "Так приходи ко мне на ночь... Я не буду принимать лекарство и ты всё увидишь... А ещё лучше - полезай в мою шкуру...". Но если разобраться - он грешник ещё больше. Я согрешил, ради дружбы, потому что мы с товарищем вместе прошли через многое. Он меня выручал, я его. Если бы я его предал, грех был бы ещё больше. А тот  из-за чего? Из-за амбиций? Но гордыня - ведь тоже грех.
Мы, хотя и шли друг против друга, но грешники одинаковые. И я считаю, что при жизни отстрадал свои грехи. Если не все, то больше половины, уж точно. Рак простаты и мочевого пузыря... Это словно тебе в живот всунули   раскалённый утюг. Даже врагу не пожелаю... Такое ощущение, будто бы внутри сидит огромная гусеница и всё время жрёт и жрёт твою плоть... Иногда я даже разговаривал с ним...  Спрашивал - "Когда ты уже, наконец, нажрёшься, сука?" Обезболивающие мало помогали, но и без них никуда. А тут ещё доченька со своим третьим гражданским...
"Как здоровье, папочка? - спрашивает, а в глазах стоит немой вопрос - Когда ты уже, наконец, сдохнешь?".
Они все ждали моей смерти, чтобы наложить свои грязные лапы на наследство. Но я им ничего не оставил, всё описал Игарю, отцу твоему... Между прочим - он тоже сволочь. Хотя бы позвонил когда-нибудь...
- Мы не получали наследство... - растеряно произнёс Владимир - После ваших похорон папа брал отпуск на две недели, что-тот оформлял, но наследство не получил... Я бы знал об этом... Помнится он говорил, что всё оставил сестре...
Какое-то время дед удивлённо смотрел на внука, потом отвёл взгляд и с грустью произнёс.
- Вот и он меня предал... Гордый... А ведь тоже грех... Но и ему это припомниться... Может быть ты и есть его наказание...
Вдруг, откуда-то со стороны реки послышался приглушённый женский голос, который несколько раз позвал Владимира по имени.
- Володя... Володя...
Дед, по-видимому, этого голоса не слышал, но по поведению внука - удивлённому взгляду - догадался об этом.
- Зовёт? Женщина зовёт? - спросил он и продолжил после положительного ответа - Это Зоя, бабушка твоя. Ты её не помнишь? Нет, конечно, ты её не помнишь: она умерла когда тебя ещё на свете не было...
Дед заметно помрачнел, опустил голову.
- Тоже... гордая... Она ведь не просто утонула, она сама утопилась... Всё мне назло... Не смогла простить любовницу... Ну, сама виновата... В хозяйстве тоже проку от неё было мало. Способности, да, имелись - рисовала, музицировала, пела... Только что от этого толку. Я как-то разозлился и сжёг все её картины... Может и зря... А что она всё время рисовала какую-то херню - облака, птички, бабочки... Она тайно в Бога верила... Я насмехался над этим, а она всё равно верила... Теперь, наверно, в раю...   Конечно в раю, с её характером-та...   Ты это... увидишь, скажи что я прощения прошу...
После этих слов дедушка, вместе с колодой на которой сидел, исчез, медленно растворившись в пространстве.
- Владимир... - снова позвали со стороны реки.
Он подошёл к воде, в надежде увидеть где-то на средине лодку или островок, но водная гладь была чиста. Когда же он опустил голову, то сразу понял откуда исходил голос: глубина начиналась прямо у берега и там, под прозрачным слоем воды находилась женщина. Она стояла на дне и звала Владимира к себе. Он ещё только подумал, как к ней добраться, но оказалось, что берег уже каким-то образом опустился, незаметно ушёл под воду и Владимир оказался рядом со своей бабушкой.
Здесь подводный мир ничем не отличался от надводного: такие же деревья, трава, облака.
Женщина была молода и очень красива. Её глаза сияли радостью, а широкая улыбка обнажала красивые, ровные, ослепительно белые зубы. И несмотря на то, что Владимиру она приходилась бабушкой, которой он никогда не видел, произнести это слово вслух не осмелился.
- Как там Игорёк, мой любимый мальчик? - спросила она внука.
- Хорошо... - коротко ответил тот, одновременно потупив взгляд.
В этот момент он твёрдо решил: про себя - ни слово.
- Ваш супруг просит у вас прощения - быстро сказал Владимир, чтобы упредить нежелательный вопрос.
- Он ещё там сидит на пне? - немного удивилась женщина - А я его давно простила... Ну, пусть сидит. Видно ещё не всех дождался...
В это время с кроны дерева, под которым они стояли, посыпались лепестки белых цветов и чей-то мальчишечий голос произнёс - "Зоя, пойдём".
- Сейчас, подожди... - ответила ему Зоя.
На ветке сидел юноша лет шестнадцати. Рыжеволосый, конопатый, с голубыми глазами, одетый в светло-серый спортивный костюм.
- Кто это? - спросил Владимир.
- Это Серёжа - ответила бабушка, одарив мальчишка нежным взглядом - Мы с ним вместе учились в школе. На уроках он у меня постоянно списывал... Моя первая любовь - робко добавила она и глаза снова вспыхнули радостью - Мы с ним по-настоящему целовались, когда он провожал меня домой из клуба...
Владимир снова посмотрел на Серёжу, который барахтался в ветвях и время от времени звал Зою.
- Молодой совсем... - тихо произнёс он.
- Мы расстались в девятом классе, потому что он с родителями уехал в другой город, на всесоюзную стройку. Таким я его запомнила и нарисовала...
- Нарисовала? - удивился Владимир.
- Да. Ведь я теперь живу в своих картинах...
И вдруг Владимира вспомнил...
В комнате родителей висела картина, на которой был изображён пейзаж - опушка леса, цветущий луг, белые пушистые облака, касающиеся верхушек деревьев. Грациозная, тонконогая лань, изящно изогнувшая шею дугой, настороженно смотрела куда-то позади себя. Наивный и беспомощный телёнок ютился у её ног, принюхиваясь к бархатистым лепесткам розового цветка, которыми был усеян весь луг. Над верхушками деревьев, между облаков порхали два белых голубя.
Здесь местность была в точности такая же как на картине, за исключением голубей. И здесь было всё живое: ветерок легонько качал ветки деревьев, лань щипала травку, а телёнок, находясь на границе настороженности и любопытства, стриг ушами, поглядывая в сторону людей.
Там, дома, глядя на эту картину, Владимиру казалось, что от неё веет каким-то душевным теплом, спокойствием, умиротворением. Теперь же, оказавшись внутри её, он как бы по-настоящему, в живую всё это ощущал.
Тогда у него не возникало вопроса - кто автор? Теперь же он стоял перед ним и от его, как и от его творения, исходили такое же тепло.
Вдруг женщина на мгновение задумалась, внимательно посмотрела в глаза внуку и с серьёзным выражением на лице произнесла - "Ты, самое главное, думай о хорошем... Всегда думай о хорошем..."
Вдруг она превратилась в белого голубя и, громко хлопая крыльями полетела вверх. В это же самое время из кроны дерева вылетел второй голубь и устремился за ней. Это был её Серёжа.
"Ну, вот и птицы на месте" - подумал Владимир.
В это время весь пейзаж перед ним стал  быстро стекать, словно был нарисован на стекле и на этот рисунок плеснули воду. В мгновение ока всё исчезло, оставив после себя чёрную пустоту.
 Вскоре светлая дорожка бесшумно легла к ногам Владимира. Он пошёл по ней, готовый ко всему.
Вдруг до него донёсся чей-то плач. Он напоминал жалобный вой, время от времени прерываемый короткими всхлипами. Владимир посмотрел вниз и увидел в блёклом свете Виолетту, одиноко стоящую посреди поля. Приподняв предплечье, она смотрела на обрубок руки и, опустив голову, плакала.
"Эту руку я отрезал вначале...  Неужели она потерялась" - подумал Владимир
- Виолетта, прости меня, прости! - крикнул он в следующее мгновение, глядя на её сверху. Но женщина не слышала, а светлая лента поднимала его всё выше и выше.
- Я иду в ад! Я буду гореть в аду! Слышишь? В аду! - после этих слов он выпрямился и смело посмотрел вверх - Нет, я не хочу прощения. Если меня не судили там, пусть судят здесь...