15. Драмтеатр. Просмотр
Следующая глава: http://proza.ru/2021/04/23/531
29 сентября 1971 г. Вечер
- Нет, нет и нет! Какие театрализованные представления! Вы что, с ума посходили? У меня концерт! Слышите? Концерт! Обычное ежегодное развлекалово! Песни, пляски и частушки!
- Кузнецов термины попутал, Анатолий Николаевич. То, что он предлагает, это танцевальные миниатюры! Я же вам говорил…
Они втроём стояли в партере возле концертной ямы. Саша был одет в малиновый костюм гусара с ментиком на левом плече. Над верхней губой щегольские усики с загнутыми вверх кончиками. На правой щеке длинный розовый шрам от скуловой кости и почти до подбородка.
Девушки — Катя и Иванка — тоже в концертных платьях стояли неподалёку, не вмешиваясь в разговор. В первом ряду партера по центру сидели трое. Женщина лет сорока — сорока пяти и двое мужчин возрастом за тридцать. Как успел шепнуть Саше Олег Иннокентьевич — эти трое плюс главреж и он сам, как помощник главного режиссёра, представляют собой художественный совет театра.
- Всё равно! Что за костюмы? Что вы собрались исполнять? Танец? Вот и танцуйте! Но на кой чёрт нам на концерте посвящённом годовщине Октябрьской революции костюмы каких-то белогвардейцев? Вы соображаете, что вы мне предлагаете?
- А что вас смущает? - усмехнулся мальчишка. - Между прочим, это костюмы из того времени, когда Белой Гвардии ещё и в помине не было! И выбрал я их специально для того, чтобы напомнить зрителям об одной из славных страниц нашей истории. Рассказать о том времени, когда перед лицом грозной опасности все сословия Российской империи — и аристократия, и духовенство, и крестьянство с купечеством — все забыли на время о претензиях друг к другу и объединились! Напомнить людям о славе русского оружия, наконец! У Пушкина есть глубокая фраза: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно! Не уважать оной есть постыдное малодушие!» Так что, если угодно, это наш с девочками вклад в патриотическое воспитание! Память и гордость за свою историю и за своих предков — это то, что объединяет людей и делает их патриотами своей страны!
- Демагогия! Точно так же вы могли бы станцевать и в костюмах нашего времени!
- Это в солдатской гимнастёрке, что ли? - насмешливо фыркнул мальчишка. - Или в рабочей спецовке? Вы музыку-то эту слышали? Это «Вальс цветов» Чайковского! Чайковского, понимаете? А он, к вашему сведению, для солдат музыку не сочинял! И для матросов не сочинял! Он сочинял её для тех, кто умеет понимать красоту! Я, когда танцевал в Москве на конкурсе, своими глазами видел, у скольких женщин в зале глаза на мокром месте были! Они плакали, потому что поняли идею танца! А танцевали мы с партнёршей в бальных платьях! Не в рабочих спецовках, не в матросских бушлатах, а в красивых бальных платьях! Вы что, людей, которые к вам придут, за дураков держите? Если сами не понимаете красоту музыки и танца, то хоть другим-то не мешайте!
- Кузнецов, Кузнецов! - вмешался Олег Иннокентьевич. - Чего ты раскипятился? Это рабочий момент! Сейчас всё решим!
Он обернулся к главрежу, который насупившись глядел на Кузнецова.
- В этом он прав, Анатолий Николаевич. Чайковского, как и Штрауса, можно танцевать только в бальных платьях! Для рабочих спецовок имеются другие музыкальные инструменты. Гармонь, например. Или балалайка. Если мы хотим порадовать зрителей действительно профессиональным исполнением классического танца, оставьте всё как есть. Я видел, как они танцуют. Поверьте, профессионалов столь высокого уровня вы у нас в городе и области не найдёте. Эта будет та изюминка, которая сделает весь концерт! Ручаюсь!
- Давайте уж посмотрим, что они там предлагают! - не выдержала женщина из первого ряда. - Спорить можно бесконечно! Дело уже к девяти идёт, а у нас ещё три номера к просмотру! Сколько можно? Или уж отказывайте, или дайте им исполнить! Что воду в ступе толочь?
Главреж хмуро кивнул.
- Ладно, показывай, что у тебя там…
Саша довольно улыбнулся. Он тут же обернулся к девушкам и кивнул им, подзывая к себе. Повернувшись к Олегу Иннокентьевичу, он серьёзно спросил:
- Вы не могли бы нам немного подыграть?
- В чём?
- Секундное дело, Олег Иннокентьевич. Сыграете роль отца Катюши. Вы будете стоять на сцене рядом с ней, а я подойду и спрошу вашего разрешения пригласить её на танец. Это всё! Вы мужчина статный и видный. Вам бы эта роль хорошо подошла.
Олег Иннокентьевич кивнул.
- Сделаю! Давай, рассказывай, что ты на сей раз придумал.
- Значит так! Увертюра длится сорок секунд. За это время мы с вами разыграем немую сценку. Идёт 1815 год. Война в Европе только что закончилась. Наполеон окончательно разгромлен, посрамлён и отправлен в ссылку. Офицеры русской армии начинают возвращаться домой. Я буду играть одного из них. Действие происходит в вашем доме в Петербурге. Ваша жена даёт первый послевоенный бал. Ей давно неспокойно. Младшей дочери уже шестнадцать, а достойной партии всё нет. Война спутала ей все карты. Поэтому бал. Жалко, что на роль вашей жены никого нету. Было бы адекватно, если бы вы с Катюшей стояли не вдвоём, а с вами рядом была бы ваша супруга. Ну да ладно. Полной адекватности всё равно не добиться…
- Я могла бы сыграть эту роль! - сидящая женщина поднялась со своего места.
Саша мельком оглядел её с ног до головы и кивнул.
- Да, вы тоже отлично подходите! И по возрасту, и фигурой, и лицом! Тогда слушайте! Вы вдвоём стоите в глубине по центру сцены лицом к зрителям. Катюша стоит рядом с вами вполоборота к залу. Ваш муж вполголоса что-то рассказывает вам. Вы, не глядя на него, киваете. Катюша к вашему разговору не прислушивается. Глаза её скользят по сцене. Я располагаюсь возле прохода за кулисы. При первых звуках увертюры, я неторопливо подхожу к вам, представляюсь и прошу разрешения пригласить вашу дочь на танец. В голове у вашего мужа мелькает: «… лет двадцать пять, ну двадцать шесть, а уже подполковник! Недурно! Весьма недурно. Прихрамывает и шрам на щеке. Воевал? Да, скорее всего. Ну что ж, пожалуй...». Вы же сами по отношению ко мне настроены скорее скептически, но тоже не против того, чтобы дочь показала себя в танце.
Он перевёл взгляд на Олега Иннокентьевича.
- Ваша задача слегка нахмуриться, когда услышите мою просьбу, взглянуть на жену, дождаться того, что она пожмёт плечами, бросить взгляд на дочь и кивнуть мне в знак согласия.
Он обратился к Катюше.
- В то время, когда я общаюсь с твоими родителями, ты смотришь на меня прямо. Когда я поворачиваюсь к тебе, наклоняю голову и протягиваю к тебе руку, ты с секундной задержкой даёшь мне свою руку, и я веду тебя в центр сцены. Всё! Остальное мы покажем танцем! Возражения есть?
Все работники театра, включая и главрежа, рассмеялись.
- У тебя уже всё расписано! Пойдём! - Олег Иннокентьевич направился к ступенькам, ведущим на сцену.
***
На сцене происходило то-то невероятное! Гибкий и сильный, как стальной клинок, парнишка одними пальцами правой удерживал талию юной девушки, во все глаза смотревшей в его тёмные, серьёзные глаза. Они летали, парили, замирали на миг и снова летели по сцене. Казалось, их ноги вовсе не касаются пола, настолько легки были их движения.
Но не это поражало! Каким-то чудом все наблюдавшие за их танцем — и «родители» девушки, и высыпавшие на сцену из-за кулис другие артисты, и сидящие в первом ряду члены художественного совета - видели и другое. Перед их мысленным взором мелькали картины, на которые этот немного легкомысленный вальс, казалось, даже и не намекал.
... Кавалерийская атака. Впереди густая цепь чужих синих мундиров. Запах лошадиного пота, взрыхлённой копытами земли и пороха. Уши закладывает от близких хлопков ружейных выстрелов, от многоголосого крика за спиной, от своего собственного крика. Пригнулся к шее лошади, чтобы хоть как-то защититься от летящих навстречу пуль. В левой поводья, в правой сабля наголо! Седельные пистолеты уже разряжены. Мальчишеское лицо, ещё безо всяких шрамов, искажено весёлой яростью! Что смерть? Мы все умрём! Слава! Вот что самое главное в жизни! Слава и офицерская честь!...
... Вот конный строй гусарского полка. Стоя на одном колене на утоптанном снегу юный гусар почтительно принимает из рук статного командира полка богато украшенную золотом саблю…
... Вот какая-то изба. За длинным дощатым столом гуляет компания молодых офицеров. Гроза провинциалочек хмельной и весёлый, чубатый и усатый поручик Карташов наваливается сзади на плечи хохочущему от счастья, хмельному Раевскому и, скаля крупные, белые зубы, орёт во всё горло:
- Рад за тебя, брат Сашка! В двадцать лет золотое оружие! Орёл! Герой! Дай я тебя поцелую, бродяга! - и щекочет ухо своими усищами!...
А между этими сценами удивлённо распахнутые глаза девушки, почти девочки. Грациозность и нежность. Запах яблок и молока. И кажется, что больше уже не нужно искать... Кажется, уже нашёл…
Её нежный голосок:
- Вы будете к нам приходить? Маменька теперь принимает по средам... Приходите, она будет вам рада…
Почтительный наклон головы и лёгкая улыбка на эту детскую хитрость…
- Непременно, мадмуазель! Теперь я часто буду у вас бывать…
Радостная улыбка девушки.
- Зовите меня Кати… Меня все друзья так зовут...
И последняя сцена, уже под затихающие звуки волшебного вальса. Мальчишка лет десяти. Одет в растянутые на коленках тренировочные штаны и белую футболку. Заходит в комнату.
- Мам, что это? - показывает матери, энергично орудующей утюгом на круглом обеденном столе, саблю в ножнах. Тиснёная золотом кожа на ножнах местами стёрлась, обнажив стальной корпус с крошечными пятнышками ржавчины. - На антресолях нашёл. Это шашка?
Выдвигает из ножен клинок, сверкнувший голубым и золотым в свете яркой электрической лампочки над столом. Мать отставляет утюг, подходит к сыну и обнимает его за плечи.
- Это не шашка… - тихо говорит она. - Это сабля. Наградная сабля твоего прапрадеда. Отчаянный храбрец он у нас был…
- Можно я пацанам покажу? - поднимает сын на неё взгляд.
- Нет, Сашенька, не нужно… Не нужно, чтобы кто-нибудь знал о ней. Могут отобрать. Это всё же оружие...
Саша подвёл счастливо улыбающуюся Катюшу к оставшимся на прежнем месте «родителям» и выпустил её руку. Сочувственно посмотрев на закрывшую лицо руками рыдающую женщину, шагнул к ней, погладил по рукаву пиджака и тихо сказал:
- Не нужно плакать. Вы можете гордиться своими предками.
Она отняла руки от лица, порывисто обхватила плечи мальчишки одной рукой, прижала к себе, потом отстранилась, взглянула в его серьёзные глаза, наклонилась и поцеловала в щёку. После этого в нос громко сказала через его голову:
- Я буду голосовать за этот номер!
Олег Иннокентьевич вытер щёки ладонями и сказал то же самое, только в конце прибавил:
- Вот ведь пострелята! Даже из меня слезу выжали! Уже во второй раз.
Главреж стоял в партере у самой концертной ямы засунув руки в карманы пиджака и хмурился.
- Вы представляете, Олег Иннокентьевич, что на следующий же день в газетах напишут? Да нас с вами в два счёта из театра турнут! И, главное, я совершенно не вижу, что здесь можно изменить? Так изменить, чтобы это выглядело хоть сколько-нибудь отвечающим целям концерта! Совершенно! Ничего не понимаю! Как им удалось с помощью хореографии целую картину нарисовать? Мария Александровна, вот вы хореограф с большим стажем, понимаете в этом гораздо больше меня. Что вы можете сказать? Можно это всё как-нибудь изменить?
Как только он заговорил, Мария Александровна и Олег Иннокентьевич направились к краю сцены. Мария Александровна вытирала платком глаза.
- Изменить? - спросила она, останавливаясь на краю оркестровой ямы. - Изменить, наверное, можно. Например, попросить их танцевать без души. Но в этом случае полностью потеряется тот смысл, который ребята вкладывали в танец. Это будет уже другой танец. Просто танец...
- Чего вы плакали? - хмуро спросил он.
- Ну и чурбан же вы! - упрекнула его Мария Александровна. - Неужели вы совсем-совсем ничего не поняли?
Она вздохнула и оглянулась на подошедшего поближе Сашу и держащуюся у него за плечом Катю.
- Я на ребятишек поражаюсь! В таком юном возрасте так тонко чувствовать связь времён! Да ещё так мастерски передать это… Кто вам технику ставил, дети?
Саша пожал плечами.
- Я во Дворце пионеров у нас в Магадане занимался. Почти год. У Гринфельд Эльвиры Генриховны, а Катя не знаю где…
- Меня Саша научил. Вальс я сама училась танцевать, а технику мне Саша передал. Без него я бы ни за что так не станцевала. Сама удивляюсь — откуда что берётся? Каждую секунду знаю, что мне делать в следующую секунду. Просто чудо какое-то!
Саша угрюмо спросил:
- Ну, что вы решаете? Время уже позднее. Не хотелось бы здесь до двенадцати торчать. У нас там сестра одна в большом доме осталась.
- В таком виде я номер не возьму! - решительно помотал головой главреж.
Саша кивнул Кате.
- Идите переодевайтесь. Я сейчас тоже подойду. Это клиника! Такое не лечится! Они своих собственных предков стесняются.
- А как же танго и фламенко? - удивилась она.
- Ты что, издеваешься? С таким цензором, как их главный режиссёр, они в этих танцах чего доброго порнографию усмотрят. Переодевайтесь, переодевайтесь! Упрашивать мы никого не собираемся. Пусть пляски под гармошку с балалайками устраивают! Самое то для жителей славного города Иркутска! Здесь же, как известно, одни колхозники живут. А мы с тобой по-другому поступим. Найдём какого-нибудь директора совхоза посмелее и у них в клубе станцуем. Сельские — они попроще. Пусть не деньгами, но картошки и сала они нам отвалят. В общаге это тоже почти деньги! Заодно культуру в широкие массы колхозников понесём...
- Подождите! - вмешался Олег Иннокентьевич. - Саша, не горячись, пожалуйста! Вы сейчас идите домой, но разговор я не считаю законченным. Я вас в институте найду!
- Хорошо. Только я ничего переделывать не буду! Точка! Не будет соглашаться на эту интерпретацию, не тратьте время, чтобы нас отыскивать. Мы и без вас обойдёмся. До свидания!
***
- Огорчился? - спросила Катя. Они втроём быстро шагали к автобусной остановке.
- Ну так… немножко... Я и предполагал нечто в этом роде. Трусоват этот главреж. Он, похоже, из блатных. Получил эту должность и теперь держится за неё руками и ногами.
- Почему так думаешь?
- Ну сама посуди: в музыке ничего не понимает, в хореографии тоже не разбирается. А в чём он тогда специалист? Его помощник — я имею в виду Олега Иннокентьевича — и старше его лет на десять, и разбирается во всём, а всего лишь помощник. Нет, явно блатной или выдвиженец! По партийной линии выдвинули, чтобы за порядком в театре присматривал! Знакомая вещь. Я с таким уже сталкивался.
Он сбоку заглянул в её лицо и усмехнулся.
- Да не огорчайся ты так! Сегодня не получилось — завтра получится! А если деньги нужны, я тебе прямо сейчас полтинник ссудить могу. У как раз меня лишний скопился. Всё равно некуда тратить. Тётя Марина нас всем обеспечивает и ещё на карман немножко даёт.
- Я не поэтому… - ответила она.
- А почему тогда?
- Ребята, пойдёмте к нам, а? Посидим немного. Не хочется прямо сейчас расставаться. Прямо сердце не на месте…
Все трое резко замедлили шаг и даже остановились. Иванка с сочувствием смотрела на Катю.
- К вам, говоришь? - задумчиво переспросил он и взглянул на свои часы. - Поздно уже... Твои соседки максимум через час спать соберутся.
- Не соберутся… - неуверенно возразила она. - Мы довольно поздно ложимся.
- Давай лучше ты с нами пойдёшь? - тихо предложила Иванка. - Я тебе на диване в большой комнате постелю. Марины Михайловны нет, а нам с Наташей ты не помешаешь. Общайтесь сколько вам нужно. Ты же с ним расставаться не хочешь?
Катя испуганно посмотрела на Сашу. Сердце её от этих простых слов заколотилось. Саша кивнул.
- Может, действительно, лучше ты к нам? Я только за. Но тогда тебе нужно будет взять с собой конспекты на завтра и ещё то, в чём ты обычно спишь. А концертное платье в общаге оставишь…
Больше они ни о чём не говорили. Быстрым шагом они отправились кратчайшей дорогой к общежитию…
Следующая глава: http://proza.ru/2021/04/23/531
Свидетельство о публикации №221042300487