Шевырёв. Замечания на критический разбор Патерика

Степан Петрович ШЕВЫРЁВ

Замечания на критический разбор свидетельств Патерика Печерского о  Летописи Нестора


До сих пор мнение о том, что первая летопись наша написана Нестором, положительно утверждалось на двух свидетельствах Киевопечерского Патерика, находящихся в Послании Поликарпа к Игумену Анкидину, именно в житиях Агапита безмездного врача и Никиты затворника. Чтобы поколебать это основание, надобно было навести сомнения на эти два места и счесть их позднейшими вставками. Вот что и старался сделать автор статьи, напечатанной в 7-й книжке Временника Императорского Московского Общества Истории и Древностей Российских, под заглавием: Критический разбор свидетельств Патерика Печерского о летописи Нестора. Рассмотрим, на каких доводах утверждены эти сомнения.
Выпишем первое место, находящееся в житии Агапита безмездного врача, и подчеркнем в нем те строки, на которых основывает свое сомнение автор статьи и на которые мы обратим преимущественное внимание.
«Таковая и болша сих содеяшася от тех святых черноризец, их же воспомянув добродетелное житие, и дивлюся, како премолчана быша великая исправления святаго Отца нашего Антония (в других списках: святых отец наших: Антония и Феодосия). Аще толико светило угасе нашим небрежением, то како от него луча возсияют, сих мню преподобных отец и братий наших? Но, якоже рече Господь, ни который же пророк приятен есть во отечествии своем. Аще бых ти написал, честный Архимарите господине Акиндине, преже назнаменаных святых и преподобных отец: овых чюдотворения, инех же исправления, других же крепкое воздержание, овых же послушание, других прозорливство: сии вси послушествовани верою, знамении и чюдесы, от твоего черноризца, а от моего господина Епископа Симона: - другим убо неприятна мнятся быти глаголемая, величества ради дел. Вина же есть неверованию : мене грешнаго суща сведят Поликарпа. Но аще повелит твое преподобство написати, их же ми ум постигнет и память принесет, аще ти не потребно будет, да сущим по нас ползы ради оставим, якоже блаженный Нестор в летописцы написа о блаженных отцех: о Дамияни и Еремии, и Матфии и Исакии. В житии же святаго Антония, вся жития их вписана суть, аще и вкратце речена; но и паче прежереченнии черноризцы, ясно реку а не втайне, якоже и прежде, аще бо аз премолчю, от мене до конца забвена будут, и к тому не помянутся имяна их, якоже было и до сего дни. Се же речеся в 15-е лето твоего игуменства, еже не бысть воспомяновения за 100 и 60 лет: ныне же, твоея ради любве, и утаеная слышана быша».
Все это место в Патерике Г. Казанский подвергает сомнению, как не принадлежащее Поликарпу, и считает его позднейшею вставкою. На каком основании? Точкою опоры, как он сам выражается, служит то обстоятельство, что все это место отсутствует в древнейшем, изо всех доселе известных, списке Патерика, который в 1406 году составлен был замышлением Тверского Епископа Арсения и принадлежит Ржевскому купцу Берсеневу (заметим, что напрасно Г. Казанский выразился в древних списках; точнее будет наше выражение: в древнейшем списке). Заметим, что сам же автор статьи, принимая эту точку опоры, сознается в ее слабости, следующими словами: «Это замечание, конечно, не имеет большой важности, когда мы знаем, что в списках сего рода опущены и в послании Симона, многие места, где он обращается к Поликарпу».
Прочтенное место находится не в послании Симона к Поликарпу, а в послании Поликарпа к Анкидину, что весьма хорошо известно автору. Ему также весьма хорошо известно, что из сего последнего послания выпущены равно все обращения Поликарпа к Анкидину, в числе которых находится и спорное место. Об этом ясно говорит Г. Кубарев, по описанию которого Г. Казанский изучал список Арсениевский. Вот его слова: «Жаль только, что составитель, в Послании Симона, все обращения в Поликарпу, и в послании Поликарпа, обращения к Анкидину, выпустил, удержав из них одни только жития Святых». Г. Казанский не обратил внимания на слова Г. Кубарева, относительно выпуска обращений Поликарпа к Анкидину, что прямо шло к его делу, а принял в расчет только слов; его относительно послания Симонова, которое к этому месту отношения не имеет. В справедливости слов Г. Кубарева легко убедиться каждому при взгляде на список, сделанный им со всею желанною точностию с Арсениевского подлинника: Г. Кубарев весьма дружелюбно сообщает его всем любителям древней словесности.
Вникая в этот список, мы можем только заключить, что не всегда список древнейший бывает самый верный и полный; что рецензия Тверская стерла с Патерика все следы его местного происхождения и все отношения лиц, его составлявших, имев в виду одни только жизнеописания святых; что искажение первоначального Патерика, как он был составлен Симоном и Поликарпом, началось не с Кассиановской рецензии, как предполагают, а гораздо ранее. Мы знаем из содержания Тверской рукописи, как мало обращает она внимания на имя Нестора, потому что даже на заглавии Феодосиева жития, которое, уже без всякого сомнения, принадлежит Нестору, стерла его имя, и в самом тексте жития, вместо: аз грешный Нестер, читает: нестерпев. Несмотря на все ее неуважение к Нестору, эта рукопись драгоценна и по отношению к тому вопросу, который нас занимает, потому что она все-таки сохранила второе о нем свидетельство, которое, к счастию, не находится в числе обращений Поликарпа к Анкидину, выпущенных Арсениевскою рецензией, а существует самостоятельно.
Но не одним отсутствием этого места в древнейшем списке Патерика Г. Казанский доказывает его подложность: отсутствие предлагает ему только некоторую точку опоры, которая совершенно уничтожается при взгляде на весь характер списка, как мы это ясно видели. Есть и другие доводы, предлагаемые критиком. Рассмотрим, в чем состоят они?
Поликарп, в заключении жития Агапита, выражается так: «Дивлюся, како премолчана быша великая исправления святаго отца нашего Антония . Аще толико светило угасе нашим небрежением, то како от него луча возсияют, сих мню преподобных отец и братий наших?». Критик дает этому месту такой смысл, которым предполагается отсутствие жития Антониева, и потому находит оное в совершенном противоречии со всеми теми местами Патерика, где упоминается о житии Антония. Он счел за нужное для этого привести все эти места и повторить то, что уже сделано было весьма подробно Г. Кубаревым в его статье о Патерике Печерском. Отсюда выводит критик заключение, что вставка была сделана тогда, когда уже утрачено было житие Антония, а сделалась известною древняя летопись под именем Несторовой. Но если это так, то каким же образом сочинитель вставки, укоряя современников в утрате жития Антониева, по мнению Г. Казанского, тут же об этом самом житии упоминает, говоря: В житии же святаго Антония вся жития их вписана суть, аще и вкратце речена. Стало быть житие Антония не было тогда еще утрачено. Или автор вставки так был несметлив, что тут же захотел сам обличить себя в противоречии?
Ясно отсюда, что удивление Поликарпа тому, что прейдены были молчанием исправления Антония, нельзя понимать в том общем смысле, что вовсе не существовало житие его. Эти слова Поликарпа имеют только частный смысл и явным образом относятся к тем словам, которыми Поликарп начинает житие Агапита, а именно: «Бе некто от Киева, пострижеся именем Агапит при блаженнем отце нашем Антонии, иже и последствоваше житию его Ангельскому, самовидец быв исправлением его: яко же бо он великий, покрывая свою святость, болныя исцеляше от своея яди, мняся тем врачевное зелие подавая, и тако здрави бываху молитвою его: тако и сий блаженный Агапит, ревнуя святому тому старцу, помогаше больным». Вот о каких исправлениях великого Антония говорит Поликарп, что они были пройдены молчанием. Для него они особенно важны тем, что послужили образцем для Агапита - и в этом смысле будет совершенно ясно фигуральное выражение Поликарпа, которое за тем следует: «Если толикое светило угасло, то как же от него лучи воссияют?», т.е. подражания преподобных отцов и братий наших. Позднейшие святые мужи Киевопечерской обители старались во всем подражать первым отцам ее, Антонию и Феодосию, - из которых Антоний постоянно называется великим и начальником Русских мнихов, и потому для списателей их житий было весьма важно указать на эти отношения, на эту связь предания с основателями духовной жизни, связь, которая постоянно хранилась в обители. Вот почему дивится Поликарп, что пройдены были молчанием великие исправления Антониевы, которым подражал Агапит. Умолчать хотя о малом чем-нибудь в жизни великого Антония, казалось для него непростительным небрежением, тем более о таких делах, которые дали образец святости другому святому мужу обители, Агапиту врачу. Слово: исправления, встречается в том же месте: под ним разумеется особенный вид святых подвигов, как видно из слов: если бы я описал тебе, честный Архимандрит господин Анкидин, прежде прославленных святых и преподобных отцов, одних чудотворения, других исправления, тех крепкое воздержание, иных послушание, других прозорливство. Кажется, это слово есть перевод с греческого ;;;;;;;;;, от ;;;;;;;, исправляю, улучшаю, в лучшее состояние привожу, т.е. исцеляю. Это место в послании Поликарпа к Анкидину чрезвычайно важно и содержит в себе единство мысли, которая руководствует его в изложении житий святых. Около нее сосредоточиваются и к ней имеют прямое отношение все жития, Поликарпом написанные, в если бы Г. Критик потрудился в нее вникнуть, то не решился бы сказать об нем, что оно не имеет единства, и приписать основную мысль воззрения, здесь Поликарпом изложенную, какому-то неразумному вставщику.
Житие Антония, столь часто упоминаемое в Патерике Симоном и Поликарпом, до нас не дошло: в каком виде оно существовало, мы решить не можем по тем местам Патерика, в которых оно упоминается. То несомненно, что оно не содержало всего, что по преданию известно было об Антонии в связи с теми Святыми, которых жития предпринял описать Поликарп: то же самое должно сказать и об житии Феодосия. Конечно, оба эти жития известны были самому Поликарпу; однако, в самом начале послания своего к Анкидину, он так выражается: «Подай же ми благоприятная твоя слуха, да в ня возглаголю дивных и блаженных мужь жития, деяния и знамения бывших во святем сем монастыри Печерском, еже слышах о них от Епископа Симона Володимирскаго и Суждальскаго, брата твоего, черноризца бывшаго тогож Печерскаго монастыря, иже и сказа мне грешному о святем и велицем Антонии, бывшаго начальника Руским мнихом, и о святем Феодосии, и иже по них святых и преподобных отец жития и подвиги, скончавшихся в дому Пречистыя Божия Матере». Из этого места ясно, что Симон мог сообщить Поликарпу такие подробности об великом Антонии и о святом Феодосии, которые в известных их житиях не были упомянуты, и мы из смысла всего этого места в праве предположить, что эти подробности касались именно отношений, какими связаны были с первоначальными великими образцами духовной жизни те святые мужи, которые были предметом послания Поликарпова. К числу таких-то отношений принадлежали и великие исправления Антониевы, которым подражал Поликарп, и которые, как видно, не упомянуты были в житии родоначальника Русских иноков.
Поликарп говорит, что он с тою же целию пишет жития святых, с какою Нестор написал в летописце, «да сущим по нас пользы ради оставим», - ибо летописец, конечно, по преимуществу назначается для потомства. Г. Критику кажется неуместным здесь указание на Нестора: напротив, оно совершенно у места, ибо летописец согласнее с его прямою целию. Г. Критику кажется, что уместнее было бы Поликарпу сослаться на послание Симона, бывшее у него перед глазами. Сам же Г. Критик говорит: «Главная цель послания Симонова дать назидание Поликарпу; к этой цели оно все направлено, и события из истории Печерской обители он рассказывает те только, которые идут для этой цели». Это замечание совершенно справедливо; но спрашивается: каким же бы образом Поликарпу было уместнее указать здесь на то послание, которое Симон, как Епископ, написал в назидание ему же?
Поликарп говорит: «Сии вси послушествовани верою, знамении, чюдесы от твоего черноризца, а моего господина Епископа Симона: другим убо неприятна мнятся быти глаголемая величества ради дел; вина же есть неверованию: мене грешнаго суща сведят Поликарпа». Не знаю, на каком основании Г. Казанский для последних слов, мною подчеркнутых, принял следующее чтение: «Вина же есть неверование, мене грешнаго суща сведят Поликарпа», которое изменяет смысл. - «Сообразно ли также с духом инока Печерского это сомнение к доверию его сказаниям о подвижниках Печерских?» - спрашивает критик... Слова вставки: «И сии послушествовани верою, знамении и чудесы от Епископа Симона очевидно самое неразумное применение слов Апостола». Со смирением простого черноризца Киевопечерской обители, слагать вину неверованию на себя грешного, а не на тех, которые неверуют - весьма совместно. Об Симоне же в этом высоком смысле мог выразиться Поликарп, потому что Симон уже тогда не существовал: он посхимленный, скончался в 1226 году, оставив по себе память мужа святого, и был причислен Церковию, неизвестно когда, к лику Святых, а Поликарп писал свое послание, как мы сейчас увидим, в 1234 году.
Но и здесь еще не ограничились сомнения Критика. Важным препятствием к опровержению подлинности этого места служили для него слова Поликарпа: «Се же речеся в пятоенадесять лето твоего игуменства». Кажется, не достаточное ли свидетельство тому, что это место принадлежит самому Поликарпу? Кому же лучше, если не ему самому, знать, в какой год Анкидинова игуменства писал он к нему послание? Как же разрешает этот узел Критик? Он предполагает такого вставщика, который «по какой-либо приписке у рукописи знал, что Поликарп писал свое послание в 15-е лето игуменства Анкидинова». Сколько лишних предположений, чтобы объяснить самое простое дело!
Какому году в летописи соответствует 15-й год игуменства Анкидинова? Мы не имеем достаточных источников в летописи, чтобы решить этот вопрос. Под 1231 годом она упоминает о Киевопечерском Архимандрите Анкидине, который находился при ставленье Кирилла на епископство Ростовское. Автор Описания Киевопечерской Лавры предполагает, что Поликарп писал около 1218 года, неизвестно на каком основании, и по вычитании отсюда 15-ти, заключает, что Анкидин принял игуменство около 1203 года. Но обратим внимание на слова Поликарпа, следующие немедленно за указанием на пятнадцатилетие игуменства Анкидинова: «еже не бысть воспомяновения за 160 лет; ныне же твоея ради любве и утаеная слышана быша».
Вспомним, что жития святых записаны в летопись (Нестором, по свидетельству Поликарпа), под 1074 годом. Поликарп прибавляет, что в течение 160 лет не было об них воспоминовения. Прибавим 160 к 1074 и получим 1234 год, который, по всему вероятию, был 15-м годом игуменства Анкидинова. Но мог ли сказать это Поликарп, когда до него еще написано было послание Симоново, в котором говорится об житиях святых? Мог, потому что послание это было писано к нему же и вместе с его посланием к Анкидину вошло в состав Патерика и было обнародовано при игумене Анкидине, в 15-е лето его игуменства. Это место, на которое Критик не обратил надлежащего внимания, служит очевидным доказательством тому, что перед Поликарпом лежала летопись с теми же хронологическими указаниями, какие мы теперь на ней видим, и что эту летопись приписывал Поликарп Нестору.
Обратимся теперь ко второму месту Патерика, свидетельствующему о Несторе летописце, на которое направил сомнения свои Критик, но, по его же сознанию, не столько сильные. Оно находится в житии Никиты затворника. Никита, против воли игумена Никона, пожелал остаться в затворе. Прельщенный бесом, которого принимал он за доброго Ангела, Никита, прекратив затвор, начал пророчествовать. В день убиения Глеба в Заволочье он известил о том Изяслава - и после немногих дней узнали смерть Глебову. Это предсказание дало ему славу. Князь и Бояре стали приходить к нему. Никто не мог состязаться с ним о книгах Ветхого Завета: все знал он наизусть. Евангелия же и Апостола знать не хотел. За тем следует место, которое мы выпишем: «И бысть разумно всем от сего, яко прельщен есть от врага, и сего не терпяще преподобнии тии отцы Никон игумен, Иоанн, иже по нем бысть игумен, Пимин постник, Исаия иже бысть Епископ граду Ростову, Матфей прозорливец, Исакий святый печерник, Агапит лечець, Григорий чудотворец, Никола иже бысть Епископ Тмутороканю, Нестор иже написа летописец, Григорий творец каноном, Феоктист иже бысть Епископ Чернигову, Онисифор прозорливец».
Это место находится в Арсениевской рецензии, потому что оно не принадлежит к числу обращений Поликарпа к Анкидину, исключенных в этом списке. Вот почему у Г. Критика недостает уже той точки опоры, которая ему послужила для опровержения первого места, как он сам в том и сознается. Но у него есть другой повод к сомнению. Он говорит: «Мы бы могли только заметить, что Нестор был еще слишком молод в иноческой жизни, чтобы можно было его ставить на ряду с такими подвижниками, каковы Никон, Агапит, Григорий чудотворец, Матвей прозорливый. Искушение с Никитою случилось в первый год игуменства Никона 1078 года, чт; видно из смерти Князя Глеба. Но Нестор только при Стефане пострижен в монахи, не ранее 1074 и 1075 года». Смерть Глеба действительно случилась, по свидетельству летописи, в 1078 году; Никон сделан Игуменом в том же году; но из рассказа Патерика не видно, чтобы именно в этот же самый год совершилось пришествие богоносных отцов к Никите затворнику. Видно, затворничество его продолжалось довольно долго, потому что он имел время вытвердить наизусть все книги Ветхого Завета. Никон игуменствовал от 1078 до 1088 года, след. принимая 1074 год годом пострижения Нестора, мы имеем пространство 14-ти лет, в течение которых мог созреть Нестор и в подвигах иночества, при необыкновенных его духовных дарованиях. Молодости лет Критик предполагать не может, потому что показание летописи о 17-ти летнем возрасте Нестора во время пришествия его в монастырь для него не имеет силы, как мы это знаем из его мнений относительно сочинения летописи и жития Феодосия. Однако принимая и свидетельство летописи, как относящееся к Нестору, мы все-таки имели бы право, согласно предъидущим соображениям, определить его возраст от 30 до 32 лет.
Сверх того, кто не заметит, прочитав все место, что здесь показаны в пришедших с Игуменом Никоном, такие отцы обители, которые в последствии чем-либо прославились: Иоанн был преемником Никона, Исаия, Николай и Феоктист поставлены Епископами, другие стяжали имена постника, лечца, прозорливца, чудотворца, творца канонов. Вероятно, и вся братия приходила к Никите, но замечены те, которые впоследствии чем-либо оказались славны: в числе их прославился и Нестор, как автор летописи. Знаем мы также, что Нестор, вскоре по пострижении, посвящен был во диаконы: и в этом сане он должен был сопровождать отцов, ибо как сказано в житии, для отгнания бесов совершены были молитвы, вероятно, по уставу церковному. Так понятно будет отсюда, почему и Онисифор, прославившийся в игуменство Пименово (1132 - 1141) даром прозорливости, вставлен был в число приходивших, хотя в то время он и не имел еще может быть той славы, какую приобрел впоследствии. Исправность этого свидетельства доказывается упоминанием о Матфии прозорливце, о котором в летописи сказано: «При сем бо старци Феодосий преставися, и бысть Стефан игумен и по Стефане Никон, сему и еще сущу старцю». Подробности, передаваемые летописцем об Исаакии печернике, свидетельствуют также, что он жил еще при Игумене Никоне. Феоктист поставлен был в Епископы Чернигову в 1114 году и скончался в 1123, как указывает летопись.
Не касаюсь разногласий между Патериком и Летописью: этот вопрос предлагал я еще в примечаниях к шестой и седьмой лекции моей Истории Русской Словесности. Разрешить их есть дело необходимое и важное.
Целью исследования Г. Казанского, по его собственным словам, было показать, что свидетельства послания Симона и Поликарпа о нашей летописи не суть свидетельства непререкаемые.  Пререкать можно всякому человеческому свидетельству, но сильны ли пререкания Критика против свидетельств Патерика о Несторе, предоставляю судить читателям.
С. Шевырев.

(Временник Императорского Московского Общества Истории и Древностей Российских. 1851. Кн. 10. Отд.  II. Материалы. С. 1 - 10).