Глава 8

   
  Мать деньгам даже как бы и не обрадовалась. Спокойно взяла, пересчитала. Спрятала в шкаф. Кивнула только. То ли в знак благодарности, то ли выражая удовольствие, мол, хорошо, что лишняя копейка в бюджете. Ирина рассердилась на себя. А что она должна рассыпаться в благодарностях? Кто тебе виноват, что в семье нет мужчины? Что двух дочерей она всю их жизнь в одиночку кормила, одевала, воспитывала? Да и сейчас тянет этот воз. А то, что Ирина зарабатывает себе на жизнь сама, это норма. В конце концов, после семнадцати кормить тебя никто не обязан. Но настроение все-таки испортилось. Она прошла в ванную и долго умывалась, стараясь смыть непонятно откуда взявшуюся обиду. Ужинать села в одиночестве. Ее не дождались. Это правильно - кто знал, когда она вернется. Мобильника у нее нет. А позвонить неоткуда. Мама следит за фигурой - старается после семи не есть. Катька не следит - ее фигура от еды не зависит, но она человек компанейский и в одиночку есть терпеть не может, а ждать не любит. И еще не любит мыть посуду. Имеет право. Потому что готовит в основном она. Что ж с того, что готовит? Зато деньги в дом они с мамой носят. А баловать младшую нельзя. Проверено - на шею сядет. Мама же моет. Хотя и ворчит иной раз. Но знает, не помой - на утро останется. Ирина только за собой вымоет.
  Когда заварила чай, скрипнула дверь. Это Катька появилась. Осторожно вошла, с виноватым видом.
  - Я с тобой чайку попью. Достала две чашки, батон, масло. Из банки с вареньем нацедила в розетку. Глаз от рук не отрывала. Ирина вздохнула, вспомнив об оставленной от редакционной добычи тысяче. Все ухаживания сестры восприняла как подготовку к покушению на заначку. Иначе с чего бы она вдруг за сервировку стола принялась?
  -И сколько тебе надо? - спросила строго.
  Катька уселась рядом. Заглянула ей в глаза тем умоляющим томным взглядом, перед которым, видимо, не устоит не один мужчина. И прошептала:
  - Полторы тысячи.
  - Зачем?
  -Ну, какая тебе разница? Ты мне подарок хочешь ко дню рождения сделать? Шестнадцать лет - первая круглая дата, между прочим.
  - Вслепую не дам. - Сказала и поняла, что совершила промашку. Созналась, что деньги есть и согласилась их отдать при надлежащем обосновании. Эх, пропадай телефон...
  - Вы все равно мне что-нибудь подарите. Нужное. Вам. А мне ненужное.
  -Кать, кончай дипломатию. Зачем тебе деньги?
  -Тату хочу сделать.
  -Что?
  -Татуировку. На плече. Скромную. Дракончика такого. Знаешь, очень хорошенький дракончик. Хочешь, покажу картинку?
  -Ты что?! Какой еще дракончик? С ума сошла? Татуировку. Будешь как зечка.
  -Много ты понимаешь... Зечка! Это искусство. Ты обо всех судишь по себе. Тебе это не надо, ты будешь профессором. А мне надо... Это отличительный знак художественной элиты.
  - Да какая ты элита?
  - Стану. Вот поступлю в художку...
  - Сначала поступи. - Ответила Ирина холодно и пошла к мойке, прихватив чашку.
  -Да я помою, - сделала Катя вялую попытку заработать очки. Но по унылой ее интонации было понятно - что в успех она уже и сама не верит.
  -Ир, - сказала она вдруг, - а давай меняться. Ты мне полторашку, а я тебе свою мобилку. Ты же на мобилку отложила?
  - Во-первых, у меня только тысяча, во-вторых, это называется спекуляцией. Сколько твоя мобилка стоит?
  - Ты совок, - ответила Катя,- во-первых, это не спекуляция, а коммерция, а во-вторых, какие могут быть денежные счеты между сестрами? Мне нужна тату, тебе - мобилка. Взаимовыгодный обмен. А пятьсот я достану.
  -Сказала бы, заработаю, разговор не был бы закончен. А так - детское время спать!
  Катька встала и, задрав подбородок, двинула к дверям.
  - Чашку кто за тобой мыть будет?
  -Там чай остался, - ответила она нахально. - С сахаром. Завтра допью и помою, чтобы не наносить урон семейному бюджету.
  Ира посмотрела ей вслед. И вздохнула. Выросла Катька. Красавица. Стройная, ловкая, и живет легко, без опаски и без сомнений насчет завтрашнего дня. И все ей легко дается. Вот и в художественное училище свое поступит непременно. Почему нет? В художественной школе она одна из лучших. Правда, ругают ее преподаватели больше, чем хвалят. Так ведь ругают за то, что разбросана и не усидчива. А слышится за этим: 'Вот бы к ее таланту еще бы и настойчивости'... Но училище ей гарантировано, потому что преподавательские ставки не велики и городские художники зарабатывают свои деньги в обоих художках. И всё? А ей больше и не надо. Богемную жизнь она себе обеспечит. Только вот за какой счёт...
  В комнате, продолжая злиться, запретила Катьке читать и велела выключиться свет. Та послушалась без пререканий. Что в последнее время было редкостью.
  - Ир, - сказала она через некоторое время, - не обижайся. Не думай, что я избалованная зараза. У нас с тобой просто темп жизни разный. Я не могу так, как ты. Мне надо сразу. И чтобы легко и весело.
  - Я и не думаю, - чуть покривила душой Ирина.
  - Думаешь. Я знаю. Но я не легкомысленная. Я у себя на уме.
  -Я сегодня почувствовала твою коммерческую хватку... - улыбнулась Ирина.
  -Ерунда. Через неделю у меня будет полторы тыщи. Но я хочу сейчас и сразу.
  -Откуда у тебя будут деньги? - Насторожилась Ирина.
  -Как ты я санитаркой два года в хирургическом работать не собираюсь, - засмеялась Катя. - Одному мэну гараж разрисовать подрядилась. Он обещал пять тонн отгрузить за работу.
  - Чего пять тонн?
  - Ой деревня! Пять тысяч рублей. Ему мой проект больше всех понравился.
  - Или ты?
  -А может и я...
  -Смотри, Кать...
  -Да ладно тебе. Что он мне сделает? Сооблазнит? Это проблема девственниц.
  - Катька... Ты что? Ты уже? - Ирина вдруг искренне огорчилась.
  -Ой... Ну, ты нашла ценность. С детством надо расставаться без сожаления. Пять минут страданий и - свобода! Свобода требует жертв, не так ли?
  - Дура ты. Когда только успела?
  - Потому и успела, что дура. – обиделась сестра, - а дурное дело не хитрое.
  Ирина помялась, задумавшись, стоит ли продолжать эту тему. Катя поняла и засмеялась:
  -Сейчас я свободная женщина. Но тот мэн, которому я гараж разрисовываю, ничего... Может быть, я и окажу ему благосклонность.
  О чем было говорить? Мама бы ее убила. Впрочем, нет. Уже не убила бы. Но переживала бы сильно. По традиции. Теперь это не позор. Это один из показателей свободы. Но так легко об этом говорить. Для Ирины в свое время это было событием, рубиконом, а потом, когда вдруг осознала, что не с тем, не с единственным совершила акт перерождения, драмой. Катьке же просто что-то вроде перехода в другой возрастной класс. Свидетельство о зрелости.
Она расстроилась. И, как человек, привыкший быть честным по отношению к самому себе, настоящей причины этого скрывать не собиралась. Катька перестала быть младшей. В чем она моложе? По годам? Четыре года - не существенная разница. Жизненного опыта, вернее, опыта из жизни, а не из книг о жизни, у нее, пожалуй, не меньше. Ирина же вся в книгах. Она даже с какой-то гордой самоотреченностью примеряла к себе слова Эко о том, что живет в средних веках и эта эпоха для него понятней и ближе современности, с которой она практически не общается.
Два года работы в больнице не очень обогатили ее жизненным опытом. Тряпка оказалась значительно худшим учителем, чем книга, между которыми она в эти годы располагалась. Эти два года чтения и размышлений дали ей возможность вжиться в прошлое. Игра в перевоплощение перестала быть игрой и стала навыком. Она по натуре своей не была мечтательницей и не воображала себя принцессой или княжной, скачущей в женском седле во время соколиной охоты. Ее больше интересовали насущные проблемы эпохи. Так она отлично понимала, как и почему конский хомут, пришедший на смену нагрудному ремню, вместе с внедрением ковки лошадей и расширением посевов бобовых повлиял на демографические процессы в Европе одиннадцатого века. Она могла нарисовать варианты упряжи, отслеживая ее эволюцию, и наглядно объяснить на схеме, почему толкать груз было тогда эффективней, чем тащить его. Она могла толково разъяснить, в чем с точки зрения распределения нагрузки кардинальное различие между романской и готической архитектурой, обосновать преимущества в тактике боя для различных эпох, исходя из особенностей экономического и политического развития. Ее занимало материальное наполнение времени, а не то, как оно отражается в восприятии потомков и современников. И потому источники, которые изучались на семинарах, были для нее не учебными пособиями, а отражением знакомых ей отношений, слепком с понятной хозяйственной жизни.
  Катька другая. Она все берет в живом общении. Книги она потребляет лишь как источник развлечения или необходимых программных знаний. Но и то, и другое скучно. Развлекаться интересней в реальных компаниях, а учиться... Учиться вообще не интересно. И чтобы не загружать себя, она выработала эффективную тактику - внимательно слушать на уроке. Ухватить суть. Этого и хорошо поставленной системы списывания на контрольных ей хватало для того, чтобы потом «навешать лапши преподам» и числиться в крепких середняках, не загружая свободное от школы время всякой тягомотиной. Приключения составляли главное наполнение ее жизни. Ночные набеги на стены городских зданий с баллончиками, нередко завершающиеся погонями сторожей облагораживаемых офисов и милицейских патрулей, наполняли кровь адреналином. Был еще скейтборд. Правда, своей доски у нее не было. Много чего необходимого для жизни не было у сестер. Однако, кто же откажет Катьке в такой мелкой услуге, как дать покататься? Нет такого пацана на пространстве от Старого базара до Нового городка, как она сама гордо о том заявляет. Еще она тасовалась на мосту самоубийц, но прыгать с тарзанкой пока не решилась. С парашютом решилась, но не прыгнула - надо платить.
  - Ир, ну ты сама подумай, - разве я могу жить так, как ты? Никогда. Поэтому не учи жить, а лучше помоги материально! Я тебе тоже когда-нибудь пригожусь. Вот стану знаменитой художницей, разбогатею...
  - На это не дам.
  - Жмотина ты! - Ответила Катька беззлобно и замолкла. Отключилась. Засыпала она мгновенно. Теперь хоть чечетку на ней отбивай - не поднять. А Ирина задумалась о себе и как всегда в таких случаях стала погружаться в меланхолию. Все вроде бы было и ничего, но все равно, все не так. Приятно, что парни обращают внимание. Но, что с того? Что это знакомство изменит в ее жизни? А сколько отнимет времени вся эта лирическая атрибутика? Прогулки, загородные поездки, пустые разговоры. Ну, конечно, физиология тоже своего требует. Только ей это как-то особенно и не надо. Был сексуальный опыт два года назад. В разгар деятельности на ниве медицины. Молодой перспективный эскулап и юная санитарочка. Почти семья. Однако и явный мезальянс. Впрочем, все повернулось с точностью до наоборот. Перспективный эскулап ушел в сомнительный бизнес, где и прогорел, а гадкий утенок (в социальной ипостаси, конечно) стала студенткой университета. Но тогда уже все было кончено. После серии скандалов, упреков, одним из которых, и ключевой сводился к тому, что де она холодна и не способна порадовать пылкого мачо бурным интимом. Но ведь и, действительно, женщину в ней после трехмесячного, - а что подбирать слова, сожительства, конечно, - не проснулась. Она легко прервала отношения, поскольку они стали ей в тягость и, более того, начали мешать движению к цели. Первая влюбленность давно прошла, а привычки не сложилось. Да и не могло сложиться. Привыкать к тому, что ее не устраивало, она не собиралась. А этот студент. Нет, не стоит воспринимать их встречу, как нечто серьезное. Дополнительные бытовые трудности ей не нужны. Только наладилось с заработком в газете. И кажется, намечается серьезная научная работа. Вернее, не научная пока, конечно. Ну почти научная. Во всяком случае, разговор с Марленом - это зеленый огонек на запруженной и отягощенной пробками трассе. Мысль об этом немного согрело душу. И еще было что-то приятное, но ускользающее. Уже засыпая, она вдруг вспомнила озорную улыбку Игоря Владимировича, правящего объявление на остановке. И улыбнулась ему еще раз. Во сне.