След нагайки

Рассказ-быль

История эта давняя. Но в станице Ново-Ужумской некоторые старожилы вспоминают её до сих пор.  Зачин всему произошёл осенним днём,  ближе к вечеру, когда  с пылающих яркими красками ближних гор на станицу сползала уже густая, сизо-дымчатая завеса. А река, предугадывая непогоду, сильно зашумела на  своих дальних  перекатах, вздымая шум высоко к небу.  Вдоль улицы, на вороном, норовистом коне ехал  молодой казак, в чёрной бурке и серой, курпейчатой  папахе-кубанке. Из-под одних ворот вдруг неожиданно гавкнул и злобно зарычал кобель. Конь слегка отпрянул в сторону. Скользнув темляком по запястью руки казака, на дорогу  упала его нагайка. Слезать всаднику не охота. Но тут к месту и ко времени показалась идущая навстречу казачка – молоденькая, тоненькая, как тростинка, и внимательная ко всему происходящему. Проворно нагнувшись, подобрала  нагайку и, сверкнув  чёрными глазами,  подаёт её всаднику:
- Возьми свой урон!

Приняв нагайку, казак резко взмахнул ею, чтоб стегнуть коня, но заодно, незаметно для самого себя, острым кожаным концом плети ожог щеку казачки. Он поскакал дальше, а девушка, по имени, Наталья, прижав  носовой платок к рассечённой в кровь ранке,  сбоку от правого глаза, долго ещё глядела всаднику вослед.

Вскоре началась война. Вместе со многими своими станичниками казак отправился воевать. Вернулся домой через пять лет: возмужавший, красивый, грудь – в наградных крестах. После застолий по поводу  встречи, старый,  кряжистый, с испещрённой сединами головой отец, говорит сыну:
- А теперя, сынок, и жёнкой пора  обзавестись!
- Мы уж приглядели, - добавляет, с улыбкой, постаревшая, но всё ещё со следами прежней, неукротимой красоты, мамаша. – Приглядели, - добавляет, - красивую,  смирнёхонькую и работящую!

На другой день сватовство. На нём невеста, лишь на минуту показалась жениху и снова скрылась за дверью своей горенки. Однако и минуты хватило, чтобы  сосватанная «дюже»,  до сладких щекоток под сердцем, понравилась казаку. Потом венчание в церкви,  и свадьба. Сидят молодые за торцом стола, лишь изредка  губами к стаканам, со сладким взваром  прикасаются, да от калачей кусочки скромно отщипывают. Спиртного-винного молодым не полагалось. Зато гости и пили, и ели вдоволь. А в перерывах -  песни, то весёлые, до хохота, то жалостливые, хоть плачь. Да ещё  пляски - лихие, звонкие, под перестуки каблуков  и под гармошку. Во время одной грустной песни, про малину-размалину, жених и спрашивает у невесты:

- Ответь-ка мне, Наташа, што это за вроде как бы шрамик, на щёчке, у твоего правого глаза?  В церкви под платком, не видно было, а сейчас вот заметил.
- Да дело давнее! - зарделась девушка. – Подала казаку нагайку,  котору он обронил на улице, а он, замахнувшись на своего вороного, задел  меня. Вот и  оставил след.
- Больно было? –  сразу весь напрягшись, ошеломлённо уставился на неё жених.
- Ни трошки! – слышит в ответ. - Скорее, сладко!
- Сладко?!  Почему?...Отчего? – ещё больше ошеломился, взволновался жених-казак,  смутно припоминая тот случай с ним на улице вечерней станицы.
- Сладко в душе было потому, што я его любила! – белозубо, счастливо смеётся невеста и добавляет, лукаво сияя чёрными, прекрасными глазами: - И сейчас люблю. Дюже-предюже! – прижалась она мягко к его плечу.

Жених, украдкой прикладывая платок к повлажневшим глазам, перевёл взгляд с невесты на сидящих рядышком, со сватами, своих отца с матерью. Всем своим сознанием,  всем сердцем и своей душой он  благодарил родителей за то, что они сосватали ему  именно эту, такую желанную для него невесту. Жену!  Впрочем, смешно,  грустно, радостно,  горько, но не злодейка ли нагайка определила ему судьбу, тем своим давним,  неосторожным  взмахом?

23. 4. 2021