Юра Ковалёв

Юра Ковалёв ненавидел музыку. Любое упоминание о Бахах, Бетховенах и прочей композиторской братии вызывало у него тошноту и подёргивание глаза, а когда он слышал какой-нибудь мотив из какой-нибудь симфонии, ему хотелось закрыть уши руками и сбежать подальше в лес, чтобы до конца жизни не слышать ничего кроме шелеста листьев, да пения пташек небесных.

Однажды, когда он шёл по улице – дело было весной – из открытого окна до него донеслось, как кто-то старательно разучивал гаммы на пианино. Скорее всего, это была девочка. Ведь девочки всегда более старательно разучивают гаммы, чем мальчики, а в данном случае старательность слышалась в каждой ноте. Так вот в этот момент Юре очень захотелось взять бумажку, написать на ней «ДУРА(К)», привязать к кирпичу и бросить в окно. К счастью для Юры и для, скорее всего, девочки, окно находилось на четвёртом этаже, и кирпич в любом случае туда бы не долетел.

Вот как сильно Юра Ковалёв ненавидел музыку!

И всё бы ничего, но Юра был музыкантом. Он играл в симфоническом оркестре местной филармонии, и, если выдавалась такая возможность, ездил на подработку в оперный театр.

Лет до пяти у Юры было самое обычное детство. Он бегал во дворе с мальчишками, играл в футбол, лазал по деревьям. В общем, вёл обычную мальчишескую жизнь. Ему нравилось смотреть с родителями фигурное катание по телевизору. В основном потому, что там смешно падали, но, самое главное – там звучала музыка. Иногда очень красивая, которая захватывала Юру и не отпускала до последнего звука. После этого он ходил и подолгу напевал особенно понравившиеся ему мелодии.

Мама Юры не заметить этого не могла. Она не была музыкантом, но имела очень хороший слух, любила народные песни и частенько пела их своим красивым, чуть с хрипотцой, низким голосом. И вот немного поразмыслив, она взяла Юру за руку и повела в музыкальную школу. Юра не представлял, что это такое, но мальчиком он был любознательным, поэтому шёл туда со всё разгорающимся любопытством. Там Юру попросили повторить какую-то дурацкую мелодийку, похлопать в ладоши, и после недолгой беседы, отправили с мамой к директору.

Так Юра познакомился сам и познакомил ни в чём не виноватых соседей с замечательным инструментом – валторной. В прочем, в квартире ниже жила старуха, которая постоянно ругалась на детей за то, что они слишком громко галдят и смеются, когда гуляют, так что так ей и надо! А ещё у старухи была собачонка, ветхая и жутко брехливая, что не удивительно, если учесть, с кого она брала пример. Так что так ей и надо ещё раз!

Вот как закончилось Юрино детство. И теперь вместо футбола и деревьев летом, и снежков и санок зимой, жизнь Юры заполнили нескончаемые чёрные кругляши на пяти линеечках. И этюды, этюды, этюды… И ещё гаммы.

Юра был ответственным мальчиком, и не хотел расстраивать маму, да и музыку он любил. Он усердно занимался, закончил музыкальную школу, поступил в училище. Потом был институт, победы на конкурсах и красный диплом. И тогда ещё он искренне любил музыку. Отвращение наступило после того как он пришёл работать в оркестр Театра оперы и балета им. очередного музыкального светила (такие театры им. всяких светил есть во всех крупных городах, так что подставляйте сюда любое знакомое вам имя – не ошибётесь) и на новогодних праздниках сыграл двенадцать «Щелкунчиков» подряд. А оперы? Из года в год, одни и те же хитовые оперы, вроде «Евгения Онегина» или «Травиаты», не выходившие из репертуара театра со времён его основания. И счастье, если пели хорошие певцы, их хотя бы интересно было слушать! Но чаще всего там пели такие безрадостные вокалисты, что для Юры было большой загадкой как они вообще попали на сцену.

Юру хватило на три года. После этого он уволился из театра и поступил в оркестр филармонии – там хотя бы репертуар поразнообразнее. Но про оперный театр Юра всё-таки не забывал, и периодически бегал туда на халтурки, ведь, знаете ли, лишние деньги лишними не бывают!

Ну а сейчас Юре Ковалёву недалеко до сорока, и он ненавидит музыку. Юра не мог смириться с этим фактом, поэтому он решил – пора отправляться к психотерапевту. У нас почему-то многие думают, что психотерапевты нужны только психам, поэтому и ходят все израненные, исковерканные, обиженные на весь белый свет, но зато гордые тем, что они не психи, и никогда и не за что не признаются себе, что они ошибаются. Но Юра Ковалёв был умный, не жил в плену предрассудков, поэтому он записался на приём.

В день приёма, с самого утра небо было затянуто пухлыми тучами, шёл дождь. Не ливень, в котором имеется что-то от стихии, а противный мерзкий дождь, который наводит тоску даже на неисправимых оптимистов.

Юра вошёл в кабинет, который оказался очень даже уютным. Его встретил молодой улыбающийся врач, примерно одного с Юрой возраста. «Алексей», - представился врач и протянул Юре руку. Он усадил Юру в кресло и предложил ему поделиться тем, что его беспокоит.

Разговор описывать не стану, он ничем не отличается от большинства разговоров в кабинете психотерапевта.

Юра не догадывался об одном. Алексей, прежде чем стать врачом, очень хотел стать музыкантом. С самого детства он грезил этой профессией. Ему не нужны были ни футбол, ни снежки, пропади они пропадом, ему была нужна только музыка! Он представлял себя на сцене после сольного концерта, зал аплодирует стоя, его заваливают цветами, а на выходе уже ждут поклонницы с просьбами дать автограф.

Не будем упрекать Алексея за тщеславие. Любому музыканту хочется славы и признания, это нормально. И не надо мне врать, что мынетакиенамнехочется, всё равно не поверю!

Алексею недоставало одного – таланта. Такое бывает. Человек очень хорошо играет ноты, технично, без ошибок, а музыки при этом нет. Есть только вереница нот, бегущих одна за другой. Алексей закончил училище, а вот в ВУЗ поступить ему так и не удалось. Когда он пошёл на консультацию, преподаватель честно рассказала ему о его профессиональных перспективах. И перспективы эти были не очень радужные. Алексей расстроился, и сильно, но потом взял себя в руки, подумал хорошенько, и решил стать психотерапевтом.

Приём продлился около двух часов и принёс Юре заметное облегчение. Когда он вышел на улицу, дождь уже прекратился. Светило солнце, и тяжёлые капли, свисая с умытых листьев, сверкали в его лучах, как серёжки в ушах красавицы.

Юра глубоко вдохнул. Он шёл, не замечая, что улыбается. Бахи и Бетховены снова стали милыми сердцу именами. Ему снова хотелось слушать симфонии, которые он сам играл множество раз, снова хотелось бежать на работу, совсем как тогда, когда он только пришёл в театр, и «Щелкунчики» уже не вызывали тошноту, будь их хоть сорок подряд.

В это время в своём кабинете тихонько плакал психотерапевт.