de omnibus dubitandum 121. 154

ЧАСТЬ СТО ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ (1920)

Глава 121.154. ВЫДЕРЖКИ ИЗ ДНЕВНИКА…

    29 марта. Сочи. — Утром ездил в штаб Корпуса, чтобы получить сведения о положении наших частей, о дальнейшей из судьбе, ибо мы «питались» лишь слухами. Командир Корпуса ген. Стариков еще раз отправился в Крым, чтобы там, на месте, добиться распоряжения о присылке пароходов для спасения нашего Донского Корпуса. Его заместителем теперь был ген. Калинин. Почти все время гражданской войны он был с нашими частями в 1-ом Донском Корпусе на севере Донской Области на участке Поворино-Балашов-Камышин. Его начальником штаба в 1-ом Корпусе был генерал Н.Н. Алексеев, Генерального Штаба. Умный и талантливый ген. Калинин, обладал большой «инициативной энергией», которую применял всюду, где видел недостатки «приказа свыше». И теперь зная, что ген. Стариков в Крыму у ген. Врангеля, только что принявшего командование от ген. Деникина, добивается присылки пароходов на Черноморское побережье, он, по своей личной инициативе, вместе с ген. Гиреем отправился в Грузию для переговоров с грузинским правительством. Но успеха он не имел. Конечно, здесь было достаточно сил, чтобы перейти границу и идти до Батума, но английское командование ультимативно этому воспрепятствовало. Из-за недостатка фуража для лошадей, большинство которых было в полном истощении, их приходилось просто бросать, поэтому при каждой части было много «спешенных» казаков. Несмотря на то, что переходы были медленными, все же пешие не могли поспевать за своими [конными] частями, и постепенно отставали и так сказать «терялись». У нас донцов, все пешие были при обозе и не «терялись», но у кубанцев их было особенно много. Чтобы привести в какой-то порядок всю эту «спешенную» массу, было приказано формировать пешие батальоны, которые направлялись потом в пластунскую бригаду ген. Морозова.

    31 марта. Сочи. — После неудачных переговоров с грузинским правительством было приказано двигаться дальше на Хосту и Адлер. Пройдя около десятка верст, полк остановился на ночлег. Всю ночь проходили мимо нас тысячи беженцев-калмыков с семьями, со всем своим скрабом, истощенными лошадьми, которые ели волочили ноги. Жалкое зрелище! В голове — мысли о безнадежном будующем!…

    1 апреля. Хоста. — Вся масса войск и беженцев двигается дальше. Справа и слева от дороги часто расположены кубанские части. К полудню мы дошли до Хосты и, продвинувшись за нее, там расположились, но не было места, чтобы поставить лошадей. Всю ночь оставались так, будто бы остановились временно.

    2 апреля. Хоста. — Рано утром двинулись влево в горы, где было меньше войск и беженцев, и где мы могли более выгодно расположиться. Извилистая дорога поднималась в горы, покрытые густым лесом. Дальше в горах начинался туман. К вечеру пошел мелкий теплый дождик. Дошли до населенного пункта Верхне-Николаевки, где расположились довольно удобно, а главное было достаточно фуража для лошадей.

    5 апреля. Верхне-Николаевка. — Вот три дня мы на высоте гор, почти все время шел дождь, а внизу в Хосте сияло солнце. Здесь наши лошади имели возможность набраться сил, но мы сами, были от всего отрезаны. Жили слухами, часто вздорными, ибо никто не знал истинного положения дел. Но все чувствовали, что надвигается что-то грозное, опасное. Говорили, что красные уже около Сочи. Но вот приехал ординарец из штаба, сообщивший, что части кубанцев еще далеко от Сочи, верстах в 25-ти. Нам приказано снова возвращаться в Хосту.

    6 апреля. Хоста. — К полудню, мы в Хосте, где нам приказано расположиться. Все кубанские части и беженцы уже прошли в Адлер в 12 верстах приблизительно. За кубанцами шел наш 4-ый Дон. Корпус, за нами в арьергарде 2-й Кубанский Корпус, затем пластуны ген. Морозова*.

*) МОРОЗОВ Николай Аполлонович (?)(1879—1938) — русский и советский военный деятель, репрессирован по делу «Весна», генерал-майор (1916).
Окончил Псковский кадетский корпус, Павловское военное училище в 1897 и Николаевскую академию Генерального штаба в 1905. Участник Первой Мировой войны, офицер в войсках Кавказской армии, с 1916 командир 1-го Кавказского стрелкового полка с 1914 до 1917. В Белом движении представитель генерала А.И. Деникина в штабе Кубанского Казачьего Войска генерал В.И. Сидорина) с 1919 до февраля 1920. Помощник начальника штаба Кубанского Казачьего Войска генерала Л.М. Болховитинова в феврале-марте 1920. С 11 марта 1920 командир Кубанского отряда. С 13 апреля 1920 командующий Кубанской армией в районе города Сочи. 17 апреля 1920 начал сдачу Кубанской армии советскому командованию. Попал в плен, отдан под суд, приговорён к тюремному заключению в тюрьме города Кострома.
Позже служил в Красной армии при Военно-политической академии Ленинграде.
Арестован осенью 1930 по обвинению в контрреволюционном заговоре (по делу «Весна»). Приговорен к 5 годам исправительно-трудовых работ. Отбывал срок в Белбалтлаге. В 1937 нач. учебной части военизированной охраны Белбалткомбината. Арестован 01.11.1937. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 12.01.1938 приговорен по ст. ст. 58-6-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Ленинграде.
Звания:
Полковник (06.12.1914);
Генерал-майор (1916).
Источники:
Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России. Материалы к истории Белого движения М., 2002.
Клавинг В., Гражданская война в России: Белые армии. Военно-историческая библиотека. М., 2003.

    Фактически боев на фронте не было: красные медленно наступали каждый день, а наши части без сопротивления отходили. Если бы красные начали серьезное наступление, чтобы уничтожить нас, у нас было достаточно сил, чтобы его отразить и, конечно, с большими потерями для наступающих. Красное командование это отлично сознавало и не предпринимало операций боевого характера.

    6-12 апреля. Хоста. — Вместе с женой поместился на вилле ген. Серебряникова, что умер несколько лет тому назад. Его вдова в отчаянии от всех происходящих событий. Близь этой виллы, небольшая церковь, в которой молодой священник говорит очень содержательныя проповеди, но больше философского «мышления», очень осторожно касаясь настоящего момента, когда люди должны были, по его мнению, в своих страданиях находить утешение в молитве. Что с ним стало позже? У нас настроение очень напряженное. Все понимали, что наше положение критическое, Грузия категорически отказалась пропустить через свою границу и дальше идти нам было некуда. В Штабе Дон. Корпуса было собрание всех командиров дивизий, бригад, полков для обсуждения создавшегося положения, но всем было ясно, что только прибытие пароходов могло нас спасти. Горячие головы, вроде полковника одного из полков «мамантовского» корпуса, предлагали с «силой пробить границу» и продолжать отступление, даже с боями вплоть до Гагр и Батума. Все это, конечно, были «слова» и никто не принимал это серьезно. А красные уже приближались к Сочи. Большая часть кубанцев находилась уже в Адлере, говорят что там они «имеют» свои пароходы на рейде, но этому никто не верил.

    12-15 апреля. — Прошел 2-ой Куб. Корпус ген. Науменко на Адлер. Говорят, что дальше 2-ая Куб. дивизия и пластуны ген. Морозова, которые подойдя к Сочи, будут его защищать. В штабе Дон. Корпуса стало известно, что ген. Калинин послал радиотелеграмму в Крым, требуя присылки пароходов для погрузки и спасения Корпуса.

    16 апреля. Адлер. — Приказано выступить на Адлер, к полудню мы были уже там, не останавливаясь, прошли дальше к грузинской границе и расположились в рыбацком поселке Новый Город. К вечеру слух: Сочи уже занято красными, арьергард ген. Морозова отошел к Мацесте в 8-и верстах от Сочи, где и занял позиции. Но главное, среди казаков пошли слухи что «начались переговоры с красными о перемирии», то есть о сдаче большевикам.

    17 апреля. Адлер, Новый Город. — Адлер — поселок горского типа на мысе того же названия. От Адлера вглубь гор идет дорога и в 2-х верстах находиться живописный курорт с целебными водами.

    В Адлере и окрестностях сосредоточилось все, что отходило от Екатеринодара: и войска и беженцы. Не было свободного места ни для людей, ни для лошадей. Вся эта масса копошилась, куда-то двигалась, не зная куда, и не зная, что делать. В самом Адлере вся площадь была забита людьми, которые что-то продавали, меняли. На рейде всего один пароход «Бештау», на берегу рыбацкие лодки охраняемые караулами от кубанских частей. Лодки часто отчаливали и шли к пароходу и снова возвращались… Видно было, что отдельные офицеры-кубанцы грузились на «Бештау». В штабе Дон. Корпуса стало известно, что ген. Калинин послал еще радиотелеграмму в Крым с категорическим требованием прислать пароходы для погрузки Корпуса. Слухи о каких-то переговорах с красными о «перемирии» уже слышатся всюду, даже в штабах дивизий и полков, но никто не знал ничего точно. Некоторые говорили, что эти слухи распространяют советские агенты, которые уже проникли в наши части. Особенно это наблюдалось в кубанских частях, так как говорили, что в авангарде красных идет конная дивизия красных кубанцев, которых было у Буденного и Думенко большой процент. И теперь они среди наших кубанцев уговаривают их сдаться.

    18 апреля — Адлер, Новый Город. — Все слухи о «перемирии», циркулировавшие последние 2-3 дня вполне оправдались. В Адлере, где находился Войсковой Штаб ген. Букретова, было назначено собрание всех представителей офицеров от каждой части для обсуждения вопроса о «перемирии» с красными. От Донского Корпуса были генералы Секретев и Голубинцев. Оказывается, что ген. Морозов занимавший со своими пластунами позицию в Мацесте в 8-и верстах от Сочи получил от красных вчера 17 апреля «условия капитуляции», которые и были переданы Атаману Букретову для обсуждения. Штаб Войскового Атамана находился на площади Адлера в небольшом доме ничем не отличавшимся от других и называвшийся гостиницей. Сюда и стали прибывать офицеры, представители кубанских и донских частей, вместе со своими помощниками. Тут же на площади стояли лошади, около двухсот, приехавших. Зная уже важность собрания сюда же нахлынула масса казаков разных частей. Все это стояло группами в напряженном состоянии в ожидании каких-нибудь сведений о принятом решении. Конвойцы Атамана Букретова строго контролировали прибывающих и допускали на собрание только офицеров, вызванных представителями частей. Вся эта масса людей на площади напоминала митинг первых дней революции. Люди стояли кружками, говорили, спорили, обсуждали. Прошло около трех часов, когда постепенно, по одиночке стали выходить офицеры с собрания. Их немедленно окружали, спрашивали и получали краткие, отрывистые и неутешительные ответы, которые немедленно разносились дальше, часто, в искаженном виде. Но суть их была идентична: «нужно сдаваться»… Это слово «сдаваться» вскоре облетело все части. Произвело оно ошеломляющее впечатление на каждого из нас. Но особенно в отчаянии были калмыки, в их семьях поднялся плач, крики, ибо все они знали предстоящую им суровую участь, особенно в 80-ом Дзюнгарском калмыцком полку бывшего Мамантовского Корпуса… День клонился уже к вечеру, но во всех частях продолжались обсуждения, что делать дальше, куда идти. И так всю ночь никто не спал, все были на ногах. Все уже знали точные условия «капитуляции», передавали их друг другу, а ночью мой вестовой принес мне их отпечатанный текст.
В нем говорилось:
1. Даруется амнистия всем, кто чистосердечно раскаивается в своем заблуждении и пожелает искупить свою вину в рядах Красной Армии.
2. Не даруется амнистия тем, кто участвовал в возстаниях, был их организатором, занимался расстрелами и грабежами.
3. Оружие и лошади отбираются, кроме тех, кто пожелает стать в ряды Красной Армии.
Если переговоры не дадут никаких результатов, то наступление возобновится с удвоенной силой. Для ответа дается 24 часа и мирные переговоры оканчиваются 19 апреля, в ночь на 20-е апреля 1920 г. — Подписал начальник дивизии Егоров.

Поздно вечером я встретил моего приятеля офицера из Штаба Корпуса, который мне сообщил некоторые подробности совещания у Атамана Букретова. Наиболее серьезным был державший себя с большим достоинством, начальник Штаба Кубанской Армии полк. Дрейлинг, говоривший, что красным нельзя верить и что о сдаче не может быть и речи, пароходы из Крыма должны прийти в течении одного-трех дней. Это время мы можем продержаться, хотя наши войска уже и не способны воевать. Почти все присутствующие офицеры подтвердили, что никакой сдачи красным быть не может, у нас имеется достаточно сил, чтобы сдержать натиск красных, нужно лишь требовать присылки пароходов и ожидать их здесь. Более решительные офицеры предлагали силой пройти грузинскую границу, отступить и тоже ждать прибытия пароходов. Только ген. Шифнер-Маркевич, начальник штаба дивизии ген. Шкуро, произнес «пораженческую» речь, в которой осветил в мрачных красках наше настоящее положение (что, конечно, все знали и без его доклада), добавив, что переезд в Крым не изменит положения, там будет еще хуже, мы будем как бы в «ловушке», из которой, никто не сможет спастись. Поэтому «нужно сдаваться и уговорить казаков оставаться».

Как бы сговорившись, Атаман Букретов после него произнес заключительное слово: «мы сдаемся, я приказываю уговорить казаков сдаваться!». Это было неслыханное заявление, все присутствующие на совещании были просто ошеломлены таким заявлением Кубанского Войскового Атамана и Командующего Кубанской Армией в данной время! Никогда во всей истории Императорской Российской армии не было случая, чтобы командующий армией приказывал офицерам уговаривать своих солдат сдаваться врагу!

    19 апреля — Адлер, Новый Город. — Утром мелкий весенний дождик, еще более омрачающий наступающий день. У кубанцев — волнения во всех частях и только у нас в Донском Корпусе напряженное, но и спокойное настроение. Все молча наблюдали за тем, что происходило вокруг, будто бы все это их абсолютно не касалось. Все знали серьезность положения. Но никаких вопросов, никаких требований к своим командирам о своей будущей судьбе, все понимали без каких либо пояснений. Мой вестовой Мотивилин, рассказал, что в кубанских частях уже побывали красные кубанцы с красными бантами, рассказывавшие о «хорошей жизни» в Красной Армии, о скором окончании войны и «возвращении домой»… Им помогали, довольно «усердно» и сами командиры исполняя в точности приказание своего Атамана и Командующего Армией ген. Букретова: «уговорить казаков»! …На фронте, если таковой еще существовал, близь Сочи и Мацеста, где находился штаб пластунов ген. Морозова было полное и открытое «братание» с красными. Конные красные кубанцы легко переходили через «демаркационную линию» без всяких препятствий и шли в Адлер, чтобы повидать своих станичников и «однополчан»! Говорят, что красные привезли несколько кухонь в Мацесту и там давали «обедать» своим наголодавшимся врагам. Все это способствовало полной дезорганизации и деморализации Кубанской армии, оставшейся без своего командного состава, ибо, большинство начальников и командиров уже открыто перебиралось на стоящий близ берега пароход «Бештау», готовый в любой момент к отплытию. Были кубанские полки, в которых оставались лишь младшие офицеры из вахмистров или урядников. А оставшиеся в некоторых частях командиры больше не имели никакой власти, ибо Букретов, после того, как парламентеры отказались ехать к красным, передал все командование и ведения дел «сдачи» ген. Морозову. За всеми распоряжениями обращались к нему. Уже после полудня некоторые кубанские части потянулись в сторону Сочи… Сдаваться! Но в то же время были некоторые части кубанцев, которые оставались на месте при всех своих офицерах: дивизия ген. Бабиева, расположенная близь нашего полка немного к северу от Адлера, «волчий дивизион» ген. Шкуро, Партизанский полк. К вечеру «Бештау» был наполнен людьми до отказа, но погрузка отдельных офицеров продолжалась до глубокой ночи. Видно было, что он может отойти в любой момент, но ожидал самого Атамана Букретова, находившегося в Адлере, в гостинице. Все распоряжения кубанским частям шли от ген. Морозова, который был фактически на службе у красного командования. Все части Дон. Корпуса были подтянуты к Адлеру и за город, близь Нового Города. Порядок образцовый, все командиры на своих местах, все серьезны, молчаливы, никаких обсуждений создавшегося положения, как будто перед решительным боем. Все знали, что приближается решительный момент, но у всех была какая-то крохотная надежда на какое-то чудо, на то… что все же пароходы должны прибыть. Не может быть чтобы мы были бы брошены так жестоко, безсердечно злейшему врагу, с которым мы бились и били его в течении 3-х лет в неравной борьбе, истекая кровью… Все офицеры и казаки Донского Корпуса знали и чувствовали, что все что угодно, но только не сдача. Дух Донского Корпуса не был сломлен и нравственная сила его была несокрушима.