Дядя Ваня...

  Годы  жизни  Дядюшки: июнь 1941 – октябрь - 1966 года

           Он  был  последним,  восьмым  ребёнком  у  Дедушки  с  Бабушкой. Мне  он  был  ближе  всех  моих  Дядей  и  Тётей,  т.к.  разница  в  возрасте  у  нас  была  всего  в  шесть  лет,  и  уже  сознательно  я  рос  и  формировался  частично  и  под  его  непосредственным  влиянием,  присмотром   и защитой,  когда  на  лето  меня  отправляли  в  деревню. Я  его  искренне  любил  и  ходил  за  ним  буквально  по  пятам. Парнем  он  был  общительным  с  огромным  кругом  знакомств  со  своими  сверстниками  и  той  средой  50 –х  и  60-х.  в  которой  он  рос,  превращаясь  в  парня. В  армию  он  был  призван  почему-то  на  два  года  с  задержкой. Истинной  причины  я  не  знаю. Служил  он  в  Германии,  в  Группе  Советских  Войск,  кажется  где-то  под  Берлином. В  призыве  своём   был  старше  своих  сослуживцев  на  эти  пару  лет.  Судя  по  фотографиям,  в  его  альбоме,  который  он  привёз  со  службы (уходя  на  дембель  все  ребята  старались  привести… память   о  службе) он  выделялся  своей  какой-то  уверенностью, выбором  необычных  сюжетов   с  оружием  для  фото,  где  часто  выглядел  как-то  задиристо,  самоуверенно  и…  с  долей  мальчишества  из  детских  игр…  . Впрочем,  как там  было  всё  в  действительности, он  мне  никогда  не  рассказывал. Наверное,  по  причине  того,  что  после  армии  мы  с  ним  не  успели  по  настоящему  пообщаться, что  связано  с  его  преждевременным  уходом  из  жизни.  Был  ли  это   уход  случайным?  Тут  всё  решать  небесам,  но  мне  кажется,  что  всё  к  этому  шло…

          Вспоминаются  некоторые  моменты  из  его  жизни  в  последний  год  перед  призывом  в  армию…  Подружился  он  с  моим  сверстником,  Иваном, с  которым  мы  часто  играли  в  детстве. Жил  он  на  другом  берегу нашей  речки Глубочки,  сразу  за  ней.Друг  Иван  к  тому  времени  уже  отслужил  армию. Что  их  связало,  не  ведаю,  может  быть  и  то,  что  у  одного  из  них  был  опыт  армейской  службы,  что  конечно,  всегда  уважается. А  может  быть,  и  то,  что  работали  они  где-то  в  Миллерово ("городе",  как  принято  называть  у  местных!). Но  дружба  между  ними  крепла  и  сохранилась  даже    после  дембеля  моего  Дяди  Ивана. На    проводах  его  в  армию  я  не  был  по  причине  своей  учёбы и  проживания  в  другом  городе,  дома. А  когда  после  зачисления   в  Харьковский университет у  меня  появилась  неделька  свободного  времени,  отправился  я  в  деревню  к  Дедушке  и  Бабушке,  ибо  сердце  моё  и  душа  рвались  к  ним  и  родным  местам  моего  беззаботного  детства,  с  которым  я  тогда… расставался. Иван  уже  возвратился  из  армии  и  работал  где-то  в  городе.  Мы  с  бабушкой  каждый  вечер   ожидали  его  возвращения  с  работы.  Бабушка  успела  тайком  и  с  грустью  мне  сообщить,  что  вернувшийся  весной  с  армии  Дядя,  стал  подгуливать,  выпивать.  Дома  практически  не  помогал  старикам,  а  ведь  был  большой  огород,  корова,  тёлка,  куры,  утки. Да  и  дом  уже  обветшал,  а  Дедушка  всё  ещё  работал  в  колхозе,  поэтому   многие  домашние мужские  дела  ему   приходилось  делать  рано  утром,  вставая  на  зорьке,  или  поздно  вечером. А  Иван – весь  день  на  работе,  после  которой  заглядывал  к  многочисленным  друзьям то   в  самом  Миллерово,  а  то  и в  деревне,  часто  возвращаясь  уже  затемно. Бывало,  что  пропадал  и  по нескольку  суток,  создавая  родителям  немало  беспокойств.

          С  моим  приездом  Дядя  как  бы  немного  остепенился.  Стал  торопиться  с  работы  домой,  уделяя  внимание  нашему  общению.  В  сущности,  в  эти  несколько   опущенным  нам  дней,  он  для  меня  раскрылся  неожиданным  образом.  Показал  вдруг    свои…  стихи, коих  была  целая  общая  тетрадь,  что  мне  очень  удивило…  . Запомнилось  особенно  стихотворение    "Маме". Наверное,  для  него  я  тогда  стал… авторитетом,  поскольку  уже  являлся  студентом  престижного     на  Украине  ВУЗа. Мне  до  сих  пор  почему-то  больно  и  стыдно  за  то,  как  я  с  иронией  раскритиковал  его «… целую  Тебя  в  макушку…»   одну  из  строк  упомянутого  выше  стихотворения.  Имел  ли  я,  вообще,  права  на  критику  и  советы?..  Уже  через  два  года,  когда сам  впервые  осмыслил,  услышав  на  студенческой  тусовке,   святые  Есенинские  строки «… Ты  жива,  ещё,  моя  старушка…»,  я  осознал  интуитивно,  кого  мне  напоминал  мой  Дядя  в  том  его  состоянии.

          В  эти  наши дни встречи   с  Дядей  Ваней  случились  несколько  событий,  отложившиеся  ярко  в  моей  памяти. В  один   из  дней  он  всё  же  задержался  с  работы.  Когда  уже  около  семи  вечера  по  деревне  издалека  стала  доноситься  какая-то  разудалая  песня,  Бабушка  сразу  заявила,  что  это  Иван  с  дружком  уже  на  веселее  возвращаются  с  работы. Действительно, минут  через  тридцать, Дядя  уже  входил  в  дом. На  приглашение  Бабушки  к  ужину,  он  отказался  сразу, заявив, что  у  него  назначено  одно  мероприятие,  вот  только  он  сейчас  переоденется.Сбросив  пиджак  на  лавку,  он  устремился  в  дом,  а  мы  сидели  с  Бабушкой  в  коридоре,где  лихорадочно стал  собираться! Когда  пиджак небрежно  падал  на  лавку, послышался  глухой  стук  и один  из  карманов  свис  с  лавки.  И  тут  я  позволил  себе  поступить… «непорядочно».  Я… залез  в  карман  и  вынул  из  него… бутылку,  закрытую  скрученной  в  стержень  газетой.  Пробка  начала  мокнуть  и  мы  с  бабушкой  уловили… запах  самогонки. Бабушка  было  начала  заводиться,  но  я  сделав  ей  знак  молчать,  кинулся  в  погреб, в  ход  в  него  был  прямо  по  лестнице  из  коридора,  вылил  самогон  в  первую  попавшуюся пустую  банку  и  заполнил  бутылку    водой  из  местной  криницы,  расположенной  в  одном  из  яров  между    холмами,  которые  местные  величали  «горами». У  нас  в  кринице  вода  часто  бывала  слегка  мутноватой,  так  что  вполне  по  внешнему  виду  могла  сойти  под  самогон.  Всё  тогда  сошлось  и  только  я  успел  водрузить  бутылку  на  место  в  карман,  как  вышел  Иван,  а  у  ворот,  судя  по  повизгиванию  пса  Тимурки,   его   уже  ждал  дружок-тёзка! Из  нескольких  слов  оброненных  нашим  Иваном  мы  поняли  суть  мероприятия,  на  которое  он  так  торопился!  На  другом  конце  деревни,  а  тянулась  она  вдоль  извилистой  реки  Глубочки  вдоль  гряды  гор  (с  западной   своей   стороны)  километра  на  три, находилось  здание,  что-то  в  виде  клуба ( ещё  с  дореволюционных  времён,  известное  как  дом  Батюшки  из  местной  церкви,  разрушенной  «безбожниками»  в  лихие  годы  после  гражданской  ещё  войны).  Там  обычно  выделялись  пару  комнат,  куда  на  неделю-две  приезжали  шефы  из  города  для  оказания  помощи  колхозу,  который  оплачивал  им  их  труд  своей  продукцией: яблоками,  мёдом,  капустой,  мясом, -  в  общем  набором продукции  из   ассортимента  в  зависимости  от  времени  года. Вот  туда  и  устремились  друзья  с  целью  знакомства  со  швеями,  приехавшими  тогда  оказывать  шефскую  помощь.

           Мы,  конечно  с  Бабушкой  улыбались,  наивно  заботясь  о  здоровье  наших  героев,  поскольку,  как  было  видно,  они  уже  достаточно   к  тому  моменту,  «приняли  на  грудь».  Но  когда  через  минут  тридцать  не  по  улице,  а напрямую  по  соседским  огородам  за  домом  затрещала  кукуруза, заросли  трав, подсолнечника  под  гулкий  топот  ног,  мы  поняли,  что  нам  будет  сейчас  не  до  улыбки… И  действительно,  в  дверях  появилась  вспотевшая  физиономия  Дядюшки. Короткое  его «Где  самогонка?»,  заставило  нас  вздрогнуть…  Я  попытался  было  сыграть  в  «Незнайку»,  но  Дядюшка  быстро  разобрался,  что  к  чему. Сопротивлялись  мы  с  Бабушкой  недолго,  ибо  устоять  перед  его  напором  нам  было  не  под  силу. К  Тому  же  он  привёл  "убийственный"  довод   Бабушке,  сказав,  что  пошёл-то  он… знакомиться  с  целью  выбора… невесты – как  никак  26  годок  миновал. А  мы… испортили  такой  праздник: они  уговорили  женщин  на  картошку  и  когда  она готовая  была  подана  к  столу   мужчины,  как  водится,  с  важным  видом  и  чувством  мужского  достоинства,  нахваливая  свой  напиток,  начали  разливать  «божественную» жидкость  в  стаканы.  И  тут  случается...  конфуз:  одна  из  девушек,  выразив  своё  восхищение  и  удивление  тем,  что… первый  раз  будет  пить  самогон без  запаха,  чуть  отпив,  вдруг  рассмеялась,  произнеся,  «Девки,  а  самогон – то…  вода!». Друзья  убедившись  в  этом,  естественно  доверяя  друг  другу,  смекнули  кто  тут  им…  подсунул  «свинью»…

         Второй  случай  был  связан  с  дракой,  в  которой,  как  это  ни  странно,  я  впервые  выступил  своего  рода  миротворцем  и  спасителем  в  некотором  роде… . Помню,  был воскресный  вечер  в  местном  клубе,  когда после  показа  фильма,  обычно  проводились  танцы.  Кинозал  находился  в  глубине  обширного  холла  при  входе,  а  собственно  сами  танцы  проводились в  комнате, налево  при  входе  в  холл,  по  размерам  где-то  на треть  кинозала. Из  неё  был  выход  на  сцену зала  к  экрану.  Фильм  ещё  не  завершился,  я  находился  в  танцевальной  комнате,  где  местные  «диск-жакеи»  - тогда  такого   слово  ещё не  знавали- настраивали  простенькую  аппаратуру,  состоящую  из  колонок,  усилителя  с  проигрывателем  и  набором  пластинок.  Моё  внимание  привлёк  громкий  крик  у  крыльца  перед  клубом. И самое,  главное,  я  услышал  голос  моего  Дяди  Вани. Когда  выскочил  я  на крыльцо, то  увидел   две  «кучи-мала» -   в  центре одной  был  мой  Дядя, в   другой – его  дружок  Иван. Окружены  были  они…  солдатами, размахивавшими  солдатскими  ремнями  с  бляхами. Видимо солдатики   соскочили    с  двух  бортовых  армейских   автомобилей,    только  что  подъехавших   и  стоящих на  обочине  дороги,  проходившей  мимо  клуба. Малой  Иван,  оттянув  на  себя  небольшую  часть  солдатиков, отступая,  скрылся  за  клубом. Всего солдат     было  не  меньше  взвода и   большая  часть  налегала  на  Дядюшку,  который  постепенно  отступал,  отбиваясь,  к  крыльцу.  Не  знаю,  чем  бы  это  всё  завершилось,  если  бы  не  голос,  очевидно,  командира  взвода,  сорвавшегося  в  крик. Что  он  им  там  кричал,  не  помню,  но  накал  агрессии  как-то  спал,  Дядя  вскочил  на  крыльцо,     крича  в  горячке  местным  «наших  бьют,  пацаны!». Схватив  его  за  руку,  я  увлёк  в  танцевальный  зал,  усадил  на  стул,  с  которого  он  порывался  соскочить,  чтобы  бежать  на  помощь успевшему  скрыться  за  клубом  другу, куда  солдаты  уже  не  побежали,перекинувшись  на  Дядю. По  пути  он  схватил  увесистую  кочергу,  стоявшую  в  углу  возле  зимней  печки – клуб  отапливался  зимой углём  из  сарая,  стоявшего  за  ним.  Лицо   его  было  в  ссадинах,  на нескольких  косточках  кистей   была  содрана  кожа. Выбившаяся  из  брюк  рубаха  местами  была  разорвана…  При  этом  он  в  горячке  говорил,  что  солдаты  подло  поступили,  набросившись  на  Дядю  и  его  дружка  с ремнями с бляхами,  а  они отбивались  только голыми  кулаками…  .  Поэтому,  сидя  на  стуле,  он  не  выпускал  из  рук  эту   кочергу-прут. Мне  нестерпимо  стало  его  жаль,  как  когда-то  в  детстве,  в  пятилетнем  возрасте,  при  потасовке  ребятни,  от  которой  он  один  отбивался,  стоя    по  пояс  в  воде  местной  купальни   на  речке.  Они,  налетев  на  него  стаей (а  там  были  и  старше его   ребята,  выше   ростом) и  один  раз,  сковав   его свободу  движения,    даже  окунули    головой  в  воду,  под гогот   не  давая ему  вдохнуть  воздуха…  .Я, сидя  на  берегу,  не  выдержал этого и  с  криками,  видимо,  перепугавших  обидчиков  Дяди,  кинулся  на  его  защиту. Наверное,  те  не  ожидали  такой  прыти от  мальца  и  крика  моего  на  всю  деревню, быстро  ретировались и   что  Дядюшка,  наконец,  вдохнул  свежий  глоток  воздуха… .

              Наверное,  это  придало  мне  силы  убедить  его  в  том,  что  на  крыльцо  сейчас  идти  не  следует  и  что надо просто  уходить.  Я  понимал,  что  гордость  Дядюшки  не  позволяет  ему  отступить  с  «поля  боя», бросив  друга, но  убедить  мне  тогда  его  удалось. Выйдя  с  танцевального  зала  через  сцену  в  кинозал,  мы,   пригнувшись,  проследовали  в  самый  его  конец  к  выходу  с  обратной  стороны  клуба.   Солдаты  усаживались  в  машины,  раздавались  крики  местных ребят откуда-то  из  деревни,  эхо  было  звонким  и  длинным,  что  «идём  ловить  по  деревне  солдатню  для  воспитания!». Пройдя дальше  за  клуб,  мы  по  небольшому  оврагу,  так  чтоб  быть  незаметными,  вышли  на  луг  возле  реки  и  вдоль  неё  дошли  к  нашему  дому. Конец  августа  давал  о  себе  знать  своей  прохладой  и  сыростью  у  реки. Да  и  пережитое  Дядей  не  прошло  для  него  бесследно:  колотило так,  что  придя  домой  я  ещё  долго  отпаивал   его  горячим  чаем.Накинув  тёплую  одежду,  мы  долго  сидели  под  звёздным  августовским  небом. Из  его  теперь уже   спокойного рассказа  мне  стала  понятной  суть  случившегося.

                В  деревню  иногда  привозили  дембелей  на  сельхоз  работы,  в  помощь  колхозу  и  в  качестве  поощрения  за  добросовестную  работу  на  пару  недель  раньше  отпускали  домой. Так  было  и  в  этот  раз.  Дядя  быстро  с  ними  перезнакомился,  так  как  сам  ещё  помнил  свой  дембель, службу   и  радость  солдата  возвращающегося  после  трёх  лет  службы  домой. Как  водится,  солдат,  оказавшись  не  в  казарме,  частенько  позволяет  себе  расслабиться  в  такой  обстановке.  Одни  начали  искать  себе  подруг,  другие  не  прочь  были  и  выпить  чего-нибудь.  За  выпивкой  проблем  не  было. Местные  сердобольные  бабушки  и  подруги  не  скупились  на  угощения. Угощал  их  Дядя  Ваня,  используя  свои … «каналы». Отношения  складывались  между  ним  и  солдатиками  нормально,  но  до  одного  случая. Взвод  возвращался  с  поля,  а  Дядюшка  с  Дружком  под  шофе   шли  по  дороге ,  не  обращая  внимание  на  сигналы  автомобиля  с  дембелями. Пришлось  командиру  взвода  проводить  с  ними  разъяснительную  работу,  остановив  транспорт.  И  тут  дружок  Дядюшки, наверное  не  осознавая,  что  себе  позволяет,  послал  и  командира,  и  взвод «куда-то далеко»,  заявив  что  «мы  тут  у  себя  дома,  а  вы… объедете,  если  надо…».  За  дословность  «оскорбления»  командира  и  солдатиков  не  ручаюсь,  но  конфликт  возник и  в  последний  день  перед  отправкой  из  колхоза,  видимо  подвыпив,  солдатики  решили  провести  воспитание  малого  Ивана. Собственно  на  него  они  и  накинулись,  а  мой  дядя  стал  защищать  друга, естественно – «земелю»,  как  принято  тогда  было  называть  у  нас  самого  лучшего  своего  друга! Так  вот  из-за  пьяного базара,  когда  могут  обнажаться  порой  не самые  лучшие  «сокровища»  характера  и  возник  из  нечего  этот  конфликт,  который  мог  закончиться… плачевно.  Ведь  тогда,  перепуганный  командир взвода  после  «боевого  клича  местных  пацанов»  всю  ночь  ездил  по  деревне,  вылавливая  застрявших  у  «своих  подруг»  солдатиков.

        К  концу  его  рассказа  из  темноты… вырос  и  его  Дружок  Иван,  который  отступал  с  «поля  брани»… другой  дорогой.  Мне  было  не  очень  приятно,  слушая  рассказ  малого  Ивана,  вдруг  услышать  оброненную  Дядей  фразу  о  том,  что «…  я  тому «фраеру»  всё  же  на  «мягком    месте»  ножичком –то  память  оставил...» На  мой  немой  вопрос  он  поспешил  меня  заверить,  что  это  не  смертельно  и  «до  свадьбы  заживёт..». Интересно,  что  оба друга  сетовали  на  то  что… были  же  сегодня  абсолютно  трезвыми  и… влипли  в  эту  драку  и  что  в  деревне  «вывелись… пацаны»,  т.к.  ни  один  из  местных  не  бросился  в  поддержку… друзей,  чтобы    постоять  за  честь  деревни. К  счастью,  солдатики  на  утро  снялись  и  выехали  из  деревни.

         Был  и  ещё  один  случай.  У  его  школьного  Друга  Георгия  была  сестричка  моего  возраста.  С  ней  мы  в  детстве  часто  пересекались  в  ребячьих  играх.  Взрослея,  она  превращалась в  прекрасную  девушку.  Как-то, когда  я  закончил  девятый   класс,  возле  их  дома,  на  берегу  реки  были  устроены  танцы.  Там  была  и  она. Мне  запомнился  прекрасный    вечер,  с  висящей  над  рекой  огромной  полной  Луной. Я  немного комплексовал  и  боялся  пригласить  её  на  танец.  И  вот,  к  моему  удивлению,  она  первая  меня  пригласила.  Помню  её  гибкое,  упругое  девичье  тело, её… смущение,  порой  пробегавшую  по  телу  дрожь…  во  время   танца.  Я,  к  тому  времени уже  пять  лет  занимавшийся  в  знаменитом  на  всю  Украину  Алчевском детском  танцевальном  ансамбле,  никогда  не  смущался  танцуя  с  девочками,  а  тут… . Этот  случай  мне  запомнился  на  всю  жизнь.  И  вот,  Георгий  приглашает  на день  рождения  своей  сестрички Дядю  и… меня.  Вечер,  надо  сказать,  удался! За  два  года  та  робкая  красавица  стала  ешё… прекраснее.  Я  смущался,  порой  боясь   даже  посмотреть  её  сторону. Но  после  пару  тостов  моё  волнение и  робость   улеглись  и  я  как  бы расслабился. В  какой-то  момент  я вышел  на  свежий  воздух.  Не  знаю,  как  и  почему,  но  через  пару  минут  вышла  и  она. Мы  долго  стояли  тогда  и  разговаривали  и… вновь  под  огромной  Луной. Она  прислонилась  ко  мне  и…  неожиданно    поцеловала  меня  в  щеку…  за  что-то  благодаря,  чего  я не мог  тогда  понять…  Уже  потом,  через  несколько  месяцев,  на  моё   робкое  письмо  к  ней  из  Харькова  с  предложением  о  нашем  более  глубоком  отношении,  от  неё  придёт  коротенькое  письмецо,  в  котором  она  скажет,   что  между  нами  ничего  никогда  не  будет…  И  на  всю  жизнь  мне  запомнятся  последние  несколько  слов: «…  я  плохая… испорченная  и  недостойна  тебя…  прости…  желаю  тебе  встретить  настоящую  любовь…».  Конечно  я  был  расстроен,  но  время  лечит  раны…

            Именинница  провожала  до  самой  калитки  всех  гостей  и  попросила  меня  проводить  свою  подружку  на  другой  конец… деревни. Естественно  я  согласился.  И  вот  когда  мы  подходили  к  её  дому,  из  темноты  навстречу  выходят  три  парня,  в  которых  я  узнал  своих  сверстников – мы  в  детстве  с  ними  играли  в  футбол. Девушка  заволновалась,  но  те  её  успокоили,  что «ничего  не  будет».  Мы  постояли  все  с  ней  минут  десять,  пошутили,  а  когда  она,  простившись  пошла  домой,  один  из  парней  заметил: «Тебе,  пацан,  сегодня  повезло. Твой  Дядька  нас  предупредил,  что  головы… поотрывает  нам,  если  с тобой  что  случится…  Иди  сегодня спать…».  В  смятении  я  возвращался  домой,  где  меня уже поджидал  Дядюшка.  Вот  как  получается,  пару  дней  назад  я  его  «спасал»,  а  сегодня – он  меня…

                А  утром,  простившись  с  Дедушкой  и  Бабушкой,   верным  другом  псом Тимуркой,  я  шёл  к  остановке  автобуса,  чтобы  попасть   в  Миллерово  на поезд  «Воронеж-Мариуполь»,  который  донесёт  меня  до  родного  Алчевска, а  оттуда,  через  день,  уже  другим  поездом ,  я  поеду  в  Харьков,  на  учёбу.  Провожал  меня Дядя  Ваня. Мы  стояли  минут  двадцать,  ожидая  автобуса  и   о чём-то  беседуя,  как  вдруг  я  увидел,  первый  раз  в  своей  жизни… оползень – одна  из  сторон  огромного  яра  между  двумя  горами  сползла  на  метров  10  вниз  ко  дну  яра. Это  особенно  чётко  было видно  в  ярких  утренних  косых  лучах  восходящего  Солнца. Дядя,  перехватив  мой  взгляд  после  невольного  восклицания,  сказал,  что  это   произошло  ещё  весной  и  что  это… дурной  знак.   Мог  ли  я  тогда  знать,  что  вижу  его  в  последний  раз  и  что «дурной  знак»  окажется  вещим  знаком  какой-то  надвигающейся  беды…

           Учёба  в  университете  мне давалась  нелегко  из-за  моей  эмоциональности  характера,  настырности  в  желании «всё  понимать,  а  главное  представлять  себе  наглядно». Поэтому,  столкнувшись  вначале  с  абстрактной  математикой,  а  позже  с  Квантовой  механикой,  физикой  Элементарных  частиц,  Теорией  Относительности  и  прочими  премудростями  от науки,  во  мне  стало зреть  сомнение  по  поводу  адекватности  описания  Мира  этими  «науками». Скрепя  сердцем  я  дотянул  себя  «за  уши»,  как  говорится  до… получения  диплома,  оставив  свой  скепсис  по  поводу  «достижений  современной науки»  на  всю  оставшуюся  мою  жизнь. А для  снятия  внутреннего  дискомфорта,  для  себя,  согласился  с  тем,  что  «наука»  - это  не  моё и  та  наука,  какой  она  есть  со  всей  учёной  братией –  пока  единственный, увы,    возможный  путь  к  «пониманию  Природы»   человечеством.

           После  первого  курса  я  вырвался  на  недельку  в  родную  деревню  в  конце  лета. Дядя  Ваня  только  что  вернулся  из  Таджикистана,  куда  он  уехал  после  моего  отъезда  в  прошлом  году  на  стройку  какого-то  тоннеля,  по  найму. До  меня  доходили  по  родственному  каналу  в  течение  всего  года  новости  о  каких-то  его  проблемах,  там,  в  Таджикистане,  грозивших  ему  серьёзными  осложнениями… Братьям  и  сёстрам,  Дедушке  с  Бабушкой  пришлось  высылать    в  складчину на  его имя  большую   для  тех  времён  сумму  денег  чтобы  «уладить»  эту проблему. Позже,  Тётя  Маша  мне   «по  секрету»  сообщила  суть  той  проблемы   связана  с  любовным  романом  его  с  местной  девушкой  в  такой  форме,  что  братья  её  сочли  это  позором  для  всего  их рода. И  был  поставлен  ультиматум  «смерть»  или… «откуп»  деньгами.  Так  ли  это  было  и  или  нет,   не  знаю. Но  что  слышал,  понял,  то  и  рассказал…  Сам  Дядя  об  этом  молчал  и  никогда  не  заговаривал  о  той… «поездке»  в  Таджикистан.

           За  эти  несколько  дней  мы  с  ним  много  общались. Он  стал  каким-то  другим – более  спокойным,  часто  задумчивым.  Вновь  мне  показывал  стихи  свои,  в  том  числе  и  последние.  Больше  стал оставаться  по  вечерам  дома, хотя  дружба  с  Иваном  у  них  не  прекращалась  и  они  по-прежнему  вместе  ездили  на  работу  в  город. Помню  с  ним  нашу  поездку  в  Миллерово  по  каким-то  делам. На  обратном  пути  я  его… соблазнил  зайти  в  гости  к  моей  Тёте  Маше  по  линии  Отца. Жила  она  тогда  у  самой  речки  на  выезде  из  города  перед  крутым  тягуном    гору  из  брусчатки.  Я  давно  не  заходил  к  Тёте,  поэтому  и  решился.  Нас  хорошо  и  радушно  угостили,  так  что  обратно  мы  ехали  почему-то  в  пустом  для  этого   летнего дня   рейсовом  автобусе  с… песнями. На  этом  мы  не  успокоились  и  ещё  много  куралесили  в  тот  остаток  дня. Но  это  больше  касается уже   меня,   о  чём   я  надеюсь  написать  отдельно  когда – нибудь.

           Помню,  были  мы с  ним    и  его  другом  на  проводах  в  армию  одного  из  наших  дальних  родственников,  с  которым  дружила  моя  Сестричка.  А  потом  мы  долго  бродили    летней  тёплой  ночью  по  окраине  деревни  и  пели  под  гитару  песни. Запала  в  душу  Есенинская  «Ты  меня  не  любишь,  не  жалеешь…»  Но  тогда  я  ещё… не  знал  важность  и  величие   для  меня  настоящего  Есенина…

          Быстро  пролетела  и  эта  счастливая  неделька.  Я  уехал   на  учёбу,  не  подозревая,  что  расставаясь  тогда,  вижу  Дядю  в  последний  раз. В  середине  октября  от  Дяди  Пети (сводный  брат Дядюшки)  пришла  страшная, короткая  телеграмма: «Ваня… умер,  Приезжай… Д. Петя…». Я  сразу  же  отправился  на  вокзал. В  результате  всех  справок,  у  меня было две  возможности:   ехать  через  Алчевск  или  по  Волгоградской  ветке,  проходящей   вблизи станции  Каменское,  откуда  до  Миллерово  было  километров  семьдесят.  Выбрал  второй  вариант  и  пожалел,  т.к.  ехал  тягуче  долго  и  только  почти  через  сутки  сошел  в  Миллерово   с  поезда  после  всех  пересадок. Тут  же на  станции  встретил  одного  и  сверстников  Дяди,  он  был   с  ним  в  одном   призыве,  но  вскорости  был  комиссован     после  того,  как  массивной  крышкой  люка  в  танке  ему   просто  отрубило  четыре  пальца   правой  кисти… На  мой  вопрос,  что  с  Иваном,  ответил  вздохнув: «Дома  всё  расскажут…».

           Как  же  мучительны  были  для  меня  эти  семь  километров  пути  в  деревню…  Дядя  лежал  в небольшой горнице… незатейливой  деревенской  хате   уже  в  гробу.  Во  дворе  и  горнице  были  люди,  Приехала  и  часть  родственников – те,  кто  успели. Да  и  сам  я  едва  поспел  к  погребению. Я  не  мог  поверить,  что Дяди  больше  нет. Слёзы  меня  душили,  комок  подступал  к  горлу и я  едва  себя  сдерживал,  чтобы  не  разрыдаться  как  мальчишка…  Больно  было  смотреть  на стариков – Дедушку  с  Бабушкой… . Вскорости  гроб  вынесли  на  улицу,  поставив  в  тень  от  пожелтевшего  уже  клёна,  когда-то  посаженного  Дядей Ваней…  .Помню  ждали  ещё  кого-то.  И  вот  показались  две  девушки  в  чёрных  траурных  косынках.  В  одной  из  них  я  сразу  же  узнал  подружку  Дяди,  с  которой  он  меня  знакомил  случайно,  мимоходом   ещё  в  прошлом  году. Гроб  несли  до  самого  кладбища  друзья  Дяди  на  руках, попеременно  сменяя  друг  друга.  Да  и  вообще,  в  те  времена,  а  помню  себя    я  с  пяти  лет,  никогда  не  видел  я,  чтобы  тело покойника  везли  хотя бы  на  подводе,  не  говоря  уже  о  машинах,  которых  в  те  времена  в  общественном  пользовании  было  очень  мало. Может  быть  я  и  ошибаюсь,  но  мне  помнится  именно  так…
 
          На  скудных  сельских  поминках,  готовившихся  здесь же  на  летней  печке  и нещадно  кадящем  кирогазе, за  столами,  поставленными  под  клёном  Дядюшки,  помянули  человека. А  потом,  как  водится,  после  трёх  стопочек,  вспоминали  о   нём  всё  самое  хорошее,  что  знали,  в  перемешку  с  обсуждением всех  новостей  в деревне  и  «окружающем Мире».  Здесь,  я  думаю,  мы  с  несколькими  родственниками,  совершили  ошибку,  отдав  подружке  Дяди  Вани  его  дембельский  альбом  с  фотографиями.  Не  знаю,  как  другие,  но  я  до  сих  пор  об  этом  жалею,  т.к.  в  глаза  мне  бросилось  чувство  неловкости,   испытываемое  ею,  от  того,  что  этот  альбом  был  ей  просто  в  тягость  и  не  нужен,  т.к.  страница  их  отношений  была  навсегда  перевёрнута  и  её  ожидала  уже  другая  жизнь.А  мы  лишились  одной  и  страниц  жизни  рода  –  жизни  последнего  ребёнка  в  семье  Дедушки  и  Бабушки…

       Не  знаю,  хватило  ли  у  той  девушки ума,  сил позже  вернуть  или  хотя бы  подбросить  альбом  кому-то  из  родственников  или  близких  друзей  Дяди  Вани.  По  крайней  мере  это  и  сегодняшнего  дня  мне  не  известно…
Здесь  же  за  поминальным  столом, я впервые  услышал  рассказ  о  том,  как  входили  немцы  в  село,  а  вся  семья  спряталась  в  погребе  и  по  какому-то  недоразумению  забыли  Дядюшку,  двух  месячного, в   колыбели –   я  ещё помню   колечко  в  потолке  горницы,  назначение  которого  мне  объяснила  Мама,  сказав,  что  к  нему  и  подвешивалась  та  самая    колыбелька  в  виде  корзины      особого   прочного  плетения  из  лозы.   

       Из  нескольких   повторений  от  разных  лиц  рассказа   о…  гибели  Дяди  Вани  у  меня  сложилась  картина  о  том,  что  всё  же  произошло.  Внешне  казалось  это,  как  результат  рокового  совпадения  многих  обстоятельств. Ну,  во - первых,  он  получил  в  день,  когда  всё  завязывалось,  зарплату.  С дружком   они  отметили  это  получение. Во-вторых,  заглянули  уже  «подогретыми»  на  танцплощадку. В- третьих друг   Иван  там  повздорил  с  одним  «фраером» ,  нагло  и  агрессивно  устанавливающим  «свои»  порядки. В- четвёртых,  Дядюшка  вроде  пытался  уладить  дело  миром,  даже  поставив… «могорыч»  за  примирение  сторон,  после  чего  повёл  своего  ершистого  дружка  на  станцию,  к  последнему  поезду,  чтобы  ехать  домой. В – пятых,  электричка,  опаздывала  на  пару  часов  и  друзья  околачивались  на  перроне  вокзала,  на  котором… показался  в  это  время  тот  саамы «фраер»  со  своей  «гоп-компанией»  шавок.  Видимо,  уже  достаточно «перегретые»,  стали  они  вновь  придираться  к  Дяде  с  дружком. И  вновь,  дружок  что-то  не  так  сказал  уже  практически  озверевшему  «фраеру»,  который  не  раздумывая  выхватывает  нож  и наносит  им  удар  в  область  сердца  дружка,  успевшего,  как  потом  оказалось,  счастливо  для  себя,  немного  увернуться. Удар  случился  касательным  и  между  рёбрами.  Но  тогда   некогда  было  рассматривать  рану  в  той  обстановке. Увидев  разрез  на  рубашке  и  текущую  кровь,  в  обстановке  неравенства  сил  сторон,  друзья по  заведенному  у  них  правилу,  бросаются  по  команде  Дяди  в  разные  стороны.  Малой  успел  взбежать  на  Миллеровский  ж/д  мост,  а  Дядюшка  бросился,  отключив предварительно  «фраера», в   сторону  тупиков.  Что  там было  далее  никому  не  известно,  но  как  выяснилось  на  суде,  там  в  тупике,  уже  подвыпившего  Дядю  «шакалы»  догнали,  сбив  всей  сворой    с  ног,  а  очухавшийся   уже…  «фраерок»    лежачему  ножичком  из  полотна  правее  пупка  наносит  удар. Сделав  своё  чёрное  дело  свора  бросилась  наутёк…  Нашли  Дядю  обходчики  в  два  часа  ночи.  Сначала  его  доставили  в  отделение  милиции. Пока  выясняли,  кто  и  как  его  избивал,  посчитав  след  от  «ножичка»  не  опасной  царапиной,  поскольку  не  было  обильного  кровотечения,  состояние  трезвеюшего  Дяди  ухудшалось  и  его отправили  в  скорую,  а  далее  в  больницу.  И  только  в  час  дня,  видя  состояние  пострадавшего,  решились  на  операцию, но  обильное  внутреннее  кровотечение  сделало  своё  дело – операция  уже  не  помогла,  поскольку    началось  свёртывание  крови. Дядя,  имея  свой  мужской  кодекс  чести  при  допросе   и  в  милиции,  и  в   больнице,  куда  приезжал  следователь  к  нему  ещё  живому, никого  и  ничего  не  выдал,  повторяя  одну  и  ту же  фразу: «Выйду  из  больницы, рассчитаюсь  с  «фраером»  и  «шавками»  сам,  без  вашего  правосудия.…».  А  Бабушка   в  этот  утро,  когда  умирал  её  сын,  не  ведая  ничего  о  горе, была  на  базаре,  предлагая   свой  незатейливый  ассортимент  сельской  продукции:  маслицо  коровье,  ряженку …

      И  только  через  полгода  состоялся  суд  над  этим  поддонком,  которого  всё  же  разыскал  следователь,  к  его  чести  будет  сказано, на  котором  он  получил  срок  в  11 лет,  хотя  в  тот  роковой  вечер  он  после  четырёх  лет  первого  срока только вышел  "отдохнуть"  в  «культурном»  месте…  .  А  через  год  мы  с  Бабушкой  получали  в  отделении  милиции  одежду  Дяди  с   узенькой  полоской  разреза  с  запекшейся  по  краям  кровью  в  том… роковом  месте…

         Так  завершился  жизненный  путь  для  моего  Дяди,  не  успевшего  пожить,  не  успевшего  оставить  на  земле  своих  детей,  не  успевшего сделать  много  хорошего, хотя  Бог  не  обделил его  талантами.  Я  далёк  от  признания  «кармы»  и  всего  прочего  в  этом  духе,  но  невольно  напрашивается… «кармическая»  какая-то  роль  его  Друга  Ивана  и… меня  в  его  последних  двух  годах… бесценной  Жизни…