Заблудившиеся в сети

Все герои, события и названия вымышленные и придуманные, любые совпадения случайны.

Внимание! Описываемые в тексте мировоззрения, взгляды и суждения героев могут не совпадать с мнением автора, так как произведение является художественным вымыслом, и так заложено по замыслу сюжета.

                Часть 1

Зима в этом году встала не с той ноги и пришла не в настроении: сначала весь день негодовала и лютовала сильной метелью - выпало много снега, на следующий день расчувствовалась - потеплело, и весь этот снег растаял, а на третий день разозлилась совсем и хлестко ударила сильным морозом, отчего все улицы и дорожки в городе превратились в ледяной каток. Машины буксовали и с трудом выезжали со дворов из-за образовавшейся ледяной колеи, люди на тротуарах поскальзывались, теряли равновесие и смешно размахивая руками, падали. Зато с крыш красиво и гордо свисали разных размеров - огромные, небольшие и маленькие сосульки, а на окошках злой мороз вдруг расщедрился и нарисовал причудливые узоры-тайны. Морозу, видимо, понравилось рисовать на окнах, щипать людей за носы и щеки, дразнить и злить автовладельцев тем, что их машины не заводятся или не могут выехать, подсмеиваться над прохожими, когда те не могут удержаться на скользком льду и падают. И решил задержаться подольше, обнимая весь город своими холодными объятиями уже несколько дней.

Варя лежала в кровати, с ноутбуком в руках. На экране висели открытые «Одноклассники», девушка переписывалась с одной из подружек-коллег. Та-та - пришло сообщение снова от Маши: «Ну ты давай, не падай духом, подруга и побыстрей выздоравливай, мне тут без тебя скучно.» Варя растроганно улыбнулась - лучше подруги Маши у нее не было, они дружили давно, и их дружба была исключительной. На них не действовал закон: хочешь потерять дружбу и подругу - приведи ее к себе на работу. Они работали вместе на фирме менеджерами по продажам элитной мебели уже несколько лет - Маша тогда искала работу, и Варя ее порекомендовала в своей фирме, - и ни разу за все это время они не ссорились, друг дружку не подставляли, а наоборот, если надо - прикрывали, и клиентов друг у дружки не отбивали. Все коллеги на работе их дружбе удивлялись, даже завидовали и говорили, что так не бывает. А у них - было.
«Спасибо, Машуль, постараюсь, мне тоже без тебя скучно» - отправила она в ответ. – «Я к тебе вечером забегу, чего-нибудь вкусненького принесу.» - «Спасибо, заходи, буду очень ждать." – «угу».
Дело в том, что вчера Варя решила надеть новые сапоги на каблуке, которые купила накануне, очень уж ей хотелось пойти в обновке, да и перед девчонками на работе похвастаться. На работу добралась, нахвасталась вдоволь и получила массу одобрительных охов и ахов от Маши и других девчонок, но вечером все-таки поскользнулась на коварном льду, упала, подвернула ногу и повредила лодыжку, и что еще обиднее всего, каблук на новом сапоге сломался... Маша помогла ей добраться до травмпункта, а оттуда – домой с диагнозом ушиб и растяжение связок и наставлением лежать и на больную ногу не наступать. И вот теперь Варе предстояло лежать дома неделю, по квартире она передвигалась, скача и прыгая на одной ноге, что ее то расстраивало, то смешило, даже чаю налить сходить на кухню - надо допрыгать - то смеялась, то плакала Варя.

Миша сидел на работе в офисе в кабинете директора и тоскливо смотрел на экран монитора, по которому торопливо и бесшумно бежали откуда-то и куда-то, внезапно появлялись и также внезапно исчезали далекие и непонятные простому смертному, но такие родные и понятные Мише разные буковки и циферки. Он устанавливал новые рабочие программы на головной и самый главный компьютер своего босса, которого сегодня целый день не будет (совсем утонул в пучине переговоров, подумал Миша), что одновременно и радовало, и не очень радовало. Без его звучного и зычного, командного и строгого баритона в редакции становилось как-то даже непривычно пусто, и создавалось ощущение, что чего-то не хватает. Впрочем, так казалось только Мише, остальные же напротив как-то все оживали, и по всем отделам начинала витать бурная атмосфера нерабочей обстановки: девчонки-редакторы выдавали больше «секретиков» друг дружке, ребята-наборщики пропадали кто в курилке, кто в виртуалке, журналисты обоих полов яростней обычного сражались в поединках за право быть на первой «взлетной» полосе...

«Большой муравейник» - так называл Миша редакцию одного популярного глянцевого журнала, в которой сам трудился главным системным администратором, - попробуй здесь кого-нибудь тронь, ужалят так, что болеть будет потом очень долго... А я здесь - паук, говорил он, чужеродный такой, но в то же время очень нужный пентиумный паучок, который сплетает им всем целую единую сеть из их необходимых им по жизни и любимых компиков...

Большой муравейник под названием «Sweet Cream», где чаще всего на десерт подают воздушные, взбитые - на взгляд сладкие, на вкус - муравьиная кислота, но такие красивые - сливки.

Зама босса тоже еще не было, что в общем то тоже особенно не удивляло. Застрял второй по величине муравей в паутине пробок, а может, машина не завелась из-за такого мороза... Миша слегка потянулся, медленно встал, подошел к окну, и с грустью посмотрел вниз. Редакция находилась в огромном здании-башне на одиннадцатом этаже, внизу располагалась большая автостоянка, уже почти вся заполненная разных национальностей, размеров и расцветок машин - в их здании находилось множество различных офисов и фирм, и народу подъезжало много; неторопливо и медленно шумел, и гудел центральный в городе проспект, который назывался Автомобильным. По ту сторону проспекта находилось множество магазинов - от продуктовых до различных бытовых салонов. Среди них скромно притаилось и здание с красивой светящейся вывеской «Элитная мебель из Германии».

Миша равнодушно скользнул взглядом по вывескам магазинов, и вновь стал смотреть на автостоянку, будто высматривал там кого-то. «Фольцваген тигуан» так еще и не появлялся. Миша стоял, отрешенно смотрел вниз, скрестив на груди руки. Наконец, к шлагбауму подъехала машина - большой и гордый «Ниссан».  «Ну вот, Второй Муравей и выпутался» - равнодушно подумал Миша. Неожиданно правая дверца «Ниссана» легкомысленно распахнулась и оттуда изящно, и с присущей только ей грацией выпорхнула Лола, в своей недлинной, чуть ниже колен норковой шубке и направилась к центральному входу, а Второй Муравей, проехав шлагбаум, стал парковаться.
Больно кольнуло в груди, и как будто током ударило, и Миша, болезненно скривив брови, быстро отошел от окна. Схватив красивую хрустальную пепельницу с небольшого журнального столика, стоящего в кабинете его начальника, и мало думая о том, что делает, он с силой размахнулся и кинул ни в чем не виноватую вещь в противоположную стенку. Пепельница с хрустальным звоном разлетелась на маленькие хрусталики-слезинки, упала без жизни на пол, и так и застыла, разбитая, в немом молчанье и с укором поблескивая. «Она же сказала, что хочет побыть одна?!» - отчаянно и яростно проговорил Миша, и пнул носком ботинка один из осколков, отчего тот не менее мстительно впился в Мишин ботинок в ответ.   

Тут в дверь слегка кто-то постучался, и не дожидаясь ответа, дверь распахнулась, и сначала ворвалось уже привычное для всех тараторенье:
- Привет! Вот скажи, как лучше написать: и багряный отсвет заката заливисто и игриво оттенял фигурки сидящих на террасе людей; или багряные отблески заходящего солнца заливисто и игриво оттеняли фигурки сидящих на террасе людей? - а затем появилась и Люсина голова с прыгающими вечными вопросами в ее темных, шоколадных и в вечно широко распахнутых глазах. Миша развернулся к ней.
- Ой, что это? - воскликнула Люся, увидев осколки.
- Пустяки, ничего страшного не произошло, нечаянно и вдруг сама упала и разбилась боссовская любимая пепельница, надоело ей жить, наверное. Но он, конечно, не поверит, что она сама, и будет казнить меня. - полусеръезно-полуравнодушно пошутил он.
- Нда, Виталий Сергеевич наверняка расстроится. Хотя если заметит, конечно... - хмыкнула она. - Ну так, что скажешь - какой вариант лучше - первый или второй? - снова спросила неугомонная Люся, и встряхнула своей белокурой головой, отчего ее, по-детски заплетенные две косички, тоже сделали прыжок и проказливо махнули двумя хвостиками. Вся уже редакция и Миша привыкли к вечному тараторенью и нескончаемым вопросам смешной девочки-журналистки Люси; без эдаких вылазок из собственных мыслей и нападок на чужой мозг, она не могла закончить написание какой-нибудь статьи, обязательно нужен был чей-нибудь совет...
- А про кого ты сейчас сочиняешь быль и небыль, не про Ванессу ли с Майклом? - вопросом на вопрос ответил Миша, поинтересовавшись.
Эти оба персонажа являлись новыми модными поп-певичками среднего исполнения на многострадальной нынешней сцене так же жуть как популярными уже месяц для всего глянцевого мира. А теперь еще и увязли они оба, как страусы в песок - с головой в роман, и все в глянцевом мире с ума посходили от этой свеженькой, но уже не девственной новости, и неделю, за неделей печатали только о них, присочиняя и прифотографируя еще больше, чем есть на самом деле. И «Sweet Cream» не отставал, а даже скорее лидировал в сумасхождении от этой звездной влюбленной парочки.

- Неа, я о них в прошлый номер великолепную статью сдавала, разве ты не читал? - слегка приобиженно сказала и дернула плечиком Люся. («Как будто я вообще хоть что-то в ваших этих сливках читаю?» - равнодушно подумал Миша.) - а Люся продолжила:
- Я сейчас о другом пишу, а о ком и о чем не скажу! Секретик пока, понимаешь? (Миша кивнул) - А сейчас О Ваньке и Майке Лолка пишет...
«Установка закончена.» - сказал механический, но приятный женский голос, а Миша, повернувшись к компьютеру, немного подумав, тихо сказал:
- Люсик, извини, я не могу сейчас выбирать тебе фразу из твоих вдохновений, мне вторую программу устанавливать надо.
- Да ну тебя! - обиженно сказала Люся и хлопнула дверью.
- А Лолы сегодня нет? - вновь Люсина голова появилась в проеме.
- Нет. Лолы сегодня нет. - Яростно и порывисто отчеканил Миша, даже не обернувшись.
- Да ну тебя еще раз! - с чувством и совсем уже обиженно сказала Люся и снова захлопнула дверь.

Лола ушла от Миши неделю назад. В один не прекрасный день Миша возвращался с работы без нее, и вернулся поздно - а ее нет. И вещей ее нет. Ни шубки на вешалке в холле, ни платьев в шкафу, ни зубной щетки на полочке в ванной... Осталась только белая бесконечная, вечно холодная записка на компьютерном столе с черными нескончаемыми и не менее холодными буквами: «Я хочу побыть одна, и я устала от наших с тобой непонятных отношений. Ты же ничего не видишь, кроме своих компьютеров, и по-настоящему тебе никто, кроме них не нужен. А я же не программа какая-то твоя, Миша, я же живая. Я жить и чувствовать хочу. Думаю, что я поступаю правильно, тихо уйдя, без скандалов. И очень тебя прошу, не пытайся выяснять со мной отношения, особенно на работе.»
После ее ухода в квартире поселилась какая то тоска. Впрочем, оставался жив еще нежный и еще уловимый аромат Avis от French Havana, ее духов на подушке...
И Миша не устраивал никаких скандалов. Всю эту неделю он лишь только стал приезжать на работу раньше, а уезжать позже. Приходя, стоял и смотрел вниз, на автостоянку и ждал, ее, Лолин, «Фольцваген тигуан» и провожал ее взглядом до входа в их башню. Днем даже не пытался с ней столкнуться, не выходя из кабинета. Вечером также, молчаливым взглядом провожал от входа до машины. А потом садился в свою неприметную, но ему верную, «пятнашку» и под оглушительный рев вечно живой «Нирваны», ехал домой, где ждала его тихая и грустная, серая, как мышь тоска... Он почти не брился, почти ничего не ел, корзина для не стиранного белья была уже заполнена до верха, а холодильник - пуст, в дверце сиротливо стояли только две бутылки пива «Сибирская корона», да пачка чипсов «Лейз», непонятно почему и зачем оказавшаяся в холодильнике ...

Варя уже хотела выйти из «Одноклассников» и залезть почитать онлайн «Sweet Cream», помимо всяких «знаменитых» сливок и бесполезной гламурной мишуры, в этом журнале находилась потрясающая колонка статей о разных странах и интересных людях под заголовком «Путешествуй вместе с нами», и которую очень любила читать Варя, - как вдруг неожиданное «Та-та» прозвучало снова. Это пришло сообщение от Саши.
Даже не открыв его, девушка отложила ноутбук в сторону, поднялась, осторожно встала с кровати и на одной ноге допрыгала к окну, положила обе руки на подоконник, где стояло несколько горшков с комнатными растениями: декабристом, геранью, папоротником, и разными кактусами. Подошла, и глубоко задумалась.

Она вдруг ясно поняла, что ничего не хочет. Что все это надоело и зашло в тупик. И надоело то, что зашло в тупик, и то, что по непонятной причине почему-то заботит и тяготит только ее. А его - все устраивает. Она вдруг подумала, что не хочет читать это, Сашино сообщение, о чем бы оно ни было, и тем более, отвечать на него.
Варя жила на третьем этаже в обычной серой блочной девятиэтажке по улице с необычным забавным названием Цветная. Во дворах по всей улице давным-давно уже были посажены деревья рябины, которые крупными гроздьями алели зимой, кустарники сирени и шиповника оживали фиолетово-розовыми красками весной; и существовала традиция - с наступлением весеннего настроения и лучистого тепла жители этих невзрачных унылых девятиэтажных  домов все как один выходили с лопатами, граблями - сначала убирались, а потом высаживали огромное количество различных цветов, которые потом цвели и пестрели, радовали глаз и распускали аромат всю весну, все лето и даже какой-то кусочек осени...
Неожиданно Варя увидела, как подлетел и уселся на одну из веток рябины большой красногрудый, с черной бархатной шапочкой на голове и гордый снегирь. Сначала он повертел головой в разные стороны, разглядывая вокруг обстановку и выглядывая ветку с более большими гроздьями ягод, потом, хитро прищурившись и глянув на Варю своими черными бусинками-глазками, взмахнул легкими серенькими крылышками, взлетел, и перелетел на другую ветку, всю усыпанную красивыми гроздьями с крупными ярко-красными ягодами, и начал не торопясь и с аппетитом клевать их.   - Какой, красавец, а? - залюбовалась им Варя, - так и хочется открыть форточку, и впустить его в гости... Только он не залетит, снегирь - птица гордая и свободолюбивая...


«Та-та» снова требовательно стал подзывать к себе ноутбук. – «Наверняка, снова от него. - мрачновато-холодно подумала Варя, продолжая смотреть в окно, - Как же это я молчу и не отвечаю дольше десяти минут, и не несусь по первому его зову куда угодно?! А он значит, может себе позволить не позвонить ни разу несколько дней и ничего не написать?! Где его черти носили, а? Надоело! Надоело так!! - продолжала думать она. - Он всегда знает, где я и с кем я, а я-почти всегда нет! И почему это я должна еще и отчитываться перед ним, пусть это делает его жена, в конце концов, а не я! Надоело!!!» - совсем уж взорвались в голове у Вари мысли, и она в сердцах махнула рукой и попала прямо по кактусу, отчего тот обиделся и разозлился на хозяйку, и несколько острых иголок больно впились в ладошку. - Ну чего ты дерешься с кактусом, дуреха! - вслух и сквозь слезы проговорила Варя, выдергивая из пальчиков иголки.
 
Кто же виноват в том, что в этом дурацком мире почему-то всегда все так сложно? Никто. Кто виноват в том, что она встречается и спит с женатым мужчиной? Кто? Он, она, его жена, может, еще кто? Вопрос, который застрял и повис где-то в пространстве и времени, и который никак не хотел выпутаться и спуститься в реальность...
Решить его можно только одним способом. Кто-то должен разрубить этот чертов гордиев узел, запутавший их всех. И этот кто-то просто должен уйти.

Ноутбук просигналил уже в третий раз, и тогда Варя, торопливо смахнув слезинки со щеки и глаз, собралась с силами и допрыгала снова до кровати, села и взяла ноутбук в руки. Три сообщения, и все от Саши.
«Привет, любовь моя! Что ты делаешь сегодня вечером? Может, встретимся?"
Встретимся - это в общем то практически всегда сводилось к тому, что он приезжал к Варе и оставался на ночь. И им было хорошо вдвоем. В сексе он был внимателен, не груб и нежен, она податлива, тепла и ласкова. И поговорить они всегда могли, о чем угодно. По таким утрам, когда он вылезал из ее постели, он будил ее, легонько тряся за плечи и целуя - потому, что Варю вообще трудно всегда было будить, варил кофе и мазал маслом или сливочным сыром бутерброды, пока она окончательно просыпалась в ванной, умываясь и начищая зубы всемирно известным и таким же всемирно популярным «Колгейтом». Потом они вместе на ее стильной и просторной германской кухне спешно завтракали, - и разбегались то на несколько дней, то на неделю, то больше - каждый на свою работу и в другую жизнь, он - в свое многолюдное посольство и в свою семью, она - в магазин-салон "Элитная мебель из Германии" и к своим подругам.
Почему - не каждое утро?
Надоело!
«Почему не отвечаешь? Ты на что-нибудь обиделась? Так и напиши. Я не понимаю! Ответь.»
Вот так всегда, объясни и ответь! Срочно! И точка! А когда же на мои вопросы будут получены ответы?!
Надоело!!
«Что случилось?! Ответь, я тебя умоляю, я же беспокоюсь все-таки. И потом, ты знаешь, я же не могу долго держать сообщения на странице. Если ты через полчаса не ответишь. я тебе на телефон позвоню.»
Ну да, как же, конечно, Настя ведь может на его страничку вдруг с проверочкой залезть - а тут на тебе, переписочка любовная... Конечно, удалять ему надо сразу все.
Надоело!!!

Слезы неслись уже вовсю из загрустившей души на свободу прозрачными капельками по щекам Вари. Почему-то обиднее всего стало то, что они время от времени спят вместе, кушают вместе, смотрят какие-нибудь киношки вместе, иногда гуляют вместе, а в «Одноклассниках» они даже не в друзьях друг у друга. Когда-то она прислала ему предложение дружбы, он не принял, а прислал сообщение: «Давай не будем усложнять друг другу жизнь. Разные у людей начнутся вопросы, ты пойми. Да и так даже романтичнее и интереснее, никто ничего не знает, - а мы пишем друг другу сообщения.» Тогда она согласилась, и поначалу было конечно же интересно наблюдать, есть ли он на страничке или нет, когда заходил, ждать, когда он появится. И тайная такая от всех переписка поначалу возбуждала. А сейчас Варя поняла, что ей больно. Как-то она выложила на своей страничке их совместные фотки, где они вдвоем, Саша в тот вечер очень злился и ругался, заставил Варю удалить, сказав опять те же слова, разные у людей начнутся вопросы, зачем нам это?
Больно от того, что все так.
Вроде бы они вдвоем на свете есть, и вроде бы их и нет.
И на странице у него - в фотографиях - он, она - его жена Настя, улыбающаяся и счастливая, и веселая и беззаботная Лиза, их дочурка, милый ребенок двенадцати лет. А у нее на странице - она, Варя, очень красивая, но одинокая и очень несчастная девушка, в глазах которой застыли таинственные грустинки, несмотря на окружение большого количества любящих ее и искренних друзей, и подруг.
Есть Саша в ее жизни, и как будто бы его нет.
Чертов гордиев узел, чем дальше, тем затянется еще сильнее. И чем дальше, тем будет еще больнее.
И больно от того, что все так...

Не дожидаясь прихода уборщицы, Миша дошел до уборной, взял веник и совок, подмел осколки безжизненной уже пепельницы, выкинул их в мусорный мешок, и отнес обратно рабочие инструменты Лидии Михайловны, главной по чистоте в их муравейнике. Затем открыл свой ноутбук и включил его. Неделю он никуда не заходил - не хотелось. Ни на почту, ни в аську, ни в «Одноклассники», ни в «ВКонтакте» и даже ни на игровой форум по Страйку. Можно себе представить, насколько была забита почта сообщениями, если друзья, уже потеряв его, буквально на следующий день забеспокоились и начали бомбардировать мобильник, с одним и тем же вопросом:
- Куда ты подевался, дружище?!
На что он поначалу терпеливо всем отвечал:
 - Устал я жить в компьютерном мире, хочу побыть немного в реальности.
Некоторые отвечали:
- Чудак, явно с тобой что-то не то, виртуалка - твой дом родной, возвращайся к нам обратно.
Другие:
- Решил посмотреть, что твориться в реале? Скоро ты поймешь, что все там фигня и вернешься.
Потом даже перестал отвечать, выключил звук на мобильном, и так и ходил; время от времени, но уже реже и реже телефон щекотал ногу в кармане штанов в режиме вибро и с текстом:
- Совсем пропал чувак, надеемся, что твоя хандра пройдет, и ты вернешься в мир нормальный...
На самом деле он просто никого из них не хотел видеть и общаться какое-то время. Он хотел видеть только Лолу.
Он хотел, чтобы она вернулась. Не устраивая сцен и выяснений отношений и не попадая ей на глаза, он думал, что она успокоится, соскучится по нему, по Мише, и поймет, что без него, без Миши не может - и вернется. Он то без нее ведь не может. Он понял это сразу, в первый же день, когда пришел домой, а ее - нет. И он метался тогда, как раненый медведь, из угла в угол, не зная, что делать, откупоривая одну за другой пробки с бутылок пива, и закуривая одну за другой сигарету, отчего вся комната тогда провоняла суслом и никотином; и на следующее утро он поднялся с ужасно тяжелой и пустой головой, открыл настежь все окна, несмотря на мороз, чтобы выветрить все это. И пообещал самому себе больше так не напиваться, и не курить. Пива все-таки он тогда одну выпил, слишком уж сушило и першило в горле, а курить не стал, и не курил уже неделю.
Но это было тогда, а сейчас Миша вдруг осознал, что прячась от людей и мира, он прячется прежде всего от самого себя. А от самого себя не убежишь, как бы ты этого не хотел. Он вдруг понял, что если не предпримет хоть что-нибудь, то Лола не вернется. Открыв «Одноклассники», не обращая внимания на шквал писем и комментов, первым делом Миша полез в список друзей, набрал Лолу, сначала не поняв даже, что то-то изменилось. Лолита Сосновская на сайте, - сообщал маленький, загадочный, дающий надежду оранжевый кружочек в нижнем левом углу.
 – Значит у себя уже на рабочем месте. - с болью подумал Миша, - Интересно, а где Второй Муравей тогда, а?"
Он кликнул на фотку, и очутился на страничке Лолы. На несколько минут обалдело впился глазами в ее главную фотку - Лола ее поменяла. На фотографии она была запечатлена в неизвестном Мише месте. Его Лола была в соблазнительном сексуальном костюме тигровой расцветки и изображающем ее тигрицей; в соблазнительной позе она полулежала на полу на самой настоящей тигриной шкуре, одной рукой она нежно обхватила шест, который горделиво тянулся к зеркальному потолку, а во второй руке изящно держала бокал на тонкой ножке с красным вином. Освещение казалось красноватым полумраком, и от этого создавалась уютная и расслабляющая интимность, и это придавало фотографии гармонично-законченный вид. А Лолу делало еще соблазнительней, желанней и красивей.
- Где это она? кто ее снимал? Что это за место, и почему такое бесстыдство? - вопросы, ревнивей один другого терзали мысли и душу Миши. Он смотрел на нее, и не узнавал ее. Под фотографией в комментах она написала: «Мы с ней одной крови, она и я.»  В ответ на ее - какой-то Maxdead ответил: «Ты не только умО-О-О! помрачительная тигрица, но и талантливая танцовщица!» На что был ответ Лолы: «Спасибо, Лапуль Макси». И какая то Лада сделала еще приписочку: «Ты очень красива, Лолка, Молодец!»
У Миши от ярости и ревности потемнело в глазах, а сердце билось так, как будто выскочит сейчас из груди, устав страдать. Такая метаморфоза, и всего лишь за несколько дней? Или она всегда была такой, а он просто не видел? Что за «Лапуль Макси» ?! Как это? Может, это и есть фотограф? Только получается он не местный, в издательстве в собственной фотобратии никакого Макси, тем более «Dead-a» никогда не наблюдалось. А причем здесь танцовщица?! Только сейчас он обратил внимание на шест, и все понял. Это же стриптиз-клуб! Лолка - и стриптиз-клуб?! Лолка - талантливая танцовщица? Танцовщица стриптиза?! Как это? А причем здесь Второй Муравей тогда?
Одни вопросы, от которых кружится, как карусель, голова, и ни одного ответа, чтобы эту карусель остановить. А надо бы сделать остановку, остановиться - отдышаться, и все обдумать. Но - не можется...
Он перещелкнул мышкой на статус, который последним установила Лола, и с жадностью стал читать, надеясь прочитать там хоть что-нибудь утешающее. Статус Лолы был лаконичен и красноречив: «Живу полной жизнью и наслаждаюсь этим!»
И от этого вдруг стало так больно. Больно от того, что все так странно.
Он зажмурил на несколько секунд глаза, будто решаясь на что-то, открыл их, снова щелкнул мышкой на левую колонку на страничке Лолы, где находились комментарии ее фотографии, и под комментом неизвестной ему Лады он написал: «Тебя и не узнать, красотка Лола!» Несколько минут он томительно и с нетерпением ждал, какова будет ее реакция, и ответит ли она хоть что-нибудь? Она написала: «Спасибо, Медвежонок!»

Он в сильном волнении уставился на эти два слова: с отчаянием, потому, что она его так называла, когда они еще жили вместе; и с надеждой - поскольку она снова его так назвала. - Значит, не все еще потеряно все-таки, - подумал Миша. И он решился, написал сообщение: «Как поживаешь вообще? Чем занимаешься?»
И снова с замиранием сердца стал ждать ее ответа. Лола не отвечала долго. Наконец, прислала: «Спасибо, Миш, хорошо.»
И от этого стало еще больнее.
Она всегда любила о себе все рассказывать, и в реале, и в инете. Тем более, если подружилась с какой-то новой подружкой, или увлеклась каким-нибудь новым занятием-вышивкой, бисероплетением, высаживанием диковинных цветов в горшках на подоконнике, йогой и еще Бог знает, чем. Она тогда могла часами увлеченно говорить и рассказывать Мише обо всем об этом, тогда, когда он с кем-нибудь яростно сражался в Контр Страйке, или наперегонки гонялся по виртуальным дорогам, и поэтому слушал ее болтовню вполуха, воспринимая ее тогда больше скорее, как радио. А сейчас, когда кабель оказался перерезанным, оказалось, что наступила тишина. И эта тишина больно резала слух. Сейчас его Лола ответила, как можно кратче: «Спасибо, Миш, хорошо. «И эта краткость больно слепила глаза. И все это вместе острыми занозами впивалось в душу.
Миша вдруг отчетливо понял, что очень хочет с ней поговорить. Просто вот поговорить. Прямо сейчас. И что ему не хватает именно этого: того, что она всегда, не жадничая, делилась с ним всеми своими эмоциями. А он, болван, Паук-болван не ценил этого, и продолжал все глубже и глубже вплетаться и заплетаться во всемирную реально-нереальную паутину...
И он снова скинул ей сообщение: «Я хочу поговорить с тобой. Мы можем как-нибудь увидеться и поговорить?»
На этот раз она ответила быстро: «Я не хочу. И о чем говорить, Миша? Я же просила не выяснять отношений!»
«Может, мы могли бы начать все сначала?» - умоляюще написал Миша.
«Нет. Нас больше нет, ты пойми. Есть я, и есть ты. И есть разные измерения. И давай не будем усложнять друг другу жизни. Они у нас разные, как на разных планетах.»
«Что все это значит, Лола?! Что это за стриптиз-танцы? И что это у тебя с Муравьем, а?» - сойдя с ума от ревности, ярости и бессилия, и прежде чем подумать, Миша отправил это сообщение.
Лола молчала долго. А затем прислала снова лаконичное: «Я же просила не выяснять отношений.»
И через несколько секунд ее страничка стала недоступной. «Этот пользователь добавил вас в Черный список» - безжалостно и тупо сообщала строка, застывшая колкими льдинками на экране равнодушного к различным человеческим страстям ноутбука.
И стало еще больнее от того, что стало так невыносимо больно...

«Не буду ничего отвечать, - подумала Варя, сидя в постели, и все так же продолжая держать ноутбук в руках. – И трубку поднимать не буду. Не хочу.» Он же не хочет «Усложнять жизнь», в выходные, например, на свою страничку даже не заходит, ничего не напишет, когда ему неудобно - не позвонит, или же будет делать вид - если вдруг она, Варя, сама ему позвонит - что это звонок по делу, и будет с ней разговаривать сухо и холодно, и как будто со своей подчиненной. Боится, что Настя тогда уже ему усложнит жизнь...
Слезы снова стали проситься наружу, обида на него и злость на саму себя закипали внутри. Она и не хотела его видеть и слышать, и хотела. Она его любила и ненавидела сейчас одновременно, и не могла понять, какое из этих двух чувств преобладает в весе и перевешивает на хрупких хрустальных весах ее сердца.
Она молча и тихонько щелкнула мышкой на маленький, еле заметный от серости крестик наверху в строке, скромно притаившимся за большим словом «Одноклассники», который и обладал еще своим собственным оранжевым флажком-значком. Щелкнула - и вышла с сайта; как будто из той, придуманной и странной жизни просто взяла и шагнула в другую, где находилась другая, живая планета. «Как просто - вдруг подумала Варя, - «щелк, ты - на одной орбите, щелк - ты уже на какой-нибудь планете, - а щелк - и ты снова, у себя в комнате…»
Она вовсе выключила компьютер, встала, и снова допрыгала до окна. На ветках рябины резвилась уже большая компания: красно-оранжево-грудых снегирей было уже несколько, и к ним присоединились еще небольшие, но забавные и озорные воробьи, и веселые болтливые синицы. Они беззаботно общались, с удовольствием вкусно перекусывая, поклевывали красные бусинки рябины и перелетали с ветки не ветку. Чуть подальше, в глубине двора росла старая, с большими мохнатыми лапами и укрытая серебристой шубкой снега мудрая и много повидавшая ель. Пролетела, протяжно каркая ворона и неуклюже задела своим длинным крылом одну из ее ветвей. И упал снежок, серебристой пылью рассыпаясь, с колючей ветки, как сияния лучики от падающей в небе звезды, а Варя, смотря и затаив дыхание, загадала желание...
И тут же раздался телефонный звонок, она взяла в руки лежащий на подоконнике серебристый мобильный телефон-раскладушку, посмотрела на экран: Саша. Сбрасывать не стала, но и поднимать трубку тоже. Просто нажала на кнопку «без звука» и положила обратно на подоконник. В режиме «вибро» он лежал на подоконнике и рычал, как разъяренный зверь и с наступлением двигался на горшок с кактусом. Варя и кактус с интересом и любопытством наблюдали за медленными, но угрожающими передвижениями маленького, но злобно настроенного мобильника. Вдруг на полпути он остановился и перестал рычать, видимо, немного подустал и решил отдохнуть, хотя до горшка оставалось сантиметров пять. Через несколько минут снова зарычал и задвигался по направлению к кактусу, и когда достиг горшка, то столкнувшись с ним и не выдержав его твердой решительности, он отскочил и, соскочив со страху с подоконника, упал на пол, к ногам Вари, и смиренно затих. А Варя рассмеялась, и сквозь слезы сказала:
- Теперь тапочки мои атаковать будешь, чудо ты мобильное? На что в ответ телефон снова недовольно завибрировал и задвигался по направлению к правому тапочку Вари...
«Быть или не быть? Вот в чем вопрос.» - философски подумала Варя, наклоняясь за телефоном: сердечко ее уже начало сдавать бастион, и она уже хотела поднять трубку и ответить, - только она взяла его в руки, как тот вдруг неожиданно замолчал.
- Значит, не быть. - вслух сказала девушка, задумчиво глядя на три не отвеченных Сашиных вызова.
Перезванивать мешала обычная женская гордость и какая-то отчаянная решимость.
Вздохнув, Варя, продолжая держать в руках мобильник, попрыгала на кухню. Достала кофейных зерен, насыпала их в кофемолку, размолола маленькие, правильной формы и один к одному одинаковые темно-коричневые зернышки, отчего по кухне сразу же разнесся пряный аромат благородной Арабики. Насыпав в турку, поставила на плиту, присела на табуретку и снова задумалась.
Телефон больше не издавал ни звука, обидевшись, равнодушно лежал на столе, и мстительно поблескивал черным, погасшим экраном.
- И что дальше? - спросила саму себя Варя. - Он больше не позвонит. И наверно не придет. И что, стало тебе легче, а? - Она помешала ложкой в турке закипающий пенистый напиток. - Да нет, не легче, - донесся откуда-то из глубины души тихий шепоток. -Стало даже как-то горько, так, как если бы вот это кофе без сахара пить - чего-то не будет хватать... - И Варя посмотрела на кофе в турке - оно уже поднялось пенистой шапочкой - она повернула выключатель на плите и выключила огонь. - Вот можно было бы так тоже - раз, и выключить все чувства к человеку, или наоборот, раз включить...
- Динь-дон, динь-дон - настойчиво и требовательно прервал размышления Вари и подзывал к себе чей-то звонок в дверь.
Она от неожиданности подскочила, и забыв, что левая нога у нее болит, ступила на обе - и тут же зажмурилась от боли, и присела обратно на табуретку. Немного подождав, пока боль утихнет, встала на одну ногу и попрыгала в прихожею. Звонок продолжал надрываться. Подойдя к двери, Варя заглянула в глазок - Машу она не ждала так рано, а Сашу не ждала уже совсем, по крайней мере сегодня - по ту сторону двери стоял молоденький парнишка лет шестнадцати-семнадцати, не больше, с какой-то коробкой в руках.
- Кто там? - встревоженно и осторожно спросила Варя.
- Откройте, пожалуйста, вам посылка, вы должны получить.
Посылка?! От кого? Посылок Варя ни от кого не ждала. Но, заинтригованная, все же решилась открыть дверь - парнишка не показался ей никаким опасным бандитом.
- Вот, держите посылку, и распишитесь вот здесь, что получили. - и мальчишка протянул ей бланк, где было указано, что посылка предназначена именно ей, и стояла галочка, где ей нужно было расписаться. Бланк был не почтовый, на нем значилось: «Бюро душевных подарков».
Подарок?! От кого бы это? Да и День Рождения у меня уже давно прошел. - настороженно подумала Варя, но все же расписалась о получении, и спросила у парнишки:
- От кого, вы знаете? Вы можете мне это сказать?
- Никак нет. - ответил он. - Я всего лишь курьер. Мне велено доставить по адресу, я доставил. Так что я не знаю. Вы меня извините, у меня еще много заказов, я должен идти.
- Хорошо, хорошо, идите. - сказала удивленная Варя, - Спасибо, до свидания!
- До свидания! - и мальчишку как ветром сдуло с площадки, только топот доносился с лестницы - так он торопился.
Варя закрыла за ним дверь, и уставилась на странную посылку. Это была небольшая коробочка, по всем четырем сторонам которой были проделаны маленькие дырочки. Но рассмотреть, что там, не открыв ее, не получалось.
- Странно все это! - сказала она снова вслух. - Может, не открывать ее до прихода Маши, она придет, и мы решим, что делать?
Но любопытство одержало вверх над разумом. Осторожно держа в руках небольшую и не тяжелую коробку, Варя допрыгала обратно на кухню. Забыв о том, что хотела выпить кофе, она достала из ящика кухонного стола ножницы и стала вскрывать коробку. Открыв, она увидела что-то бережно укутанное листками специального материала, которым упаковывают растения от холода зимой. Осторожно сняв обертку, Варя увидела небольшой горшочек с небесно-голубыми незабудками. Уставившись на это чудо, она сначала даже не поверила, что цветы живые. Но незабудки были не искусственными, а самыми настоящими, с крупными цветками, недавно политыми-земля была влажной, и на листочках и лепестках цветков блестели капельки воды. Наклонившись, Варя понюхала их - они пахли свежестью и летом. И это - посреди зимы...
Ошарашенная, она вынула горшок из коробки, и увидела под ним какой-то листок. Поставив горшочек с цветком на стол, она достала листок, и стала читать. «Самой прекрасной девушке на свете» - было напечатано в записке, и больше ничего. От кого - это в ней не значилось.

«Установка закончена.» - снова равнодушно-ласково прозвучал мелодичный голос женщины-фантома из динамиков. Миша подошел к компьютеру своего начальника, проверил, что все установки прошли успешно, и выключил его. Потом взял свой ноутбук в руки, хотел уже выйти с сайта «Одноклассники» и выключить его тоже, но тут взгляд его упал на колонку «Вы знакомы?»
Внимание его на мгновение привлекла одна фотография. И ему вдруг показалось, что он эту незнакомку уже где-то видел. Нет, не здесь, не в этом туманом измерении, а в обычном, и где-то при свете дня.
Девушка была запечатлена в беззаботной позе, сидя, как маленькая девчонка, на качелях, свесив худенькие ножки вниз, и улыбалась искренне-застенчивой улыбкой. Она была очень миловидной, даже сказать - красивой, но несмотря на то, что она улыбалась, глаза оставались потаенно грустны. Одета была незнакомка в летнее легкое нежно-розового цвета, который необычайно шел ей, - короткое платьице, что позволяло любоваться ее стройными, слегка тронутыми легким загаром ногами.
На заднем фоне фотографии уже разливался малиновым вареньем закат, и таинственно проникал во все пространства и уголки, ярко и щедро заливая малиново-сливочными пенками. Девушку он тоже не смог обойти стороной и ее не коснуться - он подкрасил ее щечки нежно-розоватыми румянами, поиграл с цветом ее волос, придав каштановым отливам красноватые приливы, а глазам, несмотря на притаившихся в них росинок, добавил озорных и добродушных светлячков...
Миша перевел взгляд ниже и прочитал: «Варенька Ромашко».


Миша не успел даже удивиться, как дверь отворилась, и в кабинет зашел Второй Муравей. Впрочем, он не Муравей, конечно, а Николай Васильевич Голованов.
Это был плотного телосложения, но высокий, возрастом не больше сорока лет, и по-своему симпатичный мужчина. Одевался он всегда по дресс-коду, то есть всегда носил костюм: брюки, рубашку, если были холодные дни-сверху надевал пиджак, всегда все безукоризненно чистое и отглаженное.
- Уфф... - сказал он, усаживаясь в одно из кресел, - Здорово, Миха, сказал он, обращаясь к Мише. Тот, выключив свой ноутбук, повернулся к нему.
- Здравствуйте!
- Ну чего, как дела? Ты чего кислый такой, как прокисший кисель? -продолжал Голованов.
- Программы я установил, в принципе, проверить можете и вы. -ответил Миша и замолчал.
- Нда-нда, Витальки-то не будет сегодня. Проверю, проверю... Да, пока пробежался по всем отделам, нагоняев всем нашим бездельникам понадавал, так даже чего-то и устал... - как бы сам себе пожаловался Николай Васильевич.
Странно, но неприязни почему-то Миша к Голованову и его присутствию в данный момент не испытывал.
Надоело!
Надоело думать об одном и том же. Такое ощущение, что подумай Миша о чем-то еще таком, и голова его лопнет, как воздушный шар, наткнувшийся на что-то острое...
- Ты не знаешь, когда закончатся эти жуткие морозы? Не смотрел в инете, что обещают? - снова спросил Голованов Мишу.
- Нет, не знаю, не смотрел. - равнодушно ответил тот.
- Досадно, да... Представляешь, - начал рассказывать он Мише, как какому-закадычному другу, - я сам сегодня еле завелся, ехал медленно, потому, что скользко, решил на одной из остановок притормозить - ну там палатка была, хотел я водички какой-нибудь взять, уж больно пить что-то захотелось - пояснил он, -Выхожу значит, а там Лолка стоит, вся дрожит.- Возьмешь, говорит, меня? Моя машина не завелась, а общественного транспорта уже как полчаса никакого нету. (и вправду, народу-то бедного, всего замерзшего очень много уже пританцовывало-то стояло.) Я говорю - конечно, залезай, и еще пару девчонок по пути прихватили-то, - уже смеясь рассказывал Второй Муравей. - А Лолка-то всю дорогу и смеялась, сказала: полезно иногда вот потакать своим желаниям, выходит. Захотел я «спрайтику» попить, и вот, Лолку нашу спас, а заодно и статейку новую! - вовсю уже хохотал он.
Надоело!!
Мише совершенно от этого не стало смешно, и не хотелось ничего больше слушать. Захотелось курить. Он полез в карман джинсов, где обычно держал сигареты, но пошарив там рукой и не обнаружив привычной пачки, вспомнил, что бросил курить.
Голованов между тем достал из своего небольшого кейса свои сигареты и зажигалку, положил их на журнальный столик и сказал:
- Давай покурим и поговорим, а?
- Николай Васильевич, я бросил курить. - неожиданно даже для себя твердо ответил Миша, отметив про себя, что курить в общем-то ему уже не хочется.
- Да?! - крайне удивленно спросил Голованов. - Да... - опять как-бы сам себе стал говорить он. - да..., пожалуй, надо почаще бывать в редакции, да поглубже в них всех присмотреться, а то скоро совсем не будем знать, кто чем здесь дышит... (Он  и вся редакция знала, что Миша всегда дымил, как паровоз). - И давно ты бросил? - снова обращаясь к Мише, спросил он.
- Неделю не курю. -ответил Миша, скрестив руки.
- Неделю? Ну тогда не кури, не надо. - И заметив, что Миша встал в позу, продолжил:
- Ну чего ты смотришь на меня, как на врага народа? Есть в науке психологии такое понятие, как охарактеризовывать состояние людей по их позам. Так вот, ты сейчас находишься в «защитно-оборонительной» - не трогайте меня никто, а то укушу! - Миша ошарашенно и с интересом посмотрел на Второго муравья, а тот продолжал, как ни в чем не бывало:
- Да-да - скрестить руки чуть пониже груди - означает, что человек хочет «закрыться от всех, спрятать». Свои эмоции, разумеется, свое душевное состояние. И так же, как бы предупреждает - не лезьте ко мне сейчас. - спокойно продолжал рассказывать тот, - понаблюдай за собой, да и за другими людьми, и ты увидишь, что это так. - закончил Голованов, и заметил, что Миша уже не держит так руки, а расслабленно положил их на спинку стула, и с интересом его слушает.
- Ну так вот, лезть к тебе я сейчас не буду, вижу, что, конструктивных никаких разговоров сейчас не получится. И видочек мне твой не нравится. Иди-ка ты домой, Миша. Температурку там померяй, отлежись, в конце концов.
Тут он вынул сигарету из пачки, взял зажигалку, прикурил и спокойно спросил:
- А где пепельница, Миш? Ты не знаешь, куда ее Виталька подевал?
- Я ее разбил. - не стал врать Миша.
- Да?! и зачем?
- Не знаю. Просто разбил, и все.
- Спасибо, что хоть честно сказал. - Слегка нахмурившись, ответил Голованов. - Ему ее Мэри подарила. - продолжал он, - злиться будет немало... Ну да ладно, придумаю уже, как спасти тебя от гибели. Но за тобой должочек тогда будет небольшой... Как-нибудь потом сочтемся... Ну да ладно, иди уже, не мозоль мне глаза! - сказал он, выпуская белое облако сигаретного дыма.

И Миша, удивленный и потрясенный до глубины души, выпал из кабинета с ноутбуком подмышкой. Вот он, оказывается, какой, Второй Муравей, не плохой мужик, в общем, не такой, как привыкли считать его все в этом муравейнике...
В голове еще стоял сладковатый малиновый со сливками туман, перемешанный с горьковатым привкусом непонятной и скучной серости...
Надоело!!!
Надоело прятаться. И Миша уверенной походкой направился в отдел журналистов, где находились и творили и Лола, и Люся и остальная журналистская компания. Здесь вовсю кипела рабочая оживленная жизнь, стучали пальчики по клавиатурам, на экранах мониторов появлялись и оживали чьи-нибудь истории, и казалось, весь воздух в помещении пропитался запахом сюжетов и идей, которые серой пылью сплетен и горячими лучами острых фраз впоследствии оседали и обжигали с ярких, красочных, блестящих глянцевых страниц и уверенно пахли типографской краской.
Журналистский отдел представлял собой большую комнату, по периметру которой в несколько рядов работали борзописцы, гудели процессоры, светились мониторы, щелкали мышки. Лола обитала в среднем ряду, в начале. При входе в отдел слева стоял большой фикус в просторном напольном горшке, справа находился чайно-кофейный аппарат.
Надоело!!
Миша бесшумно, но твердо открыл дверь, и зашел. Постоял минуту, наблюдая, как муравьи этого отдела послушно и усердно трудятся на благо муравейнику «Sweet cream»у и себе вонзая свои жала в очередных звездных жертв. Затем он направился к самому последнему ряду, где бесшумно сражалась со своими мыслями Люся.

Казалось, в этот миг весь отдел замер и побросал все свои тексты, ожидая возникновения новой драмы в реальности - все знали, что Лола ушла от Миши. Народ с интересом и любопытством смотрел то на Мишу, то на Лолу. Та застыла и побледнела, как древнегреческая статуя, и уставилась в одну точку на своем мониторе, надеясь увидеть там выход и исчезнуть.
- Ой, девочки, что-то сейчас будет! - испуганно посматривая на Мишу, прошептала крашенная блондинка Таня, сидящая следующей после Лолы. И только одна Люся не замечала, что происходит, глубоко погрузившись в пучину творчества, она писала.
Проходя мимо Лолы, Миша даже не взглянул на нее, спокойно и молча прошел мимо, и подошел к Люсе, встав у нее за спиной. Легко и тихонечко, как будто она всегда была его девушкой, он положил ей руку на плечо и негромко позвал:
- Люсь!
- Уфф, как ты меня напугал! - вздрогнув от неожиданности и резко обернувшись ответила Люся. - Тебе чего? Ты видишь, я пишу, надо закончить, пока не ушло...
- Ты помнишь, подходила спрашивала меня, какой вариант фразы лучше написать? Ты выбрала?
- Нет еще. - удивленно ответила Люся. - Я пишу сейчас другую статью. Муравей сказал, эта срочнее, ту потом допишешь. - пояснила она.
- Напиши так: «Багряные отплески заходящего солнца заливисто и игриво оттеняли фигурки сидящих на террасе людей. И создавали малиновую, как нежное варенье, уютность.»

Она молча смотрела на него, прищурившись и обдумывая около минуты, затем хлопнув в ладоши, сказала:
- А знаешь, Миш, ведь правда красиво звучит, и действительно, так подходит в этом месте! Про уютность-как раз то, чего не доставало! Спасибо тебе! Сейчас запишу, чтобы не ушло...
И тут только она заметила, что весь отдел нагло и удивленно пялится на них. Все, кроме Лолы, которая продолжала искать выхода в астрал на своем мониторе...
- Давай, Миш, иди, а то вдруг сейчас Муравей нагрянет. - смутившись, тихо сказала Люся, отвернулась обратно к монитору, и ее худенькие, как у пианистки пальчики снова залетали по клавиатуре.
- Да, давай, пока! - бросил ей в спину Миша, и направился к выходу. По отделу пронесся облегченный, но в то же время разочарованный вздох...      
Миша на мгновение остановился около фикуса, взял один листочек в левую руку, правой он осторожно провел по нему, и тихо сказал, обращаясь к деревцу:
- Я думал, ты искусственный. А ты, оказывается - живой!
Порывисто открыв дверь, он вышел в холл, и направился к лифту, чтобы спуститься вниз.
- Да надоело!!! - сказал вслух Миша, выйдя из здания на улицу, и тут же зажмурил глаза от яркого слепящего солнца и прозрачного колкого мороза. Постоял немного, привыкая к ощущению свободы оставшегося сегодняшнего дня, и быстрым шагом пошел к автостоянке, где дожидалась и мерзла его неизменная «пятнашка»
С трудом и усилием открыв дверцу - так она примерзла, и не хотела открываться, Миша сел в свой промерзший насквозь автомобиль. Машина с трудом завелась; но когда уютно и ласково заурчал мотор, сразу стало теплее и веселее на душе. Миша уже хотел захлопнуть дверцу, прогреть машину и ехать, как вдруг, чья-то рука не дала это сделать, твёрдо удерживала дверцу, и два пристальных холодных серо-стальных глаза впились в широко распахнутые удивленные глаза Миши.

Варя, все еще продолжая удивляться и любоваться нежностью и красотой незабудок, решила все-таки выпить чашку уже остывшего кофе. В полной задумчивости, выпив, она помыла чашку и блюдце, поставила посуду в шкафчик, села снова за стол, подперев голову руками и уставившись снова на цветы, сказала вслух, обращаясь к ним:
- Неужели это Саша? Нет, не может быть. Не настолько он романтик. Он привык получать, а не давать... Тогда кто?
- Динь-дон, динь-дон! - опять кто-то настойчиво трезвонил, желая снова зайти непрошенным гостем в ее жизнь.
Варя ненадолго недовольно нахмурилась, но все же снова попрыгала в прихожею, недоумевая, кто же это опять еще может быть.
Она посмотрела в глазок, и на какое-то время остолбенела, а сердце забилось и затрепыхалось в груди, как пойманная птичка, посаженная в клетку.
По ту сторону двери стоял Саша.
Он был красив, как всегда. Глаза его с отчаянной решимостью и еще с чем-то, что невозможно было понять смотрели на Варину дверь. И он сейчас был родней и ближе, чем когда-либо. Посмотрев на него, Варе почему-то сразу расхотелось посылать и забыть его, а захотелось прижаться к его широкой и такой любимой груди, забыть обо всем и никуда не отпускать.
Медленно и тихо повернулся ключ в замочной скважине, и Варя молча открыла дверь.

Саша стоял, прямо и пристально смотря ей в глаза. Варя не шевелилась, и не отводила взгляд. Так они стояли несколько минут.
- Может, впустишь? - спросил Саша, решив первым нарушить тишину.
- Проходи. - тихо ответила Варя, пропустила его и закрыла за ним дверь. Не отрывая глаз от глаз Вари, Саша уверенно, но нежно положил ей руки на плечи, и вдруг с силой и жадностью прижал ее к себе, его руки скользнули вниз по голой спине под махровым нежно-белым халатом, а губы властно захватили губы девушки, отчего у нее по всему телу побежали легкой волной мелкие мурашки, сладко заныло внизу живота, и не было сил сопротивляться внезапно накатившему жгучему желанию.
Он всегда имел над ней власть, и Варя осознавала это. Она понимала, что стоит только этим любимым рукам прикоснуться к ней, и она не сможет прогнать его. Но все же, все чаще и чаще внутренний голос разума стал нашептывать ей, что так нельзя. Она поступает подло, крадет частичку счастья у Насти и Машеньки, и собственно, частичку - у себя.
- Как же я тебя хочу, - прошептал Саша с нескрываемой страстью, оторвавшись от ее губ. - Пойдем в спальню, а? - Саш, может, не надо… сейчас. - тихо и неожиданно сказала Варя, слегка отклоняясь от него.
- Что мне сделать? - он негрубо оттолкнул ее от себя. - Чего ты хочешь? Хочешь, я разведусь с ней?
- Нет...
- Я тебя не понимаю. Я разведусь и точка. Ты же этого хочешь?! Ну не могу я без тебя жить, понимаешь, не могу!!! Лучше б я тебя никогда не знал! - сорвался он.
По щеке Вари медленно скатилась прозрачная слезинка, она собрала всю свою волю в кулак, чтобы не разреветься окончательно. Саша снова подошел к ней, вытер ладонью слезы, взял ее руку в свою, и тихо повел в комнату.

                *    *    *

-  Что, скушала кусок пирога, королева, а? - сказала сидящая напротив Лолы Лена, все это время молчавшая и с торжеством на нее смотревшая.
- Чего тебе надо? - резко спросила, повернувшись к ней, прелестная в своей злости Лола.
Лена в коллективе была своей, несмотря на то, что не была журналисткой, а была ученицей и помощницей старшей журналистки в отделе симпатичной белокурой Тани; они обе всегда были со всеми милы, да и коллектив, сам не зная, почему, просто любил их. А вот Лолу многие не то, чтобы недолюбливали, скорей, предпочитали с ней не сближаться, слишком она была себе на уме, считали девчонки.
Лена и Лола - девушки сразу же с первого же взгляда друг дружку не влюбили. Лена считала, что Лола метит на Танино место, и всеми силами старалась не допустить этого, помогая добывать материал и писать статьи для Тани таким образом, чтобы они всегда печатались с неизменным успехом. Никто, кроме Лолы не знал, что бедняжка Лена просто влюблена в свою Танечку. И Лена знала, что Лола это знает. И никто, как не Лола жаждал быть в отделе на первом месте…  И Лола знала, что Лена это знает. Лена про себя называла Лолу – «королевой выскочек», а Лола Лену – «несчастной лесбиянкой». И никто, как они обе, не знал этих тайн...
- Твой то уже другой статьи помогает писать, не тебе! - ядовито-насмешливо и нараспев проговорила Лена. - Смотри, как бы совсем мужик не переметнулся бы, а? - продолжила она.
- Ну, тебе это не грозит, ты же у нас до девушек охоча. - прошипела в ответ Лола. - Поэтому заткнись и слушай меня - Лола даже встала от злости. - Это я от него ушла, поняла ты?! Я! Потому, что мне настоящий мужик нужен, а не придаток компьютера и маньяк интернета!
- Вах, вах, что здесь происходит такое? - и тут же послышались вспышки фотокамеры - Щелк, щелк, щелк - Лена тоже уже стояла, готовая, если что вцепиться своей оппонентке в волосы - при входе стоял Второй муравей и с наслаждением снимал на камеру то одну, то вторую разъяренных девушек.
- Что такое? - повысив голос, снова задал вопрос Муравей.
- Ничего, Николай Васильевич. - обе девушки сразу же сделали вид, что ничего не происходило и смиренно присели назад, на свои рабочие места.
- Нда, нда - Лолка, смотри, как ты красива и эффектна, когда сердишься, - Сказал Голованов, подходя к ней и показывая снимки на камере. - И Ленка, смотри-ка, тоже как на конкурс! - кивнул он в сторону Лены. - А вы говорите - ничего! Ну да ладно, сами разберетесь, девки вы уже взрослые. Вот так вот должен всегда быть готовым настоящий журналист! - потрясая в воздухе фотокамерой и обращаясь уже ко всем, громко сказал Голованов.
- Всегда быть готовым к скандалу и сенсации. Все поняли?
Отдел послушно закивал головами.
- Ну а ты, Елена прекрасная, покажи мне материал о Софи. - попросил Голованов, подойдя к столу Лены. Та послушно нашла и открыла нужный файл. Слегка нахмурив бровь, Муравей стал читать:
«Софи, как всегда была неподражаема и прекрасна. И ее красоту, и сексуальность подчеркивал нежный, но эффектный свет софитов. Впрочем, нет. Она сама всегда подчеркивала свою ненасытную сексуальную натуру откровенными нарядами, изощренными инсценировками, волнующими телодвижениями и толпой полуобнажённых, возбужденных, не менее чем она сама, мужчин, вьющихся и танцующих вокруг нее вовремя выступления...»
- Никуда не годится. - сказал он со вздохом, перестав читать. - Одни шаблоны! И чему я вас только учу? И для чего только я тебя на этот мюзикл отправлял? О чем вообще все темы мюзиклов Софьи Гаудаутовой, не исключая и этот, последний, «Гордость здесь не причем»? Правильно, о пороках и разврате в разные эпохи и времена. А знаешь ли ты, почему они вообще так примечательны? Потому, что Софи сама пишет пьесы, и сюжеты в них в одно время просты и оригинальны, сама продумывает постановку, и сама играет своих главных героинь. И ей удается передать то, что она задумала - на сцене. Ведь никто не знает лучше своих героев, как сам автор. Помнится, об ее мюзикле «И снова Клеопатра» писала Таня. Так вот, потрудись милая взять у нее и почитать ту статью...
Тут Муравей глубоко задумался на несколько минут, глаза его затуманились потаенной глубокой мыслью, и как будто смотрели в совсем иное пространство и пребывали не здесь, в уютном и родном журналистском отделе, а где-то совсем в ином, волшебном месте.

- Кто вы? Что вам от меня надо? – Миша все же попытался закрыть дверцу своей машины, но незнакомец удерживал ее крепко, и щурясь, нагло сказал:
- В твоих же интересах выслушать меня, Миша!
- Откуда вы меня знаете?!
- Я много кого знаю. И чего.
- Зато я вас не знаю! – хмуро ответил Миша.
- Послушай, ты хотел бы, чтобы Лола к тебе вернулась?
- Вы и про нее знаете?! Откуда? Кто вы такой, черт возьми?! – тут уже он не выдержал, резко вышел из машины и захлопнул дверцу, нажал на брелок, закрывая ее.
- Скажем так, я спаситель разбитых сердец. Ну так как, поговорим? – сказал этот странный мужчина, скрестив руки на груди: уходить он не собирался и пристально разглядывал Мишу, выжидая.
- Да уж, пожалуй, поговорим, - процедил тот, набычившись. – И ты мне объяснишь, откуда знаешь Лолу, и чего ты хочешь!
Ну скажем так, я близкий друг Макса, с которым твоя ненаглядная сейчас общается…
- Что?! – скорее проревел, чем спросил Миша и хотел уже схватить наглого незнакомца за грудки, но тот его опередил, перехватил его руки: и его хватка оказалось неприятно стальной, что конечно же не могло не уязвить – Миша хлипким себя никогда не считал.
- Какой ты горячий, парень! Остынь же! – спокойно сказал мужчина, только усмехнувшись. – Пойдем, лучше возьмем коньячку, выпьем за знакомство, и поговорим. – и отпустил Мишу.

Муравей (он же Голованов) так же задумчиво подошел к окну, и увидел, как внизу на стоянке Миша трясет какого-то мужика, нахмурил левую бровь, наблюдая, но потом расслабился, увидев, как они пошли уже вполне миролюбиво вместе. Приятели дерутся – только разминаются, - шутливо подумал он, отвернулся от окна, и посмотрел на свое королевство: все его подданные не обращая на него внимания печатали, уткнувшись в свои мониторы.
- Хоть кто-нибудь бы из них попробовал писать сначала ручкой на бумаге, - подумал он с неожиданной грустью. – двадцать первый век, мать его… - и он с любовью вспомнил свою первую тетрадь, заброшенный чердак в деревне летом, и свой первый «Перекресток», который конечно, никто не напечатал, но читала запоем тогда вся деревня…

- Какого черта, Варя! Что это такое?! – Саша тряс в руках горшочек с незабудками так, что из него уже начала высыпаться на пол земля. - От кого это, ты знаешь?
- Нет, Саш, не знаю. – Спокойно ответила Варя: странно – она сейчас не ощущала, как раньше, беспокойства о том, что что-то может Сашу обидеть или задеть, а наоборот – удовольствие от того, что кто-то этот цветок преподнес, и Саша сейчас стоит на ее кухне, ревнует и злится. – И поставь его, пожалуйста, на стол!
- Ну уж нет! Ты его выкинешь!
- Нет!
- Выкинешь, я сказал!
- Я еще раз говорю тебе – нет! Мне этот цветок подарили, и не тебе решать, оставить его или выкинуть!
- Как это? – Саша даже опешил, он привык, что Варя особо никогда с ним не спорила, и всегда соглашалась со всем, что он скажет.
Варя подошла, и молча забрала несчастный горшок из его рук, поставила на кухонный стол.
Саша скрестил руки на груди, и посмотрел на нее исподлобья:
- Ну ладно… Я пойду тогда, раз тут я лишний…
- Может, кофе попьешь? – миролюбиво предложила Варя, довольная произошедшей сценой.
- Нет, мне надо в посольство. И не делай так больше, что за странность такая – не отвечать на мои сообщения и звонки? Ты хоть понимаешь, что ты меня с работы сдернула? – Саша снова прежним, властным и требовательным, как будто не он шептал Вареньке в спальне полчаса назад, что он сделает все, что она скажет и постарается быть таким, как она, Варя хочет.
- А ты? Ты всегда сразу отвечаешь на мои звонки?
- Да все нормально, Варенька, все будет нормально…
- То есть, если ты не отвечаешь мне часами – то это нормально по-твоему?! – снова стала расстраиваться Варя, она почувствовала, как опять у нее сжимается сердце от обиды и слезы напрашиваются на глаза.
- Ну у меня же может быть миллион причин, почему я не ответил сразу, я же потом перезваниваю тебе, когда могу…
- Вот именно, когда могу… то есть когда не рядом твоя жена!
- Ты меня сейчас опять провоцируешь! Все будет нормально, я же тебе сказал! Сейчас мне надо правда идти… Ну малыш, не обижайся давай. – Саша подошел к девушке, положил обе руки ей на плечи и наклонился, чтобы поцеловать, Варя попыталась сначала было сопротивляться, но он властно овладел ее губами, и через какое-то время Варя сдалась.
- Ну все, мне правда надо идти, меня уже потеряли на работе! – сказал он потом, и пошел в прихожею. Варя молча попрыгала за ним.
- Когда ты мне позвонишь? – тихо спросила она, смотря как он одевает свою красивую коричневую дубленку и ботинки.
- Завтра, малыш, завтра! Ну все, я пошел! – и он чмокнул ее перед тем, уйти.
Варя молча закрыла за ним дверь, медленно, без сил сползла по стенке вниз и сев на пол, тихо заплакала…

- Он ушел? – тихонько спросила Лола у Тани, повернувшись к ней.
- Да. – спокойно ответила та. – Таня всегда была сама невозмутимость, спокойствие и ровность в общении со всеми были всегда ее отличительными чертами характера, потому и стала старшей отдела в их гламурном «Sweet creame». – Может, пойдем попьем чаю?
- Пойдем! В горле правда что-то пересохло, пить хочется. – ответила Лола, не замечая яростного взгляда Лены, впрочем, даже если бы она и заметила, сейчас ей было все равно.
Девушки подошли к аппарату, выбрали напитки и стали ждать, когда аппарат приготовит и выдаст сначала один, а потом и второй стаканчики с горячим чаем, и тут Лола повернула голову в сторону их начальника Голованова, затем перевела взгляд туда, куда он сам с интересом смотрел в окно, - и увидела Мишу, удаляющегося от их здания-башни с каким-то неизвестным мужиком.
- Он, что ушел сейчас с работы? – невольно вырвалось у нее.
- Ты знаешь этого типа, который с ним? – вопросом на вопрос сказал Голованов.
- Нет.
- Понятно. Я сам отпустил его с работы, выглядит он неважнецки.  Лолка, что с тобой произошло? Вы же уже давно вместе…
- Я не хочу сейчас обсуждать это с вами, Николай Васильевич.
- поспешно и резко ответила та.
Второй муравей ничего не сказал ей в ответ, только покачал головой, пристально смотря на нее, пока та отвернулась и яростно вытаскивала свой стаканчик с чаем из аппарата, как будто он сейчас и был в чем-то виноват.  Затем обе девушки вышли в холл.

- Ну, что ты согласен помочь мне? А я помогу тебе вернуть твою девушку.
- Не понимаю, почему ты не можешь сделать это сам? – спросил Миша у своего нового знакомого, тот ему представился Арсением, и уже не казался Мише таким неприятным типом, каким он предстал вначале: то ли коньяк подействовал расслабляюще, то ли искреннее сочувствие этого странного на первый взгляд парня.
- Э, нет. Эта девушка особенная, и подход к ней нужен тоже небанальный. Я бы сказал, с изюминкой. Девушки любят романтику, загадки и неожиданные приятные поступки ради них. Потому я и продумал целый план. Взамен я помогу помириться вам с Лолой.
- Хорошо, я согласен, давай сюда то, что нужно отнести в как ее? - «Элитную мебель из Германии», только это нужно сделать через неделю, не сейчас, как я тебе и говорил. – и Арсений передал ему сверток, красиво и стильно упакованный в крафт-бумагу.
- Кстати, ты так до сих пор и не сказал, откуда все-таки знаешь Лолу? – вспомнил вдруг Миша.
- Макс (он правда любит подписываться каким-то дурацким ником – Maxdead, все медийные личности они такие, ведь правда? – Миша кивнул), мой приятель, он держит клуб, и он давно знаком с Лолой, она еще до знакомства с тобой работала как-то с ним, танцевала в его клубе, зарабатывала себе на оплату учебы журналистики в МГУ.
И это была единственная правда, которую этот человек сказал Мише. И шокирующая новость для него. Так как Лола рассказывала о себе нечто иное.

- Алло, Паш, привет! Послушай, ты можешь сегодня ко мне приехать? Ты мой самый лучший друг, и мне надо с тобой поговорить.
- Привет! Что случилось?
- Мне кажется, у него кто- то есть.
- Ты думаешь…
- Да, да, я думаю так.
- С чего ты это взяла?
- Как с чего я это взяла? – на том конце связи раздался всхлип.
- Настя, слышишь меня, не плачь! Я приеду, вечером, как обычно, встретимся на нашем месте.
- Хорошо, до вечера!

Настя отшвырнула телефон на большую кровать, на краешке которой она сидела. Слез уже больше не было. Она их уже все  выплакала тогда, когда он не приходил ночевать домой, когда улетал-уезжал-уплывал в командировки, а потом возвращался пахнущий женскими духами, и на что у него был всегда заготовлен ответ – был деловой вечер и ужин, как говорится в неформальной обстановке, и пришлось танцевать с очередной престарелой матроной для достижения каких-либо договоренностей… Находила тонкий светлый женский волосок на его рубашке или майке… Прямых улик не было. Самое пожалуй, страшное, что он возвращался обычно уже сытым. Он не хотел её как раньше. Когда с порога набрасывался на неё и тащил в спальню после разлуки. А теперь она каждый раз слышит, я устал с дороги, есть что поесть, как Лиза? я в душ - и бегом по делам.

- Маш, я больше так не могу! Я сегодня поняла, что безумно устала от этих отношений, от постоянного вранья всем подругам и самой себе, что будто бы у меня все хорошо, тогда как волком хочется выть по ночам, кусая от безысходности подушку… Отпустить больно, но и продолжать так еще больнее! – Варя уже больше не плакала, но говорила с какой-то надрывностью в голосе, слова давались с трудом.
- Варенька, ты конечно права! Я всегда так думала, что лучше бы вам расстаться, найдешь себе еще нормального парня, просто боялась, что ты не воспримешь меня и обидишься. Влюбленное сердце ведь не видит истину, а если ее, эту истину пытаются навязать, даже если она очевидна, оно возненавидит этого очевидца. – Маша сидела рядом с подругой и обнимала ее за плечи.
В комнату уже проник зимний сумрак, но любопытный уличный фонарь пытался его прогнать своим ярким лучом, бесцеремонно проникая через стекло в окно, еще не завешенное шторой. Он давно уже наблюдал за Варей, хмурился, когда приходил этот красивый и чужой мужчина, улыбался, когда улыбалась она, Варя, радовался тому, когда девушка напевала что-нибудь, когда чему-то радовалась или же просто вечерами лежа в кровати умиротворенно читала что-нибудь на ночь… Он тогда тихонько светил в ее окно, надеясь сделать ее вечер более уютным и светлым… Но сегодня он светил ярче обычного: он был обеспокоен, что девушка совсем грустна, а также не совсем понимал, о чем она говорит с той другой девушкой, которая часто к ней приходит.
                Конец 1 части