Отрицательный образ Долли Облонской

Роман Л.Н. Толстого "Анна Каренина"  начинается с  несчастья в семье Облонских ("каждая несчастливая семья несчастлива по-своему").    Это несчастье нагрянуло как гром с ясного неба – Долли Облонская узнала, что её муж Стива   оказался способным на подлое коварство – изменил ей с гувернанткой в их собственном доме!

Долли была оскорблена до глубины души. Ей  хотелось наказать мужа и сделать ему так же больно, как он ей.   Она собиралась  уехать от него,  но  куда уедешь с пятью детьми?! Да и средств на жизнь не было, приданое Долли  Стива промотал, и они жили на одно его жалование. 

""Она чувствовала, что уехать невозможно; но, обманывая себя, она все-таки отбирала вещи и притворялась, что уедет"".

Стива искренне не понимал упорства супруги в  желании "сделать из мухи слона":  "Долли, что я могу сказать?.. Одно: прости, прости... Вспомни, разве девять лет жизни не могут искупить минуты, минуты?"
 
Но  жена  была непреклонна (""Уйдите, уйдите отсюда! — закричала она еще пронзительнее, — и не говорите мне про ваши увлечения, про ваши мерзости!"")   

Долли мириться не хотела, и Стива   вызвал на помощь   сестру Анну из Петербурга (""Анна Аркадьевна, любимая сестра Степана Аркадьича, может содействовать примирению мужа с женой""). 

Целью  Анны Карениной было наладить мир в семье брата и уговорить Долли спустить ситуацию "на тормозах";  целью  Долли было принять уговоры и простить измену;  целью Степана Аркадьевича было пережить инцидент и успокоиться.  Это устраивало всех.   

""Нет таких условий, к которым человек не мог бы привыкнуть, в особенности,  если он видит, что все окружающие его живут так же"""=.

Долли ещё до разговора с Анной решила простить  мужа и помириться  с ним, а уговоры Анны лишь укрепили это решение.  Хоть Долли была наивной по жизни, но рассудительности в этой ситуации было у неё не отнять.
   
Во-первых, уехать из дома ей было некуда (к  родителям, к друзьям или в имение в  Ергушово  - это не выход),  да и как жить  с  детьми на малые доходы? (""она чувствовала, что если здесь, в своем доме, она едва успевала ухаживать за своими пятью детьми, то им  будет еще хуже там, куда она поедет со всеми ими"").

Во-вторых,  остаться в доме, но продолжать   сердиться на мужа,   не имело смысла, потому что Стива мог привыкнуть к охлаждению жены и начать  изменять открыто.
 
В третьих, можно было добиться развода, но разводы церковь давала очень редко и процедура  расторжения брака длилась долго, опять же вопрос: где, как и на что  в это время жить?

В-четвёртых и в-главных, Долли хотелось быть у мужа перед глазами,  чтобы своим страдальческим видом вызывать в нём чувство вины, а себя при этом чувствовать  святой мученицей.

Ощущение, что она жертва плохого мужа,  поднимало Долли в собственных глазах и служило оправданием её несчастной жизни.  Она хотела, чтобы все её жалели: родня, знакомые, прислуга в доме. Но в доме Облонских  все  как раз были на стороне Степана Аркадьевича:

""Несмотря на то, что Степан Аркадьич был кругом виноват перед женой, и сам чувствовал это, почти все в доме, даже нянюшка, главный друг Дарьи Александровны, были на его стороне"".

Долли было легко простить мужа, потому что  она давно чувствовала, что он не любит её и научилась любить  не его самого, а  свою любовь к нему (""Я люблю свою прошедшую любовь к нему…"").  Её оскорбила лишь физическая измена Стивы, а то, что причина его измены - отсутствие  между ними духовной близости,  не приходило ей в голову.

 Долли была воспитана в духе строгой морали, она верила в устои брака, в незыблемость супружеских отношений, верила в честь, в долг, в постоянство - ""... я не только не подозревала неверности, но что я считала это невозможным, и тут, представь себе, с такими понятиями узнать вдруг весь ужас, всю гадость...""

Всем своим обликом и переживаниями Долли Облонская вызывает  у читателей (и зрителей) живое сочувствие: она же - хранительница семейного очага,  добрая, заботливая,  любящая мать, как нелегко ей в замужестве с  беспечным, безответственным мужем!  как не посочувствовать  ей -  ах, Облонский, ах, сукин сын! Испортил жизнь такой хорошей женщине!

Но так ли хороша Долли? В литературоведении к ней почему-то намертво приклеился ярлык "хранительницы семейного очага"?  Чей  семейный очаг она хранит?
 
Очаг - это сердце дома, источник тепла и света. В древности в очаге всегда горел огонь, который поддерживала женщина, на очаге готовили пищу и согревались от его огня.  ВСЕ согревались!

Огонь в очаге Долли  давно угас, оставив одни головёшки.  Хоть она простила мужу измену ради  детей, но это  не сделало её хранительницей семейного очага, как центра притяжения.

Внешне супруги помирились, но ""жизнь ее была не весела. Отношения к Степану Аркадьичу после примирения сделались унизительны"", что, однако,  не помешало  рождению 6-го ребёнка!

Шесть лет Стива Облонский искусно обманывал  супругу и продолжал изменять ей и после примирения.  ""... я не признаю жизни без любви. <…>  Что ж делать, я так сотворен. И право, так мало делается этим кому нибудь зла, а себе столько удовольствия…""

В Долли отсутствует женская проницательность, которая наряду с гибкостью поведения создаёт равновесие в семье, а на равновесии строится счастливый  брак.

Умная жена знает,  чем она нравится  мужу,  и  старается этому соответствовать. Она знает, как сделать дом уютным, чтобы мужу было приятно в нём находиться, и заботится о  семейном укладе.

Умная жена  модно одевается, причёсывается, следит за собой, содержит дом в порядке, ходит с мужем в гости, живёт его  интересами, всегда спокойна и в хорошем настроении  и т.д.
И это она делает не для кого-то другого,  а для мужа!

Любовь – чувство эфемерное, оно способно  "нечаянно нагрянуть", но может также внезапно исчезнуть, если  постоянно его не подпитывать. 

Что делала Долли для сохранения любви? Ничего.
Она, как все наивные  женщины, считала, что семью (и любовь)  укрепляют дети,  и что именно дети привязывают мужчину к жене.   

Да, дети – это святое, с этим не спорят, но  для мужа важнее  знать (ощущать и чувствовать), что жена его любит.   Мужчина отвечает любовью на любовь жены, если знает, что  в семье ОН у неё на первом месте. От тех женщин, которые ставят детей выше мужа, мужья уходят.  Уходят на  поиски любви!

Стива так и поступал. Он искал любви, которую не находил в жене. Детей он любил, но они были необходимостью семейной жизни, а не источником его радости. Ему нужен был душевный огонь, получаемый через плотские удовольствия,  пусть даже на короткое  время! Поэтому разводиться он не хотел, зачем, ему и так было хорошо.

Получается, что своими изменами Стива спасал себя,  к этому его принуждал  инстинкт самосохранения.  Ведь он не сразу стал изменять Долли. Облонские поженились по взаимной любви  и два года жили в любви и согласии! Стива тогда и не помышлял об изменах.

Потом родился первый ребёнок, затем второй, третий ... Долли отдалась счастью материнства, задвинув мужа на второй план. Дети стали смыслом её жизни!  (""она ...ничем не замечательная, простая, только добрая мать семейства..."").

Долли стало не до мужа,  ей  ни на что не хватало времени (хотя была нянюшка и прочие слуги). Долли перестала  ухаживать за собой, следить за модой, бывать в высшем обществе, радоваться жизни вместе со своим жизнелюбивым мужем ... 
Как мать Долли расцвела, но как женщина увяла: (""... хлопоты и беспокойства эти были для Дарьи Александровны единственно возможным счастьем"").

Долли даже себя не любила, состарилась, поблёкла, подурнела ...  Толстой подчёркивает  это,  не раз говоря о её внешнем облике:

""Дарья Александровна, в кофточке и с пришпиленными на затылке косами уже редких, когда-то густых и прекрасных волоса с осунувшимся, худым лицом и большими, выдававшимися от худобы лица, испуганными глазами…""

""...она, истощенная, состарившаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, простая...""

""..на маленькую, худенькую и жалкую в своей штопаной кофточке и ночном чепчике, всю дрожавшую от волнения Долли.""

""...чем больше она старилась, тем неприятнее ей становилось одеваться; она видела, как она подурнела"".

""Анна подняла сухую, худую руку Долли... ""

""Дарья Александровна .... сняла платье и села убирать свои жидкие волосы на ночь"".

А Стива же  даже в неприятные моменты жизни оставался верен  себе: ""Одевшись, Степан Аркадьич прыснул на себя духами, вытянул рукава рубашки, привычным движением рассовал по карманам папиросы, бумажник, спички, часы с двумя цепочками и брелоками и, встряхнув платок, чувствуя себя чистым, душистым, здоровым и физически веселым, несмотря на свое несчастье, вышел...""

Долли сознавала, что её жизнь с изменой мужа изменилась, но винила в этом не себя, а его. Только мужа она считала виной своей несчастливой женской доли:  ""У меня моя молодость, красота взяты кем? Им и его детьми. Я отслужила ему…""

Долли понимает, что "отслужила ему", но выводов не делала и изменить ситуацию не хотела, а ведь семейная жизнь – это не только дети, это в первую очередь взаимосвязь любящих друг друга супругов. 

Да, браки совершаются на небесах, но глупо  надеяться, что Бог, наградив двух людей любовью,  будет и  дальше  хранителем  их совместной жизни.   Бог дал путь,  а пройти его супруги должны сами. Как ежедневно человек подпитывает себя едой, так и любовь должна постоянно подпитываться взаимными усилиями мужа и жены.  Людей связывают друг с другом не штамп в паспорте, и не обряд венчания, а чувство Любви, которое  нельзя ничем заменить, даже заботой о детях, потому что дети – это лишь  следствие любви. 

""Для того чтобы предпринять что-нибудь в семейной жизни, необходимы или совершенный раздор между супругами, или любовное согласие. Когда же отношения супругов неопределенны и нет ни того, ни другого, никакое дело не может быть предпринято"".

Лев Николаевич Толстой   на примере  Долли поясняет,  какой НЕ должна быть жена.   Он показывает Долли глазами её мужа и  вкладывает в слова Стивы своё отношение к женщине.  Для Толстого жена – это мать,  хозяйка и  любовница в одном лице,   но  Долли слишком увлеклась ролью матери, поэтому  хозяйка и любовница из неё никакие.
 
Вероятно,  даже в момент интимной близости она думала не о радости соединения с мужем, а  о детях: Лили заболела, Грише мала курточка, у Тани нет банта в косы ...


Никто не спорит,  о детях следует заботиться,  но  не надо делать это самоцелью.  Стива Облонский, как муж и отец, имел право на то, чтобы его положение в семье было  главным. 

Да и детей могло бы быть меньше, а значит, меньше забот и больше внимания мужу. Даже Анна Каренина говорила Долли о возможности выбора:  ""или быть беременною, то есть больною, или быть другом, товарищем своего мужа, все равно мужа"".

Но Долли, как и сам Толстой, считала, что детей даёт Бог и регулировать процесс  деторождения – святотатство.

Если Анну Каренину  Толстой наделил  множеством эпитетов, подчёркивающих её  лучшие внешние  качества, то для Долли у Толстого  нет красивых слов – она у него   маленькая, серая, пугливая мышка, которую  ""невозможно  сделать  ...  опять привлекательною и возбуждающею любовь...""

Так что оставалось  делать Степану Аркадьевичу,  когда  жена перестала привлекать  его, как женщина? 

Существует мнение, что мужчине (мужу) нравится, когда его женщина  "хозяйка на кухне, королева в гостях и проститутка в постели".   Не думаю, что  Стива был  против, если  бы Долли соответствовала этим трём ипостасям.  Больше – он гордился бы ею!

Но Долли этому не научили, а сама она об этом не знала.  Её мать, княгиня Щербацкая,  воспитала дочек в традициях  религиозных представлений о браке, в которых не было места нюансам мужской психологии.

Белинский в своей знаменитой 9-й главе говорил, что  ""родители  учили свою дочь только искусству во что бы ни стало выйти замуж; подготовить же ее к состоянию замужества, объяснить ей обязанность жены, матери, сделать ее способною к выполнению этой обязанности, - они не подумали"".

Долли усердно выполняла обязанности матери, но не догадывалась, что существуют и обязанности  жены.
Свою нерастраченную женскую любовь она превратила в материнскую и направила её на детей.

Дети очень чуткие существа, они по своей природе чувствуют отношения между родителями. В семьях, где между родителями настоящая любовь, дети вырастают душевно здоровыми.   В семьях, где любовь однобока или, хуже того, между родителями её нет совсем, дети вырастают душевно ущербными.

Долли пеклась лишь о физическом здоровье детей, а это не делало её идеальной матерью. Кудахтать над детьми не значит учить их жизни.   Иногда Долли  выходила  из своих иллюзий и сознавала, что ""ее дети, которыми она так гордилась, были не только самые обыкновенные, но даже нехорошие, дурно воспитанные дети, с грубыми, зверскими наклонностями, злые дети"".

Если бы между Долли и Стивой существовали  супружеские отношения, основанные на взаимной любви и уважении (подкрепляемые сексом),  несчастье не пришло бы в семью Облонских.
Стиве 34 года, Долли 33, самый расцвет физической любви! Конечно,  Стива и Долли интимно сближались, но  только для того, чтобы сделать очередного ребёнка.

Возможно, здесь  Толстой, охочий в молодости до любовных утех,  попробовал забросить в роман свою мысль  (которую  уже начал обдумывать) о том, что люди должны заниматься сексом лишь ради зачатия  ребёнка. 

Возможно,  Стива Облонский (по желанию Автора) приближался к жене только из этих помыслов, но мужская природа брала своё, и недостаток плотских  удовольствий  он находил на стороне.

""Жена стареется, а ты полон жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал!""

 Долли остаётся лишь страдать и  убеждать себя, что это она любит, а не он:  ""А как я любила, Боже мой, как я любила его!.. Как я любила! И теперь разве я не люблю его? Не больше ли, чем прежде, я люблю его?""


 У Долли есть ещё одна особенность, отталкивающая от неё мужа –  недоверие к нему. Она  любила  всё решать сама,  считая, что лучше неё никто ничего не сделает. Стива пробовал сопротивляться: ""Ах, полно, Долли, все делать трудности. <…>  - Ну, хочешь, я все сделаю...   - Знаю, как ты все сделаешь, - отвечала Долли"".

Это означает, что мужчине  не давали чувствовать себя хозяином и  делать мужскую работу.  Стива ощущал себя  ненужным в собственном доме  - всё хозяйство было в руках Долли.
 
Прислуга в доме спрашивала  у Долли разрешения на каждый свой шаг: ""англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства,  и на которые она одна могла ответить: что надеть детям на гулянье? давать ли молоко? не послать ли за другим поваром?""

Быть хозяйкой – это лишь видимость, на самом деле Долли не умела  вести хозяйство,  не умела экономить, не умела воспитывать  детей, не умела любить мужа – не умела ничего. А умела лишь списывать расстройство дел, отсутствие денег и  домашние неурядицы  на поведение мужа, оставаясь при этом  в образе  святой страдалицы.

Долли  нравится такая жизнь, но она не признаётся в этом даже себе: ""такое открытие ....  только лишило бы ее семейных привычек, и она позволяла  себя  обманывать,  презирая его и больше  всего  себя  за  эту  слабость"".

Жизнь Долли – это иллюзия. Она сознаёт, что  Стива не оставит своих привычек и не изменится, но она предпочитает   верить в перемену мужа – эта  иллюзия нужна ей,  чтобы продолжать привычную жизнь.
 
""И вот я живу. Дети растут, муж возвращается в семью и  чувствует  свою  неправоту, делается чище, лучше, и я живу...""

Здесь уместно вспомнить  слова Виссариона Белинского, сказанные им в отношении  к  Татьяне Лариной, но которые можно применить и к Долли: ""При счастии взаимности любовь такой женщины - ровное, светлое пламя; в противном случае - упорное пламя, которому сила воли, может быть, не позволит прорваться наружу, но которое тем разрушительнее и жгучее, чем больше оно сдавлено внутри"".

Если нет любви, то можно жить воспоминанием о ней, это тоже утешение. Долли так и утешалась: ""возвращаясь мыслью к своей свадьбе, она взглядывала на сияющего Степана Аркадьича, забывала все настоящее и помнила только свою первую невинную любовь…""

Добрая и участливая  Долли только притворялась доброй и сочувствующей:   оправдывала уход Анны от мужа, сострадала Каренину, уговаривая  его простить жену, жалела мужа, оплачивая его долги и зная, что обрекает своих многочисленных детей на нищету в будущем.

Кто решил, что Долли добрая и чуткая? Она злая и жестокая. Анна в день самоубийства приехала к ней за утешением и советом, а Долли, не выспросив её, отпустила. Возможно, её совет уберёг бы Анну от отчаянного поступка.


В целом – ничего положительного в Долли Облонской нет. Она живёт,  как собака на сене, - ни себе пользы, ни мужу, ни детям. Где Долли, там ненужная жертвенность и унизительная жалость.  И тот, кто положительно относится к Долли, жалеет её и оправдывает, тот сам – жертва.


Иллюстрация - кадр из 2-х серийного художественного фильма Александра Зархи 1967 года "Анна Каренина".
В роли Долли Облонской  Ия Савина.