Морской волк Сеня

                СЕРГЕЙ ХОРШЕВ-ОЛЬХОВСКИЙ
          
                РАССКАЗЫ ПРО СОБАК
                Часть 3

   
                3. МОРСКОЙ ВОЛК СЕНЯ
                (из цикла «Дорожные истории»)

                Это случилось в первый год нового тысячелетия. Я шёл по узкой наклонной улице душного южного города, раскалённого бешеным июльским солнцем, в направлении моря. Я хотел как можно скорее вырваться из огромной кирпично-бетонной духовки, до синевы задымлённой автомобильными выхлопными газами, и как можно скорее поймать глоток чистого порывистого воздуха и освежиться прохладой ершистых изумрудных волн, и оттого ни на что не обращал внимания. Но тут вдруг услышал позади себя звонкий голос:
       – Сеня! Сеня! Ко мне! Сидеть!
       Я обернулся и увидел молодого парня. Он присел на одно колено на смолистый горячий асфальт и дружески трепал за загривок серую собаку с узкой белой полосой на лбу. Сердце моё дрогнуло. Двадцать лет назад у меня была, пусть и на короткое время, собака, поразительно похожая на эту. Её тоже звали Сеня.

                * * *
       После службы в армии я окончил курсы рулевых-мотористов и работал на гражданском торговом флоте.
       Когда я пришёл на пароход, мне к должности матроса добавили должность артельщика. Эту хлопотную дополнительную работу, за которую доплачивали к основной зарплате всего-то семнадцать рублей, как правило, навязывали новичкам.
       Артельщик был ответственным за покупку и завоз продуктов питания на камбуз* и в корабельный магазинчик, в котором он был в свободное от вахты время продавцом.
       В марте 1981 года мы пришвартовались в Жданове*, и я сразу поспешил, вместе с одним из практикантов, выделенных мне в помощь боцманом, на специализированную продуктовую базу.
       На базе было многолюдно и шумно. Я вышел на улицу, присел на фанерный ящик, стоявший рядом с дверью, и стал дожидаться своей очереди. Я знал, после мелкого ремонта одной из машин, дозаправки и закупки продуктов мы пойдём в Бердянск на погрузку и дальше – в Грецию. И замечтался: я оказался в Афинах, рядом с Парфеноном, и мысли пошли дальше – в древность, к олимпийским богам, Гераклу, спартанцам, аргонавтам... И на этом их кто-то прервал, тронув мою руку. Я встрепенулся и увидел перед собой дрожавшего на сырой мартовской стуже серенького пёсика с узкой белой полосой на лбу.
       – Что, брат, проголодался? – протянул я к нему руку.
       Пёсик был доволен, что ему оказали внимание, и лизнул руку ещё раз.
       Я второпях обыскал карманы и ничего не нашёл, даже случайной конфетки.
       Пёсик разочаровался, но духом не пал. Он приветливо вильнул хвостом, в очередной раз ласково лизнул мою руку шершавым горячим языком и, мотнув головой, хрипловато тявкнул. И мне показалось, что он сказал на своём собачьем языке: «Не дрейфь, брат. Прорвёмся!»
       И я не сдрейфил. Побежал на склад, насобирал на полу в кулёк, свёрнутый из толстой серой бумаги, мелких косточек с остатками мяса, жилок и кусочков жира и опять выскочил на улицу.
       Мой новый друг подпрыгнул от радости. Он учуял мясо, но побежал, к моему удивлению, не ко мне, а за груду ящиков и ткнул носом в картон, лежавший на земле. Дескать: «Клади здесь!»  Я шагнул следом за ним и высыпал добычу на картон. Пёсик был голодный, но на мясо не набросился, к моему ещё большему удивлению. Он ел аккуратно, с достоинством.
       Тем временем подошла моя очередь. Я пошёл на склад, оформил ведомости и мы с практикантом быстренько забросали автопогрузчик птичьими, свиными и говяжьими тушами, всякими консервами, крупами и макаронами, и повезли на свой пароход. Суетливо рассовали всё по холодильным установкам, и я бегом кинулся на палубу – с минуты на минуту наступала моя вахта.
       Приняв вахту, я увидел на причале того самого серенького пёсика с узкой белой полосой на лбу. Он смирно сидел рядом трапом* и всем своим видом показывал: «Я готов служить».
       Я окликнул его и поманил рукой. Пёсик уверенно взошёл по трапу на корму* и примостился рядом с моей ногой. Так и отстояли мы вдвоём всю вечернюю вахту.
       Умный пёсик всего за четыре часа выучил простую истину: посторонним вход на пароход строго запрещён. И на утренней вахте он уже безошибочно подавал на чужих голос за несколько шагов до их приближения к трапу. Как он определял, что они чужие, для меня загадка. Вероятно, я делал в тот момент какие-то незначительные, незаметные для меня самого движения, которые были для него подсказкой.
       Я был приближённым к камбузу, по долгу работы, человеком и всегда мог вкусненько подкормить своего добровольного помощника за хорошую службу. В предыдущем рейсе я подкармливал в румынском порту Констанца, из солдатской солидарности, вечно голодных румынских пограничников и получил от нашего капитана выговор за разложение дисциплины. Получил я выговор и за подкормку собаки, на этот раз от боцмана.
       Наш боцман был молодой, но уже вполне опытный моряк. По палубе он передвигался необычайно шатко, глубоко втягивая в плечи кряжистую шею, жутко косолапя и широко размахивая руками – отчего казался весьма внушительным и неприступным человеком. На берегу он был, конечно, другим – весельчак и душа компании. Но на палубе – хозяин!
       Хозяин запретил держать собаку на пароходе. Собака теперь несла вахту на причале.
       Машину наши механики и мотористы вскорости починили, мы тотчас отшвартовались и в суматохе никто не обратил внимания, куда исчезла собака.
       Она объявилась на корме, когда мы вышли в море. Я приготовился к очередному нагоняю. Но ни капитан, ни старпом, ни даже «косолапый» строгий боцман не стали делать из этого трагедии. До Бердянска было рукой подать, они решили согнать пса с парохода там. Пёс был бездомный, ему было всё равно в каком порту скитаться.
       Собака сошла на берег, но не ушла. Она осталась рядом с пароходом и продолжила верно сторожить трап.
       В Бердянске надумал сойти на берег и наш боцман, давненько не отдыхавший. У него набралось отпускных и отгулов более чем на полгода. Его не прельщало уже ничто – даже древняя солнечная Греция. Он хотел только домой.
       В пароходстве учли такое обстоятельство и отпустили его.
       Прознав про это, с соседнего парохода пришёл другой боцман – он хотел попрощаться с нашим. Он подошёл к трапу и, увидев, что иллюминатор в каюте нашего боцмана не задраен, стал кричать:
       – Сеня!.. Сеня!..
       Нашего боцмана звали Сергей, а для друзей он был просто Сеня. Вот чужой боцман и орал:
       – Сеня!.. Сеня!..
       И тут на трап выскочил пёсик, каким-то образом опять оказавшийся на корме – видимо, почуял, что власть меняется. Он преградил путь пришельцу и зарычал. Одновременно с его рыком из иллюминатора высунулась рыжая голова.
       – Разве его зовут Сеня?! – в раздражении кивнул на собаку чужой боцман.
       – С чего ты взял? – не без удивления спросил наш.
       – А какого хрена он вылетел, когда я зову тебя?
       Наш боцман испытывающе посмотрел на собаку, подумал и вяло рыкнул:
       – Сеня, пропусти. Это ко мне.
       Пёсик подпрыгнул от радости, удовлетворённо фыркнул и уступил дорогу. Он был счастлив – с ним на равных заговорил сам боцман, да ещё назвал по имени.
       У пёсика, возможно, вовсе не было его, но боцман сказал Сеня, значит Сеня.
       Наш боцман съехал на берег в тот же день, под шумные приветствия всей команды, а новый боцман по какой-то непонятной причине так и не приехал.
       В пароходстве нашему капитану приказали сделать рокировку – одного из матросов перебросить на должность боцмана, а матросом определить практиканта.
       Выбор пал на меня.
       – Да вы что? Я всего лишь краткосрочные курсы закончил! – в испуге кричал я в рубке*.
       – Нормально, – на редкость сдержанно пробасил старпом*. – Годится.
       – Но как я буду руководить людьми, которые знают о море побольше моего? Тут нужен человек, закончивший мореходное училище. Или практикант хотя бы...
       – Нет. У них другая закваска. Они будут штурманами и механиками. Офицерами, так сказать, а тут нужен старшина, – продолжал невозмутимо гнуть свою линию старпом и попутно поинтересовался: – Ты в армии служил?
       – Служил.
       – Простым солдатом был?
       – Нет. Командиром отделения.
       – А звание?
       – Сержант.
       – Вот видишь! Знаешь, как руководить! Тебе и карты в руки. Да и прибавка к зарплате не помешает. Сколько ты в день в валюте получаешь?
       – Девяносто две копейки! – отчеканил я.
       – Ну это же мелочь. Боцман получает целый рубль!
       Рубль в валюте – это было действительно круто. В месяц выходило аж тридцать целковых! За них можно было купить троечку джинсовых штанишек, которые в ту пору стоили на любом советском базаре по двести рублей за штуку. А зарплата всего сто тридцать... Вот такая арифметика! Правда, во всей этой спекулятивной истории был смешной финал: за месяц пребывания за границей, включая путь туда и обратно, можно было провезти в свою страну только одни джинсы. Но наш народ ушлый: со вторых брюк временно срезали бирки, малость трепали их, напяливали на себя и утверждали, что это с прошлого рейса, а третьи просили провезти своего товарища. Не безвозмездно, конечно. Вы, в ответ, провозили одну из двух джинсовых юбок, которые он купил для жены и сестры.
       И всё-таки не валютный рубль убедил меня стать боцманом. С меня автоматически снималась должность артельщика с её дополнительными семнадцатью отечественными рублями и как бы невзначай брошенная старпомом фраза: «Да и Сеня при тебе пару дней пожил бы...»

                * * *
       В Бердянске мы грузились металлоломом, который, соревнуясь между собой, насобирали пионеры всей страны. Погрузку закончили ночью, и к нам на пароход тотчас пришли пограничники. Они выставили на корме и на баке* посты, дабы не прошмыгнула ни одна живая душа, и приступили к досмотру судна. Отделение солдат во главе со старшим лейтенантом, сержантом и кинологом* несколько часов осматривало пароход – без отдыха, планомерно и тщательно. Заглядывали всюду, куда только можно было заглянуть. Даже перетряхивали наши личные вещи и отвинчивали панели в каютах.
       На рассвете проверка закончилась. Не обнаружив запретных предметов и посторонних людей, пограничники сверили состав команды с фотографиями в паспортах и поставили в судовые документы печати о закрытии границы. Всё! С этой секунды мы считались за рубежом, даже на причале в своём порту. Мы незамедлительно отшвартовались, под бдительным надзором солдат, и вышли в открытое море. На пароходе по расписанию был завтрак. Вся команда, исключая вахтенных, была в кают-компании* и подкреплялась.
       – Боцман, срочно подняться в рубку! – раздался вдруг из динамиков громкой связи, установленных в каждой каюте, строгий голос старпома, бывшего в тот момент на вахте.
       Пару минут спустя старпом повторил свою команду.
       – Невероятно! – в удивлении воскликнул второй штурман. – Боцман дрыхнет!
       И в кают-компании все захохотали.
       – Ну, Серёга, припух!.. – продолжал со смехом удивляться второй штурман, но неожиданно поперхнулся и уставился на меня.
       И тут до всех разом дошло: боцман действительно Серёга, да только со вчерашнего дня другой. Дошло, наконец, и до меня. Я засуетился, опрокинул два стула и сломя голову полетел в рубку. А следом за мной, по команде старпома: «Свистать всех наверх!», затопотала вся команда.
       В рубке были капитан и старпом. Они оба смотрели в бинокли, но не вдаль – они, как ни странно, рассматривали палубу.
       Мы выстроились за их спинами и увидели на баке, за брашпилем*, Сеню. Он упёрся передними лапами в борт и пристально смотрел вперёд, как когда-то на парусниках, когда ещё не было радаров, смотрели вдаль матросы-вперёдсмотрящие. Он был весь внимание: нос гордо задрал вверх, уши стояли торчком и даже всегда болтавшийся хвост застыл в напряжении. Ко всему прочему свежий морской ветер щетинил его гриву – ни дать ни взять морской волк. Этот новоиспечённый морской волк каким-то невероятным образом умудрился перехитрить вездесущих пограничников вместе с их собакой. Как он это сделал, мы так и не пришли к общему мнению, сколько потом ни спорили. Возможно, их собака видела в порту нашего Сеню, знала его «в лицо» и по дружбе не выдала.
       – Что будем делать? – спросил старпом всю команду, но смотрел на меня.
       – Ладно, пусть живёт, – добродушно сказал капитан. – Не выбрасывать же его в море.
       – Так с нас же шкуру спустят в пароходстве, если узнают! – возразил старпом.
       – А мы спустим с боцмана!.. – засмеялся капитан, и дал отбой.
       В Афинах мы так и не побывали, но Сеня здесь был ни при чём. Порт Пирей, морская часть больших Афин, был переполнен. Пароходы заполонили не только все причалы, но и акваторию порта. Нас переправили в Волос. В маленький, но, как оказалось, удаленький городишко. Именно отсюда стартовали аргонавты на своём «Арго» за золотым руном в Колхиду. Однако и там нам не повезло. В Волосе причалы тоже были заняты другими пароходами, и мы вынуждены были бросить якорь в море.
       Целую неделю мы ждали в Эгейском море, когда нам освободят причал, и целую неделю на пароходе был аврал. Ударно работали все – даже сам капитан. Мы с утра до вечера чистили, грунтовали и красили взъерошенную коррозией стальную обшивку. Морские солёные ветры и волны делали своё пагубное дело исправно, и морякам приходилось регулярно с этим явлением бороться, особенно во время простоя...
       Я беспрестанно передвигался по пароходу: с кормы на бак и с нижней палубы на верхнюю. Всем что-то нужно было от боцмана – выдать то и выдать сё, проверить там и проверить сям. Сеня метался следом за мной, везде тыкал своим шершаво-суховатым от жары носом, постоянно залезал лапами в краску и следил на палубе. Матросы были недовольны – требовали разборки. Я загонял Сеню на корму, под мусорный ящик, и шёл успокаивать матросню.
       Эллада была гостеприимна – её горячее, богатое ультрафиолетом солнце светило с самого раннего утра и до самого позднего вечера, даже не пытаясь хоть на минутку прикрыться каким-нибудь небольшим, случайным облачком. Пароход раскалился как духовка, и мы все вскоре почернели и стали напоминать поджаренных на гриле цыплят. Зато вечером всегда был праздник – капитан разрешил купаться в море. Мы спускали на воду шлюпку и с восторгом прыгали с неё в прозрачную синеву Эгейского моря и, отмывшись от ржавчины и краски, спешили на ужин.
       После ужина все лениво разбредались по каютам. Только мы с Сеней спешили на корму, чтобы успеть порыбачить на вечерней заре. Иногда к нам присоединялись практиканты – другим членам экипажа, годами бороздившим море, это занятие давно прискучило. Я тоже не был заядлым рыбаком. Заядлым рыбаком был Сеня. Он-то и зазывал меня на корму, подхалимски виляя своим неугомонным длинным хвостом. На корме он всегда садился позади меня и терпеливо ждал. Когда клёв начинался, он тотчас приподнимался с места и навастривал уши. Как он определял, что клёв начался, не знаю. По слуху, что ли?..  Я делал подсечку, и как только поплавок отрывался от воды, Сеня уже безошибочно знал, каков результат. Он либо подпрыгивал от радости, либо угрюмо шлёпался задом обратно на корму.
       Рыбка ловилась небольшая, похожая на обыкновенного речного окуня, но была с подозрительными жёлтыми полосками по бокам, отчего я не решался носить её на камбуз. Рыбка всегда становилась добычей Сени – он аккуратненько скусывал её, оставляя голову, прямо с крючка. Клевала эта желтобокая рыбка неуклюже – не по-нашенски. Но однажды поплавок мгновенно нырнул под воду и лёгкое бамбуковое удилище прыгнуло за борт. Я успел вцепиться в него обеими руками, и что есть силы дёрнул. Из воды неожиданно выскочило какое-то бурое чудище и полетело в меня. На лету от порывов ветра у чудища всё раздувалось и трепыхалось – не то уши, не то крылья, не то хвост, не то всё сразу. Я отскочил в сторону и присел, а чудище угодило прямо в Сенину любопытную мордашку и, отлетев в сторону, закатилось под шпиль*.
       Это был всего лишь кальмар, но морской волк Сеня видел кальмара впервые в жизни и страшно испугался. Он отчаянно взвизгнул и опрометью кинулся по трапу на верхнюю палубу.
Справедливости ради следует сказать, что боцман тоже впервые в жизни видел, да ещё в такой ситуации, живого кальмара, и тоже едва не кинулся вслед за морским волком.
       Теперь, когда на корме был кальмар, Сеню туда невозможно было заманить ни под каким предлогом.
       Ушлые матросы тут же воспользовалась моментом, выковыряли из-под шпиля кальмара и всюду носили его с собой. Сеня был обезврежен – он больше не тыкался в невысохшую краску и не разносил свои четырёхлепестковые следы-цветочки по палубе.
       Через неделю мы причалили к берегу. В Волосе всюду росли цитрусовые деревья, город пестрел тысячами солнышек. Апельсины продавали по смешно низким, по тогдашним нашим понятиям, ценам. Продавали всюду, даже в порту.
       Сене Греция не понравилась – у причала не ловилась рыба, и ему до невозможности докучал резкий апельсиновый запах, которым пропах весь наш пароход. У Сени пропал аппетит, он с неудовольствием ел остатки мяса и котлет с камбуза и всё поглядывал за борт. Он хотел свеженькой рыбки. И он, пройдоха, научился выпрашивать её у греческих рыбаков.
       В порту Волоса мы стояли ещё дольше, чем в море на якоре. Исходив за пару дней городок вдоль и поперёк, мы стали тяготиться однообразием. Единственным светлым моментом для нас в те дни была победа в Европейском Кубке кубков по футболу нашего тбилисского «Динамо». Да, нашего! Тогда мы были одной страной! Мы всей командой смотрели игру по телевизору в кают-компании и болели всей душой за грузин. Благодаря победе «Динамо», мы стали на несколько дней героями в греческом порту.
       Неторопливые греки работали как-то странно – два-три часа утром и, иной раз, пару часов вечером. Дневную жару они пережидали в укрытии. Городок будто вымирал. Закрывались все учреждения и заведения подряд.
       Грузили нас две недели. И чем?.. Металлическими трубками и листовым железом! Привозили это барахло на грузовиках откуда-то из-за гор, с какого-то маленького заводика. И это барахло, обменённое на наш пионерский металлолом, мы должны были доставить в Иран. Грекам позарез нужна была нефть, а Ирану – металлические изделия. У греков не было ни того, ни другого, вот они и закупали у нас пионерский металлолом, плавили его, отливали трубки и меняли на нефть. Однако нефть им, видимо, не особенно была нужна, либо они на самом деле такие нерасторопные?.. За две недели нас загрузили только наполовину. И чтобы не терять больше время и не возвращаться домой с двумя пустыми трюмами, мы по пути догрузились в болгарском Бургасе и румынской Констанце пшеницей и кукурузой. Здесь тоже весьма необычная история. В СССР не хватало зерна, несмотря на ежегодные битвы за урожай. Его закупали в США и Канаде, но после ввода советских войск в Афганистан американцы наложили эмбарго*. И зерно для нас стали закупать у тех же американцев и канадцев наши младшие братья – болгары и румыны. Вот такая катавасия.
       Зерно мы выгрузили в Крыму – в Феодосии, попутно заглянули в музей алых парусов Грина, полюбовались полотнами великого мариниста Айвазовского и повезли железо в Батуми (оттуда его должны были переправить по железной дороге в Иран, самым коротким путём). Мы были довольны – мы хоть и косвенно, через Болгарию, Румынию и Крым, всё же повторяли путь аргонавтов. Но до Батуми мы так и не дошли. Нас развернули как раз напротив легендарной Колхиды и направили на север, в город Петра Великого и Чехова – в Таганрог. Неужели кому-то вверху показалось, что оттуда ближе до Ирана? Странная арифметика!
       В Феодосии пограничники на Сеню не обратили никакого внимания, к великому удивлению всей нашей команды. Он вместе с нами прибыл в Таганрог, где наши трудолюбивые женщины-крановщицы разгрузили два трюма всего лишь за одну ночь, и мы рано утром пошли на погрузку опять в Жданов. Сеня наконец оказался на родине. Он сразу сбежал на берег и исчез. Пришёл он только вечером – на ужин. И пришёл не один – с ним была внешне очень походившая на него самого подруга. Подкормившись, парочка опять затерялась среди гор и штабелей различных товаров.
       Грузили нас лесом, по-нашенски – днём и ночью, и всего через сутки мы отшвартовались от берега. Сеня это обстоятельство почему-то не учёл. Он появился на причале, когда мы покидали акваторию порта. Он был в отчаянии. Что он только не вытворял: звонко лаял, метался из стороны в сторону по берегу, припадал на передние лапы, жалобно скулил, становился на задние лапы и завывал, заглядывал с причала в море и прицеливался, как получше спрыгнуть в воду. Но причал был высокий и он не решился. Что удивительно, его подруга металась рядом с ним, и в точности повторяла его движения. Неужели и она надеялась попасть к нам на пароход?.. 
       Сеня умолял нас. Но мы уже ничего не могли сделать – граница была закрыта.

                * * *
       Осенью я надумал жениться и, покидая тёплые южные воды, уезжал в Прибалтику. На берег я сошёл всё в том же Жданове и сразу повстречал Сеню. Мы оба несказанно обрадовались друг другу. Я подхватил возмужавшего и отяжелевшего друга на руки и стал ласково теребить его спину и загривок, а он в ответ ласково лизал мне руки и лицо, печально поскуливая. Он догадался – мы расстаёмся навсегда. У меня защемило в груди. Я не знал, что делать. Я откровенно нервничал. И тут мне в голову пришла спасительная мысль – я решил отвезти Сеню к моим родителям, а потом уже отчаливать в дождливую Прибалтику. Я решительно зашагал прямо с Сеней на руках на проходную, но он попросился на землю и скрылся за штабелями пиломатериалов. Через минуту он снова появился, а следом за ним из-за досок вынырнула его подруга с выводком крепеньких пушистых щенят.
       Я всё понял: я только собирался жениться, а Сеня уже был женат. Я нёс с собой из корабельного магазинчика разный продуктовый дефицит, в том числе докторскую колбасу и сосиски – их на берегу в то время было днём с огнём не сыскать, разве что по блату и по двойной цене. Колбаса и сосиски остались на гостинец Сениной семье, а я в тот же день уехал на «Метеоре»* в Ростов-на-Дону, а оттуда улетел на «Ту-134» в Вильнюс и по некоторым причинам в море ходить не стал. Почему? Да что уж там, расскажу. Старпом запугал. Из лучших побуждений, но запугал.
       – Ты сколько раз собираешься жениться? – спросил он, когда я сходил на берег.
       – Как сколько?! – возмутился я. – Конечно, один раз!
       – Тогда на пароход не возвращайся, – с серьёзнейшим видом посоветовал старпом.
       – Это ещё почему?! – возмутился я больше прежнего.
       – Ты же сам сказал, что собираешься жениться один раз. А у моряков так не выходит. Они по три раза женятся. А некоторые, как мы с капитаном, даже по четыре. Вот и делай вывод...
       – Неправда! – вскричал я. – Чмех* один раз женат!
       – Так он же мальчишка, – спокойно парировал мой выпад старпом. – Только в прошлом году женился...

                * * *
       На пароход я не вернулся и Сеню больше никогда не встречал. Я встретил его двойника. Он вполне мог быть внуком нашего морского волка.
       На память о Сене у меня остались две абсолютно одинаковые чёрно-белые фотографии, сделанные на Босфоре. Фотоаппаратик у меня в ту пору был средненький, и фотографии получились тоже средненькие. Стамбул расплылся, но Сеня у трапа виден чётко.
       Обе фотографии вклеены на одну и ту же страницу альбома, и я порой открываю его и вспоминаю проделки Сени.
----------------------------------------
*Бак – носовая часть парохода.
Брашпиль – горизонтальное устройство для выбора якорей на баке.
Жданов – ныне город Мариуполь.
Кают-компания – помещение для приёма пищи, столовая.
Кинолог – дрессировщик служебных собак.
Корма – задняя часть парохода.
Метеор – скоростной теплоход на подводных крыльях.
Рубка – специальное помещение, из которого осуществляется управление пароходом.
Старпом – 1-й штурман, он же старший помощник капитана.
Трап – устройство для входа на пароход и схода с него.
Чмех – так на пароходе называют, в шутку, четвёртого механика.
Шпиль – вертикальное устройство для выбора якоря на корме.
Эмбарго – запрет на поставку.


                БИБЛИОГРАФИЯ


МОРСКОЙ  ВОЛК  СЕНЯ 
Июнь 2006 г., Лондон.

1.  Газета «Слава Труду» № 86-88, 3-8 августа 2006 г., Кашары, Ростовская обл.
2.  Журнал «Настоящее Время» № 12, 2006 г., Рига.
3.  Журнал «Дон» № 1, 2007 г., Ростов-на-Дону.
4.  С. Хоршев-Ольховский. «Клетчатый Пиджак». Рассказы. 2010, Лондон.
     ISBN 978-9984-30-177-8
5. С. Хоршев-Ольховский. «Избранное». Повести и рассказы. 2019, Москва. 
     ISBN 978-5-00153-068-8
6.  Альманах «Рукопись» № 40, 2022 г., Ростов-на-Дону