Несказанный Край - фрагмент 5

Прошу воспринимать, как черновик.А ещё лучше - вообще не читать до тех пор, пока не выложу целиком всю историю. 

(...)

Мысль о том, что однажды эдакий недобиток исхитрится ускользнуть насовсем, не могла посетить его голову. Потому, что, во-первых, этот зверь был не настолько разумен, во-вторых - до тех пор с ним подобного не случалось. Ни единожды за всю долгую жизнь.
Из-за этого, обнаружив, что добыча исчезла из его поля зрения, монстр не сразу пустился в погоню.
Свою роль тут сыграло и то, что на сей раз чудовищу удалось изловить одновременно двух двуногих существ. Но второе неожиданно-негаданно оказалось не такой уж и лёгкой добычей, и пока хищник с ним разбирался, недобитое первое исхитрилось сбежать.
Зверь тем временем очень быстро прикончил, а затем и сожрал драчуна. Но потом он улёгся отдохнуть прямо там же, где набил себе брюхо -  среди порванных тряпок, требухи и костей, и уснул. За счёт этого тот, кто уполз, получил ещё больше дополнительной форы.
И когда зверь проснулся, он не сразу пустился в погоню. И не тут же припомнил, что существ было двое. Лишь когда, потянувшись по-кошачьи всем телом, попытался зевнуть, но пришлось вместо этого зашипеть и скривиться от вернувшейся боли.
Дело в том, что последней на тот момент жертве за мгновенье до гибели удалось его ранить: нанести неопасный, но, тем не менее, неприятный порез - очень длинный, рассекавший морду хищника наискось - снизу до верху, в том числе его губы.
Пока зверь отдыхал, боль и жжение в ране успокоились, края склеились и уже начинали срастаться (у него была очень быстрая регенерация). Но едва только чудище попыталось зевнуть, рана сразу открылась и мгновенно заполнилась будто самым настоящим огнём.
 Грива монстра сразу же встала дыбом, из-за рыбьих зубов показался длинный розовый, как лососина, язык и пополз вдоль пореза. Продолжая рычать, зверь исследовал повреждённое место, ощущая вкус собственной свежей крови и вернувшуюся вновь растущую злость.
До тех пор все двуногие были для чудовища лишь едой, но теперь он почувствовал настоящую ярость, и ему захотелось отыграться на ком-нибудь той же самой породы.
Тут-то монстр и вспомнил, что напал он вроде бы на двоих, а убил и сожрал - одного. Если так, то забаву можно было продолжить.

Тем не менее, и на сей раз зверь не стал торопиться. Он вообще не любил лишней спешки.
Для начала как следует отряхнулся всем телом от всего, что налипло на его жёсткий мех, а  потом ещё несколько раз помотал уже только одной головой. Будто пробовал, не получится ли точно так же сбросить боль с  поцарапанной морды.
Лишь когда убедился, что не выйдет, монстр пустился на розыски.
Начал он с того места, где в последний раз видел недобитка живьём - сам его там оставил. Дальше потянулись следы: борозда на слежавшейся прошлогодней листве там, где раненый сам себя тащил волоком, вся в ещё не просохших алых пятнах и брызгах. Не нашел бы этот след разве только слепой. Он тянулся через лес напрямик, огибая кровавым пунктиром только самые непролазные заросли, буреломы и глубокие ямы. Для того, кто волокся здесь ползком, этот путь был безо всяких сомнений - бесконечно мучителен. На переделе возможного - труден. 
Но у хищника отнял вряд ли больше десятка минут.
Из-за этой расслабляющей лёгкости, очутившись у самой реки, зверь не в тот же момент догадался, что на сей раз его провели.
 То, что берег оказался совершенно пустынным, не смутило его, ведь сбежавший мог спрятаться где-нибудь в камышах или скорчиться за одним из деревьев.
Влезть на дерево он вряд ли бы смог, а вот выискать под корнями незаметную вымоину или старую нору и залезть в неё - почему бы и нет? 
Но в конечном итоге следы вывели зверя к самой кромке воды, где они оборвались, будто и не бывало. На мгновение он замер, удивлённый и обескураженный, а потом поднял голову и втянул носом воздух раз, другой, потом третий, поворачивая свою страшную морду на все стороны света.
Даже пасть приоткрыл, чтобы лучше чувствовать запахи, но дух пота и крови сбежавшего недобитка доносился по-прежнему лишь от красных густеющих лужиц на суглинке и вмятин он локтей и ладоней, уходивших неровной цепочкой с берега - прямо в воду.
Озадаченный этим донельзя, зверь сначала надолго задумался, а потом развернулся и ещё раз пробежался по следу от конца до начала. Но на всём протяжении так и не обнаружил ни единого ответвления вбок, как обычно бывало, когда жертва попадалась неглупая и умела петлять.
В данном случае нюх твердил об обратном, но в принципе это было возможно: убежавший вполне мог попытаться обхитрить и запутать охотника, возвратившись назад по своим же следам, а потом где-нибудь прыгнуть в сторону. 
Но найти хоть малейшие доказательства этого зверю не удалось. Удивляясь и злясь пуще прежнего, он вернулся к реке и на сей раз обыскал берег более тщательно - изломал каждый куст, оглядел вокруг каждое дерево, сунул морду во всякую щель. Вопреки здравой логике задирал морду вверх, силясь вынюхать или высмореть  недобитка в ветвях.
Напоследок, хоть не очень любил без особой нужды мочить лапы, зверь облазил прибрежные камыши, но и там никого не нашел, не считая двух ужей и пары-тройки лягушек.
Продолжая часто втягивать воздух ноздрями, поднимая нос то выше, то совсем прижимая к земле, зарываясь им в лесную подстилку или в глину, зверь без толку кружил по прибрежной полосе и окрестности, то и дело возвращаясь обратно - к самой кромке воды, где следы обрывались, а запах как сквозь землю провалившейся дичи всё ещё оставался ощутимей, чем где либо ещё.
Уж в который раз вернувшись туда, зверь надолго застыл, глядя сквозь розоватую воду на отметины в иле, уходящие цепью в беспросветную глубь, где они исчезали совсем. На таком мелководье течение было слабым и успело лишь слегка их разгладить. Да и времени прошло мало.
Начиная кое-что понимать, зверь сначала негромко зарычал, а потом заскулил от досады, чего с ним не случалось уже очень давно.
А потом он заприметил на воде над следами ещё что-то. Чей-то образ, похожий на тень. Только, стоило зверю приглядеться к нему повнимательней, призрак будто бы ожил, став опасно реальным.
Зверь не сразу сумел опознать в нём отражение собственной морды. Образина в воде показалась ему гадкой и заставила содрогнуться от давно позабытого страха. На мгновение монстру померещилось, будто из-под на него вот-вот прыгнет кто-то превосходящий ростом, злобой и силой.
От испуга он невольно присел, отшатнувшись назад, вздыбил гриву и ощерился в самом страшном оскале, на какой был способен, приготовившись к бою. А взревел он при этом до того оглушительно громко, что на многие километры вокруг всё живое поснималось с насиженных мест и пустилось наутёк со всех ног, лап и крыльев - у кого что имелось. 
Птицы все, как одна, поснимались с ветвей, и их было так много, что небо над лесом потемнело, будто бы перед бурей, а шум крыльев и встревоженный гвалт поглотили и совсем заглушили звериный рык и рёв.
К тому времени он и сам шёл на убыль, ведь причина попросту испарилась. Наваждение исчезло -  растворилось в игре света и тени, снова сделалось просто отражением на воде - тусклым, зыбким и прозрачным.
Только, даже и такое зверь тотчас же разбил лапой, подняв целый фонтан брызг, засверкавших  на солнце будто бы драгоценные камни, и его окатило с головы до хвоста, словно сильным коротким дождём.
Замотав головой и зафыркав, зверь поспешно попятился от воды, и на сей раз не только потому, что ужасно не любил мочить шкуру.
Ему всё ещё чудилось, будто бы от реки исходила и другая угроза - посерьёзнее. Но какая конкретно, - этого монстр не смог бы никому объяснить, даже будь он намного умнее и владей человеческой речью.
Он не видел, не чуял и не слышал совершенно ничего необычного. И при этом всем нутром ощущал, что река прогоняет его прочь, властно повелевая убираться немедленно, а иначе последствия будут очень тяжёлыми.
 Зверь не стал дожидаться исполнения угрозы. Уже издали, оглянувшись напоследок назад, он ещё раз зарычал на блестящую среди зелени серебристую гладь, точно впрямь - на живого противника. Но отнюдь не такого, кому мог бы отважиться бросить вызов, а напротив - до конца своей жизни собирался обходить стороной.   
 (продолжение следует)