В моём саду три розы ярко-красные

Александру Аникину

Восемнадцатилетняя поэтесса Лариса Штерн выступала с эстрады. Был 1911 год. Ясный солнечный день заливал прекрасный парк ярким, нежным
золотистым светом Солнышка. На Ларисе было нежно-белое платье. Это платье очень шло ей, и было по фигуре. Лариса читала стихи:
Волшебный день. Мы в парке шли,
Держались за руки с тобой.
Свидание. Друг друга мы нашли.
Теперь уже мы связаны одной судьбой.
И этот парк, и этот миг
И этой музыки шикарность….
Ты для меня – и счастья всхлип.
И пряность вечера. И пряность…
Аплодисменты взорвали небольшую публику. Был 1911 год. Борис Викторович Савинков, ненадолго вернувшийся в Санкт-Петербург проведать родных со стороны матери, её саму и брата Виктора из бесконечных заграничных приключений слушал поэтессу как случайный прохожий. Они встретились глазами: Лариса Штерн посмотрела на него с эстрады, и, довольная, улыбнулась сама себе: обаятельный молодой человек.
Савинков, уставший от пристального внимания к нему женщин, ухмыльнулся довольной самовлюблённой улыбкой и пошёл покупать билет в театр – на «Евгения Онегина». Перед отъездом ему захотелось посмотреть русскую оперу, и он выбрал ту, которую любил Великий князь Сергей, ныне ответивший за своё злодеяние – преступное бездействие во время давки на Ходынке – и ныне спокойно лежавший в Земле. Савинков ухмыльнулся совпадению, и пошёл в билетную кассу – покупать билет и общаться с кассиршами – дело, которое он любил больше всего в жизни. Кассирши чем-то ему импонировали.
Тем временем Лариса читала свои стихи в парке. Публика, журналисты по культуре, дети стекались её послушать. Ларисе казалось, что она взяла
ноту даже выше, чем Анна Ахматова. Кто-то из юнкеров догадался принести поэтессе цветы. Это был Танеев, будущий муж Вырубовой. Юнкера тоже отдыхали в парке, и любили наблюдать за происходившими там событиями. Николай Куликовский, молодой человек, лет 22 –х любил свою компанию друзей – Сергея Крисанова-Двинского, Мишу Осоргина, и Сергея Танеева. Они были как четыре мушкетёра. Как-то Александр увидел художницу в парке, которая делала то ли наброски, то ли писала картину. Он заинтересовался женщиной, на что ему скептический во всём Танеев бросил:
- Это Ольга Александровна, сестра Императора. Скучает без мужа в Питере. – Танеев подмигнул Куликовскому, который был похож на Аполлона своей фигурой.
Куликовский приосанился, и посмотрел ещё раз на Ольгу Александровну.
- А кто её муж? – Как-то шутливо спросил Куликовский, представляя бедную маленькую женщину, и какого-то увальня, который не мог ей подарить красивой любви. Пошутив, Куликовский попал в точку. Пётр Александрович Ольденбургский, рождённый в крепком браке Александра Петровича и его жены Женечки, страдал какими-то признаками вырождения, и больше пребывал в своём внутреннем мире, чем во внешнем. Конечно, наследный принц женился на Ольге Александровне, как и положено было в царских династиях, но молодой человек был настолько неопытен в делах любви и настолько равнодушен как к женщинам, так и к мужчинам (да простят меня читатели, великого князя Сергея часто подозревали в отношениях с мужчинами), что ему стал быстро скучно с молодой и красивой женой и Пётр Александрович ушёл в писательство и глубокий мистицизм. Ольга Александровна ничего не понимала в писательстве, хотя недурно рисовала натюрморты. Но то, что находят мужчины в том, что пишут она не понимала. «Женщины ещё ладно, - думала великая княжна Ольга, - а вот мужчины… ничего не понимаю». Намучившись с мужем, она упросила своего свёкра Александра Петровича покинуть Рамонь, и вернуться в Санкт-Петербург.
Ольга Александровна была рада видеть Никки, который очаровательной улыбкой своей приветствовал свою сестру, сетуя на немощь её брата. Как-
то Ольга Александровна приловчилась рисовать в парке, где её взгляд поймал красавец Николай Куликовский, гуляющий во время короткого отдыха с
друзьями. Ольга не заметила испытывающего взгляда Александра, и продолжила рисовать. Но Александру художница вскружила голову не на
шутку, и молодой юнкер решил твёрдо отбить её у немощного молодого мужа, правда периодами, думая, что лучше бы она вышла за его отца –
иногда в таких браках толку больше. Александр, возвращаясь с друзьями к службе, думал, что молодые мужчины часто бывают хуже, чем старые и
что не видят того счастья, которое свалилось им на голову. Был бы муж Ольги старше неё, Александр, согласно кодексу чести, не стал бы
разрушать семью, а молодой и наивный к тому же соперник, только подзадорил юнкера, и он решил, что раз наступило лето, то пришло время
для любви. Куликовский подумал, что молодёжь всё-таки разная бывает, вон хотя бы тот же Савинков… и столкнулся с ним же на выходе из парка.
Савинков бежал в билетную кассу, но успел обратить внимание на юноша- атлета Куликовского. «Кого-нибудь в парке нашёл», - сразу понял
Борис, главное хобби которого было наблюдать за людьми, и как бы он ни был занят своими мыслями, он всё-таки находил минутку посмотреть на
тех, кто стоял рядом. Привычка искать во всех филеров сказывалась. В Санкт-Петербургском театре давали «Евгения Онегина».
Немолодой артист, Александр Бельский, решил посетить этот спектакль -благо жена отпустила – и посмотреть на современных студентов, которые быстро заполнили галёрки. Борис Викторович по вредной привычке шиковать, доставшейся ему от Евно Азефа, купил билет в партер, и оказался рядом с Александром. Дворянка Ольга Петровская вошла в зал, и в этот раз ей подарили родители билет в партер, чтобы она могла там разглядеть
зрителей. Матери Ольге Наталии было жутко интересно, кто же ходил в театр из представителей светского общества. Никто не знал, что на этот
спектакль, один из последних в том сезоне собирался сам император Николай II, тоже нежно любивший «Евгения Онегина» только потому, что
сам был «Онегиным» некогда в домашней постановке. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна была Татьяной.
Великий князь Сергей Александрович, дядя царя, тогда ещё живой – зрителем. И вот сам царь со своими спутниками и спутницами – фрейлинами царицы, с ней самой и своими детьми пришёл послушать Александра Сергеевича Пушкина, заняв центральную «царскую» ложу. Борис Викторович почувствовал присутствие царя, и обернулся. Александр Бельский обратил внимание на внимательного молодого человека перед ним, и тоже посмотрел вверх. На него смотрел из ложи сам царь Николай II – очень красивый мужчина, который кружил многим головы и разбивал сердца. Говорят, он был влюблён в балерину Кшесинскую, но Бельский, работавший с нею в том же театре, не верил слухам. Теперь-то артист разглядел, что такого
мужчину могла полюбить не только балерина. Он из зрителей вырвал Оленьку Петровскую и столкнулся с ней глазами.
Ольге одной нужен был Бельский, и вовсе не нравился царь. Ольга зарделась пунцовой краской, и Бельский поняв, что это про него, расплылся в самодовольной улыбке.
- Я думаю, что здесь большинство пришло поглазеть ни сколько на спектакль, сколько на царя. – Бельский прикинулся простым купцом.

Савинков подумал, что его опять будут выдворять с партера, как в 1905-м, но сдержался. И когда этого не произошло, ответил.
- Странные у Вас мысли, сударь. Я не очень-то жалую царя после Ходынки.
Борис ждал реакции, но Александр оказался «крепким орешком».
- А что, Савинков мог быть и прав. – Задумчиво ответил Бельский, испытывающее посмотрев в глаза собеседнику, как будто признал его. –
Я не совсем понял тогда, почему не отменили бал. Хотя Кшесинская рвалась давать представления.
Тем временем Лариса Штерн в парке ожидала своего кумира поэта Николая Гумилёва, который так и не пришёл, потому что проводил вечер со своей супругой Анной Ахматовой. Собственно, почему он должен был прийти? Он и не знал никакой Ларисы Штерн... до поры...
Лариса была очень настойчивой девушкой. Покрутившись в парке, Лариса Штерн покинула его, устремляясь вперёд в своей надежде встретить здесь однажды Николая Гумилёва, и, возможно, его соблазнить...