Глава 33. Дмитрий Замятнин

На место Жеребцова Волин сразу же назначил Александра Пугачева, надежного человека, рыцаря Ордена. Назначил временно — чтобы держать под контролем ведомство, пока проходит опрос служащих. Пугачев был кадровым военным, дело свое знал и сразу установил жесткий порядок, почти военный режим. Для острастки снял двух начальников колоний, которые решили показать характер, и сразу послал к ним прокуроров. Слух об этом стремительно разнесся по закоулкам министерства, и все поняли, что Жеребцов — это только начало… «Плети» Пугачева стали бояться и всячески ему содействовали, чтобы не накликать беды на свою голову.
Пугачеву было предельно ясно, чего хочет Волин, и он за три дня провел опрос сотрудников в системе юстиции. Начальники разного рода и уровня не знали, что делать — и хотелось бы помешать, да страшно. Стращать подчиненных себе дороже, но и сидеть сложа руки тяжело. Каждый такой начальник, собирая персонал своей колонии или тюрьмы, говорил примерно следующее: «Знаете, про волинский емейл... можете писать, сообщать, сливать, предавать... Я влиять на вас не могу. И не буду. Но...» Дальше его понимали без слов, улавливая фибрами своей охраннической души трехэтажный мат, который переполнял несчастного начальника и просился вырваться наружу, понимали, какой могучей силы воли ему стоило остановить этот неудержимый поток лавы... Сдерживая себя, начальник замолкал, посылая поверх голов подчиненных и верных товарищей по тюремному бизнесу такой печальный взгляд, будто отправлял в последний путь самого лучшего друга. И всем становилось понятно, чего недоговорил начальник: если вам еще дорога и ценна та надежная и спокойная жизнь, которую я вам обеспечивал, то пощадите, не сдавайте, поддержите, и еще поживем безбедно, как раньше...
Зэки, узнав о невзгодах «начальников», сначала было порадовались, что в армии противника — проблемы, но потом, осознав, что это бьет и по их интересам, серьезно задумались и предложили свои услуги. В результате по колониям и тюрьмам прокатилось зэковское недовольство, кое-где перераставшее в бунты, которые начальники колоний и тюрем не спешили гасить своими силами, понимая, что тем самым расковыряют нарыв на теле страны и заставят Волина трубить отступление.
Но Волин и Пугачев были готовы к битве. Три роты спецназа стояли наготове и по первому сигналу уже через два часа оказывались в нужном месте, и жестко тушили восстания зэков. Сразу же за ними следовали административные меры в отношении служащих системы ФСИН и прежде всего начальства колоний. Схема была знакомой — увольнение и прокурор. Так что очень быстро все поняли, что устраивать бучу против волинских решений бессмысленно, да и зэкам было западло дырявить свою шкуру из-за «начальников», поэтому страсти скоро улеглись. Остановилось все. Торговый оборот в тюрьмах и зонах стал нулевым. Для заключенных пришла лафа — охранники относились к ним нарочито вежливо, боясь малейшей претензии к их работе. Все притаились, выжидая последствий. И последствия не заставили себя долго ждать.
Опрос удался. На емейл Волина поступило около пятнадцати тысяч писем, и, хотя количество написавших представляло собой всего лишь пять процентов личного состава всех подразделений министерства, этого было достаточно, чтобы Волин достиг своей цели. Пятьсот специально назначенных сотрудников за два дня справились с обработкой писем, и на третий день отчет об их работе и стопка из около сотни писем легли Волину на рабочий стол.
В стопке были только идеи и предложения. Письма от людей, которым не было все равно, которые верили в возможность перемен и только ждали шанса. Наконец Волин дал им этот шанс. Только двадцать из них заслуживали особого внимания. Но эти двадцать оправдывали весь смысл затеи.
Одно из писем поразило Волина больше всего. В нем излагалась целая концепция и программа действий. Автором был некий Дмитрий Замятнин, старший лейтенант, эксперт Отдела анализа прецендентной практики, организации и контроля исполнения решений Министерства юстиции Российской Федерации. Волин, читая его программу, как будто читал собственные мысли. Идеи Замятнина представляли собой целую революцию в российской юстиции, смену всех порядков и правил. Замятнин говорил о новых тюрьмах, где не будет унижения осужденных и изуверств охранников, где у человека отнималась бы только свобода. Он говорил о наказаниях в отношении превысивших свою власть сотрудников в местах заключения, о прозрачности и общественной доступности к делам министерства. Говорил о профилактике преступлений и судебной реформе «Нельзя допускать, — писал Замятнин, — чтобы совершивший преступление попал в лапы тех, кто научит его презирать законы и само государство, кто заставит его думать не о чистой и честной жизни, а о новом преступлении. Допуская это, государство становится сообщником паханов. Чем больше преступников станет бывшими преступниками, чем больше их пройдет свой путь глубокого раскаяния (не покаяния перед батюшкой, а именно раскаяния), тем более здоровым и ответственным перед будущими поколениями будет наше общество. Каждая спасенная душа даст свой вклад в новое моральное лицо общества, сделает его сострадательность действенной. Мы должны стремиться к тому, чтобы в стране воцарилось уважение к судам, и судьи имели бы надежную защиту. Пока у нас существует хоть малейшая опасность того, что судья может принять необъективное решение из-за страха или коррупционного соблазна, мы как общество будем очень уязвимы от несправедливых судебных решений. В этих условиях государство обязано будет помогать, чего оно сейчас не делает, оставляя все на самотек». Замятнин настаивал на увеличении числа тюрем и на улучшении условий жизни в них, предлагал свои решения — смелые, бескомпромиссные.
Волин вызвал к себе Замятнина в тот же день, когда прочитал его письмо. Благо что автор находился в Москве и смог появиться у Волина через час после того, как получил приказ от Пугачева.
Старший лейтенант Замятнин открывал дверь в президентский кабинет резко и широко, но потом, опомнившись, попридержал ее и закрыл уже аккуратно, стараясь случайно не хлопнуть. Повернувшись к Волину, ясно и четко доложил:
— Господин временно исполняющий обязанности президента Российской Федерации! Старший лейтенант юстиции Дмитрий Замятнин по вашему приказанию прибыл!
— Заходи, старший лейтенант, садись. Есть разговор. Прочитал я твое сочинение. Любопытное... Ну и расскажи теперь, братец, как ты собираешься разбирать всю эту навозную кучу?
Дима Замятнин относился к людям типа заядлых математиков, которые придают придуманной ими формуле высший смысл и готовы доказывать ее справедливость даже на Страшном суде. Все, что он написал в письме Волину, крутилось у него на языке и лишь ждало повода вырваться наружу.
— Извините, какой конкретный пункт представленной программы вас интересует?
— Ну хотя бы увеличение количества мест заключения с одновременным улучшением качества жизни заключенных.
— Увеличивать количество квадратных метров, на которых проживают заключенные в России, абсолютно необходимо, потому что, во-первых...
— Так...
— У нас при норме два квадратных метра на одного заключенного — а это что за норма, представьте себе, это два метра в длину и один в ширину, то есть руки нельзя развести в стороны, параметры для нормального гроба, — так вот, у нас при этой норме обычные условия — это один квадратный метр и того меньше. Доходит до того, что в камере в двадцать квадратов с восемью койками содержится двадцать пять человек. То есть для того, чтобы мы перестали быть садистами, надо и норму увеличить, и обеспечить ее строгое выполнение.
— Во-вторых, с вашим приходом к власти очертилась ясная перспектива — как я понимаю, тюремная койка ждет очень многих, ведь преступность и коррупция зашкаливают. И если завтра власть наконец возьмется за дело и решит отправить их всех за решетку, возникнет проблема — тюрем и свободных мест в них окажется катастрофически мало, и поэтому нам нужно строить новые тюрьмы и улучшать в них условия жизни.
— А это зачем? Зачем улучшать условия жизни? А как же наказание? — подначил Замятнина Волин.
— Заключенного государство не должно унижать. Когда государство унижает, оно ставит себя на одну доску с преступником. Лишение свободы — это само по себе уже огромное наказание. На издевательства государство не имеет права. Ведь униженное состояние только укрепляет дух преступника, отсидевшие гордятся своими отсидками, считают их школой и возвращаются в мир нормальных людей еще более матерыми преступниками. В результате исправительные колонии и тюрьмы никого не исправляют, они только укрепляют преступные сообщества и готовят к новым преступлениям. Поэтому я сторонник человеческих условий.
Волин смотрел на Замятнина с добродушной улыбкой и этим как будто распалял его еще больше. Сам же при этом думал: «Дельно, сукин сын!»
— Откуда нам взять так много свободных площадей? Тут у меня Жеребцов запросил аж пять миллиардов, и только для реконструкции, дыры хотел латать.
— Ну, ему-то, понятно, для чего миллиарды. Но все же, если по существу вопроса, то миллиард, может быть, и понадобится — для обеспечения мест заключения двойным объемом жилья и, конечно, с намного улучшенными условиями.
— Да не волшебник ли ты, старший лейтенант?
— Нет, не волшебник. Эти площади у нас имеются, не надо ничего строить, только переоборудовать. Строительный бум в свое время создал целые города-призраки, где никто не живет и не собирается жить. Это готовые комплексы. Заберем их и переоборудуем под тюрьмы, пусть зэки в высотках поживут, хоть посмотрят на мир с высоты птичьего полета. Кроме того, есть жилые здания, которые возведены строителями-кидалами. Возможно, их придется немного достроить. А строителей этих сделать там первыми жильцами...
— А как же бедняги, оплатившие квартиры вашим кидалам, что же, они опять с кукишем останутся?
— Здесь надо по справедливости. Кому-то нужно будет вернуть деньги, для кого-то достроить, кое-кто потерпит еще, но самое главное, что люди увидят: государство решило наконец расчистить эту зловонную яму. Уверен, они будут солидарны с таким государством.
Для любого другого Замятнин сошел бы за чересчур смелого и наивного фантазера, но для Волина он был человеком его заряда, готового ринуться сейчас же воплощать свою программу в жизнь.
— Ну хорошо, а что будете делать с паханами, с двоевластием, с воровской школой? Оставите их? По всеобщему мнению эту крепость победить нельзя...
— Можно, — уверенно и нисколько не дрогнув в голосе, произнес Замятнин. Волин снова улыбнулся. — Нужно отнестись серьезно к этой проблеме, изучить, как формируются воровские сообщества. Да, я думаю, исследования такие уже есть. Лидера воровской группы надо нейтрализовать, изолировать от группы, лишить рабовладельца рабов, а командира — армии, ибо он является связующим элементом для всей внутритюремной воровской организации. Их нужно вовремя выявлять и отселять в хорошие условия, в высотки, лишать возможности влиять на внешний мир, ограничивать информацию для них с воли. Мы — государство, мы обязаны с этим справиться. И только тогда у нас будет шанс исправлять людей, совершивших преступление. К каждому индивидуальный подход, может быть, и с помощью психологов. Чтобы мы как государство смогли гарантировать обществу, перед которым в ответе, что преступник не только будет наказан по справедливости, но и выйдет из мест заключения уже не преступником.
Замятнин говорил почти скороговоркой, как будто боясь, что его остановят на каком-нибудь важном месте, и он не успеет сказать главного.
— А охранники? Они же обслуживают воров в тюрьме и зарабатывают на этом неплохие бабки.
— Здесь нужны меры исключительно жесткие. Помимо смены руководителей на местах, нужны и новые законы. Тот, кто представляет государство, а тем более носит погоны, за совершенное преступление должен нести двойную, или тройную, меру наказания. Люди должны понять, что те, кто представляют государство, не имеют индульгенций перед законом.
— Что ж, программа интересная, хоть и фантазией попахивает. Здесь без волшебства или воли Божьей не обойтись. Ну, вот и мой последний вопрос. Ведь говорить легче, чем делать... Не слабо тебе, старший лейтенант, будет Министерство юстиции возглавить? Вот там и покажешь, чего стоит твоя программа, да и ты сам!
— Мне?..