Глава 35. Зимний сад

Зимний сад располагался в имении Галины Дубенко в Павлово-Ближнем в непосредственной близости от дворца и благоухал ароматами, несмотря на воцарившуюся в этих местах зиму. Огромный парк под стеклянной крышей — любимое детище главного российского конгрессмена — находился на полном зимнем обслуживании, и то уже третий месяц. Ей действительно было чем гордиться — зимний сад являлся уникальным, единственным в мире парком-оранжереей, располагавшимся на площади около трех гектаров. Там росло все, что могло вырасти в любой точке планеты, — от лиан и баобаба до карликовой березки. И росло, и радовалось жизни при заботливом уходе за ними ученых биологов и прочего обслуживающего персонала, потому что для русского олигарха не существует невозможного. Если какое-нибудь растение вдруг чахло, управляющий парком немедленно увольнял ботаника, отвечавшего за это растение; если чахло пять растений, увольняли главного садовника, а если проблемы с садом продолжались более одного месяца, то уже сам управляющий собирал свои пожитки и начинал искать другую работу. Поэтому зимний сад весь год жил спокойной райской жизнью с гарантированным комфортным микроклиматом для каждого растения. Жил сам и радовал хозяйку — большую любительницу совершать прогулки по садовым дорожкам, мощеным камнем, привезенным с родины растений. Дубенко гордилась не только своим садом, но и собой, не раз рассказывая гостям, чего ей стоило создать этот оазис в дремучем русском лесу, и какой личный вклад она делает в экономику страны, обеспечивая работой только в этом саду более трех тысяч человек.
Сергея Ивановича Сидорова злила грандомания Дубенко, потому что ей всегда удавалось хоть немного, но обойти по шику всех других олигархов. Идею зимнего сада первым придумал он и даже осуществил первым, но его сад располагался всего на тридцати сотках и не содержал такого богатства флоры. Дубенко же мало того, что построила свой знаменитый зимний сад, так еще, будто назло остальным олигархам, чаще прочих устраивала у себя званые обеды для элиты и сумела влезть под кожу самому Сытину, который в последнее время предпочитал именно ее дворец и прогулки по ее роскошному саду.
Сидоров не любил бывать у нее, но на этот раз приглашение принял с гораздо большим желанием, чем когда-либо, ведь сегодня речь должна была пойти о Волине.
Обе высшие персоны российского общества не спеша прогуливались по зимнему саду, направляясь по главной аллее в сторону экзотической австралийской дорожки. Следом, в некотором удалении, шли трое слуг, одетых под царских прислужников времен Екатерины II. Первый — слуга Иван, рослый парень в камзоле и белом парике, — держал в руках с надетыми на них белыми перчатками большой серебряный поднос с вином, бокалами и прохладительными напитками. Второй была любимая прислужница олирагхессы Надюша, также приодетая под служанку тех времен — в темном длинном платье с широким прямоугольным декольте, с белым длинным передником и с белым же чепчиком на голове. Третьим был мальчик на побегушках Мишута — сирота, пристроенный при дворе Галины Ивановны по просьбе ее дальней родственницы.
Когда они приблизились к австралийскому уголку, Галина Ивановна остановилась и, стоя вполоборота к слугам, приподняла руку и негромко, но требовательно произнесла: «Иван!» — после чего, слегка пошевелив пальчиком, поманила слугу с подносом к себе. Слуга тотчас подбежал.
— Сергей Иванович! В последнее время я пристрастилась к «Монтраше», надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной это удовольствие?
— Не откажусь, — как-то совсем не вальяжно и слишком отрывисто произнес Сидоров. Ему не терпелось начать разговор по существу, и демонстративное барство Дубенко уже порядком его раздражало.
Галина Ивановна своей крупной, почти мужицкой рукой сама открыла вино и разлила по бокалам. Забрав бокалы, она величаво, наделяя каждое слово особой интонацией, приказала:
— Иван, свободен. Идите все, оставьте нас.
Слуги удалились.
— Итак, Сергей Иваныч, — начала Дубенко, — вы лицо, приближенное к врио президента, как-никак шеф кабинета, поделитесь, как у вас там обстоят дела, а то в стране творится черт-те что, люди нервничают и беспокоятся, а мы, как говорится, знать не знаем, ведать не ведаем.
Сидоров не спешил с ответом и, желая со своей стороны хоть чем-нибудь досадить собеседнице, нарочито звучно отхлебнул из бокала, все равно что пил не самое дорогое и изысканное вино в мире, а обычный компот, и к своему удовольствию заметил слегка расстроенный взгляд олигархессы.
— Галина Ивановна, не я приглашал вас на разговор, а вы — меня, поэтому скорее я вправе ожидать от вас какой-нибудь новости, — наконец произнес он, напирая на «вы» и «вас».
— Сергей Иваныч, давайте не будем перебрасываться формальными репликами. Меня очень беспокоит начало волинского правления. Начал он лихо, убрал Жеребцова, мне доносят, что на очереди Минобороны и МВД. Поэтому я и хотела бы знать, вам-то должно быть известно больше, чем мне. Вы все-таки в Кремле, под боком...
— Увы! Мне нечем удовлетворить вашего интереса. Волин меня ограждает ото всех дел, дает какие-то формальные несерьезные поручения, не зовет посоветоваться. Я целыми днями сижу в своем кабинете и раскладываю на компьютере пасьянс... Понятно, что совсем недавно ему на голову свалились весьма чрезвычайные обстоятельства, и он был очень ангажирован, но сейчас-то вроде улеглось, можно было бы и посоветоваться с опытными товарищами. Так нет, окружил себя какими-то людьми, дает только им поручения... Что за люди? Никто не знает. Но ребята шустрые. Ну, а нас он обходит... Поэтому и сижу без дел, и ничего не знаю...
— Это тревожно. И не только это. Коммунисты ушли из альянса и готовятся к войне с властью, Волин почему-то снимает жесткую цензуру с прессы, я не говорю уж о либералах, он дает им слишком много свободы. Он куда-то клонит, но куда — не пойму.
— Соглашусь с вами, начал он совсем не так, как мы от него ожидали. Хотя после ареста Жеребцова рейтинги пошли наверх, и валюта стала выправляться. Мои акции подросли на три процента за неделю.
— Западные?
— Ну не российские же...
— Надо и мне свои проверить... А может — совпадение...
— Может и совпадение, я откуда знаю?
— Надо подождать еще, надо проверить... И все-таки... зачем ему Жеребцов понадобился?
— Насчет Жеребцова-то как раз все легко объясняется, не голосовал же за него. Ну, вот и донесли, а тот его по шапке. Это как раз нормально…
— Сергей Иваныч, это, может, и нормально, но кого он поставил вместо Жеребцова? Вообще не берет людей из колоды. Мальчишку какого-то, а тот стал вон из кожи лезть. Мне уже звонили двое из области. Просят остепенить малыша.
— Мда-а. И другие новости идут нехорошие. Вот вроде взялся за РЖД... Затевает что-то, чует моя душа. Сложную игру ведет... Ух ты, какой красивый цветок! Он пахнет?
— Нет! — закричала Дубенко. — Нет! Отойдите от него! Это хищник! Библис гигантский! Поедает животных! Мы его мышами кормим! Отойдите, отойдите... Вон банан созрел, лучше банан себе оторвите... А почему, вы думаете, он ведет такую сложную игру?
— Про игру не знаю, только вспомните, как он везде ловушки расставил, когда заговорщиков ловил. Будьте уверены, все эти ловушки стоят себе на месте, никто их не убирал. И на вас есть, и на меня. Так что лучше всего встречаться в таком укромном местечке, как здесь, в ваших австралийских джунглях.
— В Австралии нет джунглей. Там гилеи и дождевые леса...
— Дождевые...?
— Да. Метров через тридцать надеваем сапоги, берем зонтики и в дождевой лес... Там у меня несколько баньянов. Это деревья, которые высаживaются на поверхности других деревьев и уничтожают их.
— А это не опасно? Они на людей не набрасываются?
— Не набрасываются... А я вот думаю о нашем баньяне. Не окажется ли наш Волин эдаким баньяном, который мы сами же и засадили на своей поверхности... Что-то он рьяно начал. Без оглядки. А Василия Васильевича так и не нашел. Уже полтора месяца прошло... А может?..
— Что?
— А может это он сам, Василия Васильевича-то?
Оба задумались... Первым прервал молчание Сидоров:
— Не сходится... Откуда ему знать заранее, что мы его выдвинем?
— А может он медиум?..
Они прошли молча еще минут пять.
Дубенко вдруг хлопнула себя по бедру, вскрикнув с досадой: «Ой!» — будто вспомнила о кастрюле, оставленной на плите.
— Ну надо же, чуть не забыла! Хозяйство заговорщиков надо бы прибрать. Был Печин — нет Печина, был Аргачал — нет его, ну и крохи от Ванько тоже не помешают. Пора нам с вами по особому нашему положению имущество этих врагов народа разделить между собой. Надо надавить на Волина. Пусть назначает комиссию, назначает меня ее главой, ну а я сделаю все как надо.
— Почему это вас? Солиднее возглавить это дело мужчине, к тому же бывшему министру обороны.
— Сергей Иванович, вы давайте тут обороной не прикрывайтесь. Всем известно, как оно обоср***лось перед народом со своим многомиллиардным воровством.
— Нет уж, не соглашусь. Мы тогда нарочно кинули Седякина, вы же помните, потому что зарвался больно, возомнил. А министерство его, как и все другие, ничего особенного. Если в остальных можно, почему там нельзя? Каждый, как умеет, пасет своих овечек. Кстати, я тогда уже не был министром.
Слова про овечек пришлись к месту — перед ними расстилалась утопающая в зелени полянка, а за ней высился лес, из которого явственно слышался шум, похожий на шум дождя.
— Ну что, хотите баньяну посмотреть и под тропическим австралийским дождичком прогуляться? Вон сапоги, накидка, даже зонтик есть. Хотите?
— Нет уж, Галина Ивановна, увольте, под дождь не пойду... Давайте обратно, а баньяны как-нибудь в другой раз.
Они повернули назад.
— Все-таки, Сергей Иваныч, надо нам Волина брать под контроль. К вам не приходит, вы идите к нему, напрашивайтесь, заискивайте, помощь предлагайте. Своих людей поставьте возле него, пусть наблюдают, докладывают. Надо, чтобы он далеко от нас не отходил, чтобы знали его ходы, а то он, неровен час, и до нас доберется.
— Есть у меня один подходящий человечек. Я его к нему в охрану пристрою. Скажет, что опричником хочет быть и служить ему верой и правдой. Вовкой зовут, крепыш, из спецслужб... точно, прилажу его там.
— И еще, Сергей Иваныч, надо его и по официальной линии дергать. У нас, например, давно не было заседания Совета Безопасности. Надо бы вам с Петрушкиным инициировать, а то Петрушкин там только сидит и хиреет, так и помрет, никто не узнает.
Они еще какое-то время двигались к выходу из австралийского парка, но уже вели разговор о детях, об их бизнесе и проблемах. Выходя на центральную аллею, Сидоров вдруг обратил внимание, что платье на Галине Ивановне засияло каким-то особым блеском.
— Галина Ивановна, простите, вначале как-то не заметил, а сейчас вижу, какое превосходное на вас платье!
— Неудивительно, здесь специальное освещение, и вот это украшение на платье начинает по-особому сиять.
— Да-да-да... уникально, и этот бисер...
— Сам ты бисер, Сергей Иваныч... Жемчуг от бисера не можете отличить!
— И что же, все эти шарики на вашем платье, это все жемчуг?
— Естественно, — небрежно ответила хозяйка дивного леса, окидывая свою грудь и плечи гордым взглядом и радуясь удивительной игре света на поверхностях блестящих шариков.
Но до одного из них точно не достигал ее взгляд. Он был в таком месте, что она не могла его видеть; не могла она увидеть и то, что не блестел он так, как другие шарики, потому что был не из жемчуга. Пластмассовый шарик «под жемчуг» располагался на конце булавочки, которую аккуратно и незаметно еще утром воткнула в платье ее лучшая прислужница Наденька... по заданию Волина.