Кольцо Саладина. ч2. 27

- Даже если он и вернётся, - с трудом сказала я, - столько уже потеряно. Столько планов и надежд рухнуло… И всё это уж точно не вернётся…
- Ну, лети к нему-то, - рассудительно сказала Нора, ставя передо мной тарелку. - Хочешь? Я помогу с билетом. Только уж договаривайтесь по-людски, без истерик. Вон, пожалуйста, бери телефон, звони, лети.
- Не буду я ему звонить, – подавленно сказала я. – И никуда я не полечу. Всё, кончились наши праздники. Завтра – работа, у меня начинаются дела, всё.
- Ну, где-то ты права, согласна, - кивнула Нора. - Кто-то из вас должен быть умнее.
Мы помолчали.
- Ну, икру-то ешь, - сказала она миролюбиво. - Свежая. Только что из-под полы.
Я вяло откусила бутерброд – и вдруг почувствовала голод. Вспомнила, что не ела с утра. Совсем про себя забыла. Хочу ли есть, хочу ли пить… Повернулась к столу, положила себе на тарелку яичницу. Всё-таки коньяк немного снял с меня напряжение и боль – всё вдруг показалось аппетитным.
- Вкусно, - похвалила я. – А это с чем яйцо?
- С сыром и паприкой, - сказала Нора. – Не любишь?
- Просто никогда не пробовала, - созналась я. – Я вообще не очень кулинар. Даже не знаю, что такое паприка. Да и вообще… мне обычно чего-нибудь пожевать на скорую руку – и хватит.
- Я и вижу, какая ты дохлая дохлятина, - заметила Нора. - А Славка-то любит пожрать, учти. Правда, он и готовить умеет. Но я согласна вас обоих кормить. Если вы наконец научитесь жить дружно.
- Ты понимаешь… - я доскребла тарелку и подняла на неё глаза. – Наверное, это смешно, но нам просто негде встретиться. Он месяц в Москве, а мы виделись два раза. Татка один раз к тёте уехала, второй раз нашла нам комнату у нас в общаге, незаселённую, мы там провели ночь и хоть немного разобрались со своими запутанными делами. Но столько всего случилось за это время, всё равно многое не успели обсудить. Я и так на работу опоздала…
Я вздохнула, вспоминая то утро, поездку в такси, тепло ещё сонных объятий, разнимать которые так невыносимо, но надо, надо…
- Мы с ним какие-то неприкаянные, - голос у меня дрогнул. - Негде вместе побыть… На юге хоть было тепло, был пляж, был в конце концов чужой подъезд… А когда я к нему приехала – это же был рай - целых десять дней вместе! А здесь...
- А в кафе посидеть? – спросила Нора.
- Да я готова хоть в метро сидеть! – воскликнула я. - Но когда? Он же всё время занят! Готовился, репетировал. Приходил домой за полночь. Я так надеялась на эти праздники! Я думала, мы хоть выясним, что не успели - видишь, я вот даже не знала про это фото чёртово… Я так ждала этих свободных дней, так ждала! Я думала… И вот…
Из глаз у меня закапало, я всхлипнула, но всё-таки закончила:
- И вот что вышло… Ну, как он мог! Ведь знал, ведь знал, что я мечтала... Целых два дня были бы вместе! Да мы бы уже и в самолёте наговорились…
Я на миг представила, как мы вместе летим в самолёте, обнявшись, счастливые и свободные, и не выдержала: опять закрыла лицо руками и зарыдала.
- Ужас, - сказала Нора. – Жизнь, конечно, кончена. Ну ладно, поплачь, легче будет.
- Да вот именно что я никогда не плакала, - сквозь слёзы запричитала я. - Меня так и звали стойким оловянным солдатиком. А с ним… как с ним встретилась… меня уже вообще сейчас никто не узнаёт…
Нора молчала, ждала, пока я отрыдаюсь и отшмыгаюсь. Протянула мне квадрат красивой рисунчатой бумаги вытереть лицо. Я судорожно вздохнула, скомкала бумагу, потом машинально расправила.
- Это что, - спросила я, ещё давясь слезами. – Туалетная бумага такая?
- Полотенце бумажное, - сказала Нора.
- Да? Даже не видела таких…
- И не увидишь, - сказала Нора. - Это мне финны подарили.
- Вот это подарили? – я удивлённо рассматривала цветочки и буквы на вафельной бледно-розовой бумаге.
- Ну, не только это, - сказала Нора. - Ещё целый пакет всяких глупостей. Зубную пасту отбеливающую, мыло душистое. Смешно, да. Как дикарям. Ну, они знают, чего у нас нет. Некоторые по многу раз приезжают, привозят что-то на заказ, на обмен…
- Но это же запрещено? - неуверенно пробормотала я.
- Конечно. У нас много чего запрещено. Например, ночевать в незаселённых комнатах, - она подмигнула мне. – Если бы мы жили согласно всем запрещениям, нас бы уже и на свете не было, - она помолчала. - А видеться с ним – сюда приезжай. Мы свалим с Викой. У нас есть, куда.
- А…
Я вдруг вспомнила про Веронику. Она же тоже здесь, совсем из головы вылетело. Но о ней ничего и не говорило вокруг. Да и о князе ничего – только куртка его, спрятанная в шкаф. Я обвела глазами кухню – ничего нет, что напомнило бы о другой женщине. Немного косметики в ванной чёрного кафеля – и по ней нельзя было сказать, что женщин здесь две. Надо же, какая квартира, ничего по ней не прочтёшь...
- Ну, ещё мне не хватало выгонять людей из дома, - сказала я. - У Вероники и так своего угла нет. Ей совсем негде жить в Москве?
- Она может устроиться, но нам так удобно. И мне лучше, чтобы с тоски не выть. Мы нормально тут все уживаемся.
- А… - я всё-таки не выдержала, - а какие у них отношения?
- Отношения нормальные у них, - сказала Нора, ставя на стол чашки. Чашки тоже были красивые – тонкие, розоватые, перламутровые внутри. Не чашки – цветы. Она посмотрела на меня.
- Я уже говорила – тебе надо с этим мириться. Вот так у него сложилась судьба, придётся с этим жить. Она долго имела значение для него. И сейчас имеет, поскольку руководитель. И да, я тебе вот что скажу. Ты девочка большая уже, хоть и идеалистка страшная. В общем, если ты его будешь отталкивать, его быстро подберут.
- Подберут? – я возмущенно вскинулась. – Подберут?! Он что, вещь? Кепка? Кошелёк? Чемодан?
- Вот так я и знала, -  Нора сморщилась. – Сплошной идеализм. Не вещь. Не кошелёк. Хотя часто бывают и кошельки. Он мужик, - она посмотрела мне в глаза. – Молодой, свободный мужик. Для Москвы интересный, потому что не закомплексованный. Красивый, сексапильный.
- Сексапильный! Сговорились вы, что ли, - сердито пробормотала я.
- А то ты не видишь, как на него девочки западают? Глаза-то открой. Пока он в школе учился да танцевал, знаешь, сколько из-за него слёз было пролито? Море. Понимаешь, если он тебе не нужен, то другие менее разборчивы.
- И что? – самолюбиво спросила я. – Мне теперь за него воевать? Раз он такой… востребованный...
- Не воевать. Просто решить – он тебе по-настоящему нужен или так, время проводить. Ценный он для тебе человек или нет.
Я замолчала. Нужен по-настоящему. Так я никогда не думала.
- Реши самое главное, тогда и возмущайся, - сказала Нора. - В общем, надумаешь лететь – звони. Денег могу одолжить.
- Знаешь… - сказала я с тоской. - Я так устала за этот месяц. Ждать, висеть на телефонах, кружиться вокруг автоматов по городу. Жить мечтами. Кидаться на каждый звонок, как чумовая.
- Ой, не выдумывай, - махнула рукой Нора. – Устала она... Тебе что, сорок лет? Отдохни пару дней, поработай, отвлекись. Потом решай. А хочешь, я ему позвоню? Скажу, что ты собираешься? Например, на выходные. У него время ещё есть, ему отгулы дали. Полетишь, вместе всё решите, вместе вернётесь.
Я заколебалась. Всё было убедительно и соблазнительно. Моё недавнее горячее желание ни за что не прощать стало меркнуть, и робкая надежда затеплилась внутри.
- Вот ты говоришь «мечтала», - сказала Нора. - А он тоже мечтал тебе подарить весну в Крыму. Я ему советовала тебя предупредить, он не послушался.  Ему хотелось тебя красиво удивить. Он предвкушал, как ты удивишься, какая будешь счастливая. И всё рухнуло. Думаешь, ему сейчас хорошо? Он там тоже сейчас шляется по набережной, неприкаянный. Так что встретиться вам сейчас – милое дело.
Она посмотрела на меня – и словно свет вспыхнул у меня в душе – побежали перед глазами картинки: набережная, шум моря, вечера и ночи, наполненные друг другом… Это же можно всё сделать, Нора права!
И так живо и так сильно было ощущение встречи, что, когда раздались звуки открываемой двери, всё моё существо вздрогнуло радостью и рванулось навстречу этим звукам. Это он! Вернулся!
Наверное, всё это отразилось на моём лице, потому что Нора протянула руку через стол и успокаивающе похлопала по моей ладони.
- Вероника пришла, - сказала она.
И я словно упала, не успев взлететь. Придуманные мои картинки дрогнули и отступили в сторону – давая дорогу живому человеку.
Не простому человеку. Человеку, в присутствии которого у меня всё подбиралось внутри.
Она вошла оживлённая, свежая с улицы. Встала в дверях, опять ослепительно красивая – каждый раз, когда я видела её, сердце моё словно склонялось перед этой ослепительной красотой. И сейчас я опять была сражена, увидев её тонкое лицо и точёную фигуру, сильную и одновременно грациозную. Я видела её в третий раз, и в третий раз опять остро почувствовала рядом с ней свою обыкновенность, своё несовершенство, свою неудивительность… И опять подумала: не одежда украшает её, а она – одежду.
Она и в этот раз была одета совсем обычно – простой пуловер глухого тёмно-красного цвета, украшенный маленькой булавочкой с камешками – совсем маленькой, практически незаметной - но в этом скромном украшении, в этих неброских камешках было столько изящного вкуса, что мне захотелось немедленно и такой же пуловер, и такую же булавочку, и такую же причёску с небрежно брошенными на одно плечо волосами, да и волосы тоже захотелось такие же, как у неё - чёрные, блестящие, словно звёздная ночь.
- У нас гости, - весело сказала она, здороваясь со мной. - Это хорошо. Я вас сейчас буду удивлять.

продолжение следует.