Обретение щита. 2 - Сила

Давным-давно в маленьком городе жил молодой лекарь по имени Доброслав. Друзья и родные звали его просто – Добрыня. Чистая душа была у Добрыни, всем сердцем тянулся он к людям. Освоил грамоту, закончил обучение у старого врача, жившего по соседству, и теперь делал первые самостоятельные шаги в борьбе за здоровье и жизни своих сограждан.

Одним из близких друзей начинающего врачевателя был купец Радогор, возивший изделия местных мастеров для продажи в стольном граде. Помог ему однажды Добрыня при сильном отравлении, с тех пор и началась их дружба. Купцы тогда у народа в почёте были; знали люди, что нелегко им хлеб достаётся. Время было смутное, и не ведал, бывало, купец, в путь пускаясь, вернётся ли невредимым да удастся ли товары сберечь, отбиваясь от нечисти дорожной.

И вот, засобирался в очередной раз Радогор в путь-дорогу. Перед отъездом зашёл к Добрыне.

– Друг мой, никогда не забуду, как спас ты меня однажды. Скажи, что привезти тебе из стольного града? Я для тебя всё, что хочешь, достану.

– Да будет тебе, – начал было отнекиваться Добрыня, но, видя непреклонность купца, уступил. – Для себя-то мне ничего не надо. Привези лучше для нашей церкви новую икону работы стольных мастеров – вот уж народ тебе спасибо скажет!

– Не сомневайся, друже! – вскричал Радогор. – Слово даю купеческое: будет в нашей церкви новая икона!

Долго ли, коротко – пролетело времечко, подходит срок Радогору возвращаться. Ждёт молодой лекарь своего друга и всё гадает: какую же икону тот привезёт? Да только не суждено было сбыться его ожиданиям.

– Ты уж меня прости, – глядя в пол, говорил купец по возвращении. – Больно выгодный товар попался. Ну да что с того – никуда не денется твоя икона, как-нибудь в другой раз привезу. Я же не отказываюсь совсем, просто – в другой раз!

– Но ты же сам предложил, Радогор, – Добрыня был обескуражен. – Неужели жажда наживы затмила в тебе чувство благодарности? А как же слово твоё честное, купеческое? Как ты людям будешь в глаза смотреть? Ты же честное слово дал!

Потемнело лицо Радогора. Какое-то время он молчал, и было видно, какая мучительная борьба происходит в его сердце. Видно, хотелось что-то сказать, да только не получались никак слова оправдания. Наконец, он встал и, глядя невидящим взглядом куда-то сквозь своего друга, так же молча вышел из горницы.

С тех пор торговать Радогор перестал. Видно, посчитал он себя недостойным звания купеческого, единожды слово честное нарушив. Избегал он и встреч с Добрыней, который страдал от этого не меньше его самого. «Но что я ему сказал? – думал Добрыня. – Только правду; ту самую правду, которую он сам себе сказать не решался. И я же видел, как мучительна для него была эта ложь самому себе, когда поддался он коварному искушению! Не понял он, что совесть его сказала всё моими устами. Да, видно, не те слова я нашёл, раз обидел человека. Прости, меня, Радогор, если сможешь!»

…Скоро сказка сказывается, ещё скорее летит быстрокрылое время. Многим людям помог Добрыня за эти годы, многих от лютой смерти спас. И вот, однажды у Князя – повелителя того города, где жил наш герой, – внезапно скончался придворный лекарь. Велел Князь прийти ко двору его всем, кто искусен в лекарском деле. Не хотел идти Добрыня – не было у него сомнений, что больше всего достоин такой чести друг его Светозар, равного которому в искусстве врачевания не было во всей округе, – да не посмел он приказа ослушаться. Однако выбор пал именно на Добрыню. Князь не любил много говорить.

– Бери свои вещи, инструменты, и – завтра жду тебя в моём тереме!

Одного взгляда Светозара Добрыне было достаточно. Как огнём опалил его этот взгляд, в котором смешались и горечь, и обида, и непонимание, и боль отвергнутого мастера. Решение созрело мгновенно.

– Прости, Княже, – с поклоном молвил Добрыня, – но вот – друг мой Светозар. Он умнее и опытнее меня. Он больше пользы принесет на твоей службе.

Глаза Князя грозно сверкнули.

– Как вы смеете торговаться со мною?! Я – Князь, и в этом городе я один вправе судить – кто лучше, а кто хуже!

– Не гневайся, Княже, – взгляд Добрыни затвердел, как остывающий клинок. – Мы со Светозаром вместе постигали лекарское искусство, но с тех пор во многом он идёт впереди меня. А судить человека ни одному смертному не дозволено – на то есть Бог и Суд Высший.

Не сразу справился Князь с приступом ярости, охватившим его.

– Вон отсюда, оба! Эй, стража! Всыпать обоим по двадцать плетей и гнать из города, чтоб духу их не было!

Ещё какое-то время Добрыня смотрел в побелевшие от бешенства глаза, прочитав в них среди прочего, что именно отказ Князя от хорошего лекаря окажется для него роковым в недалёком будущем. Прочитал – и подавил горький вздох, рвущийся из глубины сердца, – изменить что-то он уже был не в силах…

Когда Светозар очнулся от беспамятства, друг прикладывал целебные листья к его израненному телу. Деревья и травы тихо склонялись над ними, словно желая успокоить боль, терзавшую их тела и души. Увидев над собою знакомое лицо, Светозар дёрнулся, словно над ним склонилась змея.

– Оставь меня, – прохрипел он. – Ты не человек, ты – сущий дьявол, если даже забота твоя приносит только боль и страдания. Уходи, не друг ты мне больше!
Ничего не сказал в ответ Добрыня. Да и что он мог ответить? Рассказать, как тащил бесчувственное тело до лесной опушки, опираясь только на силу своего духа? Как, забыв о себе, промывал и обрабатывал раны друга?

Повернулся Добрыня и пошёл куда глаза глядят. Шёл он и думал: «Что же за судьба у меня такая? Я ведь очень люблю людей – жизнь готов отдать за любого. Но как бы я ни старался, любовь моя приносит людям одни несчастья. Как началось тогда с Радогором, так и пошло-поехало. А может быть, в том и состоит удел, данный мне Богом, – вскрывать острым ножом моей любви те отравленные нарывы, что зреют в душах людских? Может, потому и доверил мне Господь сей инструмент, что могу я ответ держать за его применение? Так пусть же не затупится клинок, и не дрогнет рука любящая, направляя его против зла и порока, скрывающихся так глубоко, что сами люди не могут их распознать!»

И шёл Добрыня по земле, встречался с людьми, и так велико было вокруг него напряжение чего-то невидимого и непонятного, что лопалась, как орех, та зыбкая оболочка, которой окружал себя человек, стараясь скрыть свои пороки и недостатки – скрыть прежде всего от самого себя. И, сбросив многолетние оковы, вставало во весь рост это внутреннее «я» человека, освобождённое, величественное в своей жестокости. И в ужас приходил человек, оставаясь наедине с собою – с таким, каким он себя не только не знал, но даже и вообразить не мог. И принимал Добрыня в своё могучее сердце неистовые удары этих жалких человеческих оболочек, не выдержавших напряжения битвы с собственной совестью; и сжигал он в пламени своей великой любви эти ветхие остатки. И крепла день ото дня и год от года внутренняя сила богатыря, поражая драконов человеческой гордыни, зависти, жадности и невежества.