Глава VI На дтла

Интересовался рукописью не столько из-за того, что важен был прежде всего сам исторический период, освещённый в ней. Скорее потому, что последнее время считал правильным взгляд автора на религию, интуитивно уловленный им в данном романе.
Всё, происходящее с ним в последние годы вело к определённому решению, которое не принимал окончательно и бесповоротно, а, скорее неспешно, плавно, с внутренним спокойствием шёл к нему многие годы. И, вот теперь ощущал себя готовым к многому.
Расставание с Лизой было тяжёлым. Безусловно, как понимал теперь не особо любила его. Но, если сумел привыкнуть к её городу, который стал и для него не менее любимым, притягивающим к себе в желании поскорее вернуться обратно, находясь у матери, то она не стремилась понять, прочувствовать его Родину. Так ни разу и не побывав с ним в Онеге, лишь добравшись однажды до Валаама, дальше уже никуда не стремилась. Не любила отсутствие дорог, и, какого-либо сервиса.
Не осуждал её за это. Понимал, как человек городской не способна лишиться многого, даже на короткий период отпуска, считая и эти дни важными, ведь и из них состоит её жизнь.
Никогда не ругались, не спорили. Работал. После института чем только не занимался, для того, чтоб в семье были деньги. Разгружал цемент, ломал перегородки в старых квартирах, массово переделываемых из бывших коммуналок в элитное жильё, посредством евроремонтов. Но, понимал; как воздух необходима настоящая работа, та, на которой сможет приносить пользу обществу. Благодаря тёщиным связям смог пристроиться в Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга, младшим научным сотрудником. Параллельно преподавал в университете историю России. Но, больше любил оставаться в тишине, наедине с книгами, на основной работе, позволявшей заниматься его главной темой; историей освоения Русского севера.
Перестройка не коснулась много десятилетий назад сложившегося микроклимата архива, который продолжал жить размеренной жизнью, позволяя посетителям черпать нужную им информацию из своих многочисленных хранилищ.
Что на одной, что на другой работе, платили мало. Давал частные уроки. Но, всегда не хватало. Жили скромно. Тёща, сразу после смерти тестя Артемия Севериновича сильно изменилась, став непримиримее. Будучи блокадницей и до этого имела тяжёлый характер, но, лишившись своей второй половинки потеряла все и без того небольшие остатки сговорчивости.
Прожил в одной квартире с Артемием Севериновичем целых три года, и очень переживал о его кончине из-за третьего подряд инфаркта. Иногда тесть беседовал с ним подолгу на исторические темы. Были и разногласия, касающиеся славянских корней Рюрика. Не соглашался с ним Клим, считал первого Русского князя славянином, пришедшим на княжение из Рюгена.
Копили на квартиру. Нужно было разменивать четырёкомнатную, в центре, на Фонтанке, доставшуюся от академии наук, где жили многие её члены, профессора. Но, не хотела. Как только заходил об этом разговор, сразу становилась наигранно мягче, якобы шла на встречу. Но, прекрасно знал; всё кончится, как обычно, упрямством, спорами, непримиримостью и недовольством к малейшим нюансам семейной жизни.
- Ты не прав Климушка, мама любит тебя и переживает. Просто ты очень самовлюблён, и смотришь на неё свысока, - не соглашалась с ним жена.
Квартира.
Как мужчина должен был организовать семейное гнездо. Купить квартиру. Если б с разменом и доплатой, то ещё, как-то бы потянул разъезд, но, с нуля, целиком стоимость новой, как минимум двухкомнатной, не мог себе позволить. А с ипотекой не хотел связываться.
Но, знал, в Онеге у него всегда есть приют. Мама, и её двушка. Пусть и в старом доме, но в самом центре, и с видом на реку. Иногда, когда было совсем невмоготу, благо, что железнодорожное сообщение ещё не отменили, приезжал к маме пожить на пару недель в отпуск.

* * *

Наташа.
Познакомился случайно, в поезде. Подсела в Беломорске, сделав там пересадку. Ехала из-под Апатитов к своей тёте на пару недель, делая огромный круг под всем Белым морем.
- Наташа, - представилась, войдя в купе.
- Клим, - ответил вместе с остальными соседями, мужчиной и его сыном.
Когда поезд тронулся. Взобралась на своё место, на верхней полке, оказавшись напротив Клима. Сказала:
- Никогда не была прежде в Онеге.
- А, вообще много где были?
- Нет. Дальше Лесопетровска не ездила. Правда вот один раз в Киркинесе была.
- Какими судьбами?
- На корабле работала. Рыбоконсервная, плавучая база.
- Надо же!
- По договору. Всего один год, - улыбнулась непосредственной улыбкой, показав свои белые, ровные зубы.
Да, такие теперь огромная редкость, отметил про себя.
Она держалась скромно, но, в то же время и уверенно, зная себе цену, на некоем расстоянии, не подпуская ближе определённых ей границ.
Климу понравилась эта девушка. Но, был женат, и не искал приключений. Просто ехали в одном плацкартном купе на верхних полках. Поезд тащился медленнее городского автобуса, словно пускал пешеходов на переходах, но, за окном мелькал лес. Ни гор, ни холмов, изредка небольшие речки, иногда озёра. Но, практически всегда лес, лес, и лес.
Рубили в глубине, вдали от дороги. Чтоб никто не замечал все эти многочисленные проплешины, видимые только из самолёта, или космоса. Север, впрочем как и сибирь теперь походил на гигантскую шахматную доску, приготовленную к игре, но с не расставленными на ней фигурами.
- Вы женаты? – как бы невзначай обратила внимание на кольцо.
- Да. Но, всё идёт к разводу, - машинально поправил его на пальце.
- Не сошлись характерами?
- Нет. Всё гораздо сложнее. Но, одно уже можно утверждать наверняка – мы совершенно разные люди.
- Разные люди, - повторила за ним. Для чего же люди так маскируются, если только спустя время удаётся постичь их истинный смысл?
- Сам не понимаю. Нет у меня ответа на этот вопрос.
- А меня на самом деле не так зовут, - заговорщицки улыбнувшись, тихо призналась Наташа.
- А, как?
Тихо, почти шёпотом, произнесла:
- На;дтла.
- Как-как?
- Н-а;-д-т-л-а, - медленно, по буквам продиктовала имя.
- Какое странное. Саамское?
- Да. Лопарское, - не без гордости призналась Наташа. Я в Ловозере родилась. Это наша столица местная.
- Как медленно здесь ходят поезда. Кажется, что никогда не доедешь до места, - ушёл от темы, сильно волнующей его. Но, на самом деле отметил про себя схожесть этой встречи с персонажами романа Староплёсова. Ведь в нём главный герой впервые увидел свою будущую жену, где-то в этих местах. Тогда тут было поселение Погост на мори.
- Да, и я это заметила.
- А вы знаете, может это и хорошо?
- Что?
- То, что медленно.
- Согласна, - перевернулась на живот и уставилась в окно.
Ей было на вид лет двадцать семь. Пётр постарше лет на десять.
Какое-то время ехали молча. Каждый ждал, что, другой заговорит первым. Но, никто не знал той темы, которой можно продолжить разговор. Нет. Они безусловно были. Только вот, кто бы мог гарантированно уверить в том, что произнесённая фраза будет поддержана, развита, откликнется в сердце собеседника. Но, одно оставалось совершенно ясно: как Клим Наталии, так и она ему, безусловно были симпатичны, привлекали друг друга, каждый чем-то таким важным именно для него, в видении близкого человека.
- Вы знаете Наталия, до Онеги осталось всего километров двести. Это примерно четыре часа. Мне бы хотелось встретиться с вами там. Городок небольшой, но, надеяться на случайность не хотелось бы. Давайте я зайду за вами, ну, скажем, завтра утром, и поведу показывать город. Согласны?
Не отвечала. Смотрела, как мелькают сосны и ели в окне вагона.
- Не хотите, - расстроился Клим. Никогда не изменял Лизе. Да и не думал, что это случайное знакомство способно привести к таковому. Просто сейчас, первый раз не желал задумываться о последствиях неожиданного для него самого предложения. Хотел показать родной город Наташе. Много раз представлял себе, как водит по его улицам Лизу. Но, когда-то, сам уж и не помнил, когда, это желание познакомить её со своей Родиной сперва отошло на задний план, а, затем и вовсе исчезло, уступив место простому смирению с сложившейся ситуацией. Думал; ничего страшного собственно не произошло, просто надежды его исчерпаны. И, если ещё вчера это ощущение пугало, накатываясь всеразрушающей волной холода, точнее страха перед завтрашним днём, теперь же, сегодня наоборот согревало его сердце.
Что же я делаю? – сам себе задавал вопрос. А! Ну, и пусть! Будь, что будет! – сам себе отвечал.
- Хочу. Мне очень интересен этот город. Говорят, гораздо древнее чем о нём написано в летописях, – будто губы её сами, отдельно от разума, вторя внезапно забившемуся чаще сердцу произнесли эти слова наперекор здравому смыслу. Хотелось спрятаться от той, прежней жизни, никак не оставлявшей её в мыслях, цепляясь словно трал рыболовецкого сейнера за морское дно. Но, испугавшись сделанного, уже несколько сдержанно, с чувством вины, добавила: - В десять пойдёт?
- Не рано вам? -  почему-то даже и не удивился, что согласилась с его предложением. Будто давно знал её прежде, не усомнился в лёгкости её согласия, сам того не замечая, веря в чистоту своих намерений.
- В самый раз. Я привыкла рано вставать. К десяти всё успею. И выспаться, и позавтракать.
- Замечательно! – обрадовался, как ребёнок. Но, почему? Разве не было позади нескольких лет брака, рождения дочери, остававшейся в Питере? Ноги сами вели его к развязке. Но, не то, чтоб не сопротивлялся, способствовал движению к ней.
Беседа постепенно завязывалась, брала новый оборот. Теперь рассказывал о своём городе, выявляя всё новые и новые общие взгляды.

* * *

Надо было собираться на работу.
Встал. Умылся. Оделся. Готовил завтрак.
Иван Никифорович спал. Или делал вид. Скорее второе. Климу почему-то казалось, этот человек, как некое эфемерное создание не способен ни спать, ни есть, и искусно делает вид, изображая все человеческие потребности.
Что-то очень хорошее снилось перед самым пробуждением. Давно так не было с ним. Уже много лет, как просыпался подобно роботу, не в силах вспомнить. И, вот именно сегодня был какой-то сон.
Но, какой?
Напряжённо вспоминал, заваривая чай, накладывая сахар, намазывая маслом хлеб, отрезая колбасу…
Наташа!
Ну, конечно же! Наташа. Как же хорошо на душе. Приснилась она. И, даже, пускай её и …  Но нет, не хотел думать о том, что не умещалось в его представлении о жизни. Просто вспоминал сон. Ту первую встречу, разговор в поезде, ощущения, впечатления, то, что остаётся потом на всю жизнь в сердце человека.
Случайно вспомнил о рукописи. Была аккуратно закрыта. Но из неё торчала закладка, в виде вставленной линейки, на месте, где сегодня ночью закончил её прочтение Иван Никифорович.
Пусть остаётся дома. Никуда он её не унесёт. Да и сам гость, пожалуй, никуда не денется, решил для себе Клим.
Перевернул верхние листы, лежавшие над линейкой. Прочитал окончание главы:
Ёгра родился рядом с Погостом на мори, записанном среди множества пунктов сбора урока в уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича. Маленькое село в устье реки Онег.
Бывал в Нёноксе и в Уне. Но в родных местах было спокойнее. свеи не доходили сюда. Вот  только слишком мало корма было для оленей в здешних местах последние годы. Из-за женитьбы на Та;ррьй перебрался на левый берег Белого моря.
Когда-то здесь жила чудь и коми. Так ему рассказывал дед.
- У чуди белые глаза, а волосы светлее сена
Слушал его маленький Ёгра и не мог представить себе, как такое может быть.
- Но, тогда непонятно, где в них зрачки?
- Всё понятно. Просто, когда солнце светит прямо в лицо, кажется, отражается своим белёсым блеском в их глазах. Когда же ночь, при свете костра, кажутся светло-голубыми.
Слушал деда, верил ему. Но, хотел сам увидеть.
- Где ж теперь все они?
- Чудь давно ушла.
- Куда?
- А под землю.
Не переспрашивал больше. Но, долго представлял, как целый народ уходит в землю. И, потом там живёт, скрываясь от остального мира.
- А коми где теперь?
- Ушли в Печорскую сторону.
- Откуда знаешь? – удивился Ёгра осведомлённости своего деда.
- Дед мой, твой прапрадед, рассказывал. Говорил, его предки давно живут здесь, только недавно новгородцы построили Погост на мори. Лопари в этих местах делили свои земли с коми. Ходили к самой Печоре. Там много болот. Пасли на них летом оленей.
- Почему ж здесь так мало лопарей?
- Тесно стало в лесу. Много разных народов собралось. Хоть и в мире жили с ними, но хотели больше простора. Решили уходить. Да и с самого начала великого переселения лопари двигались левее Белого моря. Только часть пошла правее, смешиваясь с коми. Перебираются теперь на другой берег моря.
Поставили Новгородцы свою церковь в Погосте на мори. Невеликую, деревянную, шатровую. Нравились Ёгре шатры деревянные, больше чем каменные четырёхстолпные храмы. Напоминали лопарскую вежу.
Не знал тогда, что уйдёт из этих мест с родителями, поближе к Сейдозеру, куда, как на святое для лопарей место всю жизнь мечтал попасть отец…

Клим только сейчас заметил для себя, что, сам того не понимая, рассказывая о своих героях на страницах романа, Староплёсов интуитивно отобразил последствия великого переселения народов. Вызванного сначала колонизацией Новгородских славян, понравившихся им Беломорских земель, затем Владимиро-Суздальцами, Печёрских.
Как учёный Клим знал; в истории всё повторяется из века в век. Но, только сейчас, начиная по крупицам собирать исторические нюансы, находя их, спрятанными в летописях, топонимах старых картах, сказаниях, понимал; нет понятия русский, всё гораздо сложнее. Правильнее сказать, те многочисленные народы, заселявшие эти земли до приходя Руси, и есть самые настоящие, доказавшие право иметь название - национальности. Коми, пермяки, вепсы, ханты, лопари, мари, удмурты, эсты, мордва, эрзя, финны, на веки потерянная для современников чудь.
Но, эта колонизация вовсе не была интервенцией, так, как вела к объединению народов под одной верой, в итоге приведя к единовластию, в виде царя. Начавшись с новгородской республики, государственность переместилась в Киев, а затем, через Суздаль и Владимир, в Москву.
Чувствовал, что, как и Староплёсов живёт именно в то время, когда страна легко может распасться на многие кусочки, понимал, почему спешил довести свою работу до конца автор рукописи. Но, видел; самое интересное, что мог бы тот внести в роман, только лишь зарождалось тогда впереди, впрочем, как и сейчас в стране.

Ушёл на работу не став будить своего гостя.