Глава III Женщины Клима

- Вы знали Петра Ильича лично? – спросил откинувшегося на стуле, смотрящего прямо перед собой, не сняв при этом пенсне Ивана Никифоровича.
- Да-да. Знал, - вернулся из забытья гость. Мы вместе сидели в концентрационном лагере.
- В Великую отечественную?
- Зачем же? – откинулся на стуле, смотря в потолок, но, теперь уже сняв пенсне Иван Никифорович.
- Вы наверно сильно устали с дороги? – предположил Клим.
- С дороги. …  Да. …  Пожалуй, устал, - закрыл глаза.
Я вам постелю здесь, на диване.

Не мог уснуть.
Думал.
Но, понимал одно; ничего не знает о Петре Ильиче, как человеке, хоть и превратился с годами в его личного историка. Хоть и практически наизусть помнил его исторический роман, но не мог представить себя в разговоре с ним, как с собеседником, обсуждающим ту, или иную проблему, выслушивая его политические взгляды, наконец, мнение о женщинах или погоде. Для него он был, прежде всего, ушедшая в прошлое вместе с закончившимся веком личность.
Вспоминал Наташу. Сильно любил её. Поздний для такого провинциального городка, как Онега брак. Никогда не бегал за женщинами, даже сторонился их, боялся ещё с детства. Не везло. Не мог найти с ними общий язык. Наверно потому, что не умел шутить. Но ещё в школе искренне пытался отвечать на задиристые шутки одноклассниц, тем самым ещё больше усугубляя ситуацию, вызывая смех и неприязнь к себе.
Где сейчас все они? Задумался. Стал вспоминать имена. За ними проявлялись образы, дела, поступки, слова, мировоззрение.
Любка.
Была самая красивая в классе. Где теперь? Уехала из города однозначно. Иначе бы встретил на улице непременно. Слишком уж тут тесно, и каждого знаешь в лицо. Тайно был влюблён в неё. Но, так и не признался в этом.
Ирка?
Так стремилась в Ленинград, учиться. Почему-то хотела стать преподавателем. Представил её худенькую фигурку, в белом платье, чёрным горошком.
Смешная.
Сейчас наверно в северной столице. Ничего не знал о ней.
Людка?
Крановщицей в порту. До сих пор работает. Располнела. Материться. А какая была? Нравилась ли ему? Вряд ли. Да и понимал он тогда вообще, что-то в женщинах, если позволял им первым проявлять к себе интерес?
Сколько их у него всего было?
Задумался.
Считал в уме.
С той, первой, с которой произошли настоящие отношения, познакомился в армии. Убегал к ней на пару часов. Уйти из расположения ночью было опасно. Могли обнаружить. Правда, пару раз бывало и такое.
Самоволка. Был молод. Шёл на многое ради остроты ощущения жизни. Почему же сейчас так изменился?
Нет. Не о том.
Тогда, много лет назад случилось нечто напоминающее ему сейчас любовь. Но, знал ли об этом? Понимал ли? Вряд ли. Просто страсть, да и только. Не более.
Хотя. …
Да нет. Не было её. Но, … как же тяжело происходило прощание. Помнил тот день отчётливо, словно всё было вчера.
- Я поеду с тобой.
- На север?
- Если ты не хочешь оставаться со мной здесь, то я должна решиться уехать с тобой.
Марина.
Да. Так её звали. Какое южное имя. Согревало в лютые морозы этих двух зим, что провёл вдали от Родины. Да, что ни говори, а Север теплее Сибири. Хотя свой холод греет больше чем чужой.
- Сейчас уеду один. Напишу тебе. Сразу, как приду в себя.
- Ты не напишешь.
Одна единственная слеза прокатилась по её щеке. И больше ничего. Ни слова. Только глаза. Пронзительные, заглядывающие прямо в его душу. Достающие почти до самого сердца.
Но, не его это был человек. Каким-то шестым чувством определял это для себя, понимал, но не мог объяснить. Не умел, как ни старался. Но, и не пытался оправдать себя.
Как выбрала она его из всех солдат кадрированного полка? Почему именно его? Много думал потом об этом. Видимо тогда ещё не был готов для самостоятельной, а уж тем более семейной жизни. Но, безусловно было приятно, что из гадкого утёнка превращался теперь в настоящего мужчину в глазах женщины, самой выбравшей его для себя. Бравые сержанты, старшины, умевшие поставить на место любого горца так же, как и он не понимали, что нашла в нём эта местная девушка.
Срывали свою зависть издевательствами над ним. Тогда, впервые в жизни подумал; а ведь не во внешних данных скрывается привязанность к человеку. Но, в чём же тогда она может быть? В словах? Поступках?
Почему же убегал от неё, демобилизовавшись? Врал, что напишет.
Может не нравилось ему быть зависящим от неё в этом выборе?
Да нет же. Всё устраивало в ней. Но, не был готов.
Не был готов!
Но, когда же стал готов, созрел, почувствовав самостоятельность!?
Та сила, что придала ему Марина навсегда осталась в нём, разгоревшись по возвращении из армии в некий огонь, привлекавший к себе женщин.
Лара.
Хорошо, что с ней так ничего и не сложилось. Сейчас живёт в Архангельске. Вышла замуж за капитана сухогруза. А как мгновенно развивались их отношения. Причём сам выбрал её из всех возможных вариантов.
Вариантов? …
Но, были же и другие. Неужели тогда ничего не видел?
Не видел. Стремился к другому. Искал, прежде всего, женскую независимость. Было приятно добиваться расположения. Но, Господь берёг от таких.
А, что потом? Сам же себе задавал вопрос.
Потом Ленинград. Институт. Учёба. Женщины были. Мало, и без обязательств.
Лиза.
Познакомился с ней на четвёртом курсе. Была Ленинградкой. Очень понравилась. С ней объединяло нечто иное чем любовь. Взаимопонимание, желание помочь друг другу, совпадение взглядов.
Профессорская семья. Положение, перспективы в работе. Мог остаться в северной столице. Впрочем, и остался.
Женился.
Её родители смирились. Хоть и чувствовал некую недосказанность и напряжённость, но был молод и не придавал этому значения.
Прожили вместе больше года. Родилась дочка. Назвали Тасей. А ведь он хотел другое имя. Но, не спорил. Настояла тёща. Уважал старших, прислушивался к их мнению. Верил; возраст прибавляет знаний.
Стало не по себе. Зачем сейчас вспоминал своё прошлое, словно желал сам себе причинить боль, сделать неприятно перебирая в памяти неловкие моменты, в которых видел свою вину?
Не спалось.
Да и человек, оставшийся в квартире на ночь, появившись так неожиданно, теперь вообще собирался пожить у него.
Может, этот незнакомец и есть его совесть, или тот, что способен её заставить звучать снова, с прежней силой пережитого? Кто послал его ему?
Последние годы, что жил в некоем собственном, придуманном самим же себе мире, обволакивали словно ватой историческими фактами, событиями из жизни важных ему, интересующих людей. Защищался в нём от окружающей действительности, пытаясь спрятаться от неё, скрыться в тумане мыслей и дум.
Уходил в средневековье, проникая в страницы исторического романа. Но, всё больше понимал; жизнь, в которой теперь находился не настоящая, виртуальная, поглотившая теперь целиком, не способна дать ему больше надежд вернуться в мир реальный.
Ворочался, не мог уснуть. Сел на кровати. Зажёг настольную лампу.
Узкая полоска света сочилась из гостиной, сквозь слегка приоткрытую дверь. Не надевая тапок, на цыпочках подошёл к этой, словно начертанной на полу временной стрелке. Половицы старого дома, предательски скрипели. Но, знал каждую доску, умел предвидеть её скрип заранее, ещё не ступив.
Иван Никифорович, неудобно примостился на краю стула за столом, читая рукопись, так же включив настольную лампу.
На нём было нижнее бельё. Примерно такое, что выдавали в армии в осенний период. Но, подобное сейчас никто не носил. Где он мог его взять?
Стало страшно.
Так же осторожно вернулся в комнату. Присел на кровать. Посмотрел на часы. Половина пятого. Понял; уже не уснёт. Но, прилёг, накрывшись с головой одеялом, оставив лишь маленькую щёлочку для того, чтоб наблюдать за светом из гостиной.
Почему его так интересует эта рукопись? Уж не за ней ли он пришёл ко мне?
Нет, нельзя её оставлять дома. Слишком дорога мне, да и взял её в архиве под честное слово. Как же пойду завтра на работу?
Завтра?
Сегодня, сам себя мысленно поправил.