Глава II Штурм Сигтуны

Шесть раз Онега переходила из рук в руки. И, каждый раз новая власть в городе проводила аресты и показные казни.
С 1915-го года в северных водах находилось небольшое количество британских кораблей, которые защищали основной маршрут снабжения союзной России через Архангельск.
Пришедшие в октябре 1917-го к власти в России большевики, в начале марта 1918-го, подписали сепаратный мирный договор с Германией. Это позволило ей перебросить часть сил на Западный фронт. В апреле 1918-го Германия высадила десант в Финляндии. Появилась угроза захвата железной дороги Мурманск-Петроград и стратегически важные порты Мурманска, и Архангельска.
В этих обстоятельствах английское и французское правительства решили провести интервенцию на севере России. С помощью неё планировалось не дать большевикам захватить поставленное Антантой снаряжение в Архангельске и поддержать Чехословацкий корпус, который был рассредоточен вдоль Транссибирской магистрали;
Не имея возможности послать большую армию, Англия и Франция попросили о помощи президента США Вудро Вильсона. В июле 1918-го года Вильсон дал согласие на участие в интервенции ограниченного контингента США. Американские солдаты входили в состав Американского экспедиционного корпуса в Северной России, известного также как «Экспедиция полярных медведей».
Все силы интервентов на севере находились под британским командованием, возглавляемым сначала генералом Пулем, а затем генералом Айронсайдом.

* * *

За советы особо не ратовал. Просто не мог себе представить той по сути оккупации Севера, творящейся на его глазах после победы революции. Сам из берущей свои корни аж в конце шестнадцатого века, семьи поморских купцов, получил образование в Петербурге, но вернулся на Родину, в Онегу. Любил север, не представлял жизни без него. Работал простым преподавателем в гимназии. Затем, был повышен до старшего. Но, денег эта работа много не давала, духовно удовлетворяя, позволяя общяться с детьми.
Когда ситуация начала складываться таким образом, что становилось ясно; англичане попытаются сделать из его Родины колонию, не пожалел своего выбора, примкнув к советам, стал членом Онежского исполнительного комитета. Не понимал тогда, что представляет из себя революция и куда приведёт.
В два часа утра 31 июля 1918-го года союзный отряд войск под командованием полковника Торнхилла свалился на мирно живущий город, как снег на голову.
Пароход «Михаил Архангел» вот уже лет двадцать регулярно курсировал между Соловецкими островами и побережьем Белого моря, перевозя во все концы богомольцев и паломников. Но, в такое тревожное время он не вызвал недоверие со стороны нескольких часовых на берегу, знавших; на борту мог оказаться кто угодно, в то время, когда во всех ближайших портах находился враг. Не увидев военных, а только суетящиеся в эту белую ночь на палубе большое количество людей в рясах, приняли чалку самостоятельно ввиду отсутствия портовых рабочих.
И тут с «Архангела» открыли огонь. Пуля поразила наповал одного часового, бывшего рабочего. Остальных ранило. Через низкий борт парохода, срывая рясы, выпрыгивали солдаты. Со штыками наперевес бежали в ночной город.
В эту ночь в Онеге были танцы. Продлившись далеко за полночь всё же успели закончиться до прибытия парохода. Едва весёлые воины улеглись спать, как с городской пристани по городу распределился десант. Не более 100 человек. Представляющий собой разнородную смесь из англичан, французов, сербов, поляков, и, конечно же русских. Отряд моментально рассыпался, овладев городом в полчаса без всякого боя. Красноармейцы и исполкомовцы бежали в панике, некоторые даже, в одном белье.
На танцы не пошёл. Был дома. Но, не спалось. Сильно испугался этой ночью, по крикам на улице и выстрелам, доносящимся со стороны причала догадавшись; советская власть сменилась. Не думал, что всё кончится так стремительно и примитивно.
События теперь происходили с молниеносной быстротой. Казалось, ещё совсем недавно отрекшийся под Псковом на станции Дно Николай второй, вот уже был расстрелян в Екатеринбурге, всего пару недель назад. Революция, от которой ждал много, началась и понеслась так стремительно, что и представить не мог теперь к чему она способна привести. Не верил, что всё кончится для Российского императора так плачевно. До этого момента, новая городская власть не только не пугала, а внушала доверие. Не просто сотрудничал с ней, но и видел некое спасение для Русского Севера, подпавшего под колониальную власть стран Антанты, где лидировала прежде всего Англия, которая, как знал будучи историком, всегда и везде искала прежде всего выгоду.
Нерешительность временного правительства, перекинувшаяся из революционного Питера сюда, на Север, позволила советам рабочих и крестьянских депутатов взять власть в свои руки. Но, сложившаяся в Архангельске обстановка говорила; власть в городе до сих пор не принадлежит полностью большевикам. Все поговаривали о вводе войск интервентов.
Сейчас прятался на втором этаже своего дома, забившись в угол у камина. Ночи стояли прохладные, но не в силах был растопить заботливой рукой уложенные в топке сухие дрова. Этот камин объединял вокруг себя семью. Сложенный печных дел мастером из самого Архангельска, был необычен для Онеги своей красотой, и небольшими размерами. Вспоминал, как в детстве, с братьями играл на полу перед камином, на ковре в солдатиков. Всегда был главнокомандующим своей армии, а братья сражались против.
Пока учился в Санкт Петербурге, они женились. После смерти отца, купили себе дома. Изредка, раз в месяц встречались в этой гостиной на семейном обеде. Не поддержали его выбор. Осудили. Не оканчивали университет в отличие от него, но, каким-то непостижимым образом чувствовали, понимали; к добру не приведёт эта новая большевистская власть.
Знал, придут за ним. Но, надеялся на чудо. Долго думал, решал для себя, будет ли с советской властью, или сохранит нейтралитет. Но, разве можно оставаться нейтральным, когда в стране менялся политический строй?
Сколько вечеров было положено на создание книги. Ещё с юных лет увлекался историей освоения Севера. Начиная от Новгородских Ушкуйников и кончая нынешним днём. Сначала собирал материалы для научной книги. Но, потом решил, а не попробовать ли написать исторический роман.
Долго, мучительно прописывал его героев. Для этого требовалось полное погружение в прошлое. Очень хотелось показать противостояние местных культур пришлым, принесённым Поморами, или Новгородцами. Как не искал причин считать Рюрика не Норманном, а северным славянином, Поморянином из Померании, или Ругом с Рюгена всё же не мог найти опровержения официальной истории. Настолько был погружён в эту тему, что решился на Роман. Ведь так можно смелее излагать своё видение истории.
В Петербурге был знаком с известными писателями. Тянулся к знаниям. Интересовала прежде всего структура, так называемый скелет повествования. Никак не мог выбрать для себя тот, что был более гибок и позволял писать о том, о чём не хватало информации, не вгоняя читателя в скуку.
Работая сначала с младшими классами, постепенно перешёл на старшие. Возможно взрослея и сам, вместе со своими учениками, понимал; предел роста, как преподавателя достигнут. Всё больше времени уделял своему хобби, истории, точнее написанию романа. Работал над ним не так, как знал, работают настоящие писатели, по принципу: ни дня без страницы. Вовсе нет. Старался вкладывать силы в глубину слова, в развитие сюжетной линии. Боялся упустить последовательность повествования, от этого нервничал, работал ночами, пока не понял, не тот человек, что способен писать, как профессиональный писатель. Да и сам роман его был скорее делом жизни, а не увеселительным чтивом. Поэтому, вскоре решил; не способен создать хорошую, глубокую вещ за три, четыре месяца, как это удаётся многим другим бойцам писательского фронта. Отпустил накал.
И тут же ощутил небывалую лёгкость, с которой шло теперь его любимое дело. Пять, шесть страниц в день, как бывало выжимал из себя ранее, вовсе перестали теперь быть для него показателем. Мог не садиться за печатную машинку, купленную на первый свой гонорар неделями. Но, зато, если уж ноги сами вели его к ней, не вставал из-за неё до самого утра, когда следовало собираться в гимназию.
Сколько дней, вечеров и ночей было проведено им здесь, на втором этаже их родового особняка, стоящего не в глубине двора, а как и подобает настоящему городскому дому, на красной линии. Наблюдал за улицей. Как она засыпала, постепенно становясь безлюдной, затем просыпалась в ранние часы, впуская на себя проснувшихся ни свет, ни заря людей. Мужик расчищал нападавший за ночь снег, баба шла с коромыслом на колонку. Затем появлялись едущие по разной надобности на телегах, кто на рынок, кто на Онегу за рыбой. Город оживал в не шумном многоголосии своих жителей. И, казалось, так и будет продолжаться ещё сто, двести лет, вечно, пока не придёт конец света. Но, кто бы мог подумать, предсказать тогда, он, этот конец, вовсе не за горами, а настолько близок, что до него подать рукой. И страшен не своим краем, ибо, где конец, там и начало, а тем переходом, ведущим от одной жизни, уже на глазах становящейся прошлой, в будущую, наступающую сначала тихо, словно марширующую по снегу множеством ног в сапогах, скрипящих на морозе от трущихся друг о друга снежинок. Но, по мере приближения шаги становятся гулкими, неся в себе неизбежность прохождения этого шагающего, с ружьями через плечо, грядущего. Затем слышится песня. Её первый куплет:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут.
В клубах пара, словно навеянными злобными силами, на самом же деле из горланящих слова глоток, промарширует мимо, оно, то самое будущее, что неизвестно где и когда началось, да и началось ли, никто уже не в праве определить, чтоб понять для себя, наступил ли тот самый конец, или до него ещё много чего должно произойти страшного, безвозвратного.
Судьбы безвестные, повторял про себя словосочетание.
Давно уже не работал над книгой. Новая должность не оставляла времени даже на преподавание в гимназии, не говоря уже о том, самом главном для него деле; книги.
Смотрел на аккуратно сложенные в углу стола листы с рукописью. Один торчал из печатной машинки. Сам не понимая зачем, пробежал глазами текст:
- Вот она Сигтуна! – стоя в носу лодьи с приставленной к глазам ладонью прокричал Ёгра.
- Вперёд! – налегли на вёсла остальные.
Ёгра, будучи Лопарём, ходил в далёкие походы на своих керёжах (Лопарские сани), запряжённых парой оленей. Знал те земли, что исконно принадлежали Лопарям, пройдя их вдоль и поперёк во время охотничьих походов. Но, сейчас был одним из многих членов объединившихся Лопарских племён в походе к Сигтуне, двигаясь в изгибах далеко уводящих от моря шхер и фьордов, вместе с многочисленным войском, состоящем из Новгородцев, Эстов, Карелов и Лопарей.
- Уронить можно не заметив, но, чтобы поднять, надо прежде увидеть, - самодовольно улыбнулся он сам себе в тоненькую бородку.
Они плыли отомстить ненавистным Свеям за их многочисленные набеги. Эти светловолосые люди не считали их за людей, грабя, отнимая шкуры, оленей, насилуя их женщин, разрушая и сжигая их вежы (дом, схожий с чумом).
Не только Ёгра знал о том, что враги живут в сих землях, и в этом городе их особенно много. Не, только ему было известно - это их главный город. Злость и ненависть к своим врагам настолько заполнили сердца его миролюбивого народа, что объединившись в целую армию, с другими национальностями, вооружённую луками, и мечами, булавами, шестопёрами, и кистенями двинулись на врага, ни на секунду не сомневаясь в своей победе.
Сейчас, перед штурмом сооружённой из деревянных кольев, городской стены, вспоминал свою любимую жену Таррьй. Считал; напрасно думают, женщины слабее мужчин в охоте. Домашнее колдовство сильнее, чем те заклинания, которые произносятся в лесу. Тщетно ища, ходит мужчина вокруг; но те, кто сидят у лучины, действительно сильны, им легче приманить добычу.

И зачем только он втянулся в эту революцию?
Под утро задремал.
Проснулся от громкого стука в дверь.
Понял. За ним.
Топот сапог в прихожей. Спустился вниз не дожидаясь. Шёл так, будто провинился в чём-то очень серьёзном, за что нет прощения. А ведь никогда ещё никого не убивал. Даже не стрелял из пистолета. Но, почему-то, какая-то страшная вина давила сверху, прижимала к самой земле. Сутулился, хотя держал всегда спину прямо.
- Ухапшени сте, - глядя прямо ему в глаза, произнёс похожий на унтер-офицера, одетый в незнакомую ему форму человек. Затем, будто опомнившись, с акцентом, но по-русски, добавил:
- Вые арестойваньий.
Наверно Серб, понял Пётр. Не спросил за что. Поймав на себе укоризненный взгляд матери, отвёл глаза.
- Не дожил Илья до того дня, когда его сына арестовывать пришли, - расплакалась мать. Переживала за сына, когда учился в Петербурге. Понимала, неравен час примкнёт к революционерам. Но, 1905-ый миновал и отлегло от души. Закончил университет, вернулся в Онегу. Работал. Наступил 1914-ый, началась война с Немцами. Хотел идти на фронт. Но, удержала. Смогла. Спасла тогда сына, убедила в том, что старший, и на него вся опора. Да и призыв обошёл стороной.
От отца осталось небольшое состояние, но склады, пароходик, лесопилка, были проданы. Дело его никто не продолжил. Два младших брата так же, как Пётр, не хотели торговать лесом. Но в отличие от него всё же остались в торговле, открыв свои лавки. Мануфактурную и по торговле колониальными товарами.
Зачем он поддался на уговоры в февраля 1917-го, согласившись стать членом формировавшегося исполнительного комитета? Да, власть в городе становилась советской спокойно, без особых арестов, либо сопротивления. Вскоре была сформирована местная ЧК, не проявившая особого рвения в деле борьбы с контреволюцией. И Пётр не думал, что ждёт впереди всех, кто имел хоть какое-то маломальское отношение к советам.
Сочувствовал революции и не думал к чему она в итоге приведёт. К каким репрессиям и массовым расстрелам. Первые свои шаги она ступала уверенно и бескровно в этих краях. Ничто не предвещало кровопролития. Это успокаивало, и в то же время заставляло задуматься над будущим. Каким оно будет и наступит ли для него вообще. 
Задержанных было много. За малейшее сочувствие красным арестовывали. Но, практически все разбежались ночью, после такого стремительного десанта, завладевшего городом. Он и ещё пара перепивших вчера, мирно дремавших красноармейцев, находились в подвале здания исполкома, места его ещё вчерашней работы. Но, знал, свозили и в другие места. В том числе и в здание ЧК. Аресты только начинались.

* * *
В ночь на 2 августа 1918-го года в Архангельске произошёл военный переворот. Его возглавил капитан второго ранга царской армии Георгий Чаплин.  В Первую мировую командовал эсминцем, после февраля – с появлением на флоте матросских советов – был вынужден оставить корабль. Первые месяцы поле октября пребывал в Петрограде на нелегальном положении - в одной из подпольных антисоветских организаций, которая установила связь с представителями дипкорпуса. Благодаря чему по подложным документам на имя капитана британского флота Томпсона накануне появления британской эскадры оказался в Архангельске.
Это была слаженная операция, призванная показать, Антанта не проводит интервенции в прямом негативном смысле этого слова, а просто оказывает помощь своим политическим союзникам в России.
Утром в порт Архангельска вошли 17 военных кораблей британского флота. В город высадилось около девяти тысяч солдат и офицеров. Британцы и наспех сколоченный из остатков так называемой туземной дивизии – Беломорский конно-горный полк под командованием ротмистра Берса, представлявший части белых, рассчитывали для начала на большую военную добычу, провиант, оружие и прочее, хранившееся в Архангельске. Но большую часть припасов красным удалось предусмотрительно эвакуировать вверх по Северной Двине.
В стане белых быстро обнаружились разногласия. Военное правительство во главе с ротмистром Берсом уступило свои полномочия правительству Северной области России, которое возглавил Николай Чайковский, видный эсер, теоретик, с прозвищем – "дедушка русской революции". В это правительство вошли шесть членов партии эсеров и два кадета, что вызвало серьезное недовольство у противников социализма, среди которых был кавторанг Чаплин. Он призывал к решительной и бескомпромиссной борьбе против большевиков, и всех социалистов-революционеров.
В ходе Гражданской войны – этот раздел между монархистами, правыми консерваторами и левыми, коими считались кадеты, эсеры, и меньшевики – станет вовсе непреодолимым.
События в Северной области России со столицей в Архангельске – яркий тому пример. Уже 6 сентября 18-го года кавторанг Чаплин поднимет мятеж против правительства эсера Чайковского, получив к тому времени должность командующего Северным флотом, то есть, будучи военным руководителем свергаемого им правительства. Но, этот мятеж был прекращён мирным путем. Командование британскими войсками объяснило Чаплину; не надо ссориться, когда у левых и правых один враг – большевики, заключившие сепаратный мир с Германией, а это – единственное, что оправдывает, присутствие их, англичан в Архангельске.