5. Дневник связиста. Гибель батареи

   Я должен был отвезти пакет в штаб «такой-то» дивизии. Для этого он разрешил взять его коня. На нем я проехал по Сталинграду.  Это был последний мирный день города, перед бомбежкой.

  На другой день гитлеровцы сбросили на город тысячи зажигательных и фугасных бомб. Наш 141-й мин. полк, который непосредственно подчинялся штабу армии, находился на окраине города, возле какого-то кладбища. Наблюдательный пункт был организован один для всего полка, и очень далеко на запад. Связь была установлена с двумя промежуточными пунктами. Я находился на втором. Сюда пришел боец той батареи, которая бросила нас в окружении, а сама двинулась на запад. Он рассказал, что случилось с ними:
     - Не доезжая до нашей передовой, батарея остановилась и расположилась в большом овраге. Когда сняли минометы, спохватились, что нет ни одного связиста. Настал день, они поняли, что находятся у немцев в тылу, и что фронт ушел далеко на Сталинград. Было решено скрыться в глубокой круче и ждать наступления ночи. Проехали дальше по дороге, спрятали подальше брички с минометами, выпрягли лошадей и дали им корм. На вершине балки соорудили наблюдательные пункты, и весь день там находились наблюдатели. В этой же балке находился трактор-тягач, который ремонтировали механики. Они провозились с ним весь день. Командиры батареи договорились двигаться вместе. День прошел в тревоге. Было ясно, что допущена ошибка командирами. Вместо того, что бы выяснить положение дел на том участке, звучала команда: «Вперед!» Теперь минометная батарея, это пять минометов, снаряды, около шестидесяти человек скрылись в круче и бездействовали весь день, наблюдая, как движутся гитлеровские войска колоннами на восток, на Сталинград. Завязать бой? Это ни к чему бы не привело. Наступила ночь. Под прикрытием темноты, под видом немецкой части, решили двигаться на восток. Впереди шел тягач и тащил пушку. Позади двигалась батарея, это шесть конных подвод, на которых погружены пять минометов, снаряды. Несколько человек сидели на бричках, остальные шли с боку и сзади подвод. Проехали четыре километра, вдруг в небо поднялась ракета. Все замерли. И тут раздался гром орудийного выстрела, в тот же миг факелом загорелся впереди идущий трактор тягач. После этого застрочили пулеметы, и снова орудийный выстрел. Кони стали на дыбы. Ржание их разрывало душу. Бойцы стали падать на землю. Сразу было убито и ранено несколько человек. Тот, кто мог двигаться, расползались по степи, прячась в кручах и расщелинах. На другую ночь, кто поодиночке, по двое пробирались на восток. Погибла почти вся батарея. Из шестидесяти вернулось только тринадцать.
Такой ценой заплатили люди за грубое нарушение командования.

        Теперь я находился с одним воином из этого погибшего батальона на промежуточном связном пункте. Командир нашей батареи Кацман находился на наблюдательном пункте. Гитлеровцы решили отрезать наш полк от основных войск. Они сосредоточили свои войска севернее нашего полка, и начали быстро продвигаться, окружая нас и другие части в районе кладбища. Наше командование, наученное горьким опытом окружения на Дону, решило продвинуться вглубь города. Поступил приказ, снять связь. Не дождавшись связистов, полк погрузил минометы и снаряды, и двинулся в город. Легко сказать, снять связь! Сматывать начали с двух сторон. В этот момент подошел Кацман. Я наматывал кабель на обычную палку, так как катушки были брошены во время отступления. Командир чувствовал, что команда, сматывать связь, была неспроста, поэтому поторапливал меня:
              -Скорей, скорей.
 Изредка начали пролетать пули и, как пчелы, жужжать и свистеть. Затем ударила пушка. Снаряд пролетел поверх нас. Кацман взял у меня шинель, что бы мне было свободнее сматывать и ушел вперед.
      Стрельба со стороны противника нарастала. Там, где кабель лежал по балочке, я сматывал свободно, а на бугорках пришлось по-пластунски. Впереди оказалась большая низменность. Все просматривалось, как на ладони. По ней двигалась пароконная подвода. Гитлеровцы начали палить по ней. Снаряды падают то спереди, то сзади. Я падаю, поднимаюсь, снова падаю, поднимаюсь, мне, во что бы то ни стало, надо смотать кабель. Снаряды рвутся возле телеги. Немцы метятся именно в нее. Лошади становятся на дыбы, шарахаются в стороны. Извозчик упал на землю, поднялся, побежал, и все никак не мог догнать подводу, сесть на нее. А немцы пускают снаряд за снарядом. Наконец лошади с бричкой скрылись за бугорок, и стрельба из пушки прекратилась.

             Я продолжил свое дело. И вдруг кабель закончился. Где промежуточный пункт, куда ушел Кацман, где находится полк? Я в растерянности. Схватил большой клубок кабеля и побежал дальше, на запад, где стояла батарея нашего полка. А его, как говорится, и след простыл. Ушел полк в неизвестном направлении. Смотрю, линия кабеля с промежуточного пункта не смотана, значит там кто-то есть. Я по кабелю побежал обратно, откуда пришел. Немного пробежал, а с кручи та-та-та-та, автоматная очередь. Я упал и покатился в ямку, затем высунул клубок кабеля, снова в мою сторону автоматная  очередь. Несколько разрывных пуль хлопнуло в моем клубке кабеля. Я поставил карабин на боевой взвод. Смотрю, оттуда, откуда бил гитлеровский автоматчик, показался гитлеровец. Я взял его на мушку и выстрелил. Фриц или упал, или скрылся. А в балке, рядом со мной идет трескотня автоматов и винтовок. Надо мной летят пули. Южнее меня убегают наши красноармейцы. На том же месте, где и первый раз, снова показался фриц, я опять прицелился, выстрел и фриц исчез. Думаю, что оба раза не попал в него. Когда понял, что наши в панике бегут, я схватил катушку кабеля и побежал за ними следом. Отбежали метров двести, гитлеровцы начали бить по нам из минометов. Все бежавшие «полетели» в глубокую балку, которая лежала поперек их дороги. В балке за минуту сгруппировалось большое количество солдат. Немцы не упустили этот момент и ударили в образовавшуюся людскую гущу с минометов. Много раненых и убитых. Я ползу по инерции вниз. Вижу, молодой раненый боец пытается вылезти на верх, по склону. Такие же молодые бойцы постояли немного над ним и полезли наверх. Я, приказным голосом командира, крикнул ребятам, бросивших своего:
    - Это ваш товарищ? Заберите его и отведите в сан. часть.
Ребята вернулись. Раненый боец шел очень медленно, а на ноге «культя» была совершенно оголенная, то скрывалась в бедренной кости, то снова вылезала наружу. Я смотрел и думал: ведь он чей-то сын, дождется ли его мать, совсем еще молодой парнишка. А он шел и плакал, слезы текли по его запыленным щекам.
      Я побежал дальше, ближе к городу и попал на какую-то свалку, где лежало много всякого тряпья. Выбился из сил, не мог ни бежать, ни стоять, присел немного отдохнуть и наметить дальнейшие действия. Только сейчас вспомнил, что не ел второй день. Те бойцы, которые утром пытались накормить нас, были перехвачены немцами. Снова кладу на плечи клубок кабеля, пытаясь встать, но он мне кажется таким тяжелым, что я решил его оставить. Собрал приметное белое тряпье и надежно прикрыл кабель. Огляделся кругом, чтобы запомнить это место, и побрел в город. Отошел где-то километра два. Иду в раздумье: где же теперь искать свою часть? Смотрю, сидит солдат. Он был грязный, худой, заросший щетиной. Сидит, ест кашу из котелка, а возле него лежит большой кусок хлеба. Попросил:
     - Дай мне хлеба, я не ел второй день. Уплетая горбушку, я спросил: из какой он части и как фамилия? И когда он ответил, что из 141 го мин.полка, из артполка, удивления моему не было конца. Всего месяц тому назад, мы шли с ним в маршевом полку, сейчас он изменился до неузнаваемости. Меня он тоже не узнал. Показал мне, где находится моя третья батарея, и я направился туда. Здесь встретил меня Григорий Иванович, встретил с удивлением и радостью, побежал сообщить Скоморохину. Тот прибежал, начал обнимать меня со словами:
     - Дружок, ты мий ридный, дэ ж ты був, а мини сообщилы, шо вся связь, осталась нимчурой отризана. Я так и считав, шо нам уже ны побачиться.
Я начал объяснять ему, как все получилось, но он не слушая меня, побежал к кухне и оттуда уже вернулся с котелком вкусного солдатского борща, и большим куском хлеба. Я мигом съел борщ, и тут же, сидя, уснул. Проснулся от удара по плечу. Будит меня мой друг и говорит, что меня вызывает сам командир полка майор Высоков.
    - Ты ны бойся, чоловик вин гарный, расскажи ему, як всэ було.
Я ответил, что не боюсь, но сам очень волновался, так как ни разу не был в штабе полка. Подошли, я одернул гимнастерку, поправил пилотку, часовой открыл мне дверь, и я вошел. Доложил, такой-то прибыл. Командир полка делает замечание, что я не правильно держу руку:
    - Она что у вас не гнется?
Я подтвердил. Он внимательно посмотрел на меня и пригласил сесть. Потом и говорит:
    - Ну, боец Онуфриенко, рассказывайте, как так получилось, что вы один из двадцати человек оказались здесь, а где остальные?
Я рассказал ему все, как было, как убегал вместе со всеми, где спрятал моток кабеля, где остался командир батареи Кацман Олег Иванович. Майор походил по землянке в раздумье и говорит:
    - Если бы я бросил доверенный мне полк и пришел к командующему армии, меня бы расстреляли. А мне что с вами делать?
Я понимал, что майор перегнул «палку» обвиняя меня в том, что вся полковая связь вместе с командиром батареи, с разведкой, связистами и командиром связи попали к немцам. И что я, рядовой солдат не несу ответственность за попавших в плен. Я молча сидел и ждал, что же меня ждет. Майор, после очередного «круга» по землянке, говорит:
     - Я вас назначаю командиром полковой связи, берите бойцов, сколько вам надо из обоза, и что бы к утру связь была!  Помолчав, добавил:
    - Вы знаете, чего стоит связь для нашего мин. полка. Он снова замолчал. Я спросил, можно ли идти.
  - Идите, выполняйте приказ, - был его ответ.
Выбрал я троих ребят среди извозчиков, это были Сидоров, Рыбалкин и Золотухин. Объяснил им поставленную задачу. Взяв винтовки и карабины, мы двинулись в сторону свалки за кабелем. Но здесь уже стоял заград. отряд, а свалка была занята немцами. Наступила ночь. До утра мы мотались по воинским частям в поисках кабеля, в одном все-таки удалось найти, но когда дошло дело до командиров, нам тут же отказали. И тогда мы решились на преступление. Сумели украсть три катушки кабеля и унести с собой. Договорились между собой никому не говорить. Утром, только рассвело, я доложил командиру полка о выполнении приказа.
  - Идите, сейчас будем перебазироваться, - сказал он. На этот раз мы передвинулись в центр Сталинграда.
Гитлеровцы беспощадно бомбили город. Стояли разрушенные дома, исковерканные машины, телеги, много раненых и убитых лошадей. Как жалко было смотреть на них. Одна из них с оторванной нижней челюстью, долго бродила в расположении нашего полка. Никто не знал, что делать с нею. Один из лейтенантов интендантской службы забежал на перед лошади, выстрелил ей в лоб. Но пуля прошла выше.

продолжение