Девушка в белом халате

Проза / Художественный очерк

      Как так могло случиться, что эта милая девушка, юная поэтесса Марина Кузина из Новосибирска, подарила миру стихотворение «Девушка в белом халате», и оно словно про мою маму. Это  сразу побудило меня написать об этом.
      Моя мама, Екатерина Прокофьевна, умерла в 2001 году. Перед войной, она работала в правительственном санатории города Гагры лифтершей. Из ее рассказа, я представляла  себе этот лифт. Это, почти большая комната,  с  бархатным диваном и зеркалом от пола до потолка. А о членах Правительства СССР она не любила рассказывать. Только один  раз, толи мне, толи себе задала вслух вопрос: "Почему Сталина в санатории называли "наше солнышко"?  Ее родная сестра  очень походила на грузинку.  Это красивая, стройная брюнетка  с привлекательной,  высокой грудью. Звали ее Евдокия, она тоже работала в этом сана-тории и в дни отдыха Сталина была его личной официанткой. В белоснежном накрахмаленном  фартуке, на подносе,  она несла еду Сталину в его апартаменты. Телохранитель вождя,  все, отведав, попробовав, открывал ей дверь и сопровождал взглядом  до  «приземления» подноса на стол и дальнейшей сервировки.
      Мама - юная и красивая, ей только 18 лет. А наутро была война.
      Санаторий стал военным госпиталем. Немцы приближались, и был дан приказ об эвакуации госпиталя. Шла погрузка раненных солдат на корабль. Мама небольшого роста, а напарница по носилкам попалась высокая, поэтому весь груз больше ложился на маму. От этого, как она говорила: «Веришь дочка, у меня под мышками были «гули». Но они ее меньше волновали по сравнению с тем, что было вокруг: море стонов, слез и крови.
       Ранним утром на рассвете,  с  протяжным, ти-хим гудком корабль отошел от пристани. Он словно попрощался, предчувствуя, что никогда больше не вернется в эту гавань.
      Уже днем  корабль бомбили фашисты, и им удалось пробить его. Он тонул. Подогнали баржи. И тут началось страшное: раненных солдат надо было перегрузить. Они понимали, что не всем удастся попасть на баржи. В воздухе, как в улье, стоял сплошной  гул. Раздавались стоны, крики, мольба - «Сестричка, возьмите меня».
       Был приказ брать легко раненных солдат, слабых и изувеченных - оставлять. «Сотни глаз умоляюще смотрели на нас, а мы плакали и носили, спешили, очень спешили…» - рассказывала мама.
« Они хватали нас за руки, и не успевали мы войти с носилками, как несколько человек сразу сами падали на них. И кто первый упал, того мы и несли» - продолжала она.  Никто не хотел умирать.
      Лежала женщина без обеих ног, лет тридцати пяти. Ей удалось ухватить маму за руку и что-то холодное положить за пазуху. «Мы ее взяли, но на барже она умерла, толи от потери крови, а может от гангрены» - рассказывала мама. А тот холодный предмет оказался позолоченными часами. Я  видела эти часы. Мама их не носила,  только иногда доставала из полевой, военной папиной сумки.  В этой сумке у нас хранились все семейные документы и папины  награды (ордена, медали) Великой Отечественной войны.  А часы напоминали маме о далеком ужасе военных лет.               
      Но вот дан приказ остановить перегрузку. От дикой усталости ныли и почти не слушались ноги. В этот момент с палубы кто-то крикнул: "Прощай сестричка". Мама оглянулась на голос и увидела красивого парня лет двадцати пяти. Он не просил: "Возьмите меня", он попрощался. Он слышал приказ. Это ее взволновало, и она кинулась к нему. А напарница не хотела нарушать приказ и дернула носилки в обратную сторону. Мама, не удержав равновесие, поскользнулась и упала в воду. Это заметил сержант, командовавший погрузкой. Он быстро прыгнул и вытащил ее.
       От испуга и нервного перенапряжения у мамы пропала речь, и она двое суток не разговаривала. Хорошо, что рядом были сестры Евдокия со своей маленькой дочерью Галочкой и  Прасковья – старшая  сестра. Ее называли Полиной, она рабо-тала сестрой хозяйкой в  этом же правительствен-ном санатории. Галочка целовала маму и прижи-малась к ней. Она чувствовала, что что-то про-изошло, но наивно, по-детски ничего не понимала.
      Баржа уже была на приличном расстоянии, ко-гда корабль накрыло последней волной и море приняло в свои объятия множество человеческих жизней. Мы никогда не узнаем, о чем думали эти, обреченные на смерть, солдаты войны в послед-ние минуты своей жизни. Может кто-то прощался с любимой, сожалея, что так и не встретил с ней рассвет, а кто-то крепко прижимал к груди млад-шего сына. И, наверное, они просили прощения у своих матерей за ту боль, которую принесут им своей смертью.
Они сражались за Родину.
      - «Не помню, сколько мы  плыли на барже, и не помню в каком населенном пункте, мы  с баржи начали перегрузку солдат на поезд. Я еще плохо себя чувствовала»- продолжала мама.
      Перегрузка была тяжелой, но вот состав пол-ностью заполнен. А вражеские самолеты, словно черные  вороны, кружили над  поездом и бомбили его. В результате бомбежки, часть состава ото-рвалась, а именно: вагон-кухня, питьевая вода. «Мы остались без воды и пищи. А поезд мчал нас в тыл. И, наконец, на одной из станций, нам дали воду, кухню, медикаменты»- почему-то тихо продолжала она говорить.
      Мама остановила свой рассказ, немного по-молчала, и я поняла, как тяжело ей вспоминать войну. А может мне казалось, что я поняла. Чтобы что-то понять, мне кажется надо самому, хоть частично пройти через это.
      Куда же их везли? Мама говорила так: «Восточный Казахстан, Усть-Каменогорск, станция Шемонаиха». Это было ее выражение. Делаю запрос в интернете, получаю ответ:  город Шемонаиха,  Шемонаихинского района, Восточно-Казахстанской области. Думаю, значит, мама ошиблась, назвав Шемонаиху станцией. Читаю дальше, нет, она права, только с 1961 года станции Шемонаихе присвоен статус города.
В Шемонаихе, в 1938-1939 годах отбывал  последнюю (четвертую) ссылку священно - мученик  святой Русской Православной Церкви, Дмитрий Александрович Смирнов.
      Здесь родился Анатолий Иванов – классик советской литературы, автор произведений «Вечный зов», «Тени исчезают в полдень» и др.
       В этой  Шемонаихе госпиталь разместили в  здании школы. Она находилась на пригорке. И снова на носилках с поезда  переносили раненных солдат, измученных дорогой, истекающих кровью.
      Мама продолжала: « Раненных солдат было много и они все прибывали и прибывали. Нагрузка была большой. И мы для них были не медсестрами, мы были им сестрами. На нас  держалось  все: перевязки, раздача лекарств, уколы, кормление, « утки». Мы писали под их диктовку  письма в  родные дома,  умерших солдат  хоронили». Военный госпиталь – это большая семья, где горе, смерть и маленькие радости ходят рядом.  Была в госпитале гитара, которую переносили  из палаты в палату. Находились ребята, которые умели и могли по-своему состоянию здоровья играть и  петь. Они пели « Катюшу», «Синенький скромный платочек". Но чаще они просили маму  спеть, и всегда с нетерпением ожидали,  когда у нее, красивой, юной медсестрички Катюши, появится свободная минута.
       Я знала мамин  репертуар военных песен. Она умела на гитаре  играть всего несколько аккордов. Это придавало ее простым народным песням особый колорит. Часто, когда в нашем доме  собиралась  семья  и гости, мы давали ей гитару и просили спеть. И казалось, что где-то рядом Клавдия Шульженко и они поют вдвоем. Трогают душу эти песни. Вот одна из  народных песен маминого репертуара.
 
На палате, пробитой шрапнелью,
Принесли офицера в санбат.
Из-под серой, кровавой шинели
Тускло-карие очи глядят.

Подошел усталый  хирург
Посмотрел на больного, сказал:
"Очень-очень тяжелые раны"
И на стол отнести приказал.

Подбежала ординарец Людмила,
Быстро маску, одев на ходу.
Операция начата была,
Ранен был под наркозом в бреду.

«Люда, Люда моя, дорогая
Ах, прейди же, прейди же ко мне».

Тут Людмила вскрикнула: «Ой, Боже»!
Пошатнулась, на стол оперлась:
"Я не знала, что это Сережа"
Слезы хлынули градом из глаз.

Так катилась слеза за слезою,
Пока раненный пульс потерял.
Сердце в дикой тревоге забилось,
"Умер, умер" - хирург прошептал.

И Людмила у гроба рыдала,
Вспоминала цвет яблонь и груш,
И тихонько сквозь слезы шептала
Доктор, доктор: «Ведь это мой муж».

      Зимы в те годы были суровые, особенно в Ка-захстане. Печки в  госпитале топили в основном дровами. Старались экономить, но запасенных дров, все-таки не хватило. И тогда руководство госпиталя отобрало комсомольцев и молодежь, чтобы послать их на заготовку дров в лес. В этот список попала и мама. Их одели очень тепло, дали глотнуть спирта,  но, все же, многие получили обморожение. Мама говорила: « У меня был бе-лый нос, руки и ноги закоченели на кость». И всю жизнь ее мучили «болячки», которые были с ней, как отголосок войны.
      Далее мама поведала об одном случае в госпитале, как молодой  парень потерял зрение. Читая стихотворение Марины Кузиной «Девушка в белом халате», понимаю – это не выдумка, так было. Была подобная история и с моей мамой.
       Этот  парень, всегда спокойный, тихий, вдруг закричал на всю палату: «Я ничего не вижу, что это?» Он бился в истерике, сбежался медперсонал госпиталя. Мама взяла его за руку, и он ее сразу узнал: «Это ты, Катюша? А ведь я последней видел тебя, и если мне не суждено уже видеть белый…» и он не договорил, резко отвернулся к стене, и тихо судорожно заплакал. Видно было, как вздрагивают его плечи. Дрожащими руками мама перебинтовала ему голову, наложив повязку на глаза, словно  закрыла от него мир навсегда.

      Отгремела война.  Шел 1963 год. Мама замужем.  Мой отец хотел иметь большую семью, но нас только двое – я и брат. Мама была домохозяйкой. Папа считал, что  призвание женщины -  рожать и воспитывать детей. Сам он шофер.
      Папа воевал  в составе 51 Армии  в Великую Отечественную  войну, как говорят от звонка до звонка. Прошел всю Европу, где пешком, где  на своей машине  полуторке, на борту которой  на-писал: «Жди меня и я вернусь».
Он   рассказывал мне, что на опасных участках ездил на подножке, одной рукой рулил, а другой держался за дверцу. Это для того, чтобы в случае мины, успеть спрыгнуть. Маршрут был  один: передовая – тыл, тыл – передовая. Он подвозил бо-еприпасы, спирт, медикаменты.
      Крым, Керченский пролив, Азов, Сталинград, Сиваш, Одер,  Висла, укрепления линии Маннергейма, Берлин – это маршрут 51-ой Армии. По этому, длинному пути, шаг за шагом мой отец отвоевывал у фашистов родную землю, поливая ее  своей кровью, потом. Он награжден орденом и медалями, которые брат раздавал своим пацанам, играя с ними в войну. Потом мы эти награды собирали.  Может потому, что больно вспоминать проклятую войну, папа рассказывал  о ней мало. А может я мало расспрашивала его об этом.
Но часто отец за рюмочкой вспоминал грузина Вано, и говорил: «Как бы я хотел его разыскать, ведь он мне жизнь спас». Он задумывался и продолжал вслух рассуждать: «А жив ли он?»  Вано маленькой саперной лопаткой разрыл  холм земли, когда тот накрыл папу при взрыве. Папа был ранен, контужен. После победы 9 мая 1945 года, он  не сразу вернулся в родное село, не отпускали видимо. А вернулся из города Горького в мае 1946 года. Он был личным шофером  начальника штаба Горьковского  военного округа.
       В сельском клубе своего села,  он встретил мою маму. Годы послевоенные  тяжелые, о свадьбе не  могло быть  и речи. После совместного семейного ужина с обеих  сторон, папа  привел в свой родительский дом невесту. Мама стала ему женой на долгие  сорок пять лет.
     В  начале шестидесятых стало жить как-то туго-вато. Мы были с братом в старших классах, росли потребности,  и мама решила пойти на работу. С заполненными документами: заявлением, анкетой и автобиографией она вошла в кабинет на-чальницы отдела кадров швейной фабрики.  Та предложила ей присесть, взяла в руки документы и почему-то очень внимательно на нее посмотрела. Потом поднялась,  прошлась по кабинету, и снова свой взор остановила на маме.
      Затем  подошла к своему столу и взяла в руки  ее автобиографию и продолжала периодически поглядывать на маму. И, видимо, найдя в биографии то, что искала, спросила, или почти утвердительно сказала, трудно было понять: «Катюша, госпиталь…Шемонаиха ...». «Да»- не отрицала мама. И эта незнакомая маме женщина кинулась ее обнимать и целовать, не стесняясь своих слез. «Разве ты не помнишь меня, Катюша, я лежала с ранением в ногу во второй палате у окна»?- сказала она.
      Мама не помнила ее, но она видела как этой женщине, примерно ее возраста, очень хотелось восстановить события войны 1943 года, ее пребывания в госпитале. И мама сказала: «Да, вспомнила». Это, как говорят, была святая ложь. Они за-крыли дверь в кабинет на ключ и очень долго беседовали, плакали и радовались одновременно. Вспоминали, как молоды они были. Им было в то время  сорок лет на двоих.

И я еще раз перечитываю стихотворение Марина Кузиной
«Девушка в белом халате»

Жил-был один художник
Довольно преклонных лет...
И этот самый художник,
Рисовал один лишь сюжет:

Девушка в белом халате,
С красным крестом на груди.
Девушку звали ту – Катей,
Вся жизнь была впереди...

Взрывы вокруг и залпы,
Раненых хоть отбавляй!
Заняты все палаты...
Кровь ручьем через край...

Катя слезу роняет
На пожелтевший бинт.
"Откуда ты, Катя, такая?" -
Боец ей говорит.

Катя улыбкою кроткой
Скажет: "Вам нельзя говорить..."
"Катя, вы такая красотка!",
А она: "Вам нельзя говорить..."

Раненный был тот контужен,
Осколки попали в глаза,
На век, в темноту был погружен,
Но зачем-то он это сказал...

Стоны вокруг да крики,
Невыносимо душно...
Одни искривленные лики.
Катя им отдает всю душу.

Катя совсем молодая,
Ночи не спит на пролет.
Откуда ты, Катя, такая,
Ангел, что жизнь раздает?
         ...................
Выдался бой не слабый -
Немец прорвался вперед…
На госпиталь этот старый,
Чрез пару часов нападет...

За окном - зима, 43-й.
Тыл для больных солдат...
Катя! Запомни дни эти!
Запомни, ты, этих ребят!

Грохот от танков немецких...
Ближе и ближе в ушах...
Сотни парней молодецких
И все не стоят на ногах...

Сломаны, срублены, скошены,
Как молодая трава...
В окна пули-горошины!..
И тут догнала их война...

Девушка в белом халате
Их не предаст! Так и знай!
В бой пошла наша Катя...
Катя! Не умирай... 

Пролетели долгие годы,
Тогда мало кто уцелел...
Кровь унесли грунтовые воды,
Ну, а памятник - побелел...

Сотни имен и фамилий:
Русских, еврейских и прочих.
Среди них ярко женское имя
Выделяется между строчек...

Художник слепой картину писал:
"Девушка в белом халате, в  43-м я тебя потерял,
но я видел тебя, Катя..."
      Я написала Марине: «Спасибо, ведь это про мою маму», только мама осталась жива. И она ответила: «Я знала, что Катя обязательно есть"!
      А сколько их таких Катюш полегло на полях боя?
      Отгремела война, залечены раны, стерлось го-ре. А, уцелевшие, милые  медсестры Катюши, уходят помаленьку  от  нас в мир иной. Это они победили войну. И свято то, что спустя много лет мы о них помним. И молодые авторы, как Марина Кузина, не дают нам об этом забыть.