Небо на двоих. Глава 3

Глава 3

Три месяца пролетели так незаметно, что Маруська и оглянуться не успела, как грянуло четвертое октября – канун концерта Ричарда в Москве. И снова билеты покупал Славик, настаивая на том, что будет сопровождать Маруську на концерт. Вернее, не настаивал, нет. Он, как и всегда, затянул свою любимую «песню»:
-Ну, ты же не против будешь, если я тоже пойду?
Они пили чай перед телевизором, и Маруська едва чашку не опрокинула.
-Господи, но Тайлер-то тебе зачем?! Ладно, «Королевский Крест» - знаменитая группа, популярные, всеми любимые песни. Но Талера же ты не знаешь совсем!
Сказала и тут же поняла, что сама подсказала самый простой ответ, который немедленно и прозвучал:
-Вот и послушаю, что он там поет! Мне же интересно… Тебе не хочется идти со мной, да?
И снова этот заискивающий, несчастный взгляд собаки, выпрашивающей конфетку.
-Да нет, почему же…
Внутри нее все бунтовало против его присутствия рядом там, где все ее сердце будет на сцене, с Ричардом. Пусть хотя бы на те часы, пока длится концерт… А он, как и тогда, на прошлом концерте «Королевского Креста», даже почти ничего не говоря, испортит ей все ощущения, стеснит ее свободу. Правда, тогда ей все-таки, удалось справиться с собой, наплевать на него и кричать, петь, плакать во весь голос. Они были рядом, совсем рядом! Какие-то сто метров… И тут он, Славик. Молчит, смотрит, ничего не говорит. Как стул. И даже когда вышли в вечернюю, светившуюся огнями Москву, которой совершенно наплевать на все Маруськины чувства, он так и не смог сказать ничего, что хоть как-то поддержало бы ее ощущения, ее восторг и ее горечь – не дотянуться до Ричарда, никогда, ни за что не дотянуться!.. Хотя прямо сейчас они ходят с ним по одной земле, дышат одним воздухом. Но он – за этими здоровенными бетонными стенами Олимпийского, а она – на улице, маленькая, одинокая и абсолютно беспомощная в своих сумасшедших мечтах. И Славик рядом со своими дурацкими предложениями понести ее рюкзачок, убрать купленную в фойе фотографию Ричарда и Брэндана в его сумку с документами… Ее буквально перекашивало сейчас только от звука его голоса, от его тупых, никчемных высказываний по поводу концерта. Что вообще кто-либо на этом свете мог сказать ей о них такого, чего она не знает?! То есть, да, она уверена, что еще очень многого не знает об их жизни, творчестве, сколько бы ни лазила по Интернету. Но то, что несла их музыка, их песни, их голоса – это ее кровь и ей на фиг не нужны комментаторы! А тем более, Славик, далекий от понимания ее ощущений настолько, что даже не понятно становилось, зачем он и на концерт поперся. То есть, понятно, зачем! С ней торчать! А уж ревность это – как бы с кем не познакомилась! - или просто желание прилипнуть и не отлипать, хочет она этого или нет… Какая разница! Теперь снова то же самое – тот же заискивающий взгляд, гнусавый голос. И ведь делает, говорит все это, прекрасно понимая, что отказать ему она просто не может – живет-то под его крышей, ест его еду, помощь от него принимает! Нет, не за постель, слава Богу, не за что-либо другое. Ему, видимо, и впрямь, достаточно ее присутствия рядом. А если и не достаточно, то и действовать как-то, вообще вести себя по-мужски, без нытья и жалоб, он элементарно не способен. Выходит, придется опять с тошнотой у горла идти туда, на казнь. На эшафот, где и так четвертовать будут душу ее, на дыбе растягивать – он, Ричард Тайлер будет совсем рядом, она видеть будет его лицо, его глаза, и не в записи, не в клипе к песне, а натурально, прямо сейчас. Да только не подойти, не дотронуться. Ни за что.
Маруська запихала в рот остатки пирожного и стала молча его пережевывать, а Славик продолжил:
-Я же вижу, что ты не хочешь моей компании. Ты и тогда, на концерте «Королевского Креста» в плохом настроении была. Думаешь, я не видел? Это уж потом, когда ты наслушалась их, как-то повеселее стала… Марусь, ты что, думаешь, удастся тебе этого Тайлера поймать?
-В смысле «поймать»?!
Хорошо еще, дожевать успела и проглотить, а то бы подавилась!
-Ну, встретить там как-то, автограф взять… не знаю!
-Автограф?..
Ей сразу вспомнился ее сон, где все и началось с автографа. Она застыла с чашкой чая в руке.
-Ты чего?
-Да… так, ничего. Ты же понимаешь, что там к ним ни за что не подобраться! Какие уж тут автографы?!.. Это еще Эдди Дэймонда нет в  живых! А то представляю, что бы творилось. Вагон охраны с автоматчиками, не меньше!
-Да чего там охранять-то?! – неожиданно взвился Славик. – Что, король какой?! Подумаешь… Ему бы сейчас уже сколько, шестьдесят с большим хвостом было бы? Ну, и кому он нужен был бы?! Это раньше – понимаю, такой красивый, классный! Хотя, ведь «голубой»…
-Чего?!
-Ну, все же знают…
Она едва чай ему в лицо не выплеснула.
-Ну, какой «голубой»?! Да он мужик почище многих был. И не потому, что о нем говорили или он сам преподносил, а потому, как он жил, и особенно, в последние свои годы. Не каждому, Славик, далеко не каждому обладателю члена такое под силу! Уж поверь!
-Это ты про меня, что ли?
-Вот, Слав, что у тебя за привычка сразу все на свою персону переводить?!
Черт возьми! Как же ей хотелось ответить «да!» на его вопрос! Но приходилось успокаивать его, продолжать поддерживать дружеский тон. Чай уже в горло не лез.
-Я вообще говорю. А особенно, о тех, кто так плоско, так пошло, просто из тупой зависти говорит об Эдди.
-Ладно, ладно… Прости. Я знаю, как ты к нему относишься… Но теперь там Тайлер. Тебе он тоже, кажется, нравится. Но ведь и он уже старый.
-Ну и что?!.. Господи, да разве в этом дело?! – как ни старалась, она уже не смогла сдержаться. – Да я бы… я бы…
Воспоминание из сна выскочило, как корень из земли.
-Да я бы переспала с ним, если бы довелось, и годы его здесь ни при чем! Если человек красив, талантлив, привлекателен, он остается таким до самой смерти и ничем этого не отнять!
-Да ты…
-Ну, что, что «я»?! Я бы не только с ним переспала, я бы за ним хоть на край света пошла, хоть куда, если бы позвал!
-Вот и именно – если бы позвал! Только не позовет, никогда. У него таких, как ты, каждый день хоть отбавляй может быть. У него, в конце концов, семья, наверное.
-Мы говорим о моем отношении к нему.
-И что в нем такого? Ну что?! Денег навалом и только. Пели, как все. А сейчас постарели, поют уже еле как.
-Что-о? Так нафиг ты на концерт-то собираешься? Зачем тебе глазеть на него?
-Ну-у… просто.
Ему явно уже нечего было толком сказать. Он мычал что-то озлобленный, обиженный – она опять кого-то превозносила до небес, как он считал, совершенно незаслуженно. Подумаешь, на гитарах, да барабанах бренчали, песенки какие-то непонятные пели. И за что им такая любовь всенародная?!.. Раньше, правда, Славик утверждал, что нравятся ему песни «Королевского Креста». Но, как Маруська поняла, говорил он это только, что бы ей угодить, да не прослыть совсем недалеким. Ведь это же всеми любимый «Королевский Крест»! Господи, как тупо, пошло!
-Просто так на такие концерты не ходят, Слава, - тихо сказала Маруська, взяв себя в руки. – Это музыка не для фона в машине, не под выпивку, закуску и танцульки. Если ты любишь ее по-настоящему, это часть твоей души, ее слушают в тишине, один на один. Или с теми, кто ее так же любит, кто восторг испытывает, слушая ее, для кого это его кровь, его воздух. Кроме, может быть, тех песен, которые стали всемирными хитами, к которым никто не может оставаться равнодушным… Хотя, думаю, голос Эдди, если конечно, ты не глух окончательно, ни чье сердце не мог не тронуть. Так же и песни Тайлера. Они иные, чем у группы, но не менее сильные, не менее трогающие. Это то, от чего мурашки по спине.
Зачем она все это говорила?.. Может, просто для себя, просто что бы вслух, а не как всегда про себя, молча, и только слезы на глазах, которые почти невозможно сдержать даже в переполненном вагоне метро. Славке все равно, не понять. А если и понять – не такой уж он и дурак – то все равно не оценить. Просто из тупого упрямства, из раздражения, что кто-то куда выше его. Комплекс Сальери какой-то! Да еще из-за того, что хвалит именно она, Маруська, чьего расположения, похвалы даже какой-то он так долго и безрезультатно ждет.
-Так ты, что же, серьезно сказала?
-О чем? – не поняла Маруська.
-О том, что переспала бы с Тайлером, случись такая возможность?
-Да, - твердо ответила она, ни на секунду не задумавшись.
Надоело терпеть, сдерживаться, сглаживать его идиотский комплекс неполноценности, надежды его дурацкие подпитывать отсутствием у нее поклонников, элементарной личной жизни, на которую она имела полное право, но не имела по его понятиям. «Разве нельзя пощадить мои чувства?!» - кричал он как-то, когда ей позвонил один ее случайный кавалер. Кричал с такими обидой и злостью, что негодование и истерический хохот так и рвались из нее. Но снова и снова одно и то же – гадкое, противное ее существу понимание того, что живет она в Москве только за его, Славкин счет! Ибо никакой ее зарплаты не хватило бы квартиру снимать. Можно, конечно, комнату, но жить нос к носу с хозяевами… Вряд ли она так смогла бы. А возможно, это только ее малодушие. Хватило бы гордости, самолюбия и сил – и в комнату пошла бы чужую, только бы подальше от него. Значит, не хватило…
И она молчала, наблюдая его реакцию. А Славик тоже молча поставил чашку на поднос, стоявший на табуретке около дивана, на котором они оба сидели и смотрели телевизор. Закурил.
-Вот значит, как…
Ей не очень был понятен его тон, и она тоже закурила, ожидая продолжения.
-А на мои чувства значит, насрать? Да? Меня ты к себе даже не подпускаешь – ни слова лишнего, ни жеста, не дай Бог! И это после всего, что я сделал для тебя? Он-то вот что сделал? Он даже тебя не знает!.. Представить на секунду такой вариант, что подобралась ты к нему, прорвалась со своей просьбой об автографе, и приспичило бы вдруг ему побаловаться с тобой ноченьку одну – единственную, что бы уж совсем скучно после концерта не было, и что? Поперлась бы ты с ним? Пошла бы на это? Ведь понятно, что ни личность твоя, ни чувства твои к нему его бы не интересовали! Только похоть! Обыкновенная похоть престарелой «звезды» под несколько рюмок коньяка… или чего он там любит! Пошла бы ты?
-Да, - снова ответила она. – Пошла бы… Да не только переспать, Слава, не только позволить ему побаловаться!
Маруська почти кричала.
-Я бы зацеловала бы его всего, с ног до головы его седой! Я бы все, любой каприз его удовлетворила бы. Что угодно!! Слышишь? Все, что захотел бы! А знаешь, за что?.. И все равно мне, знает он о моих чувствах или нет, плевать ему на это или как! За то, что долгие годы только их голоса, только их песни делали меня счастливой. И никто другой!.. Может, я и сама виновата в том, что осталась одна, что нет рядом со мной достойного, любимого мной и любящего меня мужика. Пусть! Они сделали меня счастливой. Он. И теперь я знаю, что значит любить до боли, до слез так, что сердце задыхается от чувства. Только благодаря им!.. Планка теперь слишком высока и никому, на счастье или на беду мою, до них не дотянуться. Это МОЕ!
-Шлюха ты! – внезапно бросил он.
Вскочил и почти выбежал из комнаты, со всей силы долбанув дверью.
Просто он представил ее обнаженной в объятиях Тайлера, делающей ему… Маруська расхохоталась от этой мысли. Но слезы тут же болезненным комом подступили к горлу, ударили по глазам. Она сказала правду, чистую правду. Только понимала, что никогда этого не произойдет. Никогда! Даже если бы, как Славик выразился, подобралась бы она к Тайлеру, дал бы он ей этот несчастный автограф и дело с концом. Ричарду даже в голову не пришло бы замечать ее даже для того, что бы просто развлечься. В этом Славик прав – таких, как она пруд пруди. И уж попривлекательнее ее точно!


На следующий день Славик молча ушел на работу, но Маруська не волновалась – ее билет с ней, в сумочке. А Славик может дуться, сколько влезет! Да и не денется никуда. Хоть и волновалась она, старалась не злить его лишний раз, да все равно понимала – он тоже никуда от нее не денется. Как пес, будет тащиться за ней. Только вот радости от осознания этого никакой!..
Маруська специально отпросилась на этот день с работы, хотя до концерта была еще уйма времени. Начало в семь и она вполне бы успела после работы. Но ей очень хотелось выглядеть «на миллион». Сама не понимала, для чего. Ведь кроме Славика, контроля на входе, охранников и соседей по ряду в зале ее никто и не увидит. Никто… Господи! Не думай об этом. Просто не думай. Хотя бы, посмотришь на него, услышишь еще разок вживую… И Маруська старалась. А потом поняла, что лучше бы ей было на работу пойти – время летело бы быстрее, отвлеклась бы. А так… Выспалась, да. А потом пол дня промаялась у телевизора, приняла душ, села за косметику, нашла подходящий наряд… К четырем она уже была готова и как убить еще два часа просто не представляла.
Славик появился совершенно неожиданно. Маруська была уверена, что он поедет на концерт прямо с работы, но он приехал домой, как всегда сунул нос в комнату и прогнусавил свое обычное:
-Добрый день!
-Добрый… - пробормотала она, стараясь понять его настроение.
-Ты как?.. Я зайду?
Маруська сидела на диване перед телевизором, поджав колени обтянутых черными колготками ног, и курила.
-Да, нормально… Заходи, чего спрашивать.
-Ну, мало ли… Может, у тебя нет настроения общаться.
-Нормально все, Слава!
-Ну, ладно, ладно… Не кирчи!
Это он вот так, корежа слова, пытался шутить, от чего Маруську едва не перекосило. Сдержалась.
-Ты хоть ела?
Еще не легче!
-Да, конечно. Не голодать же!
-Чего ворчишь-то?! Я же так… Вдруг опять родителей засмущалась.
-Мне по фигу, - терпение уже было на исходе.
-А чаю-то со мной попьешь?
-Попью.
Она уже было встала с дивана, что бы пойти на кухню за чаем, но Славик возразил:
-Сиди, сиди, я принесу!.. Я вчера сорвался глупо. Ты уж прости, ладно?
-Фигня, проехали…
И Славик ушел за чаем, оставив ее в уже почти испорченном настроении.
Ладно, как-нибудь она успокоится и пойдет на концерт.
После чая Маруська как-то разомлела. Даже элементарно встать, и отнести чашки в мойку не было никаких сил. В комнате казалось душно, сигареты довели почти до тошноты.
-Пойду я машину посмотрю, - сказал Славик, собирая чашки.
-Чего ее смотреть-то? – язык у нее еле ворочался.
-Ну… так, что бы все нормально было. А то сегодня погонять пришлось.
-Иди, - слово выкатилось, и она смежила веки.
В конце концов, если она и задремлет, Славик ее разбудит. Ничего страшного…



-Ну, как ты, Ричи?
Брэндан дотронулся до плеча Ричарда, сидевшего в гримерке с телефоном в руке. Он только зашел и вид Тайлера ему совсем не понравился.
-Что-то случилось? Ричи!
Тот поднял на него глаза. Лампы серебрили его волосы.
-Лорна звонила… Сказала, что подает на развод.
Брэндан даже присвистнул от неожиданности.
-И?
-Не знаю, что «и». Странно, но я почти ничего не чувствую. Кроме, наверное, неприятного удивления. Словно, мне спину мелом вымазали.
Ричард вздохнул и закурил.
-Тебе сейчас петь, - заметил Брэндан.
-Помню. Спою, никуда не денусь.
-И чем она мотивировала?
-Наговорила всякой всячины. И надоело ей, и устала она от моей отчужденности, моего внимания исключительно к моей музыке… Полно всего. А потом вдруг заявила, что все это фигня по сравнению с тем, что измен и рогов она терпеть не собирается. Ей, мол, и так хватило оравы поклонниц, бесконечных звонков, смс и посланий на электронку. И как только узнают адреса и номера телефонов, которые без конца менялись?!.. Я опешил сначала, а она сама объяснила.
-Господи, чего ты еще натворил?! – попытался усмехнуться Брэндан.
-Ничего, в том-то и дело! Не успел еще. Концерта этого жду, как умалишенный, ее жду, Брэндан!!..
Ричард с силой раздавил окурок в пепельнице и хлебнул пива.
-Она… Лорна сказала, что как-то поздно вечером телефон зазвонил. Не сотовый, домашний. Свой я отключил. Звонил Ник, администратор, и Лорна пошла меня искать. Я спал, она зашла ко мне и услышала, как я во сне бормотал имя Мэри. Ты понимаешь, что она подумала! Вот и взбеленилась.
-Но, похоже, все правда? А? Для тебя ведь эта Мэри стала сейчас центром твоей вселенной.
-Это правда. Ты не представляешь, что я чувствую сейчас! И я не представляю, что со мной будет, если я ее сегодня не найду, если не будет ее сегодня в зале… Что, если и нет ее на свете, Брэндан?!
Тот молчал ошарашенный, не зная, что и сказать. А потом вдруг тихо произнес:
-Будет. Она будет, Ричард… Я и сам не знаю, откуда это пришло ко мне, но…
-Мне плохо, Брэндан! У меня сердце сейчас так болит, что сил просто нет даже на сцену идти. Словно, не так что-то, словно все куда-то рушится, и я ничего не могу сделать. Ничего, Брэндан!
-Это из-за Лорны? Боишься, что и ее потеряешь, и Мэри эту не найдешь?
-Не знаю… Нет. Нет, Брэндан. Не так. Потеря Лорны зрела давно, и я уже, похоже, привык к мысли, что мы теряем друг друга, теряем то, что нас связывало столько лет. Это горько, тоскливо, но не больно. Меня спасала моя музыка, я уходил в нее и… в объятия Мэри. Объятия, горячее, нежнее, отчаяннее которых я никогда не знал. Мозг твердил мне, что я просто спятил, а сердце так рвалось к ней, что теперь мне уже и концерт не важен, и уход Лорны почти не волнует. Пусть подает на развод…
-А ты не думаешь, что ей больно? Возможно, пока она была уверена в тебе, пока ее жизнь с тобой оставалась незыблемой, она злилась, обижалась, словом, вела себя, как человек, которому нечего бояться. А теперь, когда услышала чужое женское имя из твоих уст, соединив с твоим отчуждением…
-Я не услышал в ее голосе даже намека на горечь, обиду или тоску. Такое ощущение, что она, как будто, рада лишнему поводу подать на развод.
- А ты не внушаешь себе это, потому, что и тебе такой поворот выгоден?
-Господи, Брэндан, хватит уже всех этих выяснений ситуации! Пусть будет так, как будет. Вот и все. Если она решила уйти, пусть уходит. И… даже если Мэри так и останется призрачной мечтой, мне лучше остаться одному. Хоть узнаю, каково это – любить кого-то безо всякой надежды!
Ричард усмехнулся совсем уже невесело.
-Да ладно, Ричи! Давай-ка, встряхнись и вперед! Осталось всего ничего и нам на сцену.
И Ричард шел под прожектора, к тысячам ждавших его зрителей, поклонников, с упавшим сердцем. Ее там нет! – твердило оно. – Ее нет. И он чувствовал себя непоправимо обиженным, разочарованным и действительно, старым… 


Маруська проснулась, точно, от толчка. Села, пытаясь прийти в себя, зажмурилась и ее, как будто, током ударило – концерт! А когда взглянула на часы… Сердце ее упало, едва не разорвавшись – половина девятого!! Все, это был конец!..
Она вскочила, заметалась, рыдая, не понимая, что делает и что делать теперь, когда концерт уже давно начался, а она тупо, непоправимо опоздала. Она так ждала его!!! Так радовалась, что увидит Ричарда, даже не смотря на то, что подойти к нему никакой возможности, что он так никогда и не узнает, что она есть на этом свете, что любит его так сильно! А теперь все кончено… Но может, еще возможно попасть туда? Билет ведь у нее есть! Наверное, по правилам нельзя, двери уже наглухо закрыты… Черт с ним! Другого выхода у нее все равно, нет.
И она, схватив сумочку и накинув куртку, подлетела к двери. Покрутила ручку замка, отперла его, но дверь не открывалась. Господи, что же это?! Она дергала и крутила снова и снова, пыталась взять себя в руки, отдышаться, но упавшее сердце билось с болью, дышать едва удавалось. И тут она поняла, что заперт еще и нижний замок. Замок, открывавшийся ключом, которого у нее не было… Вот теперь, действительно, все! И Маруська упала на пол возле двери, плача так отчаянно, так горько, как наверное, никогда в жизни.


Ричард пел и все, кажется, шло хорошо. Ему даже лучше стало. У него еще есть время! До того момента, когда должно было все выясниться, еще далеко, целый концерт, а пока… Что это?! Сердце его дернулось с острой, сильной болью и чуть не остановилось. Он едва удержался на ногах, в глазах потемнело… Слава Богу, шла музыкальная вставка, Брэндан играл соло и у Ричарда оказалась возможность отдышаться. Он опустил голову, вздохнул поглубже и поднял взгляд на зал. Боль не отпускала и тысячи глаз на двух огромных экранах увидели слезы на глазах Ричарда Тайлера. Такие слезы, что зал невольно ахнул – столько боли было в них! Ричард сильно побледнел, мигая глазами, слепнувшими от боли, слез и отчаяния.


Слезы ее высохли, в груди стало пусто, горько, сил не было даже что бы встать… Все разом стало ясно. Когда душа пуста, мозг работает на удивление четко! Это Славка… Все до жути просто – еще вчера он говорил о том, что сегодня вечером родители уедут в гости, поэтому она сейчас совершенно одна в квартире и помощи ждать не от кого. А сам он наверняка что-то подсыпал ей в чай. Скорее всего, снотворное отца, которое тот горстями глотал, жалуясь на бессонницу. Немного, только что бы она вырубилась на какое-то время. А сам уехал, заперев квартиру на оба замка, зная, что ключа от второго у нее нет. Его и не запирали никогда, только в тех редких случаях, когда вся семья уезжала на несколько дней. Он запер ее, что бы она не попала на концерт, что бы так и не увидела Тайлера, с которым готова переспать, ради которого готова на все, за которым хоть на край света… Вот такая жалкая, гадкая месть за ее вчерашние слова, за его унижение. Он ведь и не догадывается, что невозможно унизить того, кто сам себя не унизил… Сволочь! Мелкая, омерзительная сволочь!.. И ведь отомстил, сделал так больно, как, наверное, и сам не ожидал. Просто потому, что неведома ему ее боль, ибо чувствует он только собственную. Холит и лелеет ее, как тот Голлум в глубине пещер нежил свою обиду на весь свет, всю свою злость на солнце…
Маруська медленно, обессиленно поднялась с пола и поплелась в комнату. Подошла к окну. А за ним чернота октябрьского вечера, фонари, мелкий, промозглый дождь… И ведь даже из окна не выпрыгнуть! Четвертый этаж… Кинуться бы вот сейчас к чертовой матери и об асфальт, в кровь, что бы больше не чувствовать этой боли! Что бы никакая «скорая» не спасла, никакие спасатели. Никакие спасатели… Спасатели?! Господи!..
Маруська схватила свой сотовый и, задыхаясь от волнения, набрала сто двенадцать. Простой номер. Ей очень быстро ответили и переключили на службу спасения.
-Служба спасения, слушаю вас!
-Пожалуйста, помогите!… Мне очень плохо, совсем плохо и я не могу выйти из квартиры, меня заперли! – воскликнула она и с шумом выдохнула.
-Вы в трезвом состоянии? – женский голос казался раздраженным.
-Да. Да, я абсолютно трезва. Спасите меня, пожалуйста! Иначе я просто в окно выпрыгну.
-Какой этаж?
-Четвертый.
-Высоковато… - казалось, голос слегка смягчился. - С кем проживаете? Вы у себя дома?
-Я… приехала в гости, но оказалась в дурной компании. Понимаете? Меня обманули, накачали снотворным, и я очнулась в пустой, запертой квартире. Я хочу… мне необходимо выбраться отсюда любым путем и срочно!
-Вы хотите, что бы мы подключили полицию?
-О, нет! Не стоит.
-Боитесь последствий?
-Может быть… не знаю. Просто мне сейчас не в чем обвинить этих людей – они просто заперли меня. И кроме плохих предчувствий ничего… Но я очень прошу, помогите мне! – взмолилась Маруська, боясь, что женщина-оператор заподозрит примитивную семейную ссору, в которую и вмешиваться, отвлекая спасателей от, действительно, важных дел, не стоит.
-Мне не нравится ваш голос, девушка… - пробормотала оператор. – Я слышу панику. Вы должны успокоиться, непременно!.. Скажите, а те люди, что заперли вас, они, по вашему мнению, скоро вернутся домой? Спасатели успеют вызволить вас из квартиры?
-Я… - не смотря на дикую злость против Славика, Маруське противно было лгать. А теперь придется соврать еще раз, просто что бы было правдоподобно. – Я не знаю, когда они вернутся, не знаю, куда и зачем ушли…
-Может, у них кончилось спиртное, и их цель – ближайший магазин? – предположила оператор.
-Тогда это недалеко. Минут десять ходьбы. А учитывая то, что я понятия не имею, как давно они ушли…
-Ясно. Хорошо. Тогда вам придется ждать наших людей и ничего не бояться. Запритесь изнутри на цепочку, задвижку – на все, что есть, поняли? Бригада пожарных вытащит вас через окно. Не испугаетесь?
-Нет. Не испугаюсь!.. Только быстрее, прошу вас!
-Где вы сейчас находитесь? Точный адрес знаете?
-На Ордынке.
И Маруська назвала адрес Славика.
-Хорошо. Совсем рядом с вами пожарная часть, и бригада подъедет через минут пять. Во двор они не заедут – у вас низкая арка. Окна на улицу есть?
-Да. Да, на кухне!
-Открывайте и будьте готовы, что бы спасатели вас сразу увидели! Хорошо? Вы в порядке? Как чувствуете себя? Может, нужна «скорая»?
-Нет, я в порядке. Теперь. Только волнуюсь очень!
-Все будет хорошо! Ждите!
И гудки. Маруська несколько секунд стояла, не шевелясь, просто в шоке оттого, что сделала. Потом подскочила, как ошпаренная, и бросилась к окну на кухне, которое и выходило на Ордынский переулок. Рамы были старые, сто лет не крашенные и столько же не открывавшиеся. Стекла просто чернели от грязи и копоти. Форточку-то она здесь часто открывала, а вот окно…Первая рама поддалась сравнительно легко, а вот вторая просто не желала открываться! Маруська отдышалась и, стараясь успокоиться, проверила, открыла ли до конца шпингалеты. Точно, нижний не желал выскакивать! Маруська спрыгнула со стола, придвинутого к окну, поискала молоток, нашла, но бить от подоконника вверх было очень неудобно – нисколько места для размаха! Она долбила, дергала шпингалет, снова обливаясь слезами, но толку не было.
-Черт! Черт!! – бормотала она, всхлипывая и дергая снова.
И тут она услышала далекий, но быстро приближающийся звук сирены пожарной машины. Между деревьями, с Пятницкой мелькнули проблесковые маячки и большая машина, огласив маленький переулок воем, подкатила к дому.
-Черт побери!! – прорычала Маруська, отерев слезы и хлюпавший нос рукой, отчего вымазала лицо в пыли немытого окна.
Она рванула шпингалет еще раз и эта сволочь, наконец, поддалась! Маруська всхлипнула напоследок, метнулась за сумочкой и распахнула окно.
-Я здесь!! – завопила она вышедшим из машины пожарным. – Э-эй!!
Один из них взмахнул рукой, крикнул что-то в кабину и машина, чуть тронувшись, остановилась прямо под окном кухни. Лестница поползла вверх и ткнулась во внешний подоконник окна.
-Сможешь вылезти, спуститься и не слететь? – крикнул пожарный.
-Да! – ответила она, и смело встала на подоконник.
Высоты она не боялась, но надо было повернуться к улице спиной, опуститься на колени и нашарить вслепую верхнюю ступень.
-Черт! – снова выругалась она.
Но здесь уже слезам места не было. Только крайнее внимание и спокойствие. Маруська опустилась на колени, одновременно повернувшись спиной. Осторожно оглянулась и, держась одной рукой за подоконник, а другой за раму окна, опустила вниз одну ногу. Нашарила ступеньку, оперлась об нее. Но лестница шаталась. Немного, но достаточно для новичка, чтобы не удержать равновесие. И тогда, стиснув зубы, Маруська взяла себя в руки, увидела лицо Ричарда и быстро скользнула второй ногой на ступеньку. Все! Она твердо стояла на ней обеими ногами. Теперь ей пришлось переставить руки на лестницу и спускаться. Благо, у нее рюкзачок и руки свободны!.. Медленно, потом все быстрее и увереннее она спускалась вниз. А через минуту оказалась в объятиях пожарного. Она выдохнула и повернулась.
-Фу-у!.. Все.
На нее глядел парень лет тридцати. Волос его она не видела из-за шлема, а свет фонарей позволял понять лишь то, что глаза у него светлые.
-Как ты? – спросил он. – В порядке, беглянка?
-Да. Спасибо вам огромное!! Вы даже не представляете, на сколько, действительно, спасли меня!
-Представляю! – рассмеялся он. – Хозяева не вернулись? Мы успели?.. Слушай, может, все-таки, в полицию?
-Нет. Но мне необходимо срочно, очень срочно попасть в одно место, хотя… хотя, я уже безбожно опоздала.
И тут Маруська не выдержала и разревелась. То ли от сознания своего опоздания и невозможности теперь увидеть Ричарда, то ли оттого, что выбралась из опостылевшей квартиры Славика.
-Э-э! Ты чего это? Ревешь, что ли? Что случилось? Куда ты так страшно опоздала, что теперь такое отчаяние?.. Ну-ну, успокойся!
-Я должна быть на концерте Ричарда Тайлера в Олимпийском. Вот… Это ударник…
-Да, знаю, знаю – «Королевский Крест»! Сам бы пошел, да вот на смене… Но ведь концерт реально вот-вот закончится, а? Билет-то есть?
-Есть… - всхлипывала Маруська.
Пожарный вздохнул и подтолкнул ее к кабине машины, так и сверкавшей проблесковыми огнями.
-Поехали! Пока вызовов нет, думаю, успеем докинуть тебя до Олимпийского. Давай, полезай!
-Правда?!
-Да, правда, правда! Спасать, так уж спасать!
И он засунул ее в кабину, посадив буквально к себе на колени – рядом ведь наряд в полном составе – и тихо заметил:
-Ты хоть лицо вытри! Вся перемазалась.
Маруська спохватилась, вытащила из сумочки пудреницу и в свете фонарей, мелькавших в лобовом стекле, глянула на свое лицо.
-Ни фига себе! – вырвалось у нее.
Под глазами потеки туши, по щеке след от пыли, перемешавшейся со слезами. Маруська достала влажную салфетку и постаралась привести себя в порядок, пытаясь удержать равновесие в трясущейся машине, да еще на коленях у смеющегося пожарного. Кое-как ей удалось это сделать, и теперь она задумалась над тем – что же дальше? Скоро они подъедут к Олимпийскому – водитель включил сирену, и они летели, не тормозя, нигде не задерживаясь – она выйдет из машины, поблагодарит этих рыцарей и все, снова одна. Впустят ли ее? Маруська поглядела на часы – десятый час. Концерт вот-вот закончится. И зачем она только едет?! Слезы снова хлынули из ее глаз, она всхлипнула, и пожарный это заметил.
-Чего ревешь-то? Скоро на месте будем!.. Хотя, конечно, времени осталось всего ничего. Может, не стоит торопиться? – осторожно спросил он.
-Стоит! – вырвалось у нее. – Стоит… Я должна его увидеть! Это… это вопрос жизни и смерти, - вырвалось у нее как-то помимо ее воли. Словно, крикнул кто-то прямо ей в уши, в сердце. - Простите меня!
-Прости! – поправил пожарный. – И не надо извиняться за слезы. Они меня не могут оскорбить… Жаль только становится, что такие слезы не из-за меня!
Он улыбнулся и погладил ее по плечу.
-Мне тоже нравится «Королевский крест», нравятся песни Тайлера. Классная музыка!.. Может, только когда ты про него сказала, я и решил помочь. Обычно мы даже таких вот милых барышень на подобные мероприятия не возим как-то… Слушай, но ведь он же старый уже! Да и прорваться к нему, наверное, невозможно. На что ты надеешься, скажи?
-Не знаю, - тихо сказала она. – Чувствую, что если сейчас, даже когда и время-то концерта уже вышло, я не попаду туда, не увижу его, мне будет так плохо, как никогда в жизни. Я просто должна быть там!!.. А старый… Наверное, если любишь, то и морщины, и седина дороги.
-Ладно. Понятно… Ну, вот, почти и приехали.
Машина свернула с Садового, вырулила прямо к одному из подъездов Олимпийского. Остановилась.
-Ну, я пойду… Спасибо еще раз огромное!
-Погоди. Пойдем-ка со мной!.. А ты, - пожарный обратился к водителю, - вруби сирену.
Тот усмехнулся и снова включил сирену. Маруська увидела, как к прозрачным дверям кинулись несколько охранников. Она испугалась.
-Ой! Сейчас ругаться будут!
-Спокойно! – усмехнулся пожарный. – С МЧС поостерегутся.
И взяв ее за руку, он решительно подошел к двери. Охранник отпер и вышел к ним.
-Что случилось, командир? У нас вроде, все ништяк.
-У нас тоже. А будет еще лучше, если вы вот эту девушку пропустите на концерт.
-Но, во-первых, она, мягко говоря, уже слишком опоздала – по правилам после начала уже никого не пропускаем. Да и концерт вот-вот закончится.
-Слушай, друг, тебе не все равно, пройдет она или нет? Билет у нее есть. Ну, опоздал человек, не по своей вине, между прочим, что из того? Нам ее пришлось из запертой квартиры вынимать ради этого концерта! Сечешь? Пропусти, будь другом!
Охранник смерил меня долгим взглядом.
-Что, билет и вправду есть?
-Да. Да, конечно!
Я порылась в сумочке, страшно волнуясь и чувствуя новый прилив слез, и достала билет. Хоть до него Славику не угораздило добраться!
-Хорошо, проходите. Я провожу вас до вашего места.
Маруська обернулась и схватила пожарного за руку.
-Удачи тебе!
И рванулась за охранником в вестибюль Олимпийского. Они долго шли ко входу, обозначенному на билете. Она слышала музыку, слабо доносившуюся через толстые стены, страшно волновалась, что вот сейчас откроются двери и зрители повалят на выход, а она останется «с носом», в слезах и соплях. И зря тогда все, вся помощь и старания этого пожарного, все ее надежды… Наконец, охранник распахнул перед ней дверь зала и, пропустив ее вперед, разом оглохшую от хлынувшей на ее лавины звуков, ЕГО, Ричарда песни, его голоса.
-Господи! – прошептала она, с трудом различая в темноте ступени, а попросту, не глядя на них в старании увидеть сцену за широкой спиной шедшего впереди охранника. Он освещал себе путь фонариком.
И вот он указал ей на проход между рядами и крикнул в ухо:
-Вот ваш ряд, девушка. А вон то свободное место – ваше.
-Спасибо! – крикнула она в ответ, кивнула ему и он спустился к ограждениям, где стоял еще один охранник, призванный не пропускать желающих перейти со своей зоны на другую.
А Маруська сжала кулачки, поглядела на сцену, выхватила взглядом фигуру поющего Ричарда, зажмурилась и, снова открыв глаза, пошла вперед, к своему месту, изо всех сил сжав зубы – только бы не сорваться! – там, рядом с ее свободным местом сидел, как ни в чем ни бывало Славик. Внутренне она, впрочем, усмехнулась – вот у него сейчас рожа будет!
Она села и сделала вид, что просто не видит его. Она глядела на сцену, на Ричарда, слышала его голос и злость стала уходить сама собой, оставляя лишь глухое презрение. Обидно только, так обидно, что, считай, весь концерт уже прошел! Ричард… Она видела на экранах его лицо, его глаза, полные лазурного света. Большие, грустные почему-то, усталые глаза.