Позвони, Серёжа

1
     В этот вечер его телефон разливался требовательной и нудной трелью уже дважды. Почти не глядя на экран, словно заранее зная, кто с такой неумолимой настойчивостью жаждет общения с ним, Сергей сбрасывал вызов.
- Мама? - задала риторический вопрос Вика. Он хмуро кивнул и отвернулся.
- Ну и почему ты не возьмёшь трубку? - привычно спросила жена, убирая с кухонного стола посуду, - Что ты, как маленький? Давно пора забыть и простить, тем более пожилая женщина, мало ли что, может, случилось чего?
- Ничего с ней не случилось, - выдавливает Сергей, - Живее всех живых, и хватит об этом, - он поднялся и направился в комнату.
- Господи, и почему ты её так ненавидишь, - услышал он, как вздыхает ему вслед жена.
     Он усмехнулся и молча вышел из кухни. Вот вроде бы смышленая она у него и толковая, а того, что он чувствует, никак понять не может. Но вообще-то, так даже лучше. Не нужно никому вникать в это. Врагу не пожелаешь подобного.
«Пора забыть, ты ведь сам уже отец, причём дважды» - говорила жена. Да разве дело в том, что он забыть не хочет? Он наоборот, много лет всеми силами гнал от себя любые воспоминания, связанные с матерью. Стирал их, пытался вытравить из себя разными способами. Невероятными усилиями воли заставлял себя игнорировать то, что непременно возникало при малейшем упоминании о ней, то тёмное, мучительное, тягостное …
2
     - Не берёт, - криво усмехнулась Светлана, глядя на экран телефона, - или сбрасывает… В общем-то, как обычно, удивляться нечему… Ну и ладно, - женщина с телефоном в руке тяжело поднялась и проходя мимо большого зеркала в прихожей остановилась и каким-то обвинительно-злорадным взглядом посмотрела на своё отражение.
- Мда-а, хороша, - язвительно заметила она, глядя на бугристую, с багровым оттенком кожу щёк и носа, тусклые, жидкие волосы неопределённого цвета, нависшие веки и отёчные пальцы… А ведь раньше была действительно хороша. До того, что глаз не отвести. Тоненькая, высокая, голубоглазая с длинными, ниже пояса волосами, точёным носиком и белозубой улыбкой. Она махнула рукой и вспомнила про телефон и про сына, который вот уже лет пятнадцать, не желает с ней иметь ничего общего. С тех самых пор, как в шестнадцать лет ушёл из дома. Сначала к свекрухе, этой змее подколодной, всю жизнь её ненавидевшей, а потом… Кто его знает, он ей не докладывал…   Хотя она стремилась к общению, хотела быть частью его жизни. Но он отталкивал её… Всегда уходил, увиливал и отгораживался от родной матери глухой стеной молчания. Женщина подошла ближе к зеркалу и дотронулась рукой до лица: на предательских брылях проступали фиолетовые прожилки. Да что с ней такое, она ведь ещё не старая… Ей и пятидесяти нет, а выглядит и чувствует себя настоящей старухой.
     Она отошла от зеркала и медленно, шаркая ногами, направилась в комнату, где негромко работал телевизор. Телефон она так из рук и не выпускала. Может попозже, ещё наберёт Серёжу… А может… Ну об этом даже думать было нечего. Напрасные надежды… Нет, он ей не перезвонит. Перевёл, как обычно деньги, поскольку у неё пенсия, как у инвалида - крошечная, как кость голодной собаке кинул и на этом всё… Она ведь не надоедает звонками каждый день, нет… Понятно же, он работает, у него семья, просто раз в месяц, вот как сегодня после получения денег, хотела поблагодарить… Тем более, повод, как никак есть… Но ему наплевать на неё, это понятно.
      Боже мой, единственный сын и такое отношение, размышляла она, опускаясь в старое, потёртое кресло перед телевизором. Да, она не была, возможно, идеальной матерью… А кто был в 18-то лет? Да ещё, когда папаша его, гадом таким оказался. Слился незаметно, и года не прошло после свадьбы. Да оно и к лучшему. И муж, и отец из него одинаково паршивый вышел. Неудачник и лодырь, которому не нужны были ни жена, ни сын.
     А вот она всю жизнь делала для своего ребёнка всё, что могла. Всё, что было в её силах. Для него же старалась, - она поймала отразившийся на гладко-чёрной поверхности телефона свой метнувшийся, ускользающий взгляд. Ну, хорошо, вздохнула она, не только для него, для нас… Ну да, покуролесила по молодости, ну так а жизнь какая была? Помощи ждать ей неоткуда, вот и приходилось самой выкручиваться. Как бы там ни было, она своего мальчика любила… По-своему… Заботилась, как могла. Но и про себя не забывала. Надо ведь было как-то устраивать свою жизнь. Она не виновата, что в семнадцать забеременела от этого урода. Он, наверное, из страха и женился только. Конечно, она искала разные варианты. И что её теперь, казнить за это? Что было делать, если мать умерла, когда ей тринадцати не исполнилось, а отцу своему она нужна была, как рыбке зонтик.
     На экране шёл старый фильм. В главной роли известный, прибалтийский актёр. Молодой, сильный, красивый. Со стальным взглядом, волевым подбородком и нордическим характером. Как же похож на Глеба. Особенно в профиль. Как она любила его! А Серёже было тогда года три или четыре. Они жили в однушке Глеба, и сын спал на кухне. Утром малыш подходил к комнате и, переминаясь на месте босыми ножками, тихонько звал её в щёлочку, твёрдо зная, что входить нельзя: «Мама, ма-а-м…» Она приподнималась на локте, но Глеб, не открывая глаз, грозно предупреждал: «Только попробуй встать… Пусть знает своё место». Да, он был иногда излишне груб, даже жесток, но ведь он честно предупреждал, что детей не любит и плохо переносит их присутствие.
     И она не решалась ослушаться его, а просто выкидывала ребёнку в коридор игрушки…
3
     - Мать часто обижала тебя в детстве? - участливо спросила Вика, обнимая его за шею и заглядывая в глаза. Ну вот опять… Сергей поморщился и отстранился. Да разве в этом дело?! Если бы всё было так просто!
     Он не может простить матери, что самого этого понятия «детство» у него попросту не было. Он не знает, что это такое. Ему пришлось стать самостоятельным и взрослым ещё до пяти лет. А иначе он бы просто не выжил.
      Его ровесники мечтали о фирменных джинсах, новых игровых приставках или о том, как станут знаменитыми рок-певцами, бизнесменами или героями-спасателями. А он мечтал только о том, чтобы скорее вырасти и уйти от матери. Только об этом… Чтобы не видеть её никогда… Никогда…
      Сергей хорошо помнит, что вначале, он её ещё долгое время любил. Переживал, если она задерживалась или вообще не приходила. Он это помнит. Потом, когда она стала выпивать вместе с отчимом - боялся и сторонился. Он тогда научился быть незаметным. У этого очередного мужа матери, рука была тяжёлая. Затем, когда отчима посадили, и мать начала пить страшно, яростно, словно навёрстывала что-то и боялась не успеть, - стеснялся. Поэтому никогда не приглашал к себе никого. Однажды его, избитого до полусмерти, напуганного и совсем обессиленного нашла в кладовке бабушка - мать его биологического отца, и забрала к себе. Пожилая женщина пыталась лишить бывшую невестку родительских прав, но у неё не получилось…
     После он мечтал, он даже тайно молился по ночам, чтобы мать посадили вместе с извергом-отчимом… Просил бога, как умел, шептал какие-то слова им самим придуманной молитвы, целуя бабушкин крестик, и прячась под одеялом. Тоже не получилось…
     В конце концов, мать, осыпая проклятиями, побоями и упрёками бывшую свекровь, забрала его. И только после этого он её возненавидел. И это оказалось не только самое сильное чувство, но и самое длительное. Можно сказать постоянное. Он ненавидел её мучительно и неистово, всё с новой и новой изощрённостью выдумывая для неё разнообразные козни. И вместе с этим, он методично и тщательно уничтожал, растворял, стирал из памяти сам её облик, звук голоса, походку.
      Он ненавидел её не за то, что она делала. Напротив, он ненавидел её за то, что она всё знала, всё видела и при этом не делала ничего. Никогда… То ли не понимая всего ужаса происходящего, то ли из патологического безразличия и эмоциональной холодности, то ли боясь огорчить, разочаровать или прогневать очередного мужика, этапируемого транзитом через её жизнь, отравляя, ломая и корёжа при этом ещё одну жизнь. Её сына.
     У неё был уникальный дар, своего рода проклятие. Над ней, как мухи над свежим навозом, без конца кружила разная, отборная сволочь мужского рода, которую к ней всегда, повсеместно, каким-то непостижимым образом притягивало.
     В шестнадцать он поступил в техникум и переехал к бабушке. На её призывы, угрозы и обвинения в чёрной неблагодарности ответил однажды свистящим от ярости голосом, что не вернётся никогда. Ни при каких обстоятельствах. Даже если для этого ему придётся жить на вокзале с бомжами и спать в картонной коробке. Он говорил спокойно, не повышая голоса, но видимо что-то такое полыхнуло в его глазах, что мать, явственно почувствовав это, отшатнулась и больше никогда на эту тему не заговаривала.
     Он знал, что мать с Викой иногда созваниваются и время от времени встречаются на нейтральной территории, куда жена приводит детей. Но он не вмешивался и даже не показывал виду, что знает. Сам же не звонил почти никогда, но аккуратно переводил раз в месяц небольшую сумму, после чего она почти всегда принималась звонить ему. Вот как сегодня…
4
Она смотрела на погасший экран телефона. В её ушах всё ещё звучало эхо давно умолкнувшего длинного гудка.
Боже, как же хотелось, чтобы сын когда-нибудь позвонил. Не потому что её кладут в больницу. И не для того, чтобы сказать, что он в её отсутствие сделает ремонт на кухне. А просто так.
Или ладно, не надо звонить, он ведь так занят, пусть просто ответит на её звонок. Господи, как бы она была счастлива! Просто скажет: «Привет, мам! Как ты?» И всё… Больше ничего не надо… Кажется, она бы всё отдала ради этого. Но телефон молчит… И когда она сама звонит сыну, опять упорно не отвечает.
Его Вика, конечно, славная девочка и так добра к ней, но это всё же не совсем то. Хотя, если бы не она, Светлана так бы и не познакомилась с внуками. Но видятся они так редко и мало, да ещё всегда тайком, конспиративно, словно против своей воли изображают спецагентов.
Её внуки не были никогда у неё в гостях. Она ни разу не смогла испечь им вишнёвый пирог. Не было случая, чтобы её попросили посидеть хоть с одним из них. Вика сказала, что на эту тему с Сергеем лучше вообще не заговаривать… Добрая, славная девочка, она милосердно добавила короткое словечко «пока»…
Но как же обидно, как пусто на душе и как одиноко…
На захватанный пальцами тёмный экран телефона падают тяжёлые, как маленькие водяные бомбочки, такие близкие в последнее время слёзы. Они обжигают глаза и оставляют на щеках солёные дорожки.
- Позвони, Серёжа, - шепчет она, - позвони, пожалуйста…