Июньский снег

ИЮНЬСКИЙ СНЕГ




Папа пришёл вечером домой и объявил нам, что завтра в субботу после его работы мы едем на рыбалку с ночевой. Мы  закричали «ура!» и сразу же начали готовиться к завтрашнему дню. Снасти папа всегда содержал в полном порядке, так что нам оставалось только добыть червей, для чего мы перекопали во дворе нашего дома полосу земли вдоль дощатого забора, за которым возвышались элеваторные постройки.
Мы любили бывать с папой на рыбалке и на охоте. Он был страстный охотник и рыбак, знал массу интереснейших вещей о зверях,  рыбах,  птицах, учил нас распознавать деревья и травы, показывал, как надо разжигать костёр, устраиваться на ночлег в поле, ориентироваться в лесу, проходить, не ноя, большие расстояния, терпеть холод и жару, предсказывать погоду и никогда не ставил задачи превращения наших вылазок на природу в промысел. Хотя без достойной добычи мы редко возвращались домой.
В субботу после папиной работы мы на перекладных выбрались за город, ушли полем от нагретого и пахнувшего машинами шоссе в сторону обозначенной полосой мелколесья пока ещё невидимой реки, и вскоре  зашагали вдоль её высокого и извилистого берега. Погода была прекрасная и, несмотря на то, что время близилось к вечеру, жаркое солнце висело ещё высоко - завершалась вторая половина июня. Папа сказал,  что знает  очень хорошее место, где мы остановимся и разобьём наш рыбацкий лагерь. Вскоре мы вышли к спускавшемуся с поля оврагу, по дну которого, укрывшись кустарником и бурным разнотравьем, протекал ручей и в месте своего впадения в реку  образовывал достаточно широкое - метра в три - устье.
«Вот здесь мы будем рыбачить и ночевать!» - сказал папа. Мы были в восторге от места нашего привала и уже хотели сбежать с кручи берега к реке, как он остановил нас и спросил, видим ли мы отсюда рыбу в ручье? Мы присмотрелись - ух ты! - всё жёлтое песчаное дно мелководного устья было как будто усеяно черными палочками, которые не стояли на месте, а всё время дружно передвигались во все направления. «Это пескари, - объяснил нам папа, - зашли к вечеру в ручей тоже, видно, для ночевки». И, видя наше нетерпение, засмеялся: «Конечно, половим и пескарей! Ведь сегодня на ужин будем варить на костре настоящую рыбацкую уху. Лук, морковь, картошка, соль - всё у нас есть. Вот только ещё к этому пескариков, окуньков да ершей натаскаем. Замечательная будет уха!».
Но пескарики оказались не такими уж простаками! Стоило только нам с удочками, снаряженными червяками,  начать приближаться к ручью, стая дружно уходила в сторону реки и исчезла в тёмной глубине. Как только мы отходили от ручья, они также дружно возвращались назад. И так несколько раз. Но, наконец, мы, прикрываясь кустами, приноровились и всё же выловили с десяток пятнистых пескарей, а затем все вместе переключились на ловлю в самой реке шершавых окуней, серебряной плотвички и колючих ершей.
Так за увлекательным и приносящим удовольствие нам, мальчишкам, ужением этой речной разнорыбицы мы и не заметили, как прошло время и солнце нехотя поползло по верхушкам потемневшего дальнего леса.
«Всё, - сказал папа, - на сегодня хватит! Завтра будет день, будет новая рыбалка. А сейчас варим уху и готовимся к ночлегу. Мы - рыбаки, а потому поднимаемся рано утром!»
Уха у нас получилась вкуснейшая! А какой ещё она могла быть, сваренная в видавшем виды армейском котелке, на берегу реки, с водой из ручья, с запахом костра и малиновыми искрами, исчезающими в тёмно-синем небе?
Было около полуночи, но спать нам не хотелось, костёр ещё и не думал затухать, а потому мы, уютно устроившись на разостланной у костра папиной плащ-палатке и прижавшись к нему, слушали рассказы о его детстве в деревне, о том, как он ещё мальчишкой с раннего утра трудился в поле на пахоте, а потом бежал с друзьями к речке, где ловил на живца щук и нашаривал под камнями раков.
Короткая июньская ночь всё-таки наступила, и над потрескивающим костром навис темный купол. Но стоило только отвернуться от огня, вглядеться, и темнота пропадала, а в мягкой серости фиолетовой ночи начинали проступать очертания берега над рекой, ближайших кустов и вспыхивающие над лесом полоски с неохотой провалившегося за горизонт солнца. Никак не могли угомониться в поле перепела, настойчиво уговаривающие нас немедленно ложиться спать. «Слышите?» - спрашивал папа. И, действительно, в перепелиных криках мы с удивлением слышали именно это: «Спать пора! Спать пора!» Над головами то и дело с характерным посвистом пролетали табунки запоздавших и невидимых уток, с шумом садившихся где-то рядом на воду. «Ну, до осени, - говорил папа, всматриваясь в тёмное небо, - подождём до осени, а там поедем и на охоту!»
Мы были готовы закончить наши поздние посиделки, как вдруг случилось чудо. Из сгустившейся темноты на наши головы и на костёр неожиданно и не понятно откуда полетели белые хлопья. Сначала они были единичные, но с каждой секундой их становилось всё больше и больше, и вот уже начался настоящий снегопад. Причём снег этот валил так сильно, что иногда казалось, что поднялась настоящая зимняя метель. Особенно впечатляюще выглядело то, что происходило над пламенем костра: снежинки не таяли, а десятками и сотнями вспыхивали, потрескивая, и падали искрами в огонь. Изумлению нашему не было предела. «Что это? - закричали мы, - снег?» Папа махнул рукой перед собой и, раскрыв ладонь, показал нам пойманную «снежинку». Мы увидели небольшое в полтора сантиметра насекомое с беловато-прозрачными крылышками в неброскую крапинку, выгнутым тонким тельцем, завершающимся двумя длинными усиками-хвостами. «Подёнка, - папа перевернул её пальцем и пояснил, - это однодневная бабочка, которая рождается в конце дня к вечеру, живёт несколько часов,  успевает произвести на свет потомство и к утру погибает. Свет костра её привлекает, вот она сюда и летит, на огонь, и сгорает! Её иногда ещё называют подёнка-метелица. Видите, какую метель она нам устроила в июне?" Мы, пораженные происходящим, слушали его рассказ о короткой жизни этой бабочки, смахивали с одежды валящиеся сверху «снежинки», протягивали ладони, на которые тут же попадали десятки удивительных и по-своему красивых насекомых, рассматривали их и нам было  жаль, что они  скоро  умрут, не успев как следует пожить в этом чудесном мире, в котором так много интересного. Мы не могли нашими детскими сердцами согласиться с этой чудовищной несправедливостью и начали наперебой предлагать всякие способы по спасению подёнки, но папа, улыбнувшись и потрепав нас по головам, сказал, что нет, мол, ребята, это тоже жизнь, а она бывает очень и очень разной. «Так устроено! Всем отведено свое время на этом свете», - добавил он, почему-то вздохнул при этом и подбросил в костер сухих сучьев. Костёр затрещал, выбросив сноп искр навстречу падающим в огонь подёнкам. Мы замолчали, думая каждый о своем.
«Вы лучше послушайте, - отвлекая нас от тяжких дум о судьбе поденки, сказал папа, повернув голову в сторону реки. - Слышите, что на реке творится?» А оттуда, с невидимой от костра в ночи реки слышались всплески, хлюпанье, шлепки - как будто по воде ходил или плавал какой-то большой зверь или огромная рыба, причём эти звуки доносились и слева и справа. «Ничего себе! - удивленно протянули мы с братом, - а кто это там?». «Это рыба кормится упавшей в воду подёнкой, - пояснил папа, вслушиваясь в темноту. - Вот, это ударил язь, вот опять язь, слышите? А это вот лещ зачмокал… Не спят… Никто нынче в реке не спит и, видимо, до утра спать не будет. Сегодня у них большой праздник! Вылет подёнки. Такое  не каждый день и не каждую ночь бывает, да и не каждый год можно наблюдать столь обильный её урожай». И, поворошив обожженным концом палки горящие в костре угли, что опять выбросило в темноту неба рой искр, добавил, что нам всем в эту июньскую ночь очень повезло увидеть это не частое и завораживающее зрелище.
Увлеченные рассматриванием падающих на нас бабочек-однодневок, мы забыли о том, что происходит вокруг. Обернувшись, мы как бы раздвинули черноту окружающего нас над костром купола и огляделись. К этому времени короткая летняя ночь уже начала сменяться зарождающимся на востоке рассветом. И то, что мы увидели в светлеющей мгле скорого утра, было невероятно! Всё вокруг - траву, кусты, песчаный берег и даже воду - покрывали белесые пятна «снега». Подёнка лежала повсюду: где-то пореже, где-то - особенно ближе к воде - погуще. Рыба продолжала пиршествовать…
Но скоро мы заметили, что снегопад пошёл на убыль. «Снег» падал всё реже и реже. Начали пролетать только одиночные «снежинки», а  через некоторое время исчезли и они. Июньская «метель» закончилась, продлившись около получаса…
Мы долго ещё не могли уснуть, возбуждённо обсуждая то, что нам довелось увидеть. Но сон всё-таки взял своё и, накрывшись всё той же плащ-палаткой и прижавшись к папе, мы - под потрескивание затухаюшего костра и продолжающегося шума на реке - уснули тем крепким сном, которым можно спать только в детстве…
Не знаю, спал ли сам папа, но он разбудил нас, когда раннее летнее солнце уже вовсю слепило глаза тем утренним белым светом, какого днём не увидишь. Костёр потух, лишь отдельные угли, сохранившие форму сгоревших сучьев, ещё продолжали дымиться, причудливо меняя свой цвет от чёрного до белого и обратно. На реке было тихо. Мы побежали к воде умываться и увидели, что «снег» из подёнки ещё сохранялся в складках берегового песка, виднелся в траве. Но ночного плотного «снежного» покрова уже не было, а оставшиеся его клоки под слепящим утренним солнцем уже не казались такими белыми, какими виделись нам ночью. Сейчас они посерели, сбились в мокрые и непривлекательные комки. Было даже трудно представить, что они слеплены из той бесчисленной белой бабочки-поденки, что завораживала нас своим «снегопадом» прошедшей ночью.
Мы вновь раздули огонь в костре, вскипятили чай, перекусили, и  приступили к рыбалке. Но клёв был очень вялым, а иногда и вовсе пропадал.
«Да, - ближе к полудню сказал папа, поглядывая на высоко поднявшееся солнце, - подёнка устроила нынче праздник речным обитателям, а нам рыбалку-то подпортила! Сыта рыба, не желает брать нашу наживку. Давайте-ка, сыны, будем собираться домой».
Нам, конечно, хотелось ещё немного побыть на реке, но поскольку на разгоравшемся солнцепёке после короткого сна прошедшей ночи мы дружно, в отличие от сытой рыбы, клевали носами, то не стали особенно возражать и принялись послушно собирать нашу нехитрую рыбацкую поклажу. И только сейчас, когда заливали догоревший костёр и сворачивали бамбуковые удочки, обратили внимание на то, что к этому времени вокруг нас вообще не осталось ни малейшего следа от того, что мы пережили ночью. «Июньский снег» исчез без следа. «Вот и птицы голодными не остались. Так что все должны быть довольны подёнкой: и рыба, и птицы, и мы! Хотя бы за то, что довелось нам увидеть это чудо - "снег" в июне. А рыбы мы с вами ещё наловим! Какие наши годы! А за неё, подёнку-то, не переживайте, она после себя большое потомство оставила. Посмотрим, что из него получится на будущий год!», - подвёл итог нашей рыбалке папа. И мы, попрощавшись с рекой и приютившим нас на ночь гостеприимным её берегом, отправились домой, где уже ждала мама, которой нам не терпелось рассказать о чудесах прошедшей ночи.
Много лет прошло с тех пор, и много интересного мне случалось повидать за всё то время, которое я провёл в своих рыбацких и охотничьих походах или просто для отдыха бывая за городом. Неоднократно доводилось мне наблюдать впечатляющие по своей массовости вылеты майского жука, пробиваться через смерчевидные столбы роящейся мошки, попадать в такие полчища комаров, что и дышать было трудно - забивали нос и рот, и с трудом вести светлым днем машину, постоянно останавливая её, чтобы протирать лобовое стекло от разбивающихся об него сотнях белых бабочек-боярышниц, мечущихся над нагретым шоссе, да мало ли ещё какие сюрпризы, что преподносит нам щедрая на выдумки природа, встречал я на этом пути. Но никогда больше я не попадал в столь невероятный по своей красоте, неожиданности и драматизму «июньский снегопад», который устроила в ту далёкую ночь моего детства своим вылетом и короткой жизнью маленькая бабочка-подёнка.