Ещё один шаг к Истине Восхождение, 1829

Ещё один шаг к Истине – Восхождение, 1829
ФАЛЬСИФИКАТОРЫ ИСТОРИИ

История девятая

Я готовлю новые публикации, а тем временем  решил поделиться с материалом, с которым большинство из вас не знакомо.
Это из публикаций Ж. де Бесса. Напомню, что местные фальсификаторы из Кабардино-Балкарии подделали многие исторические труды, цель которых показать коренных жителей Центрального Кавказа – Балкарцев и Карачаевцев, пришлым народом.
Тему, которую мы начали это история о восхождении на гору Эльборус в 1829 году.
Мы в нашей теме показываем, те противоречия и фальсификации, которые мы находим в результате более тщательного анализа исторических трудов и сопоставительного анализа других источников  той эпохи.

Мы пока  пишем не  всё, что знаем. Мы идём пошагово.


Х.М. Думанов в своей работе «Киллар Хаширов: Исследования и материалы» свои предположения, почему в экспедиции Эммануэля проводники к Эльбрусу, именно должны были быть кабардинцы, приводит следующий аргумент:
 «…генерал Емануль вынужден был искать проводников именно из среды кабардинцев, которые давно и верно служили России, а не среди тех, кто с оружием в руках противостоял продвижению царских войск в глубь Кавказа, нападал на членов экспедиции, «организовывал завалы и перекрывая дороги».
Вот так облечённый регалиями ученого человек, без зазрения совести вешает ярмо предателя народа на карачаевцев, только ради одного признания и доказательства, что восходитель на Эльбрус, это непременно только кабардинец, и проводники на Эльбрус были кабардинцы.
Несомненно, Думанову надо было отстоять свою версию, которую он уже озвучил  в своей статье опубликованной в газете «Кабардино-Балкарская правда» от …1985 года под названием: «Ещё раз о Килларе и Ахие». Как пишет автор статьи Х.М. Думанов «…Маршрут экспедиции подробно описан в  отчётах  начальника экспедиции Купфера и Бернардоци. По пути к Эльбрусу, на Зольских пастбищах экспедиция встретилась с князем Асланбеком Джембулатовым, который порекомендовал Купферу проводником кабардинца Киллара Хаширов. На следующий день экспедиция встретилась у Каменного моста на Малке с делегациями карачаевцев и кабардинских князей, которые пришли сюда встревоженные движением царских солдат. Емануэль и Купфер объяснили им , что экспедиция носит исследовательский характер. Здесь экспедиция взяла ещё двух кабардинцев проводников, имена которых в документах не указаны..»

КАК БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ

Первовосхождение на Эльбрус
1829 год
Верстах в трехстах к юго-востоку от Ставрополя на горизонте виднеется беловатая полоса, точно вереница облаков отдыхает на ясной, голубой лазури. Но облака по несколько раз в минуту меняют свои очертания, а беловатая полоса, протянувшаяся вдоль горизонта, никогда не меняется. Kак видели ее назад тому десятки тысяч лет, так видят ее и теперь, с тем же нежно-розовым отливом на утренней заре, с тем же слабым отблеском далекого зарева по вечерам, когда солнце уходит за горизонт и прощальные лучи его озаряют окрестность. В туманную погоду и в знойные часы летнего полдня, когда мгла поднимается из раскаленной почвы, она совсем пропадает из виду. Эта белая полоса — снеговая линия Kавказа.
 В центре ее, несколько выдвинувшись вперед, возвышается увенчанный двуглавою короною колосс, который носит название Эльборуса.
 Долгое время окрестности его были страною неведомой, куда не проникало русское оружие; и даже пытливый взор ученого, останавливаясь на нем, только издали любовался его белоснежною порфирою. Но время шло — и русские штыки наконец проложили себе путь к его заповедным предгориям.
Это было в 1828 году, во время покорения Емануелем Kарачая. Эльборус, считавшийся не более как одною из вершин главного хребта, каким он представляется издали, оказался самостоятельною нагорною областью.
Это исполин, не только смело рванувшийся в высь, в заоблачный мир, но и захвативший своими отрогами целую страну, населенную различными племенами, говорящими на разных языках и наречиях. Покорением этих племен выполнялась одна из важнейших стратегических задач наших за Kубанью; но Емануель этим не удовлетворялся. Просвещенный генерал, не будучи ученым по профессии, был одним из выдающихся меценатов своего времени.
Он хотел покорить самый Эльборус, обозреть все его окрестности, побывать на его вершине, исследовать природу его во всех отношениях, словом, сделать его достоянием науки.
Для выполнения задуманного плана у Емануеля, как у высшего административного лица в крае, были все вспомогательные средства: войска, проводники, вьючные животные, но не было людей, которые своими исследованиями и открытиями могли бы принести пользу науке, не было ученых и специалистов. Без них же восхождение на Эльборус было бы подвигом, достойным удивления, но подвигом бесцельным и безрезультатным.
В двадцатых годах нынешнего [XIX] столетия наука в России не пользовалась большою популярностью; она составляла достояние немногих избранных лиц и, подобно науке средних веков, искавшей себе убежища в монастырях, работала в тиши академии, процветавшей только под эгидой русских венценосцев. Емануель снесся с академией наук, приглашая членов ее принять участие в экспедиции, которую он намерен был предпринять летом к Эльборусу и его окрестностям для открытия прямых и безопасных путей через этот центральный узел Большого Kавказа.
Академия сочувственно откликнулась на его приглашение и с изволения императора Николая Павловича командировала на Kавказ успевших завоевать себе почетное место в науке четырех своих членов: Эмилия Ленца, совершившего с Kоцебу кругосветное путешествие и впоследствии издавшего прекрасное руководство по физике; Адольфа Kупфера, также профессора физики и химии; Kарла Мейера, директора ботанического сада в Петербурге, и Эдуарда Менетрие, энтомолога, занимавшего должность консерватора в кунсткамере, которую он обогатил замечательною коллекцией бразильских насекомых.
 От министерства финансов для геологических и минералогических исследований назначен был горный инженер Вансович и, кроме того, к экспедиции присоединился еще один иностранец, известный венгерский путешественник де-Бесс, посланный наследным принцем Габсбургского дома эрцгерцогом Иосифом в Kрым, на Kавказ и в Малую Азию.
Это была вторая русская ученая экспедиция на Kавказе — первую совершили академики Гюльденштедт и Гмелин, посетившие Kавказ в 1769 году. Но восхождение на Эльборус до Емануеля никто никогда не предпринимал, да и самая мысль о подобном предприятии никому не могла прийти в голову. Отчеты об ученой экспедиции 1829 года помещены в мемуарах С.-Петербургской академии наук, но они, как и вообще отчеты ученых и специалистов, отличаются сухостью и доступны пониманию немногих. K тому же наблюдения, сделанные во время этой экспедиции, сравнительно с позднейшими исследованиями, уже потеряли цену, и самое определение высоты Эльборуса показывает, что ныне руководиться данными этой экспедиции без сличения их с новейшими изысканиями невозможно. Зато другие стороны этой академической экскурсии весьма любопытны, особенно касающиеся тех мест, о которых сохранились мемуары венгерца де-Бесса, туриста без всяких претензий на какую-либо ученость. Непогрешимости его путевых заметок и наблюдений несколько вредит довольно странная мания видеть почти во всех народах, с которыми ему приходилось встречаться на Kавказе, племена, родственные венгерцам, — остатки великого народа маджар, или мадьяр, владевшего будто бы всем Северным Kавказом, до берегов Дона и Kаспия.
Всех их он приветствовал, как своих единоплеменников. Kарачаевцев он уверял даже, что в Венгрии и теперь еще сохранилась фамилия их древнего родоначальника Kарачая, представители которой поныне служат в армии австрийского императора. Наивные горцы с немым удивлением внимали речам словоохотливого туриста, но не разделяли его национальной гордости.
Довольные своим положением и внутренним устройством, они не желали никаких перемен и начали подозревать в называемом им родстве с мадьярами коварный умысел посадить к ним владетелем венгерского Kарачая, о котором они не имели никакого понятия. Тревога их, вызванная открытиями иностранного путешественника в области этнографии, была так сильна, что Емануель нашел необходимым гласно вывести их из этого заблуждения и запретить де-Бессу впредь вести разговоры о таких щекотливых предметах.
В настоящее время восхождения на кавказ- ские горы не только с научною целью, но даже для удовольствия альпийской прогулки, полной приключений, происходят часто и производятся не только русскими путешественниками, но и разными иностранными учеными, посещающими Kавказ во время летнего перерыва их кабинетных занятий. Но во времена Емануеля, когда прогулки вне стен укреплений происходили только на местности, огражденной казачьими пикетами, подобное восхождение на Эльборус могло быть совершено только в виде военной экспедиции.
 K началу июля в Kонстантиногорске собран был отряд из шестисот человек пехоты, четырех сотен казаков и двух орудий, под начальством подполковника Ушакова,
занимавшего в то время должность нальчикского коменданта; из караногайских степей пригнали верблюдов для поднятия тяжестей,
и небольшой отряд, сопровождавший ученую экскурсию, выступил 9 июля утром по пути к Бургустану.

В свите Емануеля недоставало только одного де-Бесса, который приехал спустя несколько дней, когда войска стояли на урочище Хассауте. Kазак доложил генералу, что прибыл какой-то иностранец, должно быть немец, который сам себя называет «бесом». Емануель имел уже предварительные сведения о нем из письма эрцгерцога Иосифа и, как сам венгерец, принял знаменитого путешественника с распростертыми объятиями.
Лагерь, раскинутый в верховьях реки Хассаута, не имел сам по себе ничего привлекательного. Напротив, своими прозаическими деталями он мало гармонировал с девственною красотою ландшафта. Для генерала и его свиты, к которой причислялись и все академики, разбиты были палатки; солдаты укрывались от солнечного зноя в шалашах, построенных из хвороста и древесных ветвей, а казаки разбрелись по ущельям между окрестными холмами, где на роскошных пастбищах лошади их утопали в траве по самую шею.
Хассаут был первою станцией на пути к Эльборусу, и с этой же станции начались исследования наших ученых.
Но между тем как одни из них пополняли свои гербарии, другие наблюдали барометр или делали вычисления, а третьи разыскивали в окрестных горах богатые залежи свинцовой руды и каменного угля, неугомонный венгерский турист весь поглощен был изысканием родословной своего народа, колыбелью которого, по мнению его, был Северный Kавказ.
«Даже на этом самом месте, где теперь стоит наш лагерь, — говорил он Емануелю, — на месте пустынном и одичалом, сохранились следы пребывания мадьяров.
Невежественные горцы зовут его Хассаут, тогда как настоящее имя его Kаза-ут, что значит по-венгерски «покосная дорога». Здесь наши родоначальники, на этих самых лугах, пасли своих коней и сюда же, на эту самую речку, водили их на водопой».
 Он искал подтверждения своих догадок в местных преданиях, расспрашивал каждого горца, появляющегося в лагере, и не находил ничего, кроме глубокого изумления со стороны туземцев, которых в данную минуту интересовало не родословие их предков, а внезапное появление русских штыков вблизи их аулов; особенно смущала их артиллерия, — и депутация за депутацией являлись к Емануелю с тайною целью выведать — точно ли русские не имеют никаких завоевательных замыслов.
Первыми прибыли карачаевцы, которым принадлежал Эльборус своими северными и западными склонами.
Заинтересованные предприятием, карачаевцы остались при отряде с тем, чтобы принять участие в экспедиции…
Из публикаций Бессе, 1838 год и  В.А. ПОТТО. Кавказская война
в отдельных очерках, эпизодах, легендах
КАК ГОВОРЯТ ФАЛЬСИКАТОРЫ:
Х.М. Думанов:  «Нельзя также учитывать того исторического факта, что Малкинское ущелье до Эльбруса и Зольские пастбища, в частности никогда не были местом обитания современных балкарцев или карачаевцев…»
 

ИСТОРИЯ, КАК ЕСТЬ

О расселении кабардинского этноса Е. Н. Кушева в своей исследовательской работе «Народы Северного Кавказа и их связи с Россией вторая половина XVI – 30-е годы XVIII века», в главе третьей «Народы адыге и Северокавказские абазины», в части первой «Кабарда» пишет: «Источники XVI - XVII вв. не дают возможности нарисовать полную картину внутреннего строя Кабарды этого времени. Основная причина этого – почти полное отсутствие местных письменных источников… Кабардинские поселения указанного периода археологами не обнаружены». А если прямо сказать, нет указания ни на один населённый пункт или памятник, чтобы сказать – это принадлежит кабардинскому этносу в ареале XVI - XVII вв.
Далее Е.Н. Кушева пишет: «…Первый вопрос, который встаёт при изучении хозяйства кабардинцев XVI - XVII вв., это вопрос о том, какую территорию они занимали в названное время… Более определённые письменные сведения о расселении кабардинцев сохранились с конца XVI в., когда кабардинцы занимали равнинные места и предгорья по левым притокам Терека, до входа в горные ущелья. По «Книге Большого чертежа» (1627г.) «название Кабарда отнесено к местности по левому берегу Терека от р.Ардон до р. Кизыл…»  [ с. 91-92].
Отметим, что составители «Книги Большого чертежа» 1627г. разделяли «пятигорских черкас» и «кабарду», что подчёркивает неоднородность данных сообществ [ с.90].


КАК ЕСТЬ, БАЛКАРЦЫ, БЕШТАУ ЭЛ – ПЯТИГОРСКАЯ СТРАНА

Одним из первых письменных источников описания территории Балкарии, как она тогда называлось – Беш Тау Эл (Пять горских княжеств), принадлежит «Книга Большого чертежа», 1627г. Река Белая в тексте – это река Малка, она же описана, как река Палк.

«… РОСПИСЬ РЕКЕ ТЕРКУ»

А в реку в Белую пала река Черем; а ниже Черем реки 20 верст река Баксан Меньшой. А ниже другая река Баксан Середнеи, 20 верст. || л. 66***Д ниже Баксана реки река Палк 20 верст; а сошлися те 4 реки все в одно место6 и от того7 потекла одна река Белая; а по тем рекам земля Пятигорских черкас. А протоку тех рек с верху до Терка 90 верст; по тем рекам8 Пятигорские черкасы…»   [Сербина, с.90].
Балкарцы это место называют – Бештамак, то есть устье пяти рек: Терек, Малка, Баксан, Чегем, Черек. А себя называют: Беш Тау Эл, то есть – Пятигорская страна.
В кабардино-русской дипломатической переписке эти обстоятельства также отражены. «Бештамак, лежит на устьях при реках Терке, Череке, Бахсене, Балке и малой речки Бахсаны ж и есть тамо острова с лесом дубовым и протчим. И довольство многое в винограде, и в протчих овощах, також есть и черви, которые родят шолк; и оныя пять рек под тем местом Бештамаком совокупились вместе, и для того называетца то место Баштамаком (а по руски пятое). [КРО, Т.1. с.29].
 Балкарское название «Бештамак»  упоминает и   И.Г. Гильденштедт, в своей книге «Путешествие по России и Кавказским горам в 1770-1773гг»: « Провинция Бассияния» Она занимает часть высоких альпийских гор вокруг Малки, до Кубани, и граничит на востоке с Осетией, на юге с Грузией и Сванетией, западнее с Абхазией, на севере с Черкессией. Жители её определенно татарского происхождения…Притоки Терека: Аргудан, Лескен, Малки, Малкара, или Балки, с левой стороны Терека… В округе (Бассияния (Балкария -Х.Т.) в него впадают различные горные ручьи, и он значительно усиливает Терек. Ручьи, которые усиливают Малку: Баксан (он становится полноводной благодаря Чегему и Череку. В том месте, где Малка выходит из гор, она поворачивает и впадает в Терек…» [ с.48-49].
То есть реки вытекающие из Бассиянии и образуют Бештамак – устье пяти рек в месте впадения Малки в Терек: Малка, Черек, Чегем и Баксан. [ с.29-30].
Он же пишет: «…Малкар – по –басиянски; Балкар-по-черкесски; собственно Бассияни-по грузински… Часть живёт у Аргудана, большая – на Череке (притоке Терека). На В. провинции – Осетинская Дугорен (Заметьте не Кабарда, а Дугорен – Х.Т.), на Ю. – имеретинская Раджа, на С. – часть Большой Кабарды, называемая Кашкатау…» [ с.224]. В 1773 году одно из обществ Балкарии, Малкар граничила на  севере с Кабардой по горе Кашхатау при реке Чегем.
Как пишет профессиональный историк Е.Н. Кушева в книге « Народы Северного Кавказа и их связи с Россией»: «… Насколько знаю, ни в одном из документов, XVI – XVII вв., исходивших от адыгов или написанных из их слов, это название, как самоназвание, не встречается, хотя местность «Пять гор» упоминается часто. [ с. 145].

Из публикаций Бессе, 1838 год и  В.А. ПОТТО. Кавказская война
в отдельных очерках, эпизодах, легендах
 Отряд его мы оставили в долине Хассаута, откуда 16 июля [1829 г.] караван двинулся дальше и после трудного трехчасового перехода поднялся на высоту семи тысяч футов над уровнем моря.
Это была вторая ступень исполинской лестницы, ведущей на Эльборус с востока.
Она состояла из обширного плато, известного под именем Зидах-тау, и была ограждена такими теснинами, что небольшая горсть людей, вооруженных винтовками, могла бы здесь остановить напор целой армии.
На Зидах-тау, так же как и у Хассаута, войска нашли все необходимое для бивуака: обильные пастбища, прекрасную воду и хворост для шалашей и костров.
Но здесь же им пришлось испытать на себе и влияние некоторых климатических условий этого негостеприимного пояса. Из-за гребня ближайших высот вынырнула вдруг огромная черная туча, мгновенно омрачившая небо, и над лагерем пронесся ураган с проливным дождем и градом. Удары грома, сопровождавшиеся глухими раскатами в горах, придавали нечто грозное общей картине страны, внушая путешественнику, что он приближается к священной горе, недоступной назойливой пытливости человека.
За первою тучей стали появляться другие, и только к вечеру оне потянулись на восток освежать раскаленные степи каспийского прибрежья. На другой день утро было чудесное. По краям голубого неба торчали серебристые пики снеговых гор, и между ними кое-где еще плавали остатки облаков — последние следы пронесшейся бури. Солнце грело, но не жгло и не сушило, как на плоскости. Трава, отчасти вытоптанная лошадьми и верблюдами, распространяла здоровое, весеннее благоухание.
Людям, принимавшим участие в экспедиции, пришлось в этом году второй раз встретить весну, хотя июль перевалил уже за половину и внизу стояло сухое, знойное лето. Около семи часов утра отряд стал подниматься выше, на следующее плато, известное у туземцев под именем Карбиза.
Дорога, огибая пропасти и выступы скал, делала переход тяжелым и утомительным, а между тем Эльборус, точно угадывая намерение копошившихся под ним пигмеев, окутал свою корону густыми облаками и выслал навстречу экспедиции новую вереницу туч, опять разразившихся ураганом с громом и молниею.
Всю ночь бушевала буря, только к утру, точно утомленная напрасною борьбою с человеком, притихла. Войска поспешили оставить это негостеприимное плато и поднялись еще выше, на новую ступень, где им опять пришлось увидеть весну, но только в раннем ее периоде. Своеобразная альпийская флора предстала во всей красе своей первой юности: небольшой лесок, венчавший террасу, едва распустил свою листву, а выбивавшаяся из-под снега трава была густа и нежным цветом напоминала цвет зеленого бархата. Утро опять было чудесное. Опасаясь, однако, новых метеорологических сюрпризов, солдаты деятельно занялись устройством своих шалашей и навьюченные ворохами свежих древесных ветвей сновали взад и вперед по лагерю, точно муравьи перед ненастьем.
 Другого рода деятельность шла внутри палаток, поставленных несколько в стороне от военного бивуака: то была деятельность людей, посвятивших себя науке и открывавших перед ней новые и новые горизонты.
Из них двое трудились над своими коллекциями: один, ботаник Мейер, бережно укладывал между тонкими листами своего гербария собранные им по дорогам образчики растений, никогда прежде ему не встречавшихся; другой, страстный, неутомимый француз, зоолог Менетрие, вооруженный булавками, прикреплял к картону всех возможных сортов и величин букашек, бабочек, пауков, кузнечиков и других представителей энтомологического мира.
 Ленц приводил в порядок принадлежности своего походного физического кабинета. Купфер, самый симпатичный из четырех членов ученой экспедиции, мягкий, приветливый, с манерами настоящего джентльмена, все время не выпускал из рук пера; добровольно приняв на себя звание секретаря экспедиции, он готовил для академии мемуары, куда заносил каждый факт, каждое новое приобретение науки.
Горный инженер, вооруженный геологическим молотком, с утра отправился бродить по окрестным горам и возвратился перед вечером с известием, что им открыты еще в четырех местах богатые залежи каменного угля и что вообще каменноугольный бассейн Хассаута и Малки не уступит в богатстве бассейну верхнего течения Кубани и ее четырех притоков: Мары, Хумары, Кента и Аракента. Что же касается ученого венгерца, то ему оставалось только применять к делу неистощимый запас своих этнографических познаний.
Предусмотрительность нижних чинов, употребивших здесь два часа на устройство своих шалашей, оказалась очень кстати. К вечеру полил дождь. Целую ночь шумел он по ущельям, напоминая шум горных каскадов. Но к утру небо очистилось. Солдаты поспешили развести большие костры, чтобы обсушиться перед выступлением, которое назначено было ровно в восемь часов; но в половине восьмого новые тучи скопились над террасой, и новый дождь, хлынувший на бивуак, мгновенно загасил костры, и выступление было отложено.
Движение в горах в такую погоду невозможно.
Емануель решился переждать ее; но погода на этот раз выказала постоянство, на которое трудно было рассчитывать в этой страшно пересеченной местности. Дождь не переставал в течение трех дней, и только в ночь на 20-е число показались наконец звезды.
Заря светлая, безоблачная предвещала вёдро, и с восходом солнца барабаны ударили давно желанный генерал-марш.
 Жители предупреждали Емануеля, что предстоящий переход будет самый трудный, потому что дорога едва доступна для всадников и совершенно недо-ступна для артиллерии и обоза. Кроме того, с той стороны, с которой предпринято было восхождение, Эльборус окружает природный вал, который достигает девяти тысяч футов над уровнем моря.
Отряд двигался медленно. Едва успел он подняться сажень на семьдесят [около 150 м] от лагерного расположения, как был окружен густым туманом, налетевшим внезапно, как бы для того, чтобы заставить его [отряд] одуматься и отказаться от безрассудного предприятия. Более двух часов простояла экспедиция на месте, в ожидании пока туман разойдется.
Туземцы не преувеличивали опасности последнего перехода. Тропинка, по которой взбирались к верхнему уступу, чрезвычайно скользкая, шириной не более аршина, ползла мимо страшной пропасти с одной стороны и отвесными скалами с другой. Люди вооружены были длинными посохами с железными наконечниками и, несмотря на эту предосторожность, ступали шаг за шагом. Странствование по таким местам, помимо военных целей, может быть оправдываемо только любовью к науке, которая требует от своих жрецов такого же самопожертвования, как война от солдата. Караван растянулся версты на полторы.
Шествие открывал старшина племени уруспиев Мурза-Кул, бодрый и свежий старик, полюбившийся всем своею веселостью и неистощимым юмором. За Мурза-Кулом шел генерал со свитой, а за ним, вытянувшись в нитку, поднимался отряд, останавливаясь через каждые 10–15 шагов, чтобы перевести дух.
При таких условиях путешественникам было не до разговоров; ни один из них не проронил ни слова, и только изредка, когда измученный де-Бесс отставал от генерала, Мурза-Кул кричал ему с дружескою усмешкою: «Гайда, земляк, гайда: Маджары никогда не оставались сзади!»
С трудом, но без приключений добрались наконец все до гребня обводного вала. Спуск с него был так же крут, как и подъем, но представлял еще больше опасности, так как спускаться приходилось по скользким и обледенелым камням. У подошвы спуска скалы сходятся так близко, что образуют узкий коридор, едва доступный для движения одного пешехода.
 Природа точно намеревалась совсем загородить доступ к Эльборусу, но потом раздумала и оставила проход, известный у туземцев под именем Железных ворот.
(КЪАЯ ЭШИК – ЖЕЛЕЗНЫЕ ВОРОТА, ПРАВИЛЬНО С КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОГО ЯЗЫКА – КАМЕННЫЕ ВОРОТА  Х.Т.)
 За этими воротами местность образует новое плато — последнюю ступень лестницы, ведущей к заповедной грани. Теперь уже не оставалось никаких преград, которые заслоняли бы от взоров грандиозную фигуру Эльборуса. Теперь он весь был налицо, от вершины до основания, во всем величии своей необычайной красоты, для описания которой человеческий язык еще не выработал подходящих выражений.
Террасу, или плато, со всех сторон обступали высокие, остроконечные утесы, на отвесных боках которых снег никогда не задерживался, и потому они сохраняли свой черный цвет, представлявший мрачный контраст с окружающими их снежными пустынями. Из-за угрюмых пиков этих утесов выглядывали куполы и пирамиды покрытых вечным снегом гор, в одиннадцать и двенадцать тысяч футов каждая. И эти исполинские горы казались пигмеями перед колоссальной фигурой самого Эльборуса.
Никому из участников экспедиции не приходилось прежде стоять посреди таких подавляющих своим величием декораций, — и они все поражены были до того, что даже не обменивались впечатлениями: они молчали или говорили вполголоса, точно в самом деле стояли у входа в святая святых.
На этой террасе отряд расположился лагерем. Теперь Емануель уже не сомневался более в возможности достигнуть кульминационной точки Кавказа, и восхождение на Эльборус назначено было на другой день, 21 июля.

« Идите. Мы от вас не отстанем, будем указывать вам дорогу…», говорили старики карачаевцы…
Вы, где нибудь, заметили кабардинских князей или проводников?  Их, и не было. Обо всём, по порядку…

Продолжение следует

Хадис Тетуев, 26.04.2021г.