Смертельно раненая лань

Доработанная и дополненная версия

Я очень долго не решался рассказать об этой истории, боялся, что не найду нужных слов, что чувства, до сих пор бушующие во мне, опять затмят мой разум и не позволят выразить все то, что я хотел бы поведать людям. Да и сейчас я этого боюсь, но все-таки попробую…

История эта началась около тридцати восьми лет назад. Тогда я, после окончания учебы уже несколько лет работал в одном из отделов научно-исследовательского института. Отдел был очень большим, порядка семидесяти человек, занимался различными разработками, абсолютно не связанными между собой, и располагался в разных зданиях комплекса.

Поэтому зачастую о новых сотрудниках, поступивших на работу в наш отдел, мы узнавали только во время общих собраний, посвященных какому-нибудь очередному празднику.

И вот однажды, в канун нового года, на собрании, посвященном подведению  не очень успешных итогов работы отдела за прошедший год и громаде планов на будущий, я заметил новую сотрудницу, скромно сидящую в углу комнаты. Потом мне стало казаться, что я влюбился в нее с первого взгляда, с первого поворота ее головы, с первой загадочной улыбки,  иногда пробегающей по ее лицу, с первого взмаха длиннущими ресницами.

Вообще, если разбираться, она не была, что называется, красавицей, тем более в теперешнем понимании этого слова. Не высокая, стройная, со скорее милым, чем красивым лицом, практически с полным отсутствием косметики, но вот глаза — огромные в пол лица, светло коричневые, окруженные забором длиннущих ресниц, но вот улыбка — все понимающая и все знающая улыбка «Мадонны Литта» с картины Леонардо да Винчи.

Я не мог оторвать взгляда от ее лица. А в голове крутились начальные четверостишия из «Колдуньи» Леонида Дербенева:
                Твои глаза как два тумана,
                Как два прыжка из темноты.
                Каким путем, каким обманом
                В двадцатый век прокралась ты?

                Hаворожив лиху беду мне,
                Возникла ты средь бела дня,
                И понял я, что ты колдунья
                И что пропал навеки я!

Собрание кончилось, все сотрудники разошлись по рабочим местам, а я так и не решился подойти к понравившейся мне девушке. Да и что я мог ей сказать?
- Здравствуйте, я Андрей, хочу с вами познакомиться?

На это надо было решиться, а вот с решимостью у меня были большие проблемы. Нет, в знакомой компании я был достаточно раскован и мог легко общаться со всеми, чему способствовала моя неизменная спутница – гитара и песни моих любимых бардов. А вот так просто подойти к незнакомой девушке и познакомиться, нет, на это смелости у меня было явно маловато.

Познакомились мы с ней только через два месяца на вечеринке, организованной молодежным составом отдела в честь наступающего восьмого марта. К началу действа я опоздал минут на десять и когда вошел в комнату все уже рассаживались за столом. Игорь, хозяин квартиры, указал мне место как раз рядом с той, с кем я бы очень хотел познакомиться:

- Давайте я представлю Вас друг другу, сказал он. Наташа — самая  скромная и самая загадочная девушка нашего отдела, а это Андрей — наш отдельческий бард, а еще такой же скромняга и увалень. Так что Вы один другого стоите.
После положенных тостов в честь наступающего праздника весны и прошедшего двадцать третьего февраля, был включен магнитофон, из которого понеслась какая-то модная попсовая мелодия. Все встали и начались танцы. За столом остались только я и Наташа.

- А Вы, почему не танцуете, спросил я. Наташа растерянно улыбнулась:
- Я вообще не люблю и не умею танцевать эти новомодные танцы. А Вы?
- Вы же слышали, что я увалень, да и ногу недавно повредил на тренировке, так что танцы не для меня.
- Я не поняла, почему Вас представили как барда?

- Просто я прилично играю на гитаре и обожаю авторскую песню. Наташа заинтересованно посмотрела на меня.
- Жаль, что нельзя Вас послушать, я тоже обожаю авторскую песню.
Вот тут я увидел, что у меня появился шанс познакомиться поближе с так мне понравившейся девушкой.

- А вот это можно устроить, пойдемте за мной.
- Куда? Растерянно спросила Наташа.
- Ну вы же хотели послушать как я пою? Пойдемте.
И я повел Наташу через проходную комнату, где на стене висела гитара, в дальнюю комнатушку, имеющую выход на застекленную веранду.

Мы вышли на нее, по пути закрыв все двери между нами и орущим магнитофоном, и  расположились в креслах, стоящих друг против друга.
Я как всегда для незнакомых слушателей первой песней исполнил «Маленького гнома» Кукина.
                Мой маленький Гном, поправь колпачок
                И брось, не сердись, разожми кулачок.
                Беги от людей, мой маленький Гном,
                Беги поскорей в свой старенький дом…

                Где чай не в стаканах,
                А в чашечках чайных роз,
                Где веточки пихты - духи,
                А подарок - ответ на вопрос.
                ....

По реакции на эту песню я всегда определял, что надо петь дальше. Наташа была идеальным слушателем. Она слушала песню с закрытыми глазами, а в конце, в уголку левого глаза на ее длинной  реснице появилась небольшая слезинка. Я понял, что для нее нужно петь только мои самые любимые песни. И в конце каждой песни, как только я заканчивал, она просила — еще, пожалуйста, еще.

Там, через две комнаты, гремел магнитофон, изрыгая из себя бессмысленные слова под простейшие танцевальные ритмы, а здесь на веранде звучала «Иволга» Юрия Вязовченко:

                Помню, помню, мальчик я босой
                В лодке колыхался над волнами,
                Девушка с распущенной косой
                Мои губы трогала губами.

                Иволга поет над родником,
                Иволга в малиннике тоскует.
                Отчего родился босяком,
                Кто и как мне это растолкует? …

Исполнялись сонеты Шекспира, положенные на музыку Таривердиевым и Сарухановым. А потом я спел «Грустную цыганочку» из репертуара Клячкина:
                Что любить когда кругом потери
                Остается жить без веры веря
                Что родные люди все кого мы любим
                Вечно рядом с нами будут...

Прослушав эту песню, Наташа посмотрела на меня глазами полными слез и положила руку на гитару,
- Андрюша, пожалуйста, спой еще раз, но в это время открылась дверь и на веранду вошел хозяин квартиры:
- Так вот где Вы, а мы думали, что вы  втихомолку сбежали.
Мы переглянулись с Наташей:

- А может, действительно сбежим?
- Давай!
И мы потихоньку покинули вечеринку. Выйдя на улицу, я попросил разрешения у Наташи проводить ее до дома.
- Да я живу в пяти автобусных остановках от сюда, а вон и остановка.
- А может немного пройдемся? Очень не хочется сразу расставаться с тобой, ну хоть до следующей остановки.

Наташа посмотрела на меня, почему-то покраснела, хлопнула пару раз своими огромными ресницами и молча кивнула. Я с детства был стеснительным, плохо сходился с людьми, особенно с девушками, а тут вдруг с ней почувствовал себя легко и свободно, как-будто знал Наташу многие годы.  О чем мы говорили во время этой прогулки? Не помню, ну о чем могут говорить мало знакомые люди при первом общении, я помню другое — то ощущение тепла, умиротворения, доброты исходивших от нее.

Вокруг была слякотная весенняя питерская погода, еще островками лежал снег, похожий на груды грязной земли из под которых вытекали ручейки серой воды, было ветрено, но мы шли ничего не замечая вокруг. Доходя до очередной автобусной остановки, мы молча переглядывались и шли дальше.

Вдруг набежала туча и пошел мелкий противный питерский дождь, капли которого казалось летели параллельно земле. Мы забежали под крышу остановки, мимо которой как раз проходили, встали в  наиболее защищенным от ветра и дождя углу и простояли там минут двадцать. А дождь все не заканчивался и не заканчивался. Мимо прошло уже несколько автобусов, наконец, при приближении очередного я спросил:

- Наташ, может, проедем до твоего дома, а то эта мерзость, по-моему, надолго?
Она засмеялась:
- Да вот же мой дом, и указала на девятиэтажку, расположенную буквально в двадцати метрах от остановки.

- Вон окна моей квартиры на третьем этаже. Давай пробежимся до парадной. Вбежав в парадную, мы опять долго стояли у теплой батареи на первом этаже и никак не могли расстаться. Наконец она собралась уходить и тут я, поддавшись какому-то импульсу, обнял ее и поцеловал в приоткрытые от неожиданности губы. Наташа растерянно посмотрела на меня, лицо ее залил яркий румянец, а глаза — это были глаза испуганной лани.
 
- Андрей, ты зачем это сделал?
- А как я еще мог выразить свое отношение к тебе? Ты можешь мне не поверить, но я за этот вечер по уши влюбился в тебя.
- Но ведь нельзя влюбиться в человека за один день, за несколько часов.
- Можно, так только и бывает! Наташа, мне кажется, что я влюбился в тебя еще тогда, когда увидел тебя на собрании отдела перед новогодними праздниками. По моему, любовь к тебе проснулась от одного взмаха твоих прекрасных ресниц, от одного взгляда твоих чарующих глаз.

Она покраснела еще больше, долго пристально вглядывалась в мои глаза, а потом неумело чмокнула меня в щеку и быстро побежала по вверх лестнице.
С этого дня мы вместе проводили все свободное от работы время. После работы мы вместе ехали на автобусе, выходили на несколько остановок раньше, чем нужно и медленно шли до ее дома.

А в субботу и воскресенье мы практически не расставались, ездили за город в парки Пушкина и Павловска, находили самые удаленные скамейки и целовались, целовались, целовались. Я не понимал, как мог жить до этого не зная Наташу, не слыша ее голос, не смотря в ее очаровательные глаза. Она наполнила мою жизнь не только смыслом,  счастьем, радостью, нежностью, но и чем-то таким непонятным, не определяемым, тем без чего жить мне уже дальше было не возможно.

Субботним днем в середине апреля в парке Петродворца я, при всех прохожих, встал на колени перед скамейкой, на которой сидела Наташа:
- Наташенька, я не знаю, как выразить словами мою любовь к тебе, я не представляю, как я смог бы жить, если тебя не было. Мне мало наших встреч, мало поцелуев на скамейках, я не хочу каждый вечер расставаться с тобой и считать минуты до нашей новой встречи, я хочу быть с тобой всю оставшуюся жизнь! Прошу тебя стань моей женой!

Она растерянно посмотрела на прохожих, некоторые из которых стали останавливаться и рассматривать необычную сцену, покрылась ярким румянцем и произнесла:
- Андрей, встань, не позорься перед людьми! Ну, пожалуйста, встань!
- Не встану, сначала ответь.
Она зарделась еще больше и шепотом произнесла — Да.
- Не слышу!
- Да, да, да. Я буду твоей женой. Почти закричала она.

Я вскочил с колен и, под громкие аплодисменты прохожих, заключил Наташу в объятия.
А через неделю, в воскресенье, я повел Наташу знакомиться с моей мамой. Она, заранее предупрежденная о нашем приходе, накрыла праздничный стол и сразу пригласила нас к нему. За обедом шел ничего не значащий разговор, но вот потом мама с Наташей ушли на кухню, якобы готовить чай, при этом мне было приказано сидеть в комнате и не мешать им.

О чем они минут двадцать шептались на кухне я не знаю, но когда я, проводив Наташу, вернулся домой, мама усадила меня напротив себя и сказала:
- Сынок, где ты нашел эту чудесную девушку и как она согласилась выйти за муж за такого обормота, как ты? Ты не представляешь — как тебе повезло, я вообще не думала, что такие девушки еще существуют на свете. Менее чем за час общения я влюбилась в нее и если ты посмеешь когда-нибудь обидеть Наташу, то будешь иметь дело со мной.

- Мамуля, ты не представляешь насколько я люблю Наташу, а если бы представляла, то никогда  не говорила, что я могу обидеть ее или, тем более, изменить ей. Только смерть одного из нас может нас разлучить.
Господи, зачем я тогда сказал эту фразу?

А уже в среду, после работы, меня вели представляться ее маме. Я так не волновался никогда в жизни, даже просить руку и сердце Наташи было менее страшно. Мы вошли в парадную ее дома и я вызвал лифт, но Наташа не стала его ждать и бегом стала подниматься по лестнице (потом я узнал, что незадолго до этого она просидела в этом застрявшем между этажами лифте более двух часов и страшно боялась повторения). А мне с травмированной ногой подниматься по лестнице совсем не хотелось.

Когда двери лифта открылись на третьем этаже, Наташа уже стояла на площадке и встретила меня поцелуем. Я удивился:
- Ну, ты и «быстроногая лань» и с этого момента это прозвище, так подходящее к ее глазам, навсегда прилипло к ней.

Знакомство с Клавдией Васильевной, тетей Клавой, прошло, в общем-то, нормально, по крайней мере, потом Наташа сказала, что я оставил благоприятное впечатление. А затем, уже в следующее воскресенье, в самом конце апреля, состоялось общее собрание наших семей, на котором решались все вопросы, связанные с предстоящей свадьбой. Я настаивал на женитьбе в ближайшее возможное время, но тут неожиданно резко против выступила Наташа:

- Не хочу выходить замуж в мае, ведь по поверью, если выйдешь замуж в мае - «всю жизнь маяться будешь».
Немного, для проформы, поспорив, я согласился на перенос свадебной церемонии и венчания на начало июня.

Как же мы были счастливы тогда, в начале мая! Нам казалось, что это ощущение радости останется с нами навсегда, на всю нашу длинную совместную жизнь. Мы забыли, что как говорил Франкл «У счастья нет завтрашнего дня, у него нет и вчерашнего, оно не помнит прошедшего, не думает о будущем, у него есть настоящее — и то не день, а мгновение. Счастье подобно бабочке. Чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает».

Первые признаки ускользающего счастья я начал замечать ближе к середине месяца. Наташа стала какой-то задумчивой, начала часто жаловаться на головные боли и постоянную усталость. Я уговаривал ее сходить к врачу, но она отшучивалась, говоря, что это предсвадебный мандраж и все пройдет как только поженимся.
Но окончательно меня убедило в серьезности положения одно происшествие.

Мы в очередной раз собрались посетить тетю Клаву и, как обычно, Наташа не поехала со мной на лифте, а побежала вверх по лестнице. Но когда двери лифта открылись, на третьем этаже, на площадке Наташи не оказалось. Не появилась она и через минуту, и тогда я сам побежал вниз ей на встречу. Она стояла на лестнице поднявшись всего на пару ступенек выше второго этажа, задыхающаяся, вся покрытая холодным потом. Я вызвал лифт на второй этаж, поднялся с ней  на третий  и помог войти в квартиру. Тут, совместными усилиями меня и ее мамы, мы уговорили Наташу в необходимости посещения врача.

Я позвонил своему школьному приятелю, у которого отец работал ведущим специалистом в одной из центральных больниц города и на следующий день, рано утром, мы были у него на приеме. Встретил он нас своими обычными шуточками:
- Ну что, молодежь, неужели с Вами может что-то случиться такое, что вам понадобился такой старый ворчун, как я?

Но едва взглянув на Наташу, он стал сразу заметно серьезней, и уже это напугало меня, так как я знал, что серьезным он может быть только в исключительно сложных случаях. Он долго расспрашивал Наташу о ее состоянии, потом позвонил в лабораторию и попросил срочно взять у пациентки все анализы, а результаты сразу принести ему. А когда пришедшая сестра увела Наташу в лабораторию, он обратился ко мне:

- Андрей, я не хочу тебя пугать, может быть, я и не прав, но мне кажется, что твоя невеста очень серьезно больна и может быть ей понадобится срочная госпитализация.
- Что с ней?
- Подожди, давай дождемся результата анализов,  а вдруг я все же не прав.

Минут через двадцать вернулась Наташа и мы довольно долго, где-то более часа, просидели на диванчике в кабинете врача, ожидая результатов обследования. Наконец пришла сестра и молча, положила на стол врача толстую пачку анализов. Он так же молча просмотрел их, а потом поднял глаза на нас, в его взгляде ясно читалось сожаление от увиденного.

- Вот что, молодежь, я сейчас созвонюсь со своим приятелем, профессором, работающим в центре на Березовой аллее, и сам, на своей машине, отвезу Вас к нему. А пока посидите в коридоре. Выходя последним из его кабинета, я обернулся и спросил:
- А что за центр на Березовой?
- Онкологический.

А там, на Березовой аллее, вновь у Наташи брали все анализы, вновь мы долго сидели в коридоре у кабинета врача ожидая их результатов и теперь уже другой врач смотрел на нас с сожалением  и сочувствием.
- К сожалению, анализы подтвердили, что у вас острая форма лейкемии и вам необходима срочная госпитализация. А потом, увидев мое полное ужаса лицо, поспешно добавил:

- Но вы не очень расстраивайтесь, сейчас такие формы лейкемии более чем в восьмидесяти процентах случаев полностью излечимы. Давайте завтра к восьми часам утра приезжайте в клинику на Песочной, где я буду ждать Вас в приемном покое.
На следующее утро мы вместе с тетей Клавой проводили Наташу до входа в помещение больницы. Я так и не простился с ней как следует, кто же знал, что я ее вижу в последний раз. А ведь я прекрасно помнил Кочеткова:
 
                С любимыми не расставайтесь!
                С любимыми не расставайтесь!
                С любимыми не расставайтесь!
                Всей кровью прорастайте в них,-
                И каждый раз навек прощайтесь!
                И каждый раз навек прощайтесь!
                И каждый раз навек прощайтесь!
                Когда уходите на миг!

На то отделение больницы, в которое положили Наташу, посетителей не пускали, поэтому в течение первых двух недель она раз в сутки звонила по телефону, установленному на посту у сестры, мне и своей маме. Она храбрилась, рассказывала, что все хорошо, что скоро ей сделают пересадку костного мозга и она начнет поправляться. Но я, через знакомых врачей знал, что ничего хорошего нет, что циклы облучения, как и химиотерапия, практически ничего не дали и пересадка костного мозга осталась единственной надеждой.
 
Потом, когда в результате облучения перед пересадкой, иммунитет Наташи стал на нуле, ее поместили в изолированный бокс и связь с ней прервалась. Операцию сделали, но костный мозг не прижился. Это был конец.
Когда все кончилось, врач передал мне ее письмо, этот листочек, написанный корявыми, разбегающимися буквами  и сейчас лежит передо мной.
 
«Андрюша, любимый! Пишу письмо в тот недолгий период времени, когда после введения обезболивающего боль уже почти прошла, а мозг еще не затуманен и может что-то соображать. Я знаю, что никогда больше не покину пределов этой палаты, что это мое последнее прибежище на этой земле. Родной мой, ты самое дорогое, что было со мной на этой планете, я помню каждый миг, проведённый вместе с тобой, и бережно храню его в своем сердце.

Я жалею только о том, что по своей глупости не согласилась выйти за тебя замуж, тогда в начале мая, и лишила нас почти полного месяца счастья. Прости меня за это, любимый. Ты говорил, что настолько сильно любишь меня, что не представляешь, что можешь быть счастливым, если я исчезну. Прошу тебя, солнышко мое, постарайся найти свое счастье и тогда я, глядя на тебя из того далека, куда я скоро уйду, буду счастлива вместе с тобой.

Андрюшенька, мне нечего завещать тебе кроме своей любви, прими ее и спрячь в самом отдаленном уголку души. И если тебе когда-нибудь будет очень плохо, вспомни о ней, выпусти ее из заточения и она, вырвавшись из плена, разгонит все тучи над тобой, защитит тебя и спасет от любых невзгод.
P.S.
У меня к тебе будут две просьбы. Во-первых, поддержи, хоть в первое время мою маму, ведь она полюбила тебя как родного сына. И самое главное, умоляю, не смотри на меня после моей смерти, на этот обтянутый желтой кожей скелет, в который я превратилась. Запомни меня такой, какой я была в парке Петродворца, когда ты, стоя на коленях, просил моей руки.
Прощай, любимый.  Твоя «смертельно раненая лань»

Я выполнил обе ее просьбы.
Когда на отпевании в церкви все подходили прощаться с Наташей, я старался не смотреть на нее и стоял у гроба с закрытыми глазами полными слез.
Я никогда не забывал о тете Клаве и до самой ее смерти часто навещал ее. Она говорила:
- Андрюшенька, Бог отобрал у меня дочь, но, взамен дал мне сына.

К сожалению, она быстро угасла и через пять лет после смерти Наташи, рядом с ее могилой появилась и могила ее матери. Тете Клаве было всего пятьдесят пять лет.
Через несколько дней после похорон Наташи я зашел в церковь поговорить с ее духовником. Я спросил его:

- Батюшка, объясните мне, почему всякая дрянь живет на свете до глубокой старости, а Наташу Бог так рано забрал от нас, да еще с такими мучениями? Ведь человека с более чистой душой, доброго, отзывчивого, ни разу в жизни не сделавшего ничего плохого другим людям я в этой жизни не встречал.
Батюшка долго молча, смотрел мне в глаза, а потом, взяв меня за руку, тихо произнес:

- Сын мой, неисповедимы пути Господа нашего,  подумай, может быть, он решил призвать эту чистую душу к себе пока она не столкнулась с реалиями нашего грешного мира, пока она светла …
Я не дослушал батюшку, развернулся и не перекрестившись пошел к выходу из церкви.
Сзади я слышал голос батюшки:
- Сын мой, подожди…

Но я даже не обернулся. После этого я не был в церкви больше десяти лет. Зачем мне такой Бог, если он отбирает у человека все самое лучшее и не может объяснить зачем.

                Любимые не умирают.
                Не плачьте уходящим вслед.
                Ведь это только свечи тают,
                Сердца не угасают, нет...

                Не проклинайте, не вините
                Вы никого и ничего.
                Любимые парят как птицы,
                И им спокойно и легко.

                Любимые не покидают.
                Они навеки будут в нас,
                Оберегая, согревая
                День ото дня, из часа в час.

                Любимые не исчезают.
                Они живут во мне, в тебе,
                Весной с природой расцветают
                И звездами горят во мгле.

                Любимые не умирают.
                Не плачьте уходящим вслед.
                Ведь это только свечи тают,
                Сердца не угасают, нет. 
                /Дария Горина/

http://proza.ru/2021/04/28/1607   Выдержки из дневника Наташи