Глава III Крещение

Сама попросила у Клима рукопись. На второй день их знакомства, когда читал отрывок, подумала; когда-нибудь заглянет в неё. И, вот, теперь, взяла её ксерокс с собой в Архангельск.
Читала:

- «Пора нам браться за Новгород. Слишком уж вольность свою почувствовал, после крещения в Киеве, воспротивился нашей воле, - сказал Великий князь Владимир Святославович своему воеводе Добрыне.
- Давно говорил я тебе, надо в поход собираться, приобщать к вере поганых, - ответил тот ему.
- Что ж, настал час. Готовься. Возьмёшь войско, и Путята пойдёт с тобой, с особым отрядом.
- Его же войско так необходимо тебе князь на южных границах из-за Печенегов.
- Крещение Новгорода дело не простое, и миром, как в наполовину христианском Киеве не пройдёт. Важны тебе будут воины Путяты в Новгороде.
Велик и мудр князь Владимир Святославович, спешил, но взвешивал все доводы, за и против. Горяч и смел Добрыня, легко внушал свою волю Великому князю, приходившемуся ему племянником. И, вот теперь видел – решился князь.
Став новгородским правителем в 970-ом году, Владимир Святославович поставил дядю посадником в Новгороде, и, Добрыня, по примеру племянника, воздвиг в Перыни у берега Волхова, истукан Перуна. Не думал, придётся вскоре отречься от него.
Захватив престол в 978-ом году, Владимир Святославович не без помощи дяди сел в Киеве, сделавшись единовластителем, поменял веру на Руси, решив скинуть Перуна, теперь ставшего немилым князю. Хотел через нового единого Бога поиметь власть над людьми.
Важнейшим центром древнерусского государства был Новнород, в конце десятого века являясь главным политическим, ремесленным и торговым центром русского севера, оплотом славянской языческой религии. Богата Новгородская земля пушниной, лесом, рыбой, (болотной) железной рудой. Её население выплачивало урок, поставляло великим русским князьям воинов для походов и крипы железа.
Не задумываясь возглавил войско Добрыня, чтоб покорить удалённый от Киева Новгород путём перехода в христианство. Смело было решение, ради подчинения единой власти, сменить веру. Но, видел, как принимали многие южные народы, иудаизм, чувствовал; выбранная им для своих народов вера самая верная».

- Знаешь Наташ, мне очень приятно, что ты читаешь эту рукопись, - присел с ней рядом за стол Клим. Друг выделил им целую комнату в своей двухкомнатной квартире. И, вечером, перед тем, как всем вместе поужинать Наташа читала.
- Очень интересная книга. Не думала, что так заинтересуюсь ею?
Не стал мешать ей, присел на диван. Разглядывал со спины. Подумал, как же всё стремительно у них развивается. Ещё вчера непонятное, теперь вставало на свои места.
Свои ли?
Конечно, именно те, что и полагалось занять всем событиям, последовательно происходившим теперь в его жизни.
Наташа читала, не обращая внимание на него, словно была одна в комнате. Видела некое сходство себя и Клима с главными героями романа. Хотелось узнать, чем кончится эта история.
- Но, откуда Староплёсов взял всю информацию? –  поинтересовалась она.
- Из летописей. Когда не было историков всё запечатлялось в них церковью. И если в каком-то году ничего не происходило, то летописец, всегда монах, так и писал; «в сем годе ничто не произошло»
Улыбнулась, опять ушла в чтение с головой.

… «Вот уж подходили к Новгороду. Понимал; не просто будет ему на севере заставить людей отвернуться от поганых богов, сам, ещё десять лед назад, ставил их истуканов. Спрашивал себя; неужели так легко смог отказаться от них? Но, верил в великое начинание, способное принести собой огромное значение для Руси. Только единая вера способствовала объединению многочисленных племён на протяжении всего пути «из варяг в греки», из Ладоги, через Новгород, в Киев. Так возникал некий барьер, проходящий через Русь, рассекая её языческие территории надвое, лишая связи между собой, за счёт единой, по Византийскому образцу веры.
Для этого следовало обратить в христианство всё многочисленное население, жившее в городах, крепостях и погостах, расположенных вдоль пути Киев – Новгород. Если бы пал сам Новгород, давно переросший своим населением первоначальную Ладогу, двигаться дальше уже не представляло особого труда.
В крупнейших городах оставлял своих людей, одним из которых был посадник Воробей Стоянович, выросший при дворе князя Владимира Святославовича.
Хоть и была в Новгороде христианская церковь Преображения Господня с прихожанами, что обходил стороной раньше, но, ничтожно мало этого для такого большого города, понимал Добрыня.
Теперь, видя смысл в новой вере, люто невзлюбил язычников, не чувствуя в них силы. Не боялся борьбы с погаными.
Вошёл с войском в город. Принялся за дело.
Охранял митрополита Михаила, крестившего Новгородцев с шестью епископами. Но их усилиями приняло христианство лишь небольшое количество горожан.

Вернувшись из первого похода в Киев к Великому князю Владимиру Святославовичу, сказал правду.
Но, проявил мудрость князь. Ответил:
- На всё Божья воля. Не имеем права начав, оставлять вопрос не решённым. Через год, опять пойдёшь на Новгород с великим, сложным делом. Не так-то просто решить его одним махом. А, мечом и кровью не гоже нам, теперь христианам.
Понял тогда, хоть и торопил Великого князя, но не справился с Новгородцами. Пожалел их. Не хотел крови. Куда умнее и упрямее оказался Владимир Святославович, дальнейшая судьба, которого, как правителя землями русскими зависела от успеха сего начинания.
В 991-ом году вновь встал у стен Новгорода. Но, язычники собрали вече, где постановили не пускать христианское войско, выбрав предводителями сопротивления тысяцкого Угоняя, и высшего над жрецами волхва Богомила, прозванного за сладкоречие Соловьём. Значительная часть новгородской боярской аристократии, боявшаяся лишиться своего влияния и власти, поддержала принятое на вече решение.
На этот раз остановился в Славянском конце Добрыня. Предложил миром креститься.
Отказались язычники.
Оставаясь на торговой стороне христианские проповедники, ходили по торжищам и улицам, учили людей. Несколько сотен окрестили. Но волхв Богомил категорически запрещал народу креститься. Знал; дальше последует разорение капищ. Не дозволит больше князь поклоняться сразу всем богам, как было прежде. Тысяцкий новгородский Угоняй ездил по городу, крича на улицах:
- Лучше нам помрети, неже Боги наша дати на поругание!
Не ожидал Добрыня, подстрекаемые Богомилом и Угоняем, язычники первыми перейдут к активным действиям, разорив и разграбив его новгородский дом, избив жену и сродников. Затем, поставив на своём берегу два камнемёта с большим количеством камней, разобьют мост через Волхов.
Великий численный перевес был у новгородцев. Легко могли прогнать его дружину из города. Понял; если не хочет долгой войны, атаковать надо немедленно.
Сказал Путяте:
- С наступлением ночи 500 Ростовцев переправь вниз по Волхову, высадись на левом берегу в Людином конце Софийской стороны, немного выше города.
Так и сделал Путята, вступив в Новгород со стороны Перыни.
- Не трогайте капище! Нече нам силы на это тратить, – приказал воинам. Проявил хитрость, не разрушил его, и язычники не подняли тревогу.
Прямиком, Путята отправился ко двору командующего силами язычников Угоняя, где тот проводил совет. Все участники коего были схвачены и переправлены к Добрыне, на восточный берег Волхова. Путята с хорошо обученными и опытными воинами, остался во дворе Угоняя. Восстание было лишено предводителей.
Пытаясь исправить положение, новгородцы направили войско числом около 5000 человек на отряд Путяты. Окружили его, и была между ними сеча зла. Но всё же единый руководитель отсутствовал, и штурм двора тысяцкого получился неорганизованным. Путята успел подготовиться. Его отряд, пользуясь удобством позиции, грамотно оборонял западную сторону Волхова от многократно превосходящих вооруженных сил новгородцев. Но без поддержки основных войск долго удерживать двор было невозможно.
В то время, когда одни новгородцы сражались с Путятой, другие церковь Преображения Господня разрушали и домы христиан грабили.
Решился Добрыня на переправу своих воинов для поддержки Путяты. Поскольку язычники были заняты боем с тем и погромами, переправа охранялась малым числом воинов. Удалось беспрепятственно преодолеть Волхов, но не вступил в битву
Присмотрелся.
Положение Путяты было плохим. Не хотел начинать сражение, опасаясь, язычники вот-вот захватят выгодную боевую позицию - двор Угоняя. Решил дело простым способом.
Сражение происходило на территории Новгорода, его дом был разорён и разграблен, а жилища новгородцев, не тронуты. Понял; надо поджечь дома на западной стороне.
Приказал.
Пламя быстро расходилось по деревянному городу и затронуло дворы многих. Подавляющее большинство бросилось спасать своё имущество, семью, те дома, что ещё не поглотило пламя. Так осада Путяты была снята, а новгородцы, оставшись без воинов, попросили у воеводы мира.
Принял предложение новгородцев-язычников, перестал поджигать, разрешив тушить подожжённое. Собрали вече, обсудили условия мировой. Новгородцы разрешали проповедовать христианство и строить церкви в городе, но креститься упорно не желали.
Попросил помощи у Воробья Стояновича. Тот несколько дней подряд обходил городские рынки и паче всех увещевал. Ещё крестилось небольшое количество людей. Но, слишком мало. Знал; на этот раз встретит гневом князь Владимир Святославович.
Издал указ, обязывающий жителей Новгорода принять христианство. Крестить некоторых новгородцев пришлось насильно, с помощью войска, контролировавшего город. Не желающих креститься тащили силой. Мужчин выше моста, а жён ниже.
Для полного искоренения язычества, чтоб новая вера прижилась, разрушил капища, прежде всего главную святыню - храм Перуна, что прежде не тронул. Идол его, как в Киеве, сняли со своего места, поволокли к реке, ударяя палками. Сбросив изваяние в Волхов, запретил вытаскивать свергнутого кумира на берег. Судьбу главного разделили и другие языческие святилища.
Из-за такого отношения к древней вере в Новгороде начался настоящий траур. Мужи и жёны, видевшие то, с воплем великим и слезами просили за них, считая настоящими богами.
Отвечал им:
- Что, безумные, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут, какую пользу вы от них можете надеяться получить?
Верил в свои слова. Знал, там, где власть, там и Бог.

Принятие христианства вторым по значению городом Руси стало крупной победой религиозной политики князя Владимира Святославовича, дававшей новые возможности для дальнейшего проникновения христианства на остальную территорию древнерусского государства, закрепления его там в качестве официальной религии. Сопротивлялся город, не столько не желая поклонятся новому для себя Богу, сколько не хотели его жители подпадать под прямую власть Киева, подчиняясь ему по воле Владимира Святославовича, избравшего христианство как истинную веру.
Более-менее легко прошедшая отмена язычества в Киеве не оставила негативных воспоминаний среди его жителей, так, как зёрна новой веры упали в подготовленную почву. Не могли понять причины такого тяжёлого обращения в христианство второго по величине русского города, злорадно напоминали новгородцам, в укор, сомневаясь в их благочестии: «Путята крестил вас мечом, а Добрыня огнём».

Бывал в Новгороде до того, как женился. Продавал там шкуры. Заинтересовался церквами христианскими. Встал перед храмом. Спросил у рыжебородого мужика, остановившегося напротив, и разглядывающего его, словно невиданного зверя:
- Ну, и помогает ли вам ваш Бог, или прежние лучше были?
- Бог всегда помогает. А, коль не веришь, зайди в храм и спроси Его сам.
- Как? – растерялся Ёгра.
- А, вот так, ногами, как и все мы ходим, - оставил в замешательстве своего собеседника новгородский мужик, сняв шапку, перекрестившись на церковь, и продолжив свой путь.
Набрался смелости Ёгра, и, будто в омут нырял сделал первый шаг, потянув за кованое кольцо большой, оббитой железом створки ворот ведущих в церковь. Но на миг остановился, признав в них те самые, с диковинными для него барельефами, выломанные из Сигтунского храма, вывезенные в Новгород, после взятия свейского города.
Это были определённо они. Хорошо рассмотрел их, когда помогал грузить на большой струг.
- Шапку-то сыми невежа! – обернувшись, пристыдил его новгородец.
Полумрак церкви. Потрескивание свечей. Еле слышный шёпот прихожан. Непокрытые головы мужчин и убранные в маленькие, похожие на саамские женские шапочки волосы прихожанок отдавали некой тайной, непонятной ему, непостижимой, пугающей, разжигающей ещё больший интерес к происходящему вокруг.
- Взял я денежку у брата и истратил на себя…  Каюсь, перед Богом, согрешил. Верну всё сполна… А пред братом уж повинился… Простил меня, - лицом к прихожанам, пусть и несколько снизу-вверх, искоса, не смело, будто заглядывал в глаза Богу, но, всё же от сердца, говорил бородатый мужик.
- Что ж это он перед всеми извиняется, что ль? – закралась догадка в голову Ёгра. Непроизвольно произнёс её вслух.
- Перед Богом кается. Не перед батюшкой, - пояснила пожилая женщина, зажигавшая свечку от горящей в кандиле.
Неужели христианский Бог требует покаяния от тех, кто верен ему? А нужно ли это? Не может ли человек обойтись без того, чтоб рассказывать Богу свой грех? Нет, пожалуй, что не может. Ведь, тогда остаётся некая тяжесть, давящая потом на сердце. Неужели, поделившись ей можно облегчить себе жизнь?
Душа.
Так вот значит отчего бывает иногда так тяжело на…  сердце…  или…  нет. Душе. Ведь она есть у него.
Спросил прихожанку:
- Что это за дубина такая?
- Это Перуна палица. Будучи сброшенным в Волхов так и уплыл разговаривая, закинув её на берег, завещал новгородцам решать все свои споры с её помощью. С тех пор бьют друг друга нещадно на кулачных боях раз в год. А она хранится в нашем храме Святых Бориса и Глеба.
- А что за крестик на шее у мужика, перед всеми свои грехи объявившего? – спросил Ёгра прихожанку.
- Уж почти двести лет назад крестили Новгород, но, до сих пор хранится в памяти народной, как, тогда, после разрушения капищ некоторые язычники, не хотевшие предавать своих богов, стали выдавать себя за уже крещённых. Поскольку познания в вере, как у недавно крещённого, так и у не прошедшего обряд были одинаково скудны, проверить их не представлялось возможным. Для отличия велел Добрыня выдавать крестившимся нательные крестики, которые обязаны носить все христиане. Тем, кто не носил, не верил, крестил силой.
Так и появились нательные кресты на Руси, - рассказала прихожанка.
Исповедовались христиане перед теперь полюбившимся Богом. Но, сохраняли ещё в себе древнюю, унаследованную от предков, так и не искоренённую Добрыней привычку общаться напрямую».

Отложила самиздат в сторонку. Долго смотрела на делающего вид, что читает журнал Клима. Затем, так и не дождавшись, когда поднимет голову, сказала:
- А, когда мы с тобой повенчаемся?
- Как только вернёмся из Арктики.
- Знаешь, я многое вижу в людях.
- В каком смысле?
- Иногда кажется, бываю в прошлом и будущем.
- Во сне?
- Нет. Наяву. Мама говорила, мой прадедушка был нойд.
- Тебе многое передалось от него. Но, и историк так же должен обладать этим даром. Он, как любой творческий человек; архитектор, художник, писатель, композитор, берёт основные моменты и получает своё. А летописец всегда на службе у своего господина, и пишет то, что ему говорят. Официальная история нечто среднее из всей информации, существующей в различных летописях. Усреднена, и каждый историк должен быть смелым видеть её, как считает единственно верным сам.
- Но, это же порождает множество мнений.
- Именно! А иначе наступает трусость мысли.
- Как это?
- Трусость мысли? …  Понимаешь …, как бы тебе объяснить? … Есть смелые люди, не боящиеся кого-то убить. Они сильные, дадут сдачи кому угодно, но, опасаются думать. Вот, например, многие ветераны трусят мыслить, хотя и были героями.
Бывает и наоборот. Но всегда остаются те смелые, что умеют мечтать, видят истину.
- Вот интересно, сохранилась ли палица Перуна до наших дней? – перевела на другую тему Наташа.
- Нет. Её, ещё в семнадцатом веке сжёг патриарх Никон.