Красное кружево

Лет в сорок мама Маринки пошла на курсы кройки и шитья. Ее увлечение казалось каким-то волшебством: женщина шила платья дочке, себе, соседкам и их дочерям. Выкройки были на высоте: из журналов Burda Moden 1988 года. Ткани женщина использовала из тех запасов, что успела вывезти с собой во время вывода советских войск из Германии. (Папа Маринки был военным и служил в Германской Демократической Республике). Среди запасов новоиспеченной кутюрье был тонкий трикотаж с металлической нитью с «мокрым» эффектом, вельвет, бархат, шерсть, шёлк и шифон. В итоге платья получались совсем как на картинке из журнала. Когда же «гэдээровские» ткани закончились, в ход незамедлительно пошли отрезы темно-синей шерсти, которые отец получал с армейского склада для пошива парадного костюма. Из любой поездки по Советскому Союзу, будь то в Москву, либо к бабушке в деревню или к золовке в Санкт-Петербург, мастерица вместо сувениров привозила завёрнутые в бумагу аккуратно сложенные вчетверо куски ткани, там были и сатин, и атлас, но в основном хлопчатобумажные ситцы, раскрашенные разными узорами, и Маринке разрешалось фантазировать, листая журнал с элегантными моделями! Даже самые простые ткани мама могла превратить в удивительные вещи: достаточно было прострочить вместо нижней нитки тонкую резинку, (мама крутила ручку машинки , а дочка тянула за выходящий край ткани), затем на расстоянии в сантиметр ещё одну, а потом рядом такую же, и так далее, как ткань собиралась гармошкой и получалось тянущееся мини-платьице или юбка в обтяжку, либо идеальный лиф к сарафану из такой же ткани. А иногда мама чертила ручкой и линейкой какие-то квадратики на кусочке ткани, а потом сшивала их в определенных местах и на вешалке появлялось платье с кокеткой-«вафлей»!

Завидев маму Маринки на лестничной площадке, соседка по второму этажу приглашала ее к себе, хвасталась своей тканью и заверяла, что сошьёт из неё платье  «к сыну на свадьбу». Ее старший сын тогда ещё учился вместе с Маринкой в третьем классе начальной школы, а младший разбрасывал сырые яйца по всей квартире. Уходя по делам, она просила девочку поводиться. Бейби ситтер из Маринки был никудышний, она лишь смотрела, чтобы малыш не разбил себе что-нибудь, но совсем не следила за тем, не разобьёт ли он что-нибудь в доме.
А соседка с пятого этажа, импозантная женщина, попросила на сшитое мамой синее платье, которое получилось ничуть не хуже фирменного, с мягкой фланелевой подкладкой из оранжевых листьев на плечах и верхней части спины, нашить бирку известной заграничной марки. Тут Папа не выдержал и строго-настрого запретил своей жене заниматься «нелегальными вещами».

Когда Маринка выходила во двор погулять, ее обступали и мамы, и дочки, трогая за белое красным горошком платье с кармашками-«книжками», которое было скопировано с советских наборов открыток с уменьшенными выкройками на обратной стороне. Обреченная на популярность, Маринка носила его с белыми гольфами, так же, как девочка с открытки.  Иногда она видела на подружке во дворе брючки-капри с застегивающимися манжетами под коленками - и уже через неделю у нее появлялись точно такие же, только другого цвета.
Иногда в доме не было совсем никакой ткани, но маму было не остановить! Так, на Новый Год для Маринки было изготовлено блестящее белое платье снежинки из... строительного стекловолокна! Конечно, девочка снова оказалась самой яркой и самой блестящей, но как чесались ее бока весь вечер и последующее утро!

А однажды дочки коллеги заказали сшить пышные короткие платья с воланами на выпускной бал, одинакового фасона из простенького красного ситца, у одной крупными голубыми цветами, у другой - большими горохами. Несмотря на простенькую ткань, платья получились великолепными, - выкройка вытягивала все. Тогда мама решила сшить и дочери платье по той же выкройке, на отчётный концерт пианистов. Из ткани в тот момент нашлась только красная пижамная фланель, а чтобы не было слишком уж похоже на пижаму, женщина украсила низ платья широким красным кружевом. Получился и вовсе какой-то Мулен Руж. Эту идею дочь не могла перенести и наотрез отказалась его надевать.
Сколько они с мамой ругались из-за этого платья! Ярко-красное, фланелевое, с широкими кружевами на воланах.
На всю жизнь девочка запомнила мамины слёзы в кабинете учительницы музыки и свое красное, как помидор, лицо:
- Маму надо уважать, маму надо любить... Ещё бы, разве можно было ослушаться, на Украине своих мам дети называли не иначе, как на Вы... А Маринка взбунтовалась из-за какого-то платья... Так и пришлось ей играть свои арабески в красной фланели сначала на отчетном концерте, а потом на благотворительном, в интернате для плоховидящих детей. У каждого из маленьких слушателей на носу сидели толстенные очки, а ещё заклеен один глаз, у кого левый, у кого - правый. В концертных залах часто было холодно, перед выходом на сцену, дрожа от волнения и стуча зубами, маленькие артисты грели ладошки под мышками... Маринке было все же чуть теплее, чем другим: мягкая красная фланель с двумя воланами хоть в чем-то оказалась полезна.
Маме было мало того, что красное платье увидели десятки зрителей со сцены. Видимо, она считала его венцом творения, - так что женщине надо было выгулять его ещё и у бабушки в деревне, во время летних каникул, среди гор опила и коровьих лепёшек. Спорить с мамой было бесполезно. Хотя там с Маринкой и с платьем произошло кое-что, после чего оно навсегда исчезло из ее гардероба.

Деревню бабушки Маринка  любила. Вернее, это была железнодорожная станция. Такой маленький деревянный городок. Из самых больших достопримечательностей в нем была телевышка - ее можно было видеть из всех концов города и даже из соседнего посёлка, и даже из последнего дома самой крайней улицы этого посёлка. Телевышка стояла посреди леса и зимой Маринка со старшим братом, уже студентом, пробиралась к ней, то плывя по пояс в снегу, то шагая местами по твёрдому снежному насту, а потом девочка хвасталась подружкам своим приключением, словно побывала на Эйфелевой Башне в Париже!
Уже студенткой она как-то снова приехала на станцию и заметила ещё одну достопримечательность, которая все эти годы оставалась не видна глазу, но от которой брала оторопь ещё на перроне - это невидимый, неосязаемый, чистейший  лесной воздух! Весной он пропитывался ароматами влаги, свежего тающего снега и колотых дров. Во все концы от станции лучами расходились деревянные тротуары, такие же мостики через пруды, речки и канавки, даже подход к крыльцу бабушкиного дома был замощён деревом: получалось чисто, не смотря на грязь, глину и болото. Все вокруг было деревянным: дома, школы, магазины, кресты на кладбищах.
Городок жил валкой леса, пилорамами и обслуживанием вагонного депо. Маринкины тетки ходили весь день в оранжевых жилетках и постукивали молоточками то по рельсам, то по колёсам поездов, разглядывая их с фонариками и увеличительным стеклом. Ах да, там ещё была швейная фабрика, на которой другие две тетки шили белоснежные блузки и пододеяльники с вышивкой ришелье. Но, по понятным причинам, Маринке такую блузку ни разу не купили, - мама ревниво соперничала и с Энне Бурдой и с целой швейной фабрикой СССР!

У бабушки на веранде пахло дровами и капелью. А в горнице - дрожжами, квасом, деревом и пряниками.
Как только дорогие гости перешагивали порог, бабушка кидалась обнимать и целовать внуков, а потом дарила каждому по куску розового земляничного мыла.
На чердаке большого деревянного дома Маринка из года в год обнаруживала настоящие сокровища: увлекательнейшие книги, подержанные игрушки: то пластмассового медведя в красной косоворотке, то зайчика, которого нужно было тянуть за верёвочку, а он звонко бил в железный барабан. У бабушки было две печки, одна средних размеров, а другая большая, словно комната. Забравшись наверх по лестнице, можно было обнаружить на печке целый магазин всяких вкусностей: сушеных ягод, грибов, сухарей, сушеной протертой свеклы. А как там было тепло! Печка была укрыта тулупами из овчины, и если их отвернуть, - под ними обнажались тёплые белёные кирпичи. Матушка-печка, так ее называли не зря, была тёплая, как женщина. Не горячая, не холодная, а именно тёплая, как человек, как добрая мама.
По воскресеньям бабушка говорила: сегодня я буду ТВОРИТЬ блины. Она имела ввиду растворять, но Маринке больше нравилось  думать, что это было от слова творчество. К блинам бабушка подавала невероятные деликатесы: зимой - взбитое мутовкой цельное коровье молоко, замерзшее на веранде крошечными льдинками, совсем как мороженое! А летом - толченую с сахаром садовую клубнику.

Одна бабушка жила рядом со станцией, а другая -  в посёлке около леса. От станции до посёлка раз в час ходил автобус. Девочку всегда манило именно в посёлок. Это был совсем другой мир! Мир лесных фей, водяных, леших, мир дремучих лесов. Странно было слышать среди ёлок и берёз имя Марина, морская. Мама назвала дочку так, потому что мечтала о море, хотя сама на море ни разу не была. Не была на море и Маринка, хоть никогда и не жалела об этом. Если Маринкины одноклассницы возвращались с каникул с рассказами про Артек, море и пляжи, наша маленькая героиня, в свою очередь, не знала, что рассказать. Не знала, как рассказать ароматы, сны, как рассказать ромашки и фиалки, как рассказать, каким тёплым бывает обычное упавшее бревно, когда садишься, прикасаясь к нему голыми ногами, как рассказать о том, как колется только что скошенная трава на дедовой поляне, как синеет озеро незабудок в лесной чаще и какая сладкая бывает мохнатая малина на просеке, словно колючие поцелуи ее родной бабушки!
В посёлке жила ещё и Маринкина двоюродная сестра, в деревянном бревенчатом доме у самого леса. Девочки часто оставались дома одни, и чтобы скоротать время, читали друг другу книжки вслух, про шестилапых, Элли и Тотошку, а потом девочки гуляли, собирали полевые цветы или ягоды в саду. Была в посёлке ещё одна достопримечательность: наевшись ягод, девочки с опаской и благоговением подходили к колодцу с высоким журавлем, вытаскивали из его глубины полное ведро ледяной воды, зачерпывали ее ковшом, или просто окунали голову вниз, и пили огромными глотками живую воду! Дети выпивали ее столько, что вода булькала где-то в ушах. Даже повзрослев, ради ковша этой достопримечательности Маринка готова была пересечь полмира! Напившись колодезной воды и набив животы всевозможными ягодами, девочки бежали к бабушке за десертом. Пожилая женщина нарезала чёрный ржаной хлеб, намазывала своими грубыми от работы пальцами подсолнечное масло на каждый кусочек и, на выбор, посыпала сверху либо сахаром, либо солью. Кстати, такой же десерт, только без масла, но с солью, каждый вечер получала и ее корова, которая возвращалась на закате вместе с другими буренками и телятами в свой хлев. Зрелище вызывало в детях восторг, похлеще карнавала в Рио!  Пастух щёлкал кнутом где-то в конце улицы, каждая бабушка выкрикивала имя своей коровы, а те громко мычали в ответ, покачивая широкими боками, словно корабли. И чем больше бразильских сериалов смотрели бабули, тем более витиеватые имена можно было услышать: Мерисабель, Тропиканка, Рокель, Изаура...
Честно признаться, девчушка и понятия не имела, сколько было лет пожилым женщинам, что жили в посёлке. Они все казались ей старыми. А вот стариков в деревне почти не было. Многие не вернулись с войны, и женщины жили одиноко. Все они смотрели на неё с теплом и иногда спрашивали: «Ты чья будешь? Николая или Ивана?»

По вечерам вместе с отцом Маринки девочки ходили купаться. Прежде чем взойти на пригорок, откуда было видно пруд, нужно было пройти через перелесок. Отец держал обеих девочек за руки. Тут в нос им ударил резкий неприятный запах. Даже через годы этот запах отзывался в носу резкой болью.
- Папа, что это так пахнет?
- Это липовое мочало. Из него делают натуральное волокно. Когда я был маленьким, мы с матерью ткали из него рогожи, шили мешки и продавали скупщику. -  Тут девочка вспомнила про мочало и решила в этом году обходить стороной перелесок с карьером, где мочили мочало. Надо сказать, что в посёлке и вокруг него было немало лип, дяди Маринки «качали» липовый мёд, а мама собирала цветы на чай. При мыслях о мёде, у девочки потекли слюнки. Скоро, скоро, она снова попробует это лакомство, янтарно сверкающее на солнце! Но до посёлка надо было сначала доехать. В этот раз отец не смог приехать, а остался на службе, мать весь день была занята, помогая по дому бабушке. Она лишь согласилась довести дочку до остановки, дав денег на билет.
- Дождешься автобуса, доедешь до конечной, а там и до бабушки недалеко! Ты девочка большая, не заблудишься! Только надень красное платье! Оно великолепно!
Мама оставила дочку ждать автобус, а сама убежала обратно стирать, мыть полы, окна, полоть огород и мало ли, что еще.
Казалось бы, что может случиться с ребёнком лет десяти, посреди бела дня, да ещё в таком великолепном красном платье!
- Привет!
- Здравствуйте, ответила девочка неприятному белёсому парню лет двадцати, который вырос рядом с ней буквально из ниоткуда.
- Автобуса ждёшь?
- Да. - ей совершенно не хотелось отвечать этому человеку, но девочка не знала, как в таких случаях поступают воспитанные барышни. Парень был взрослым, а ведь всех детей с детства учат уважать и слушаться старших.
- Тебе куда надо, в посёлок?
- Да.
- Знаешь, автобуса не будет, пошли пешком, мне тоже в посёлок надо. Вдвоём веселее! Пошли! - произнёс он утвердительно и придвинулся к Маринке непривычно близко.
- Нет, не пойду! - решительно ответила та, отстраняясь от неприятного попутчика.
- Пошли, я точно тебе говорю! - и парень подошёл к ребёнку опасно близко. Он сильно дышал и Маринке стало как-то противно.
- Нет! - почти уже верещала она,- ко мне сейчас придёт мама!
К ее ужасу, парня это нисколько не напугало:
- Мама нас догонит по пути, пошли скорей!
- Сейчас прийдет моя мама и старший брат! - в отчаянии крикнула девочка, пытаясь загородиться от белёсого парня выдуманным братом. В ту же минуту она резко развернулась и пошла по дороге. В какой-то момент девочка почувствовала, что за ней кто-то бежит. Маринка сжалась, - это был белёсый парень. Он взял ребёнка за руку, крепко сжав ее ладонь мертвой хваткой. Они шли по городу молча, словно брат и сестра, оба светловолосые, никто и заподозрить не мог, что с этой парой что-то не так. Да и прохожих, честно говоря, на дороге не встречалось. Парень продолжал, словно хищник, сжимать руку девочки. Так прошли они часть пути, мимо проехал автобус, они прошли мимо кладбища, городок закончился, справа и слева от них был только лес.
- Давай свернём в лес, я тебе оленёнка покажу!
Девочка шла следом за своим похитителем. Он уже не держал ее руку, но ребёнок продолжал идти следом, обессилев от своей обречённости. Маринка боялась бежать, парень был явно быстрее и сильнее ее. В лесу белёсый резко обернулся к ребёнку:
- Сними-ка платьице! Вон как жарко!
Маринка рванула в сторону, но белёсый крепко схватил ее за платье. Девочка всхлипнула и из последних сил укусила обидчика за руку. Началась неравная борьба.
С дороги проезжавший мимо мотоциклист увидел, как в рощице среди берёз мельтешило что-то красное.
- Рановато для ягод! - шутливо подумал он и в эту секунду его обдало жаром: «Ребёнок! Это же ребёнок!»
Мужчина бросился на помощь, крича на бегу и размахивая палкой, которую он, не помня сам как, подобрал с земли.
Белёсый бросил свою жертву и исчез в зарослях. Мужчина поднял с земли всхлипывающую девочку, отвёл от лица смешанные с землей волосы и отпрянул:
- Маринка! Племяшка! Как ты здесь!
Девочка тряслась так, словно на улице шёл снег. Дядя усадил ребенка в коляску своего «Урала», закрыл кожаным «покрывалом», отвёз на дачу. Там он вытер лицо ребёнка влажным платком, отпоил чаем с янтарным мёдом, после которого девочка, оказавшись в безопасности, немедленно уснула. В те времена в деревне не было телефонов, мать приехала за Маринкой не сразу. Увидев на стуле фланелевое платье с оборванным кружевом, запачканное грязью, женщина собралась было наброситься на девочку с бранью, но деверь взял женщину за запястье, тихо объяснив, что произошло.
Красное платье этим же летом исчезло из гардероба Маринки, но навсегда осталось висеть в шкафу ее памяти, грязное, перепачканное землей, с оторванным широким кружевом.

Через много лет Марина приехала в посёлок снова. Коров не стало, как не стало и бабушек - посёлок превратился в дачный кооператив, с музыкой из радиоприемников, с породистыми маленькими собачками, и кое-где - с современной сельскохозяйственной техникой. Она зашла в гости к родственникам, те быстро собрали на стол, заварили чай, поставили сахар, варенье, бисквитный рулет из городского магазина, рядом в вазоне на столе заблестел мёд.
- Ну как ты? - весело и с любопытством спрашивали они свою гостью. Бери мёд, свежий, только недавно накачали!  Видишь, блестит как - ещё не успел засахариться!
- Спасибо, но я совсем не люблю мёд...

Красное кружево -  рассказ автобиографический. С одной небольшой оговоркой: для меня встреча с белёсым педофилом закончилась там же, где и началась, - на остановке за мной следом бежал не он, а моя мама. Она не пошла к бабушке, а, передумав и зайдя в магазин, через пять минут вернулась и догнала меня, чем спасла от неминуемой беды. Но многие мои знакомые девочки, и даже мальчики, такой удачливостью похвастаться не могли. То, что произошло в лесу с Маринкой - это продолжение их истории. Пять минут, пять метров, пять слов -  зачастую отделяют ребёнка от беды или неминуемой гибели... И к сожалению, это происходит гораздо чаще, чем нам хочется думать...