Глава 37. О позиции оппозиции

«Народный вестник. 3 декабря ... года. Оппозиция возвращается к активной политической деятельности.

Спустя несколько лет после продолжительного затишья и отдельных, несмелых, затухающих уличных выступлений либеральная оппозиция снова стала поднимать голову. Вчера состоялось первое, оно же учредительное, или, точнее сказать, восстановительное, собрание лидеров неформальной оппозиции»


Весть о том, что генерал Вахновский представил врио президенту декларацию о неправомерно полученных доходах, отказался от своей незаконной собственности и передал ее государству, вызвала в обществе настоящий бум, а у элиты — шок. Поражающий эффект был усилен решением Волина снять приставку «и. о.» и объявить, что генерал армии Вахновский назначен министром обороны. Расчет Волина был безупречным. Уже через три дня ему на стол легла декларация министра внутренних дел генерала Звонарева, в которой он тоже отказывался от своего имущества, нажитого нечестным путем, и от сбережений в рублях и валюте в стране и за рубежом. Он тоже был оставлен в должности, но только после того, как люди Волина все проверили, а сам Волин принял его программу по улучшению работы министерства.
Первый удар был нанесен точно, и по бюрократическому монолиту поползли первые трещины. Освободившиеся от роскоши министры рьяно взялись за свои министерства. Став бедными и гордыми, они не щадили никого. Бюрократы потом назовут декабрь кровавым, хотя не было пролито ни одной капли крови. Не все шло гладко. Некоторые замы переродившихся министров не понимали, зачем им отказываться от того, что имеют по праву, праву своего положения. И очень скоро поплатились за это. Дух Волина вселился в министров, они не щадили никого. Их не устраивала формальная декларация: комиссии, которые они создали у себя в министерствах с привлечением представителей прокуратуры, Минфина и, конечно, волинских людей очень быстро устанавливали истину. И тогда!.. Зам и всякий другой чиновник вмиг слетал с должности, а прокуратура сразу готовила иск. Прокуроры, работавшие по этим случаям, прекрасно зная, как обстоит дело со взятками и другими нечестными доходами в их собственном ведомстве, опасаясь волинского гнева, избегали каких бы то ни было сделок с казнокрадами и старались выполнять свою задачу на совесть.
Волин специально не трогал другие ведомства, в том числе силовые, оставляя их руководство и чиновников жить по-старому. Но старая жизнь уже не получалась. В штанах бюрократов заползали ужи, забегали ежи… Сидеть и ждать, что скоро-скоро нагрянут и к ним, оказалось еще хуже, чем терпеть «опричнину». Кто-то не выдерживал и сам писал в прокуратуру, начиная собирать деньги для выплаты «излишков» государству.
Вскоре и Замятнину пришлось держать экзамен перед Волиным по своим обещаниям. Появились первые «этапы» государственных воров, то есть тех, кто не смог вернуть государству награбленное и очистить свое имя. Занявшись преобразованиями в Министерстве юстиции, Замятнин не мог еще похвастаться большими успехами, но отрапортовал Волину, что кое-какие урки перемещены со старых мест в более комфортные новые и освободили место для привилегированных заключенных. Бедняга крутился как белка в колесе, бескомпромиссно меняя кадровый состав, вводя новые порядки в местах заключения, работая с учеными-психологами и изыскивая подходящие места для содержания под стражей. К счастью, поток волинских зэков был пока невелик, и молодой министр с ним вполне справлялся.
Либеральная оппозиция растерялась. Власть выбила из ее рук главный козырь, начав жесткое преследование совращенных легким доходом чиновников. Это даже подтолкнуло оппозиционеров вновь искать сближения друг с другом и попытаться восстановить старый Координационный совет. Они наметили провести съезд, чтобы попытаться договориться, а если получится, то выработать и тактику совместных действий в изменившихся условиях.
Падал легкий снежок. Окраина Обухова была вся покрыта небольшими сугробами. Павел подъехал к дому Маши и просигналил. Он не собирался ее поторапливать, они так договорились, что подъедет и обозначится, что приехал. А приехал он заранее — до начала заседания либеральной оппозиции оставалось еще около трех с половиной часов, которых должно было хватить с лихвой. Он постучал и приоткрыл дверь:
— Это я. Привет! В приход зимы, которому я рад, я шлю свой снеготворный стихопад.
— Заходи, заходи, Паш. Я почти готова. Стихопад потом, сейчас конец передачи. Интересно.
Маша крутилась возле гардероба, подбирая себе кофточку, и одновременно вполуха и вполглаза наблюдала за передачей, что шла в тот момент по телевизору. Волин снял запрет на свободу слова, и телепередачи, особенно связанные с анализом политической ситуации, были одна интересней другой. «Констатации и прогнозы» была одной из таких передач и была интересна еще и тем, что вел ее известный до недавнего прошлого медийный гуру Сытина — Дмитрий Компотов. Став при Волине обычным политкомментатором, он, снова мечтая возвыситься при новой власти, все время старался угадать линию Кремля. В результате частенько не знал, как себя вести, попадал впросак, потел, терялся, но худо-бедно доводил передачу до конца, создавая тем самым интересное шоу, в котором его мимика и потение были частью представления.
На этот раз в воскресной полемике оружие между собой скрестили известный либерал Владимир Рыжиков, моноросс Павел Железкин и коммунист Валерий Буранский. Либерал и моноросс хвалили Волина, первый — за его жесткость к чиновникам, второй — за продолжение линии Сытина. И только Буранский, выполняя установку опальной партии, нападал на Волина, предрекая собеседникам, что они жестоко поплатятся за свою ошибку, когда «новый Иван Грозный» все отберет у современных бояр для самого себя и для Сытина, которого наверняка где-то прячет. При этом Буранский постоянно тряс в воздухе пальцем и стращал проходящим в эти дни пленумом их партии, который вот-вот откроет новую страницу в истории страны.
Передача закончилась, и Павел с Машей, опасаясь, что из-за чрезвычайных дорожных ситуаций опоздают к началу либерального форума, не мешкая, отправились из Обухова в Москву. Со вчерашнего вечера Машу знобило, но отказаться от участия в съезде неформальной оппозиции она не могла, поэтому попросила Павла заехать за ней. Сама она не хотела садиться за руль и по другой причине — предстояло еще раз обдумать свою линию, линию их «Гражданской альтернативы», о которой следует заявить на форуме. Но прежде, чем переключиться на оппозиционные дела, она спросила Павла, знает ли он подробности о том, что творится в стане коммунистов. Павел был в курсе. Оказывается, пленум снял Жиганова и прогнал всю его старую гвардию. Рядовые члены узнали, что он лично получал от Сытина миллионные подачки в обмен на обещание верности, за что и выразили ему общепартийное презрение. Кроме того, ему зачли провал затеи 7 ноября и потерю думских позиций. К власти в партии пришла новая генерация коммунистов, которая сразу раскололась на две части, причем снова на большевиков и меньшевиков. Больше оказалось тех, кто решил объявить войну Волину и звать народ в новый СССР. Меньшевики же настаивали на дружбе с властью и на выборе социал-демократического пути.
Маша отреагировала с возмущением:
— Эксперимент по прикорму коммунистов из сытинской миски может нам дорого обойтись. Похоже, что скоро они не уймутся… Но Волин-то куда смотрит? Или ему мало того, что было 7 ноября?
Почти всю дорогу до Москвы она думала о шансах оппозиции в новых политических условиях и о возможности создания единого демократического фронта. Выход из игры коммунистов и послабление либералам, возросшее после 7 ноября уважение к последним в народе — все давало надежду на скорое вхождение демократической оппозиции в большую политику. Однако сами либералы к такому развороту готовы не были.
Российские либералы по сути либералами-то и не являлись. Это название им дал Сытин, причем бросил он его небрежно, обзывая этим словом всех, кто считался противником режима. Название подхватила «Монолитная Россия», а за ней — послушные СМИ и народ. Привыкла к нему и сама оппозиция. Однако в действительности среди «либералов» настоящими либералами были далеко не все. Под это определение никак не подпадали националисты разных мастей, а также леваки смельцовского «Красного фронта». Остальные были скорее демократами, требующими справедливых выборов, нежели либералами.
«Нам надо сначала размежеваться и только после этого искать себе партнеров, — рассуждала Маша. — Сейчас как раз подходящее для этого время, но нас снова кто-то упорно сгребает в кучу».
Она задумалась о судьбе демократического движения в России и с горечью констатировала, что оно было Сытиным побеждено. Сначала он победил отпрысков елкинской поры, возомнивших себя лидерами новой демократической России. Тогда некоторые бывшие комсомольцы и молодые коммунисты, оставшиеся без трибуны и без масс, назывались Правыми и решили себя показать на новом поприще — поприще создания нового российского капитализма. Не умея ничего другого, кроме как разглагольствовать о светлом будущем, они, поспешно и бегло начитавшись западной экономической литературы, стали разглагольствовать о светлом капиталистическом будущем, а получив возможность управлять, очень скоро расписались в своем неумении. Таких Сытину было легче всего разгромить. Их достаточно было пугануть, намекнув на Лубянку. И действительно — кое-кого пристукнули, кое-кого напугали, другим дали вкусные должности, а остальные сами стали сговорчивее.
Однако сорняки антисытинской ереси продолжали прорастать. Движения всяких несогласных были бельмом в глазу президента и в какой-то момент даже начали беспокоить. Особенно они распоясались в Москве, заставляя россиян задуматься, так ли уж хороша власть несменяемого президента. Но Сытин и из этой ситуации нашел оригинальный выход. Он уменьшил долю интеллигентных москвичей, наполнив Москву рабами из Средней Азии и других бывших советских республик. План удался, и московская оппозиция, в конце концов, оказалась в загоне, в некоем зверинце, где их уже никто не трогал. Их даже можно было демонстрировать Западу, а также пугать ими собственное население, постоянно напоминая, какие ужасные звери, эти либералы.
Другой силой, потенциально угрожавшей Сытину, была молодежь. История прекрасно помнит, что во все времена именно молодежь выступала зачинателем перемен, готовая, если надо, устроить и революцию. Но и тут иерарху повезло — как раз в его время в мир пришла эпоха айпадо- , андроидо- и планшетомании, и молодежь, напрочь отключившись от проблем страны, склонила головы над экранчиками, дебильно водя пальцами по тачскринам, заткнула уши пробочками наушников. В этих условиях Сытин больше не боялся молодежи, наоборот, он протянул ей руку и дал возможность ребятам подзаработать на тролльских вбросах в интернет-пространство, сызмальства приучая их служить верой и правдой чьим-нибудь тайным интересам.
Наконец настал день, когда сам Сытин и весь влюбленный в него народ праздновал полную победу над либералами. Вместо движений и партий, боящихся уже что-либо предпринимать, с поверхности единого моря согласных раздавались лишь писки протеста редких интеллектуалов, которые погоды не делали.
И вот, как раз находясь на гребне упоения своей победой над оппозицией, президент неожиданно исчез… И сразу, мгновенно, откуда ни возьмись, появилась оппозиция. Появилась, чтобы остановить зарвавшихся коммунистов. И оказалось, что оппозиция эта — не партийки и движения, спрятавшиеся где-то из-за свирепого рыка президента, а сам народ. Конь свободы сорвался с привязи и вырвался на улицу. Партийки и движения еле успели за ним вдогонку. А теперь размечтались, как бы его оседлать, да все договориться между собой не могут.
Маша на форуме оппозиции хотела поделиться своей идеей в надежде, что она станет объединяющей для многих демократов. Эта идея неожиданно для нее самой собрала в интернете огромное число сторонников. Она называлась ПРО, как противоположность АНТИ. Ребята из группы поддержки придумали, как расшифровать эту аббревиатуру — «Проект Развития Отечества». Своей идеей Маша предлагала изменить сам курс оппозиции — вместо бессмысленной критики и нападок на президента, что носило общий знак «АНТИ», перейти к созидательной идее, к созданию экспертного «правительства» демократов. Интерес к идее оказался настолько велик, что Маше уже приходилось думать о создании собственной политической партии. У идеи, конечно, имелись и противники, один из них находился в самой «Гражданской альтернативе». Это был Павел. Он упорно не соглашался с Машей, неубедительно ссылаясь на незрелость оппозиции.
Заседание началось в два часа дня в овальном зале московского дворца, принадлежавшего одному из спонсоров оппозиции. Как и раньше, его открыл Александр Хорошенко, решивший снова взвалить на себя задачу главного организатора. Однако вскоре ему пришлось сойти со сцены: из зала посыпались упреки, что он слишком уж близок к спонсорам, а значит, может выполнять и чьи-то заказы. Было решено выбрать отдельных председательствующих для каждого пункта повестки дня. Выборы прошли быстро — методом вытягивания записок из шапки. К удивлению Маши, Павел, который всегда избегал быть среди первых, решил предложить свою кандидатуру и был выбран председательствовать по второму вопросу повестки дня — отношению оппозиции к власти. В этот день Павел был особенно воодушевлен и походил на комсомольца 70-х, которому поручили ответственное задание. Маша объясняла это фактом возрождения оппозиции и, конечно, не догадывалась, что реальной причиной перемены в Павле было полученное им, наконец, указание Центра — пробиваться в лидерские позиции в новом оппозиционном объединении. Дополнительная радость исходила от того, что в зале среди оппозиционеров он увидел и нескольких «своих», людей Центра...
Узнав, что Павел выбран председательствующим по второму пункту, Маша попросила дать ей слово первой. Шла к трибуне, собираясь духом, — голова продолжала неумолимо «трещать».
— Друзья! Я рада снова видеть всех нас вместе. С последнего нашего форума, разгромленного сытинскими спецслужбами, прошло немало времени, и вряд ли мы смогли бы собраться опять, не случись тех невероятных, потрясающих и судьбоносных событий, которые произошли в нашей стране в конце октября. Надо признать, прошедшие два месяца кардинально изменили политическую обстановку, что требует от нас соответствующей реакции. К власти пришел новый человек, сильный, решительный и непримиримый, готовый делать и делающий все, чтобы вернуть нашу страну к устойчивому развитию. Ноябрьские события вызвали серьезный крен в политической системе. Сытинскую галеру стало раскачивать. Из лодки сбежали коммунисты, и теперь Волин вынужден искать опору среди либералов. При этом он хорошо знает, что в борьбе с казнокрадством получит поддержку и симпатию многих из нас...
По залу прошел шумок неодобрения.
— Не будем кривить душой. Из непримиримых противников сытинского режима мы превратились в удобных статистов, от протестов против зажима демократических прав и свобод мы перешли к просьбам и уговорам. Подобно ребенку, который, видя как папаша-самодур снимает с пояса ремень после очередной его проказы, начинает умолять о прощении, так и мы готовы были уже обещать Сытину, что больше никогда не будем проказничать, лишь бы он не сердился. Но пора становится взрослыми! Пора иметь собственную ясную концепцию развития страны, которая учитывала бы не столько успехи других демократий на Западе и Востоке, сколько неуспехи нашего собственного развития. Надо нам, наконец, перестать настаивать на насильственном внедрении демократии в России и попытаться осознать, что народ наш, к сожалению, недостаточно просвещен, чтобы желать прихода демократии. Нам нужна зрелая идея развития, применимая именно к нашей стране, к нашим условиям. И уже с этой сильной позиции мы сможем на равных разговаривать с властью и оценивать ее действия. Если власть будет действовать в рамках нашей концепции развития, мы поддержим эти действия, если нет — будем жестко возражать!
Кого-то в зале это явно не устраивало. По залу снова прокатился шумок, раздались отдельные реплики. Кому-то явно хотелось сорвать ее выступление. И провокаторам удалось добиться своего. Реплики противников ПРО вызвали в свою очередь реплики ее сторонников, начались злобные выкрики, готовые перерасти в перепалку. Дальше продолжать выступление стало невозможным.
— Уважаемые дамы и господа! Я заканчиваю... Странная у нас здесь с вами демократия... Кто-то еще не научился выслушивать оппонента до конца... Я вам выразила собственное мнение, которое было поддержано очень многими вне этого зала. Да, мне известно, что есть такие, кто не согласен с нашей позицией, и их тоже немало, они есть даже и в нашей «Гражданской альтернативе». Но нужна дискуссия, а не затаптывание темы. Вот к этой дискуссии я и приглашаю всех, кому важно, чтобы Россия, наконец, сделала свой демократический прорыв. Я закончила, спасибо за внимание! И еще... я вынуждена уйти... Это не демонстрация, я просто плохо себя чувствую.
Она торопливо стала собираться. Зал провожал ее аплодисментами. И это давало надежду на то, что зерно, брошенное ею в необработанную почву нового оппозиционного объединения, обязательно даст свои ростки.
Спускаясь по лестнице, охваченная жаром начинающейся болезни, путаясь в мыслях, она пыталась вспомнить, что упустила сказать. Вспомнила уже в такси: забыла сказать, что им надо разъединиться, чтобы объединиться уже на базе конкретной политической платформы...
На следующей неделе состоялся Общественный совет новой оппозиции, на котором Павел был единодушно выбран заместителем председателя.