Глава 38. Школа трутней

«Народный вестник. 5 декабря ... года. Минин закрывает главную профсоюзную организацию.

Торжественное начало очередного съезда Независимой Федерации российских профсоюзов было омрачено неожиданным решением временно исполняющего обязанности президента о роспуске НФРП»


Когда раздался звонок сотового, и Виктор увидел на дисплее, что звонит Андрей, ему почудилось, что это звонок из прошлого, настолько давней казалась их последняя встреча за чередой последовавших за ней грандиозных событий.
— Привет, дружище! Хорошо, что догадался позвонить, а то у меня голова кругом от дел, и вообще... Ты по делу или как?
— Просто Вить, без дела, хорошо бы повидаться, а то ведь так и забудем старых друзей.
— Ни-ко-гда! Давай разыщем Олега и завтра же, не откладывая...
— А Олег не здесь. Я ему уже звонил. Он в части, говорит, повышение получил, перевели куда-то в Сибирь. Ну что, завтра? Подъезжай к Юго-Западу, там возле моего дома есть пивнуха отличная, я там свой человек, да и обстановочка ничего. Отметим встречу пивком и воблочкой, а?
— Идет! К шести вечера.
Андрей ушел из группы Абдуллаева почти сразу — не смог примириться с подлостью шефа. И сделал это без демонстраций — объяснил свой уход из политики необходимостью работать на спортивном поприще, тем более что ему прочили место в руководстве Федерации кикбоксинга. Он не догадывался, что, покинув лоно партии власти, потеряет и возможность служебного продвижения в Федерации, и считал, что его предстоящее участие на профсоюзном съезде от спортивного сообщества будет последней формальностью перед назначением на выгодную должность.
Хозяин пивного заведения в своем стремлении вызвать любопытство клиентов хорошо постарался. Тонко чувствуя ностальгию россиян по старому советскому прошлому, он повесил над заведением бесхитростную и даже простоватую вывеску, нарисованную, видимо, саморучно, на листе жести. Помимо надписи «Простая советская пивнушка», на ней красовались наполненные желтым пивом кружки со стоящими возле них, как солдатики, рыбками.
Войдя внутрь, Виктор увидел точь-в-точь ту же обстановку, те же длинные высокие деревянные столы, которые впервые увидел еще пятилетним мальчишкой. Тогда отец тайком от матери затащил его в пивную, где вместе с каким-то незнакомым дядькой, обставив такой же вот стол несчетным количеством кружек, весело дубасил твердыми сухими рыбками о край стола, а потом, отдирая от них узкие полоски мяса, с наслаждением поглощал их вместе с пивом, прерывая чавканье не очень внятным разговором. Время от времени отец выколупывал из рыбок какие-то твердые темные кусочки, невероятно соленые и вязнувшие на зубах, восторженно восклицал: «Икра, икра!» — и запихивал их в рот сынишке, который послушно жевал и проглатывал, желая подражать отцу.
Продавщица, дородная тетушка, как будто выписанная из далекого социалистического прошлого, узнав Андрея еще в дверях, приветливо улыбнулась завсегдатаю забегаловки. Андрей тоже бросил ей издалека свое приветствие:
— Здрасти, теть Дусь, сообрази-ка нам по пять кружаков для начала и к ним восемь золотых рыбок, а потом посмотрим…
Они выбрали стол в темном углу залы, за которым, в отличие от других столов, расположился всего один посетитель, человек лет шестидесяти, видно, из мастеровых. Попросив разрешения у «хозяина» стола, они расположились со своей «добычей» неподалеку, предвкушая удовольствие от предстоящего сочетания пива, воблы и дружеского разговора.
Друзья сдвинули кружки, отпили.
— Ну, Витек, рассказывай, куда пропал? Про себя сразу скажу, что с Абдуллаевым я порвал окончательно. Но от нашего уговора не отказываюсь. Я его по линии спорта буду прощупывать. Он ведь и туда полез. Купил волейбольную команду. Поговаривают, что его люди тотализатор организовали и судей подкупают. Это я проверю. А когда будет суд, буду свидетелем. На меня можешь рассчитывать.
— Знаю, Андрюх, что не подведешь. А я вот остался. Вышел на неплохие позиции, теперь в Думу будет меня двигать, на место какого-то Козлова. Будут шансы схватить его за жабры.
— Ладно, ладно, смотри, сам не попадись на крючок, он еще та лисица. И тебя постарается замарать. Так что держи ухо востро, а то еще вместе с ним загремишь кое-куда.
Виктору не хотелось признаваться, что Абдуллаев уже набросил на него уздечку, решив наградить краденой собственностью, и, видимо, готовит к роли пешки в своей политической игре.
— Это мы еще посмотрим, насчет замараться. От своих слов я не отказываюсь и мерзавцев прощать не собираюсь. Будет нелегко, но сделаю все, чтобы довести дело до конца.
— Не знаю, не знаю, — Андрей, похоже, не очень верил в план Виктора. — Времена меняются... Пока ты тут расставляешь свои сети да капканы, придет большой охотник и разделается с гадюкой без тебя, а еще и тебя к ответу призовет как его товарища.
— Это кто, Волин, что ли?
— Он, конечно. Видишь, как заправляет! Пух да перья летят!
Виктор вспомнил разговор с мэром о Большом чистильщике, но ему все же не верилось, даже после того, что произошло с Минюстом, Минобороны и МВД, что Волин долго протянет в своей битве с чиновниками.
— Со всеми не справится, а потом, кто знает, может, все это он затеял для острастки, ну, чтобы напугать, ну, как бы я, мол, новый начальник, всем стоять и бояться! Ему все равно придется на кого-то опереться, тут-то все абдуллашки под него и поднырнут спину свою подставлять. Абдуллашки, они хитрые, и за ними сила. Все заводы, фабрики... Все контролируют. А если не будет по ихнему, то припугнут или завалят.
— Не думаю, Волин не из пугливых… И вовсе не один он. Слышал небось про его опричников. Ух шустрые, ух ушлые!
Виктор оторвал зубами длинную полоску со спинки воблы и, отчаянно жуя ее, промямлил: «Пожуем — увидим!» — а глотнув пива, добавил:
— А если Сытин ненароком вернется и развернет всю телегу на сто восемьдесят градусов? Что тогда? Ему-то небось волинские опричники не нужны. Да и сам Волин не будет нужен. Ну да ладно о Волине... Ты-то как сам?.. Бобылишь все или присмотрел уже кого, красу какую — ноги от ушей?
— Пока один, мотаются разные, но все барахло, нету мово идеала! А вот, кстати, — Андрей не хотел менять темы, — завтра съезд профсоюзов, я тоже туда делегирован. Говорят, Волин придет.
— Что ему там делать?
— Раньше Сытин всегда приходил. Думаю, и этот будет, надо же ему во все места свои гайки поставить.
— Ну, профсоюзы-то, — под воздействием первых пивных градусов продолжал возражать Виктор, — вроде хорошо смазанная система. Вряд ли он будет в ней что-то менять. Не хватало ему еще рабочих восстаний...
Сосед по столику, до сих пор угрюмо молчавший, услышав про профсоюзы, злобно крякнул. Он был уже на пятой кружке, рыба почти вся превратилась в кучку ошметков.
— Система-то система, но он вроде как все системы ломает, переделывает все, — твердо стоял за Волина Андрей.
Тут дядька не сдержался и выпалил злобно и дерзко:
— И правильно, что ломает. Давно пора, пусть пересажает их всех, гадов! — Выпитое давало о себе знать — слова его прозвучали размазано, язык заплетался.
Пивной стол в забегаловке — это святое. Пивной стол — главная трибуна пивного парламента, самого демократичного места в России. Именно он всегда был символом свободы, равенства и братства всех народов и сословий. Он требовал незыблемого соблюдения демократических правил: оратор имел право высказаться, а другие обязаны были его выслушать. Существовало лишь одно условие — право слова имеешь, только если выпил хотя бы одну полную кружку. Старожилы пивных заведений — «пивные лорды» — ревностно следили за соблюдением демократических законов и в стремлении защитить пивное законодательство иногда доводили дело до драки. Но чаще всего посетители, обожавшие дух и традиции пивных заведений, сами старались выполнять неписанные правила.
Пивная демократия требовала корректности к ранее выступавшим, поэтому сосед, решивший воспользоваться, наконец, своим правом на реплику, добавил:
— Я, конечно, извиняюсь, что вмешиваюсь в ваш разговор, но эти ваши профсоюзы — полная фальшивка, их вообще не интересуют рабочие, они только денежки там делят между собой и власти поддакивают. Школа коммунизма… как были при социализме, так и остались — никаких прав рабочих они не защищают. Вывеска только! Вы уж извините, ребятки, что сорвался, но, как говорится, знаю, чего они стоят, на своем горбу познал.
Он замолк, мрачно уткнувшись в наполовину пустую кружку. Виктор с Андреем повернули головы и выжидающе уставились на говорившего. Парламентский этикет требовал продолжения начатой речи. Взгляды друзей вопрошали: «Ну и что, что дальше-то?» Прочитав их немой вопрос, охмелевший сосед смешался:
— Что, что? А вот то... Ладно, извиняюсь, прорвало...
— Нет уж, друг, сказал «а», давай и «б», и «в», как полагается.
— Да чо тут говорить, пустое место они, ваши профсоюзы! — снова разгорячился сосед. — Я еще при социализме их помню. Я ведь тоже участвовал в разных собраниях и съездах. Нам даже и объяснять не надо было — поднимай руки, когда голосовать надо, и не думай больно. Это сейчас мы понимаем, что соломой были для партийных начальников. Теперь то же самое, только еще хуже. И вы, как бараны, идете на съезды и руки тянете не по совести, а потому что начальники так хотят. Значит, вы тоже солома для новых начальников. Нас тогда гуртом сгоняли, но хотя бы это была как бы награда. Стал передовиком, вот тебе — на съезд отправим. А у вас и того хуже — обязаловка. Но тогда, в те времена, по заслугам был и почет. Или на доску почета тебя повесят, или в очередь на квартиру поставят, но чтобы издеваться, в раба превращать и гнобить, такого не было. А сейчас, сейчас профсоюзы ваши — это… это… сволочи… гады!.. п***ры гр***ные!..
«Парламентарий» злился на профсоюзы, злился и на себя, что не находит правильного, хлесткого словечка, которым сможет враз обличить то, что называется профсоюзом.
— Мне до пенсии, — продолжал он, — всего ничего, около полугода... А меня с работы поперли, где я всю жизнь проработал, где всегда все выполнял, как говорили... Причина? Причина простая. Возроптал. Первый раз в жизни возроптал... Директор завода послал меня к дружку своему электричество в новых апартаментах провести. Ну, я и подумал, хороший директор, дал подзаработать на старости лет, он-то знает, что я электрик высшего разряда. Ну, я все сделал, три дня на него пахал, а как закончил, возьми да спроси об оплате... А тот как набросится на меня: да кто ты такой, да как ты смеешь, пошел вон и разбирайся с тем, кто тебя послал. Ни копейки не дал... Прихожу на работу, тут меня директор и вызывает… Ты что, мол, Николай Петрович, дебош там устроил, в доме такого-то-растакого-то человека. Я ему, мол, работа сделана, работа качественная, надо бы заплатить. А он мне: я что, тебе мало плачу? А ну, проваливай, с завтрашнего дня ты у меня не работаешь. Я в профсоюз, так, мол, и так, несправедливость, не имеет, мол, права. А они с шефом-то уже поговорили и спрашивают: а ты когда ходил на подработку-то? Ну, с четверга по субботу, шеф-то меня прямо с работы и сорвал! Ах, вот оно что? На подработку ходил, значит, в рабочее время… Выходит, прогулял… И припаяли мне еще и статью — нарушение трудовой дисциплины. Вот вам ваши профсоюзы, твари продажные! А мы уже даже не рабочие, мы просто рабы, бараны, стадо… Трутни они на теле рабочих, бездельники, нас***ть им на рабочих. Так что раньше было: профсоюзы — школа коммунизма, а сейчас это школа трутней. Может, хоть Волин с ними разберется... Дай боже!
Друзья глядели на собеседника и понимали, что он прав. Оба хорошо помнили, что произошло в Сызрани, когда терпение рабочих перелило через край. Никаких профсоюзов у них не было, рабочие дошли до отчаяния и пытались сами защитить себя и свои семьи.
Виктор решил морально поддержать несчастную жертву профсоюзов и ляпнул, как оказалось, не к месту:
— Если бы был Сытин, он бы не позволил такого безобразия.
Реакция работяги была неожиданная:
— Да пошел он на..., ваш Сытин. Он как раз и устроил весь этот бедлам, разодрали страну на куски и высасывают из нее соки, кто как может!
Сосед, кажется, терял управление над собой, нарушая все правила парламентского приличия и переходя на личности.
— Я вас сразу раскусил. Холеные, в костюмчиках, к народу потянуло!.. Сытинские выкормыши, монороссы… От вас за километр несет... Профсоюзные деятели, трутни! Нечего мне с вами тут за одним столом...
Он одним махом перевернул в себя остатки пива, сорвался с места и рванул к выходу. У выхода опомнился, вернулся, собрал в газетку съедобные остатки воблы и окончательно покинул заведение.
Демарш был невиданный для пивного «парламента». Друзья даже опешили. Сосед не дал им возможности высказаться, но даже если бы и дал, крыть им было нечем. Угадал он, что они монороссы, ну и наверное, что и трутни тоже...
Впрочем, замешательство длилось недолго. Они переглянулись, улыбнулись и снова сомкнули над столом кружки с холодным пивом.
Утро следующего дня выдалось морозным. Снег, там, где его не успели до зари убрать старательные дворники и снегоуборочные машины, приятно похрустывал под ногами. На небо выползало солнце, обещая радостный день. Но во Дворце профсоюзов это утро было далеко не солнечным. Напряжение и любопытство по поводу предстоящего открытия съезда и, самое главное, посещения его Волиным, висели в воздухе и отражались на лицах депутатов, постепенно заполнявших зал заседания. В кулуарах, возле главной сцены, на которой все давно уже было готово, нервничал председатель Независимой Федерации Российских профсоюзов Андрей Исалев, дергая по делу и без, помощников, требуя какие-то цифры и бумаги. Он как будто аккумулировал в себе, в своем раскрасневшемся толстом лице, все напряжение зала и при этом был очень похож на жужжащее насекомое, готовое ужалить любого, кто попадется ему на глаза.
Президиум съезда украшала двухъярусная система столов, за которыми восседали члены руководства, видные деятели профсоюзного движения России и других стран, представители партий, защищавших интересы трудового населения страны, представители власти — Думы, Совета Федераций, правительства. За спиной у них на всю ширину стены было растянуто полотно кумачового цвета, которое с нарисованным знаком серпа и молота в верхнем левом углу напоминало флаг Советского Союза и олицетворяло связь времен. На поверхности полотнища было написано огромными желтыми буквами: «Солидарность, Мир, Труд».
Когда до официального открытия оставалось пять минут, Исалев наконец собрался с духом и под бурные аплодисменты вышел на сцену. Оттуда он взглянул в глубину зала и немного успокоился — зал был полон и готов к мероприятию. Исалев добрался до середины президиума и грохнулся на один из двух свободных стульев. Последний, видимо, предназначался для Волина.
Помощник Исалева, понимая, что все ожидают начала действа, предупредительно произнес в микрофон:
— Уважаемые делегаты! Ожидаем прибытия временно исполняющего обязанности Президента Российской Федерации Петра Алексеевича Волина.
Зал, как и полагается, ответил аплодисментами.
Ровно в 10 утра в зал вошел Волин. Вошел не со стороны сцены, а из двери на галерке, откуда входили все обыкновенные делегаты. Его сопровождало около двадцати крепких парней, которые рассредоточились в проходах зала, пока Волин искал себе подходящее место, куда мог бы присесть. По залу прошелся шумок, разносящий полушепотом по всем его углам слово «опричники». Волину предложили сесть в президиуме, но он отказался.
Раскрасневшийся и, казалось, еще более раздувшийся от напряжения Исалев, семеня толстыми ножками, подкатил к трибуне.
— Дорогие товарищи!
Докладчик начал с того, что профсоюзное движение, увенчанное лаврами старых побед, за последний год вышло на свои новые рубежи.
— На нашу долю выпали невиданные испытания — потеря лидера государства, тяжелое экономическое положение страны, рост безработицы, новое резкое падение рубля, утрата политической стабильности, недовольство рабочих социальным положением, напряженные межнациональные отношения. Не раз эти волны испытаний и потрясений стремились перевернуть наш профсоюзный корабль, но он устоял, не сменил курса и продолжает свое достойное плавание в фарватере защиты интересов трудящихся.
Председатель отметил, что санатории и здравницы являются гордостью профсоюзов. Их число в последние годы возросло, а это означает, что большее количество рабочих получило возможность восстановить здоровье и хорошо отдохнуть. Спонсорская помощь государства, работодателей и разного рода фондов возросла, за что все профсоюзное движение России выражает глубокую признательность.
— Эта помощь была... самым существенным... фактором... сохранения стабильности... профсоюзного движения... в стране...
Последняя фраза председателя прозвучала странно растянуто, потому что еще в начале ее Волин встал и стал подниматься на трибуну. Когда до трибуны ему оставалось шагов пять, Исалев замолчал и попятился в сторону, лицо его багровело. Волин поправил микрофон.
— Садитесь, господин Исалев, садитесь.
— Но я еще не закончил...
— Я закончу, не беспокойтесь... Богадельню вашу будем закрывать! Кому-то явно еще не понятно, что Россия на грани краха, и если уже сейчас, сегодня, мы все не станем ее спасать, она погибнет. И на этом фоне только что прозвучали декларации об успехах абсолютно провальной общественной организации, средоточия коррупции и нечестных сделок за спиной рабочих, которых они якобы представляют.
Исалев вернулся на свое место и шлепнулся на стул, рукой держась за сердце. Спустя минуту через весь президиум к нему уже мчался помощник со стаканом воды. Но Волин этого не видел, он продолжал:
— Государству сейчас крайне необходимо слышать голос самих рабочих, как они реагируют на условия труда, взаимоотношения с работодателями. Это должны обеспечивать профсоюзы. Вместо них мы имеем помпезную, красивую пробку на бутылке, в которой законсервирован рабочий протест и не может вырваться наружу. Вы, господа, не нужны! На вас, функционеров НФРП, а по существу праздных и бесполезных людей, тратится много народных средств, много человеческой энергии расходуется без всякой пользы для государства. Вся ваша организация обслуживает несколько человек, которые возглавляют вашу контору. Чем же они занимаются? А занимаются они замазыванием реального положения рабочих в стране, сделками с работодателями, тихой и преступной приватизацией имущества, санаториев, здравниц. Вот в чем состоит деятельность вашей лавочки, ваших не зависимых от рабочих профсоюзов. Если кто-то сомневается, что мы знаем все, то скоро перестанет сомневаться, когда получит повестку в прокуратуру в связи с нечистыми сделками. Хватит воровать! Пора начинать жить честно! А профсоюзы нужны России. Настоящие, созданные самим рабочим коллективом в защиту своих интересов перед работодателем, и государство позаботится о том, чтобы такие профсоюзы существовали. Мы не можем допустить нарушения главного принципа возрождения экономики — баланса интересов всех участников экономического процесса. А для этого нужно слышать их голос. И мы его услышим! Правительство уже подготовило программу организационной, юридической и финансовой помощи первичным профсоюзным организациям. Засим ваш съезд закрывается. Он не заслуживает того, чтобы был потрачен даже один киловатт энергии ламп, так обильно освещающих этот зал. Закрывается и ваша Федерация. До свидания! Жду вас в рядах людей, которые стремятся к прогрессу России, и не на словах, а на деле.
Волин вышел из зала так же стремительно, как и вошел. Следом вышли «опричники».
Зал онемел. Молчал и председатель Независимой Федерации. Через три минуты молчание прервал озвученный на весь зал взволнованный голос администратора:
— Мною получен приказ через пятнадцать минут прекратить обслуживание съезда, поэтому прошу присутствующих в организованном порядке покинуть здание. Спасибо!