4. 1. Ранение

Осколки немецкой мины брызнули веером. Один зацепил цыплячью шею 19-летнего лейтенанта, другой пришёлся в руку, а третий боксёрским ударом расколол нижнюю челюсть, отправил отца в нокаут.

В сборнике воспоминаний ветеранов, составленном Владимиром Серковым, есть рассказ о таком ранении: «Неожиданно я почувствовал сильный удар в лицо. Очнувшись от тупой боли, сообразил, что ранен в нижнюю челюсть» [312].

Санитар под обстрелом обтёр отцу залитое кровью лицо, наложил повязку на шею, прибинтовал повреждённую, с переломами, руку к туловищу, постарался обездвижить нижнюю челюсть. Чтобы не допустить асфиксии (удушья), вытянул язык до уровня передних зубов.

Батальон, отступая по приказу, переправился через Маныч. Миномётчики, погружаясь по пояс в ледяную воду, несли командира на плащ-палатке, стараясь держать повыше, чтобы не зачерпывать солёную жижу. На берегу передали медсанвзводу.

«В каждом батальоне, – писал Беляев, – было такое медицинское подразделение. Возглавлял его военфельдшер в звании лейтенанта или старшего лейтенанта, у которого было несколько повозок и немного бойцов, которые помогали ему» [313].

Фельдшер, учитывая тяжесть ранений лейтенанта, переправил его в полковой медицинский пункт.

Отца, с наружным кровотечением, опасностью асфиксии, тяжёлыми переломами, признаками шока, пропустили через перевязочную, где сделали блокаду местным анестетиком, ввели противостолбнячную сыворотку, подготовили к эвакуации.

Заполнили первичную медицинскую карточку переднего края. Вписали паспортные данные, сведения о характере и локализации ранений, объёме осуществлённой помощи, отметили вид и способ эвакуации. Красная полоса указывала на срочность дальнейших действий. Карточку, чтобы не затерялась при транспортировке, засунули в карман гимнастёрки.

Вывозом раненых с ПМП руководил командир санитарной роты полка Степан Антонович Зотов.
Военные медики знали: спасает время. Путь раненого с поля боя до медсанбата должен занимать 12 или, что лучше, 6–8 часов.

В медсанбате смогли остановить кровотечение, обработать раны, очистить их от фрагментов одежды, земли, да и осколки не были стерильны.

Но сначала раздели раненого. Зимой это довольно сложно, делился известный советский кардиохирург Николай Михайлович Амосов, проработавший всю войну ведущим хирургом передвижного полевого госпиталя.

«На каждом бойце шинель, шапка, подшлемник, ботинки с двумя портянками – байковой и суконной, рукавицы теплые. Ниже – ватный костюм: фуфайка и штаны. Еще слой – теплое белье. У некоторых под ним еще простое белье» [314]...

Неподалёку от отца лежал тяжело раненный накануне приятель, комсомольский вожак полка младший лейтенант Фёдор Баландюк, уроженец Одесской области. Виделись они редко, но общение всегда радовало.
 
Справиться с относительно лёгким ранением в шею оказалось нетрудно. Сложней было с иссечённой осколками правой рукой, а также расколотой, со смещением костных отломков, нижней челюстью. Ранение в лицо считалось тяжёлым, лечение – требующим от хирурга высокопрофессиональной подготовки.

Тот же Амосов описал схему оказания квалифицированной медицинской помощи полевым эвакопунктом. Раненых доставляли из медсанбатов в эвакоприёмник, а после сортировки развозили по трём полевым подвижным госпиталям, где лечили и готовили к эвакуации в тыл.

Такой ли маршрут был уготован отцу в 28-й армии, тем более во время распутицы? Негде теперь узнать, не у кого спросить...

Отца мог оперировать 40-летний военврач 2 ранга Виталий Исакович Миткалёв, ведущий хирург полевого подвижного госпиталя № 5193, если в это время оказывал с бригадой помощь медсанбату № 277.

Впрочем, и военврач 2 ранга Василий Васильевич Менделюков, ведущий хирург головного полевого эвакуационного пункта 28-й армии, выезжал «в полевые лечебные учреждения в порядке усиления» [315].

Эти или другие золотые руки оперировали отца. Установили в нужное положение и зафиксировали костные фрагменты, наложив на челюсти металлические назубные шины и привязав их проволокой к зубам. С помощью скобок обеспечили, чтобы отломки в период заживления не сдвинулись и не нарушили прикус.

Медсестра заблаговременно сделала новокаиновую блокаду, ценную и как средство для лечения шока. В годы войны под местным обезболиванием выполнялось до 60 % операций. А при ранениях лица, когда невозможно наложить маску, без местной анестезии вообще не обойтись.

После того как собрали челюсть, настал черёд правой руки...

Дальнейший путь лежал в Астрахань.
Оформили бумаги. «Для ведения историй болезни, – вспоминали фронтовые медики, – использовались различные материалы – от тетрадных листов до этикеток от банок тушенки» [316].

Неизвестно, сколько времени понадобилось эвакуационной команде, чтобы осилить более 400 километров калмыцкого бездорожья, переправиться через Волгу и доставить тяжелораненых в эвакогоспиталь № 4938.

Никогда не думал, что поиск так захватывает; он затягивает, как водоворот щепку. Откладываются неотложные дела, нехотя исполняются рутинные обязанности по дому, телевизор включается только для просмотра сводки новостей и прогноза погоды, книжки читаются лишь те, что способствуют углублению знаний по исследуемой теме.

Вновь обратимся к Сети – вездесущей, накинутой, кажется, на весь мир.
На сайте «Служба “Вечная память” г.Астрахани» отыщем список госпиталей в годы войны.
Оказывается, 26 их было в городе, столько же – в районах области, в общей сложности на 23 тысячи коек. Они размещались в гостиницах и школах, где лучшие комнаты выделялись под операционные [317].

Найдём в списке эвакогоспиталь № 4938. Из четырёх временных отрезков его функционирования два вполне устраивают. С ноября 1942-го по февраль 1943-го – в доме № 6/10 по улице Ильича (ныне улица Ульяновых), здании бывшей гостиницы. И с декабря 1942-го по начало марта 1943 го – в школе № 58 посёлка Трусово.

По первому адресу, в центральной части города, в шаговой доступности от Астраханского кремля и набережной Волги, две гостиницы.

Одна, «Астраханская», до революции называвшаяся «Европейской», поражала гостей размахом, высокими потолками с лепниной, просторным холлом в стиле барокко. В ней имелись апартаменты для царской особы, останавливались писатели Горький, Гиляровский, Писемский, художник Суриков, певец Шаляпин.
Другая гостиница именовалась «Большой Московской».

Оба здания приглянулись военврачам из-за наличия помещений, пригодных для того, чтобы разместить операционные, диагностические, лечебные кабинеты, лаборатории, процедурные, палаты для ранбольных (распространённый термин того времени).
В одну из гостиниц и привезли отца...

Моя работа в ЦАМО подходила к концу. Были просмотрены кадровые документы 248-й стрелковой дивизии вплоть до апреля 1943-го. Между тем так и не удалось найти два приказа: во-первых, о назначении лейтенанта Пискунова командиром роты и, во-вторых, об исключении его из списков личного состава по причине ранения.

Заказал в который уж раз опись архивных дел 248-й дивизии. Одно из них, пропущенное ранее, заинтересовало: «Переписка по личному составу с 17 января 1943 года». Вспыхнула надежда на то, что здесь могут найтись интересующие сведения.

На следующий день держал в руках папку. Она, в отличие от остальных, объёмных, увесистых, была подозрительно тоща. На обложке пометка: «Документы, оставшиеся после сожжения в окружении под хутором Каменка Ростовской области» [318].

Перелистал. Увы, среди сохранившихся бумаг не нашлось ничего, что могло для меня быть полезным. Почудилось, что от листов пахнет гарью.
Что же случилось в конце января 1943-го?

После того как 17-го было наконец-то взято Дивное, 248-я дивизия и другие части шли по Ростовской области. В предместьях Зеленограда развернулось ожесточённое сражение с дивизией СС «Викинг», состоявшей из скандинавских добровольцев. Она превосходила нашу численностью и вооружением и поддержана предположительно 23-й танковой дивизией. С 28-го по 30-е в неравных боях были разбиты 905-й,899-й и 902-й стрелковые полки [319].

Бок о бок с красноармейцами работники штаба 248-й дивизии отражали натиск эсэсовцев. И кто-то из штабистов, пока был жив, уничтожал секретные дела, в том числе приказы о назначениях, карточки учёта личного состава, донесения о потерях – всё, где содержались данные о семьях военнослужащих. Многие проживали, как родные моего отца, на оккупированных территориях и подверглись бы смертельной опасности, попади адреса в руки врага...

ПРИМЕЧАНИЯ
312. Серков В. Т. О друзьях-товарищах, о боях-пожарищах. Курган, 2014. С. 80.
313. Беляев В. И. Указ. соч. С. 159.
314. Амосов Н. М. ППГ-2266 или Записки полевого хирурга. Глава пятая.
315. ЦАМО. Ф.33. Оп.682527. Д.27. Л. 383, 384.
316. Гайдар Б.В. Роль медиков в Великой Отечественной войне//Интернет-проект «Великая Отечественная война».
317. Сайт «Служба “Вечная память” г.Астрахани» // Госпиталь № 4938.
318. ЦАМО. Ф. 248 сд. Оп. 2. Д.22.
319. Шеин О. В. От Астраханского кремля... С. 40–41.