Очередь

Однажды, в самом начале девяностых, когда кругом кипели политические страсти, а есть было нечего, мы стояли в очереди за рыбой.


 Рыбу давали по килограмму в одни руки, поэтому в очереди стояли я, муж и наша маленькая дочка — тоже «руки».


Очередь двигалась очень медленно. То я, то муж гуляли с коляской вокруг магазина, чтобы дочка могла подышать свежим воздухом.


В те времена в нашем универсаме было абсолютно пусто. Все полки и стеллажи, где в советское время стояли товары, убрали.

 Осталось только несколько прилавков вдоль стен. Весь магазин представлял собой огромное пространство — абсолютно пустое.


Муж пошёл погулять с дочкой, а я уныло топталась в конце очереди. Предо мной стояла очень активная женщина. Она со всеми заговаривала, устраивая в очереди какой-то мини-митинг, и выкрикивала с энтузиазмом:


— Зато теперь — свобода! Теперь мы заживём! Такого человека избрали в президенты! Теперь всё будет!


Очередь одобрительно гудела и поддакивала:
— Да, да! Мы все надеемся на нашего президента! Мы с ним не пропадём! Такой человек! Теперь — свобода!


С детства я отличалась редкостной прямолинейностью, прямо как в анекдоте: «Что вижу, то пою!».


Первый президент мне очень не нравился. Он мне не понравился с первого взгляда, как только его назначили руководить Москвой.


Я, никогда в выборах не участвовавшая, в тот раз пошла и проголосовала. Пришла и вычеркнула неугодного кандидата.

 А поскольку нельзя было проголосовать против только одного кандидата, то автоматом «против» получили и другие, ни в чём не повинные. Я проголосовала «против всех». Много народу тогда было за, а я с самого начала была против.


Неожиданно эта активиста из очереди повернулась ко мне и спросила с вызовом:
— А вы за Бориса Николаевича голосовали?


Интуиция у меня была развита. Я сразу поняла, что, прежде чем ответить, мне лучше на пару шагов от очереди отойти.


 Все резко замолчали и повернулись в мою сторону. Я набрала в лёгкие воздуха и на весь пустой магазин на одном дыхании выпалила правду:
— А я голосовала против Ельцина!


И тут же я увидела, как с какими-то просто дикими глазами на меня бежит эта активистка.


 Жуткий у неё был взгляд , просто нечеловеческий. Мы в детстве говорили:
— Глаза как у бешеной селёдки!


Примерно такие глаза были и у неё. Она взвыла каким-то визгливым голосом:
— Вражина!


И так это всё было нелепо и нереально, что меня пробрал дикий смех. Но чуть не пол-очереди ринулось ко мне, пришлось бежать как можно быстрее.


Я была молодая тренированная спортсменка. Ещё и в лёгкой куртке.


 А люди в очереди стояли в основном постарше, а то и вовсе пенсионеры. И все - в тяжёлых советских пальто до полу. Так что фора у меня была хорошая.


На скорости я бегала и бегала по огромному пустому магазину, как по стадиону. Но и очередь не сдавалась. Люди бежали за мной толпой. И тут в дверях появился муж с коляской.


Он мне потом говорил, что первая мысль была, когда он увидел, как толпа за мной по магазину гоняется: «Наверное, пролезла без очереди и купила рыбу».


Муж, стоя в дверях, начал мне махать рукой и кричать:
— Я здесь! Беги ко мне!


А я боялась к нему бежать, он же был с коляской:
— Когда у людей глаза как у бешеной селёдки, может, они коляску растопчут и глазом не моргнут!


Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы не продавщица:
— Если вы немедленно не прекратите, я рыбу вообще отпускать не буду!


Все разом опомнились и бросились опять в очередь — разбираться, кто давно стоял, а кто -  сбоку незаметно пристроился.


Я пошла гулять с дочкой, а муж остался стоять за рыбой. Когда его очередь подошла, продавщица сказала:


— Да поняла я, поняла, что вам на троих взвешивать. Не надо, не зовите!


Иногда я вспоминаю глаза этой активистки из очереди.


Страшное это дело – фанатики.  В любые времена.