Кошмар в деревне

Несколько лет назад мне приходилось много работать и я искал возможности вырваться из города на природу.  Помог случай: как-то раз летним днём я пережидал  грозу в машине Бориса, приятеля. Ливень хлестал по окнам, небо сотрясалось от громовых раскатов.

- На, перепиши адрес, - сказал Борис, протянув записную книжку. – Там большие лесные массивы, настоящая природа, есть где разгуляться.

- И сколько ты им платил? – спросил я.

- Ерунда, рублей пятьсот в день, кажется.

- Жаль, что нельзя им позвонить. А вдруг там занято или они не захотят сдавать? – засомневался я.

- Ну, спросишь ещё у кого-нибудь. В крайнем случае успеешь вернуться в тот же день, если пораньше встанешь.

- Гм, тащиться в такую даль без гарантий… Ты сам-то когда там был?

- Месяца два назад, со своей группой. Втроём ездили, собирались спать в машине, да как-то распихались по хатам. Думаю, они меня помнят, это семейство.

- Алкаши?

- Нет-нет, отец с сыном, ничего страшного, - досадливо поморщился Борис. То ли ему надоели расспросы, то ли воспоминание было не из приятных. Некоторое время мы сидели молча. Борис закурил. По ветровому стеклу струились потоки воды, холодные дождевые капли долетали до моей щеки через приоткрытое окно. Гроза понемногу стихала, ливень слабел, превращался в сыпучий дождь.

- Как вас туда занесло? – нарушил я молчание. – Снимали очередной репортаж?

Мой приятель усмехнулся, и досада опять отразилась на его лице.

- Нечего там было снимать, - пробурчал он, – только время потеряли. Имей в виду: магазина там нет, а продуктовый ларёк в соседней деревне, километров за пять, не меньше.

Выглянуло солнце. Ветровое стекло, всё в дождевых каплях, засверкало так ярко, что я отвёл глаза. Борис включил «дворники» и повернул ключ зажигания, я поблагодарил его за адрес и вышел.



В намеченное для отъезда утро я поднялся рано как никогда, чтобы успеть на одну из первых электричек. Город, на который открывался панорамный вид с моего двенадцатого этажа, лежал погружённый во тьму. На горизонте, на фоне бледной зари вздымались трубы теплоцентрали – вырывающийся из них пар призрачным облаком протянулся через всё небо.

Когда я добрался до вокзала, совсем рассвело. Ехать на электричке пришлось часа полтора, но я радовался, что наконец-то вырвался на волю. Сойдя на нужной станции, пересел на автобус, где меня быстро сморил сон. Проспать свою остановку я не мог, так как ехал до самого конца, тем не менее просыпался от каждого толчка, беспокойно озираясь. Долго ли это длилось, не знаю, но мне показалось, что очень долго…

Меня разбудил водитель, он что-то мне кричал, высунувшись из кабинки: я сидел в пустом автобусе при открытых дверях. Похоже, конечная остановка. Схватив рюкзак, я  выскочил наружу. Автобус обдал меня жаром и укатил – я остался стоять посреди пустынного, заросшего бурьяном поля.  Дорога, плавно поднимаясь, убегала за пологий холм. Автобус скрылся за холмом, и стало совсем тихо, лишь посвистывали птицы да еле слышно шелестел бурьян.

Где меня вытряхнули, я не понял: вокруг не было никаких признаков автобусной остановки. Я пошёл вверх по склону, вслед за автобусом, решив взглянуть, что на той стороне. Оглянувшись, заметил какую-то деревню: там, где обрывалось поле, в лощине, среди деревьев и огородов разбросаны дома, блестит на солнце длинный пруд. Я повернул обратно, и вскоре на глаза попалась бегущая через поле тропинка, она-то и вывела меня к деревне. Та ли деревня, которая нужна? Если да, то мне следовало искать дом №1, стоящий особняком, и нечто похожее нашлось. Перебравшись через картофельные грядки, я подошёл к изгороди, заросшей кустарником и крапивой. От калитки к деревянному дому вела дорожка; пройдя по ней, я обогнул дом и вышел к застеклённой веранде.

Рядом кто-то копался в грядке.

- Извините! – окликнул я.

Огородник посмотрел через плечо.

- Скажите, это Малые Сморкуны?

Человек молча поднялся. Небольшого роста, худой, со сморщенным, загоревшим лицом, с длинными спутанными волосами.

- Не у вас ли останавливался Борис, репортёр, месяца два назад?

- Бори-ис? – протянул человек неожиданно тонким голосом. – Да, останавливался.

- Он говорил, что у вас можно было бы снять комнату на короткое время. Я бы заплатил вперёд.

- Вы тоже корреспондент? – настороженно спросил человек, откинув волосы с лица.

- Не, просто захотелось погулять по природе. Борис хвалил здешние края. Он, верно, снимал репортаж про вашу деревню?

В глазах огородника мелькнул испуг.

- Нет-нет, Борис уезжал на целый день, -  пробормотал он, - иногда возвращался под утро…

- Под утро?! – удивился я. – Где же он пропадал?

Человек пожал плечами и протянул мне пыльную, шершавую руку:

- Арсений.

Во двор на велосипеде въехал хмурый подросток с рыжими волосами, торчащими ёжиком. Угрюмо взглянув на меня, слез с велосипеда и покатил его в сарай.

- Это сын Игорь, - неуверенно сказал Арсений и направился в дом.

Мы прошли через веранду и оказались в прихожей, столь тёмной, что я с треском налетел на деревянные лестничные перила. Арсений открыл дверь и показал узкую, как вагон, комнату с окошком в конце; у стены - кровать, тумбочка, стул. Электрического освещения в комнате не было, и Арсений принёс мне карманный фонарик. После этого мы сходили на кухню, расположенную в полуподвале. Освещая фонариком, осмотрели холодильник, электроплиту и раковину, полную немытой посуды.

- Воду подают через день, - тихо улыбнулся хозяин, - но на улице есть колодец.

Мы договорились о цене. Взяв ключи, я заплатил вперёд.

Вернувшись в отведённую мне комнату, я опустился на кровать и взглянул в окно – за ним покачивались ветки с мелкими зелёными яблоками. В этот час дня комната освещалась отражённым от листвы солнечным светом. Вынув из рюкзака компас, я определил, что окно выходит на юго-восток.

Немного передохнув, я вышел прогуляться по деревне и окрестностям, а возвратившись с прогулки обнаружил, что входная дверь в дом заперта – видно, хозяева отлучились. До вечера было далеко, но меня неудержимо клонило в сон, слишком уж я рано встал. Отперев дверь, я вошёл в непроглядный мрак, по компасу отыскал свою комнату (стрелка зеленовато светилась) и завалился спать.

Проснулся ночью и не сразу вспомнил, где нахожусь. Протянул руку, пошарил по тумбочке в поисках фонарика и чуть не спихнул его на пол. Включил, - фонарик тускло засветился, едва разгоняя тьму. Часы показывали без четверти три. Я вышел в прихожую и прислушался: в доме мёртвая тишина. Не мог понять, вернулись ли хозяева, или их тоже где-то носит в ночи, как Бориса? Тихо вышел во двор – вокруг ни огонька, лишь звёздное небо над головой. Оно показалось мне единственным проявлением жизни в исчезнувшем мире. Оно смотрело на меня, оно о чём-то безмолвно сообщало, чего я никак не мог угадать…               



Утром я пошёл гулять в лес. Шумел ветер, солнце прорывалось сквозь густую крону, высвечивая то корягу, то лежащий поперёк пути замшелый ствол. Выйдя на поляну, я присел отдохнуть под дерево. В  вышине, среди белоснежных облачных нагромождений, задумчиво гудел самолёт. Я заклевал носом…               

Меня разбудил порыв ветра: солнце затянулось мглой, и вот уже отзвук далёкого  грома прошуршал по небу. Пришлось спешно ретироваться.

Вот так я и проводил дни: бродил по лесам и полям, порой делал бросок в соседние Лихоимцы за продуктами. А по вечерам о чём-нибудь беседовал с Арсением. Я узнал, что он преподаёт географию в школе, в райцентре, что там же учится и Игорь. Летние каникулы хозяева проводили у себя, никуда не выбираясь. С женой Арсений давно развёлся - ей подвернулся состоятельный иностранец, и теперь она благоденствовала на другой стороне земного шара, отделываясь редким письмом или скромным денежным переводом. В отличие от Арсения, Игорь отличался необычайной замкнутостью, в разговор со мной не вступал, на вопросы не отвечал, на меня не смотрел. Даже перед телевизором сиживал набычась, угрюмо уставившись на экран, а когда отец отправлял его спать, Игорь без сожаления уходил. Он жил прямо надо мной, на чердаке, и я часто слышал его шаги у себя над головой. Что касается Арсения, то он ночевал в другой половине дома, в своём «кабинете», где на стене висела большая карта Антарктиды.

Однажды я отправился за продуктами, захватив пустой рюкзак, но вспомнил, что в кошельке осталась лишь мелочь, и в досаде повернул обратно. Подходя к калитке, увидел Арсения: он стоял перед домом и, задрав голову, смотрел на чердачное окно Игоревой комнаты. Вот он задумчиво пригладил волосы, взглянул на ближайшую яблоню и опять на окно, словно прикидывая, можно ли по ней влезть на чердак.  Наклонился, принялся осматривать землю под ногами. Заслышав мои шаги, резко обернулся – смятение, почти ужас отразились на его лице.

- Забыл взять денег, - сказал я будто в оправдание.

Покраснев, учитель географии кивнул и отвёл глаза.

Вернувшись к себе, я бросил взгляд в окно, но хозяина уже и след простыл, лишь яблони сонно покачивали ветвями.

Во второй половине дня погода испортилась: когда я дошёл до магазина, зачастил мелкий дождь. Купив продукты и газету, я пошёл обратно. Дождь усиливался, с полей потянуло запахом мокрой земли и травы. На полпути меня застал сильнейший ливень, и  рюкзак мой промок насквозь: дома я выложил на тумбочку продукты, и с пластиковых упаковок натекли лужицы воды. Слипшуюся, аморфную газету я разделил на части и разложил по подоконнику.

В тот дождливый день заняться было нечем, распив с Арсением четвертинку, я лёг раньше обычного.

Проснувшись ночью, услышал, что рядом в темноте кто-то дышит. Я пожалел, что по беспечности не закрыл свою дверь на засов. Мне вспомнилось, как Арсений что-то высматривал перед домом, как он дико испугался и покраснел, когда я подошёл сзади, словно я застукал его бог знает за чем, и мне стало ясно, что это он сам пожаловал ко мне – с ножом или топором в руках! Вжавшись в подушку, я прислушивался к чужому дыханию, лихорадочно соображая, как поступить. Дыхание, меж тем, иногда прерывалось, сменяясь сопением; с облегчением я догадался, что человек спит. Приподнявшись, протянул руку к тумбочке, нащупал фонарик и включил его, прикрыв ладонью, - сомкнутые пальцы озарились красным светом. На полу рядом с кроватью - нечто длинное, белое. Слегка раздвинув пальцы, я пропустил свет и увидел Игоря – он спал на подстилке, прикрывшись одеялом. Свет потревожил его – Игорь поморщился во сне и отвернулся. Погасив фонарик, я задумался: может, распив четвертинку, я ошибочно забрёл на чердак и улегся в Игореву кровать?

Утром в комнате никого не оказалось. Вспомнив о ночном визите, я предположил, что на чердаке протекла крыша или, может, холодно стало, поэтому Игорь и спустился ко мне.               

Я вышел во двор: сияло солнце, о вчерашнем ливне напоминали лужи да раскисшая земля. За изгородью - лошадь с телегой, рядом Арсений и Игорь. Арсений беседует с бородатым мужиком, сидящем в телеге. Я подошёл посмотреть на лошадь.  Светло-коричневая, она смирно стояла, опустив голову. Игорь клал на ладонь овсяное печенье и подносил к её губам – печенье как по волшебству исчезало, но лошадь оставалась столь же понурой. В телеге, среди соломы, белели банки с парным молоком. Мужик плеснул молока  в кружку и дал попробовать.  Сделав глоток, я ощутил тошноту.

Вернувшись в дом, я натянул резиновые сапоги и отправился гулять. То был мой предпоследний отпускной день.

В тот день я вышел из леса к какой-то реке с крутым, обрывистым берегом. К этому часу заметно похолодало, солнце затянулось мглой. Река и берег - в густом тумане, веет подвальной сыростью. Немного поразмыслив, я направился вдоль реки. Вскоре сквозь туман проступили очертания лошади и телеги, стоящих прямо поперёк пути. Лошадь замерла над обрывом, печально опустив голову, телега была пуста. Мне пришло на ум, что хозяин свалился в реку, но я не стал уточнять; обойдя телегу, двинулся дальше. Кто-то, пошатываясь, выплыл из тумана навстречу – это был утренний мужик, продававший молоко. Осоловело глянув на меня, он прошёл мимо. Через минуту что-то тяжёлое ухнуло в воду и долетел захлёбывающийся крик. Я повернул назад, и что же? – мужик угодил-таки в реку! – он барахтался под самым обрывом, течение сносило его в сторону, к прибрежным кустам. Пришлось спускаться к воде, цепляясь за ветви и кочки, тянуть мужика за бороду, - я весь извозился. Так я познакомился с Никитой, который захотел подбросить меня до деревни. Он был пьян и по пути поведал мне, что здешние края славятся аморальными явлениями.

- Аморальными! – подскочил я. – Что вы имеете в виду?!

- Белые шары летают. Сам видел! – передёрнул плечами Никита. – Анормальные явления.

- Аномальные, наверно, - поправил я.

- Учёные были, корреспонденты были. По телевизору про нас показывают.

«Так вот зачем сюда наведывался Борис со своей группой!» - догадался я.
 
Никита коснулся и хозяев, у которых я жил. Игорь якобы год назад, в свой день рождения, неожиданно исчез из дома, пропадал где-то и вернулся грязный, одичавший, слова не вытянуть.

- С отцом поссорился, - предположил я.

- Его в лесу шукали, - диковато улыбнулся Никита, - а я-то знаю… я-то видел…  Ха! Вот вам сейчас скажу… На кладбище он прятался, вот где!

Лошадь наконец дотащилась до деревни. Поблагодарив Никиту, я пошёл домой. Смеркалось; в синей мути желтели редкие деревенские огни.               



Утром в мою дверь постучали: на пороге стоял Арсений с пустым рюкзаком на плече.

- Здравствуйте! - вошёл он, прикрыв за собой дверь. - З а в т р а уезжаете?

- Да, первым автобусом. Днём покажусь на службе.

- Гм. А я в райцентр. Куплю что-нибудь Игорьку, ему четырнадцать стукнет. Вернусь поздно, вы, наверно, уже ляжете.  Утром, когда выйдете из дома, просто оставьте ключ в двери.

- Конечно!

- Гм… - Арсений пошарил у себя в кармане и вынул ещё какой-то ключ. - Вот, возьмите. Он от той же двери на улицу. Хочу дополнительно запереть её на ночь. 

- Чтобы Игорь не убежал? – догадался я.

Арсений вздрогнул:

- Откуда вы знаете?

- Я из прокуратуры, – мягко улыбнулся я. - Прибыл по заданию. Вы арестованы!

Арсений вытаращил глаза.

- Шучу, шучу, - я тронул беднягу за плечо.

- Хе… Вам это… про Игоря… кто рассказал?

- Никита. Он рассказал также про летающие шары. Вы сами их видели?

- Какие там шары, - устало молвил хозяин, прислонившись спиной к дверному косяку. - Ну, однажды я видел свечение над лесом, но это, сами понимаете…  Вы действительно из прокуратуры?

- Я из администрации президента. Шутка! На самом деле мне очень у вас понравилось, чудесные края!

- Ну, приезжайте ещё, - пробормотал Арсений. – Кстати, сейчас Игорь перетирает смородину с сахарным песком, баночку возьмите с собой.

Хозяин ушёл. Я немного постоял, подбрасывая ключ на ладони. Было слышно, как кто-то возится за стеной в угловой комнате. Я вышел в прихожую и увидел Игоря через приоткрытую дверь – он толкушкой давил смородину в тазу. Стол, на котором разыгрывалось действо, забрызган соком, засыпан сахарным песком. Две-три банки уже наполнены и закрыты. Войдя в комнату, я пальцем собрал стекавший по банке сироп и попробовал на вкус.

- Ништяк! Послушай, Игорь, почему ты ночевал в моей комнате?

Подросток ничего не ответил, но движение его рук, державших толкушку, замедлилось. Вот он приподнял голову и исподлобья уставился на меня. Внезапно рывком выдернул толкушку из таза и звезданул ей меня по лбу – аж искры посыпались из глаз…  Шатаясь, я выбежал вон.

Пришлось отмываться от смородины, прикладывать к синяку бодягу.

Час спустя Игорь выкатил из сарая велосипед и умчался, а я отправился побродить по окрестностям в последний раз.

Ближе к вечеру, вернувшись с прогулки, я занялся сборами. Игорь уже был дома – сверху раздавались шаги его босых ног. Я сходил на улицу и принёс высохшее бельё. Из угловой комнаты прихватил д в е банки со смородиной (компенсация за синяк!), подыскал для них прочный полиэтиленовый пакет. Чтобы банки не разбились друг о друга, втиснул между ними скомканную газету.

Обратил внимание на скрип половиц наверху: Игорь уже не ходил взад-вперёд, а как-то странно топтался на месте, словно стараясь устоять на ногах. Я подумал, не выпил ли он, часом, водки, сгоняв за ней в магазин на велосипеде. И словно в подтверждение этой мысли, на чердаке что-то разбилось и разлетелись осколки, будто Игорь с размаха разбил стакан или бутылку об пол. Я отправился на кухню перекусить, а когда вернулся, Игорь по-прежнему топтался наверху.

Впихав в рюкзак отмытые от грязи сапоги, я затянул его и поставил на тумбочку рядом с будильником, –  теперь всё готово к отъезду. Вечерело, в комнате сгущалась тьма. Я присел на кровать и прислушался: потолок так скрипел, словно поднимали тяжеленную штангу. Может, Игорь и впрямь упражняется с тяжестью – вон ведь какие у него ручищи!
 
Не усидев на месте, я поднялся на стул – теперь трещит у самого уха. Внезапно оглушительно хлопнуло и разлетелось вдребезги – от неожиданности я едва не слетел на пол. «Малый совсем не в себе, – сокрушённо подумал я, - напился и бьёт банки со смородиной!»

Вышел из комнаты, пригляделся: судя по слабому свету, дверь на чердак приоткрыта. Опасливо пошёл вверх: «Как зафигачит банкой!..»  А на чердаке завозились, побрякивая осколками, смачно зачавкали, захрустело стекло на зубах… Мурашки побежали у меня по спине, и я поспешил вниз, мысленно призывая Арсения, который всё не возвращался.

Заглянул в угловшку: тихо, пахнет ягодой. Свет вечерней зари струится в окно, выхватывая из сумрака широкий стол, небрежно протёртый тряпкой – там и сям остались лиловые разводы.  Сама тряпка валяется на полу вместе с пустыми пакетами из-под сахарного песка, там же и грязный таз с толкушкой внутри.

Краем глаза я заметил движение за окном, повернул голову и обомлел: во двор на велосипеде въехал… Игорь! Соскочил на землю, покатил велосипед в сарай… Я потёр глаза: если это Игорь, кто же беснуется наверху? Может, Арсений вернулся из города в стельку пьяный? Я вообразил Арсения, пожирающего смородину вместе с осколками стекла, и у меня ум зашёл за разум.  Вынув из таза липкую, всю в варенье, толкушку, я решительно поднялся по лестнице и заглянул в комнату Игоря.

Никого!

У стены кровать и шкаф, у окна стол со стулом. Заглянул под кровать – тоже никого! Подошёл к окну –  заперто на шпингалеты! «В шкафу!» - подумал я. Из дверцы торчал старинного вида ключ – я повернул его, замок щёлкнул, и створки отворились. Пахнуло нафталином. Я уставился на полки с вещами…

Заскрипели шаги: это Игорь поднимается по лестнице. Сначала над порогом показалась его голова, затем туловище, и вот он весь возник в дверном проёме.

- Игорь, тут кто-то был! – вскричал я.

Подросток переступил порог и двинулся прямо на меня. От его застывшего взгляда веяло жутью.

- Игорь!.. – хрипло выдавил я, пятясь.

Что-то пребольно ударило по ступне – это толкушка незаметно выскользнула из моей руки – гремя, покатилась по полу, описывая полукруг.

Игорь присел на кровать, не спуская с меня неподвижных глаз. Прихрамывая, я устремился к лестнице, сбежал вниз и выскочил из дома.

На улице темно, земля бледно освещается вечерней зарёй. В полутьме фосфорически белеет висящая на заборе тряпка, серая и неприметная при дневном свете. Скрипнула калитка, и во двор вошёл Арсений с рюкзаком за плечами; не замечая меня, прошёл в дом. Зажглось окно «кабинета», осветив траву и кусты.

Высыпали звёзды, а я всё стоял во мраке, всё прислушивался к чему-то и  приглядывался: а не видно ли таинственных свечений над лесом? Ныла нога, ушибленная толкушкой, весьма увесистой, надо сказать: с металлической головкой (успел заметить сквозь налипшее варенье).

Странно, что пол на чердаке, как я теперь припоминал, не был усеян битым стеклом или заляпан смородиной. Куда всё подевалось? А главное: что за невидимка там шерудил?

Мне припомнилось, как Арсений зачем-то изучал землю перед домом, и в уме блеснула зловещая догадка, аж затрясло. Тихо как вор, сам не свой, я вернулся в дом и дёрнул за ручку дверь в угловушку, ибо в голову вдруг ударило стащить т р е т ь ю  банку со смородиной (позорно для прокурора!), однако дверь оказалась заперта. Внезапно зажёгся свет.

- Я думал, вы спите, - проскрипел за спиной голос Арсения. – Вы перепутали дверь.

- Да? Чёрт!.. В темноте ошибся.

- А мне вот пришлось задержаться. Зато я кое-что купил. Идёмте, покажу. Что у вас на лбу?

- Слепень укусил.

Мы прошли в «кабинет», и Арсений вынул из коробки большой чёрный бинокль.

- Прекрасный подарок, – одобрил я. – Теперь Игорю будет чем забивать гвозди. А на досуге он сможет наблюдать за летающими тарелками. Пару дней назад он уже уступил гуманоиду своё место на чердаке, сам же улёгся в моей комнате на полу.

Услышав последнюю фразу, Арсений дёрнулся так, что чуть не выронил бинокль. Отшатнувшись, дико взглянул на меня. Расстегнув ворот рубашки, присел на стул.

- Мне кажется, - продолжал я, -  вы опасаетесь не того, что Игорь сбежит, а что он сам ночью кому-то откроет. Тому, кто хочет проникнуть в дом, забравшись хоть по яблоне в окно. Правда, по тонким ветвям пробежит разве что белка. Не следы ли этого зверя вы искали на земле перед домом?

- С… следы белки? - заикаясь спросил Арсений, вскочил со стула и нервно заходил по комнате. - Знаете, год назад, перед тем, как Игорь исчез…  В тот день мы оба были дома, дело шло к вечеру… - Арсений замер, уставившись в пол. – Так вот, в тот вечер я заметил… я вдруг увидел...  – схватившись за горло, учитель поднял на меня остекленевшие от ужаса глаза. – Но… но это немыслимо!.. – прошептал он и вновь заметался из угла в угол.

- Немыслимо… что?! – прохрипел я.

- К чёрту всё! - топнул Арсений и плюхнулся в кресло. – К дьяволу! Давайте-ка  выпьем… -  И вынул из кармана… пустую бутылку!



Ночью я не мог уснуть - громко тикал будильник, действуя на нервы; за отпуск я привык к тишине. Провалявшись неведомо сколько, я уловил, как где-то словно бы звякнуло ведро. Приподнявшись, заметил, что в щели под дверью мелькает желтый свет. Кто-то  вдруг слегка постучал. С нехорошим предчувствием я вылез из-под одеяла и подошёл к двери.

- Кто там?
            
Тишина. Дверь, однако ж, дёрнули за ручку.
            
- Кто там?! – спросил я громче, но вместо ответа вновь раздался стук.

Приложив ухо, я уловил чей-то шёпот. Кто-то заскрёбся ногтями и опять дёрнул за ручку. В раздражении сдвинув засов, я приоткрыл дверь и отшатнулся: в проёме белел призрак с керосиновой лампой в руке, в длинной, до щиколоток, ночной сорочке, со всклокоченными волосами. Лампа снизу подсвечивала безумное, перекошенное лицо. Призрак силился что-то сказать, дрожащей рукой указывал вверх.

- Там… – прошелестел гость и протянул мне лампу. Взяв лампу, я вышел из комнаты и пошёл по лестнице вверх. Лампа позвякивала, покачивалась, по потолку метались огромные тени. Призрак плыл следом – это, без сомнения, был Арсений. Я дошёл до чердака, приоткрыл дверь, но ничего не увидел. Поднял лампу и высветил Игоря - он почему-то спал на полу, на подстилке, точь-в-точь как в тот раз у меня. Я приподнял лампу повыше, и свет, колыхаясь, скользнул на кровать, где тоже кто-то лежал… Лежал ещё один Игорь! Выставив голову из-под одеяла, он смотрел в потолок и корчил рожи. Я судорожно прикрыл дверь и оглянулся: Арсений боком, как краб, спускается по лестнице, призывно машет рукой. Я последовал за ним. Хозяин подошёл к выходу на улицу, перенял лампу и осветил замочные скважины.    

- Закрыто на оба ключа, –  нервно прошептал он. – Игорь не мог открыть эту дверь без меня, не мог, не мог! Вы её не отпирали? - Я помотал головой. - Тогда откуда взялся второй?

- Да лестницу приставил и в окно. С приятелем хочет отметить день рождения, а вы не разрешаете.

- А почему приятель как… близнец?!

- Очень похож, – согласился я. – Бывает.
            
- Нету там лестницы! Не верите? - Хозяин трясущейся рукой вынул из кармана ключи и отпер дверь – ворвался холодный сырой ветер. В ту же секунду наверху завопили. Охнув, Арсений выронил лампу и побежал – лампа упала на мою и так ушибленную толкушкой ступню, огонь вспыхнул и погас. Я заорал благим матом. В темноте, спотыкаясь и падая, учитель вскарабкался по лестнице и вломился в чердачную дверь. Я завизжал как последняя свинья, уже от страха: в комнате Игоря полыхало пламя! Огненные языки вздымались снизу, словно на пол плеснули бензина. Видно, приятели игрались со спичками и доигрались!

Забыв про боль, я взлетел по лестнице и увидел, что на чердаке горит одеяло и прочее бельё, раскиданное по полу. Арсений сбивает огонь подушкой, судорожно кашляя. Вот занялась и подушка – взвились вверх, кружась, горящие перья, пахнуло палёной курицей. У Арсения вспыхнул подол сорочки – хозяин запрыгал как бешеный, колотя по нему руками. Схватив подушку, я подскочил к окну, ударом по раме выбил хилые шпингалеты – окно распахнулось, и подушка полетела в ночь, задевая ветви и рассыпая искры. Горящей стороной шлёпнулась на землю и прогорела насквозь.

Я оглянулся: остатки одеяла, дымясь, дотлевают на полу, усыпанному золой и перьями. Арсений включил единственную лампочку, свисающую с потолка, – она засветилась, как луна в туманную ночь. На кровати, замотавшись в одеяло, сидит Игорь и смахивает рукой пепел с простыни, оставляя чёрные полосы. Больше в комнате никого. С мучением, припадая на ногу, я спустился во двор и за домом увидел тлеющую, вспыхивающую отдельными пёрышками подушку. Никакой лестницы под окном - знать, приятель унёс с собой, либо лестница была верёвочной. Наверно, и следы остались, если посветить.

Притоптав огонь, я вернулся на чердак.

- Ему приснился страшный сон! – трагически прошептал Арсений, обратив ко мне выпачканное сажей, чёрное, как у негра, лицо. Здесь уж я помочь не мог и, кивнув хозяину, ушёл.

Устало лёг на кровать. Перед глазами всё ещё полыхало пламя, носились горящие перья; вот Арсений, хохоча, заскакал через прыгалку средь бушующего огня…  Я и не заметил, как уснул.

Зазвенел будильник, и я прихлопнул кнопку ладонью. За окном синело.

Быстро собравшись, вышел в прихожую, где царил мрак и пахло гарью. По пути вскрикнул от боли и чуть не упал, споткнувшись о керосиновую лампу ушибленной ногой - гремя на весь дом, нога откатилась в сторону. Морщась, скрипя зубами, я зажёг спичку и пригляделся: не нога, слава богу, откатилась, а лампа. Чертыхнувшись, выскочил на улицу и захромал к калитке. Небо в тучах, моросит дождь. В траве за домом - мокрая, блестящая кучка золы от сгоревшей подушки. Чердачное окно полуоткрыто – за ним безжизненно черно, будто всё выгорело дотла.               



Вернувшись в город, я рассказал Борису о своих приключениях. Он решил сам всё разузнать, но выбрался на место лишь в октябре. По возвращении пригласил меня к себе.

- В младенчестве у Игоря был брат-близнец, - заявил он, протянув мне прозрачный целлофановый пакет, в котором лежало что-то твёрдое, похожее на кусок оплавленного стекла. Я машинально взял пакет.

- Взгляни! – сказал Борис и поставил кассету. Съёмки велись на каком-то кладбище в пасмурный, дождливый день. Я увидел Арсения – он шагал впереди, камера не поспевала за ним.

- Там! – указал учитель географии и метнулся в сторону.  Донёсся его испуганный крик. Камера поспешила следом, изображение завертелось.

- Что это?! Что это?! – вопил Арсений петушиным голосом.

Объектив склонился над продолговатой ямой, усыпанной осенней листвой, куда завалилась чёрная гранитная стела.

- Земля просела аж на полметра, - пояснил Борис, убрав с экрана звук. – Через день рабочие стали копать и извлекли лишь горсть пепла. Не исключено, что ударила молния, но как она прошла под землю, не оставив следов на поверхности? Температура, вероятно, была такова, что внутри расплавился грунт, образчик которого у тебя в руках. По словам Арсения, он заходил сюда в начале лета, но тогда всё было о’кей.

Я судорожно разжал пальцы, пакет полетел вниз и стукнул-таки по моей трижды пострадавшей ноге, кто бы сомневался.

- Что касается Игоря, - продолжал Борис, - то вытрясти из него хоть что-то – дело безнадёжное. А образчик грунта уже побывал у экспертов – они нашли повышенную радиацию.

- По-твоему, являлся призрак близнеца? – прямо спросил я.

- Конечно! – восторженно отозвался Борис, подбирая пакет с пола. – Арсений уверен, что призрак был… почти настоящий!

- Это как? Никогда не слышал, чтобы призраки с годами взрослели…

- Да, в сорок лет к Игорю заявится сорокалетний, а в старости – лысый старик. Ты просто не спец в потустороннем, хоть и прокурор. Между прочим, - прищурился приятель, - ты видел по новостям, как один пацан натаскал из леса немецких гранат М-24 времён ВОВ и спрятал их в своём доме?

- Не видел, но что-то слышал об этом. А что? – невинно спросил я.

- Много потерял, - усмехнулся Борис. – Это был мой репортаж. А малый этот был – Игорь! Я случайно обнаружил гранаты в подвале – целый арсенал! То-то военных понаехало! Сапёры, МЧС… А одну гранату нашли на чердаке в шкафу, сплошь заляпанную засохшим вареньем. Арсений, узнав о находке, прямо в истерике бился. Всё про какую-то картофелемялку бредил. Якобы есть у них в хозяйстве деревянная мялка, но только теперь до него дошло, почему она идеально чиста, – а потому, мол, что сын к ней не прикасался – давил ягоду фашистской гранатой! Идём, покажу тебе кое-что.
 
Борис направился в спальню, я удручённо побрёл за ним. Подойдя к встроенному шкафу, приятель раздвинул зеркальные створки, запустил руку в карман длинного чёрного пальто и извлёк оттуда…  немецкую гранату!

- Прихватил на память, - пробурчал он, улыбаясь. – Хорошая вещь! Все из моей группы взяли по гранате, а Санёк так штуки три – девушке своей подарить и племяннику.

«А чем ему девушка не мила?» - хотел было спросить я, но из-за нервной спазмы слова застряли в горле.

Репортаж Бориса, в той части, которая касалась мистической стороны, в эфир не попал.

С тех пор минуло несколько лет, в течение которых я пару раз связывался с Арсением, но ничего необычного у него больше не происходило.