Куда всё подевалось?

Куда всё подевалось?
 Уже 6 лет, как я не был в Тбилиси.
 Он очень изменился — местами даже не узнать! Все первые этажи на центральных и более или менее оживленных улицах «очищены» от жильцов и заняты различными торговыми точками, парикмахерскими, ресторанами, или закусочными кухонь народов мира…Везде вывески на «импортных» языках…
 Уже полно и носителей этих языков…
 А в мое время был только один чернокожий — пожарник Коля (потомок солдата английского полка Антанты), кстати, говоривший по-грузински без акцента.
 Я иду мимо дома, куда меня водили к «моему мастеру» в парикмахерскую. Я был такой маленький, что меня сажали на специальную доску, которую клали на ручки кресла.
 Тогда мальчиков стригли , в основном, под «бокс», или «полубокс». Меня — под «подправить немножко».
А вот на этом месте сидел чистильщик обуви с несколькими щетками, баночками крема (черного, коричневого и светло-коричневого). Как захватывающе было наблюдать его виртуозные движения, когда, подбрасывая щётки и постукивая ими друг о друга, он зазывал клиентов, а потом, протерев обувь от дорожной пыли, щедро намазывал их кремом и энергично растирал сперва щетками, потом натирал сукном, доводя до окончательного зеркального блеска специальным куском т.н. «бархотки»!
 И всё для того, чтобы довольный клиент вновь топал дальше по пыльной улице!
 А вот на этом углу стояла будочка «папиросника» (забыл его имя). Я еще малышом бегал покупать у него папиросы для моего дяди, Пако, который, до операции, а потом даже после нее некоторое время покуривал, несмотря на запрет. Чтобы его не засекли, он посылал меня, я покупал 1-2 папироски («Беломор-канал», «Казбек» или «Курортные») и Пако втихаря их выкуривал.
 А вот здесь, в подвальчике, была сапожная мастерская, где наш спаситель, чтобы нас не ругали дома, не раз за «Спасибо, дядя Гурген!» чинил не только порванную во время игры в футбол обувь, но и единственный «дворовый» кожаный мяч-«камерабалочку».Сидя на маленьком стульчике или ящике рядом, мы наблюдали, как он доставал шило, дратву (или вощил толстую нить) и начинал сшивать разрыв оболочки мяча, разорванные хлястики сандалий, или, предварительно зажав в губах несколько маленьких гвоздиков, одним точным ударом вгонял их, прибивая оторвавшиеся каблук или подошву туфли.
 Навстречу идет мужчина. Что-то в нем показалось мне знакомым. Присмотревшись, я узнал в нем одного из бывших сотрудников больницы, где я заменял ушедшего в отпуск рентгенолога.Мы не были даже близко с ним знакомы, но сейчас он показался мне чуть ли не ближайшим другом. Кажется, и он меня вспомнил. Мы разговорились, тем более, что у нас оказались общие знакомые не только из врачебного круга.
Короче говоря, я предложил ему отметить нашу встречу, посидев где-нибудь, тем более, что, как я помню, поблизости было одно место, где в прошлом мы нередко проводили с друзьями время. А среди них были люди самого различного возраста, образования, профессии.
И то сказать — у врачей ведь так — лечишь, или обследуешь всех, кто обращается за этим. В одной палате могут вместе лежать и профессор, и таксист, и крестьянин, и вор в законе. Кстати, последние всегда ведут себя очень скромно, просто и уважительно.
Так вот, в это внешне ничем не примечательную «Закусочную» я попал в первый раз вместе с моим завотделом, а пригласил нас один из таких «авторитетов», друг которого в то время лечился в нашем отделении. Было прекрасное застолье — без показного шика, но «достойно» и вкусно.
Нам был представлен и «хозяин» закусочной, который, очевидно, запомнил и потом узнал меня, когда я попал туда же в уже совершенно другой компании и, как говорится, «высказал мне свое уважение», накрыв стол не в общем зальчике, а в особом «кабинете» и прислал несколько бутылок вина от себя.
На этом месте я нашел маленькую хинкальную.
Свободных столиков нет. Никого из знакомых нет.
Никого не интересует «кто ты и что ты».
Никто не стал ставить для нас дополнительный столик. Мы ушли. Не ждать же пока освободится место!
Я так расстроился, что проснулся.
Я не был в Тбилиси…
Уже 6 лет…
Но еще шесть лет тому назад многое начало так меняться, что не думаю, что я в рассказе что-то выдумал.
15.09.2020 г.