Глава XXII Ночной Бах

Концерт давал приехавший из Петербурга пианист. Сын крупного Онежского лесоторговца, жившего уже по большей части в Архангельске, наезжая в Онегу изредка, по делам. Но, не продававшего там свой дом, используя, как дачу.
И, вот, сейчас эта роскошное, отнюдь не деревянное строение наполнилось местной знатью, состоявшей из купцов и интеллигенции, в виде преподавателей училищ, гимназий, и церковно-приходских школ, жаждущих живой, фортепьянной музыки, так мало, к сожалению, звучащей в этих северных местах.
Не столько ради денег, сколько по просьбе отца, не забывающего город, где встав на ноги, пошёл в гору торгового дела, давал концерт сегодня его сын. Давно забыв про родные места, считал себя Петербуржцем, тщательно скрывая, что родом из Онеги. Здесь же, неожиданно для себя обнаружив, именно поэтому им и гордятся представители местной интеллектуальной верхушки.
Зала, на втором этаже, свободно вмещала в себя до пятидесяти человек, но при желании, если потесниться, могла разместить сто, что сегодня и пришлось усадить плотными радиусами вокруг старенького, но известной фирмы рояля.
Иван сидел в третьем ряду, с краю от севших вместе родителей. Справа от него присел незнакомый подросток, его же возраста, приведённый сюда родителями с младшими братьями, нетерпеливо болтавшими ногами.
Худой, лет двадцати пяти, во фраке, молодой человек вышел из граничащей с залой комнаты, уверенно, и несколько свысока окинув своим взором присутствующую толпу, на мгновение остановившись у не до конца прикрытой двери. Выжидал реакции зала. Она последовала. Громкие аплодисменты раздались, прокатившись эхом под высокими потолками, словно первые волны Беломорского шторма.
Слегка наклонив голову, и тут же выпрямившись, как струна, проследовал к роялю, где его ждала женщина, в тёмном, кружевном платье. Преподаватель музыки в гимназии, любезно согласившаяся переворачивать маэстро ноты.
- Вы любите Баха? – зачем-то спросил своего соседа Иван.
- Наверно. Ещё не знаю, - ответил подросток, шлёпнув ближнего к себе одного из двух братьев, по слишком уж резво качающейся ноге. Тот затих, став примером и самому младшему брату.
В этот момент, женщина, преподаватель музыки, представляла молодого маэстро публике, рассказывая о нём, и о репертуаре, намеченном им на сегодня.
- Меня звать Иван, а как ваше имя? – представился подросток.
- Пётр.
Лишённые комплексов, дети куда проще чем взрослые находят общий язык, легко знакомясь друг с другом. Ещё не замусоренный многими условностями детский, пытливый ум, видит то многое, что с возрастом становится уже куда сложнее определить в человеке, которого видишь впервые.
Пётр чем-то понравился Ивану. Ему захотелось сейчас говорить с новым знакомым. Показалось; тот важен ему.
- Вы ходили под парусом? – зачем-то спросил Иван.
- Да.
- И в шторм?
- Один раз. Было.
- Потрясающе!
- А вам не доводилось?
- Никогда. Но, я бы многое отдал за то, чтоб оказаться во время бури в открытом море.
 Пусть и с меньшей силой, братья Петра продолжили своё занятие.
Посмотрел в их сторону очень серьёзно. Мама же положила руку, сначала на коленку Арсения, затем, успокоив его, так же ласково перенесла руку на ножку Спиридона. Те замолчали.
Тонкие, длинные пальцы, никогда не знавшие тяжёлого, физического труда, с лёгкостью коснулись костяных клавиш инструмента. Послышалась музыка.
Пётр слушал раньше, как играет на рояле его тётя, когда приходили к ней в гости, на обед, засиживались до самого ужина. Тогда играла им. Любила больше Шуберта, увлекалась, уже известным Сибелиусом. Говорила; ему удаётся передать в музыке дух севера. Но, Пётр не понимал смысла её слов. Сегодня же, услышав незнакомого ему прежде исполнителя чувствовал музыку по-другому. Казалось; проникала в самое сердце, заставляя биться, как было задумано ещё Бахом.
- Не кажется ли вам Пётр, что в музыке Баха присутствует некая неизбежность, - нарушил воспоминание Петра Иван.
- Неизбежность? – сразу и не понял о чём спрашивает новый знакомый.
- Ну, судьбоносность.
- Возможно. Я плохо чувствую музыку. Но, мне нравится её постигать. Окунаться в глубину, - чтоб не выглядеть невежей, попытался оправдаться Пётр.
Справа начал раскачивать в такт музыки, но только одну ногу, Спиридон. Не стал его останавливать. Был весь напряжён. Переживал за то, что не в состоянии быть равным собеседником своему новому знакомому, казалось, никогда не сможет отвечать ему достойно, и, главное с пониманием, выстраданности своей мысли, сформированной в ответ.

Неужели это Иван? Всё же был прав я, когда показалось, встречал его прежде. Но, почему же именно сейчас пришёл ответ в виде такого красочного, словно фотография приобретшего цвет чёрно-белого кино, воспоминания? Может виной этому костёр, что не просто согрел его, сидящего рядом с Иваном в лесу, но, ещё и позволил оттаять частичке забытого прошлого, хранящегося в его памяти?
- Иван, помнишь тот концерт, в Онеге?
- Концерт!? Почему ты сейчас вспомнил о нём? – посмотрел на него Иван. И Петру показалось, тот спросит его сейчас: - Вы любите Баха?
Но, не спросил. Просто смотрел в глаза, так, будто не знал всего, что было с ним потом, и только та, давно забытая музыка присутствовала в его нынешней памяти, не затёртая новыми впечатлениями.
- Помнишь!? Это был ты!?
- Да.
- Ночной Бах. Кажется, так назывался концерт.
- Это не так важно. Главное, теперь легче.
- Почему?
- Ничто не будет тревожить память, нашедшую в себе тот отрезок, что свёл нас когда-то.