Глава XVII Вера

Спустился под скалу, нырнул за Та;ррьй.
Положил на камень у самой воды. Подбежала Айка, стала лизать ей лицо.
- Если бы это помогло, - попытался прикрыть глаза Ёгра.
Присел рядом. Со стороны можно было подумать, молодая пара отдыхает около озера, в конце дня. Только, что искупавшись вдвоём женщина прилегла на камне, а мужчина смотрит на её красивое тело.
Но, на самом деле всё обстояло совершенно иначе. Маленькая, костяная рукоятка, ножа, торчащая из её груди, бликовала на солнце, отражая встроенным в неё драгоценным камнем его лучи.
Подумал, надо вытащить нож. Будто ей было больно, и эта боль передавалась ему.
Взявшись крепкой рукой за рукоятку, резким, но выверенным движением вытащил из её груди.
Оделся, сунул нож за пояс. Взвалил, как неимоверно тяжёлую для него ношу, жену на плечо, сделал первый шаг. Сильно качнуло на мокром камне. Устоял. Найдя равновесие, ступая крайне осторожно, шёл к дому.
Айка бежала впереди.
 Входил в поселение.
Те, кто был вне своих домов, встретили его молча.
Шёл к своей веже.
Вскоре показался и отец. Сказал:
- А;нн; мы взяли к себе.
- Нужно помочь мне подготовить Та;ррьй к погребению, - ответил ему.
- Да. …  Убили ещё и Эввнэнча.
Вошёл в свою вежу. Положил жену на шкуру. Спросил:
- Почему их двоих?
- Его жену испортили. Он убил свея. Они его.
- Смерть за смерть. Не стоило ему стрелять.
- А ты бы поступил не так же?
Посмотрел на отца ничего не видящими глазами. Сказал:
- Так же.

* * *

Ждал той весны. Потому, что решил для себя, надо жить в мире с новгородцами. Искал его с того дня, как впервые увидел ушкуйников в лопарском поселении, когда ему было ещё десять лет. Но, где бы не приходилось жить, кочуя вместе со своими родителями, не видел его. Всегда размеренный образ жизни нарушался внезапными тревогами. И не столько болезни, или ранения, полученные на охоте, тревожили старших лопарей, сколько неуверенность в завтрашнем дне заставляла их думать: всё наступает не по их желанию, а происходит по воле богов, снисходит с неба.
Человеческая жизнь не может быть прекращена руками того же человека. И, если такое происходит, значит, что-то пошло не так в самой природе, и она не в силах уже прокормить тех, кто находится в зависимости от неё. Когда лесов, озёр и рек, вместе со всем диким зверьём, населяющим те места много по отношению к живущим среди них людям – это только лишь продлевает их жизнь. Если же пропорция нарушается, люди начинают убивать друг друга, подобно слишком размножившимся зверям. Но, звери, умнее. Могут уйти в другие края. Люди же не все на это способны. Да и земли, когда-нибудь всё равно кончаются.
Всему на этом свете есть предел.
Их земли подходили к концу. Иначе, как ещё можно было объяснить насилие, осуществлявшееся над ними со стороны соседей? Что же оставалось делать? Много думал над этим и пришёл к выводу; ничем не хуже остальных народов. И, если они выбрали себе другого Бога, то и он должен поклониться ему.
Много думал об этом. Говорил с отцом.
Но, тот отвечал коротко:
- Ты родился в тундре. Мы другой народ.
- Но, ведь в этом нет моей вины. Чем я хуже других?
- Не изменяй своей вере.
- Я не изменяю ей. Просто хочу жить, как все.
- Тогда чаще кочуй, уходи от чужих. Не показывайся им на глаза.
- Мы зависим от них. Они умеют делать топоры и мечи. Нам никак нельзя без железного оружия. Даже на наших стрелах металлические наконечники.
Ничего не ответил отец. Прищурившись смотрел на солнце.
- Я хочу иметь семью. Много детей. Прожить жизнь не принося никому вреда.
- Живи. Кто тебе мешает? Человек создан богами умеющим скачивать энергию созидания. Если использует её для развития, начинает постигать то, чем обладают целители, умеющие просить богов об исцелении тех, кого взялись лечить. И от того, как развито это умение, зависит, услышат ли их они.
Земное с небесным тесно связано, одной нитью. И живёт подчиняясь одним и тем же законам до момента, пока остаётся безгреховным, переступя грань допустимого связь теряется. Но шаманам не всегда остающимся на стороне добра, разрешено применять зло для его достижения. Они должны быть. Без них нам не выжить.
Не знаю, как обстоят дела в выбранной тобой, чужой нам вере. Не слишком ли она одностороння?

* * *

Встретил Та;ррьй в Спасском погосте. Но не так её звали тогда. Сразу узнал в ней лопарку, по одеждам. Была там со своей семьёй. Братьями и Родителями. Приехали для торговли. К крупному лопарскому роду принадлежала она. И, если шарахался от двухэтажных изб с подклетями, боясь их величия, то и к этой незнакомой ему девушке побоялся подойти.
Так и стояли на мостках, по обе его стороны дороги, глядя друг другу в глаза, как на чудо. И, безусловно – это и было чудом, встретить среди руси человека своей нации. Редко, когда какой лопарь заходил сюда, боясь быть ограбленным ушкуйником. И, чтоб решиться на такое следовало уверовать в свои права, как человеку вольному. Ведь и сама Новгородская республика кичилась своей свободой, все законы принимались в ней людьми на вече, народном собрании, где каждый мог иметь свой голос.
Правда с момента принятия христианства, новгородцы уже не допускали на вече язычников, выкинув Перуна в Волхов.
Не знал, как подступиться к шатровой, деревянной церкви. Боялся даже войти в неё. Но, всё же подошёл к девушке. Перешёл дорогу, встал рядом с ней. Спросил:
- Как попала сюда?
- С семьёй приехали. Креститься хотим.
- Не боишься?
- Нет. А ты тут что делаешь?
- То же самое, - соврал Ёгра. Уж больно понравилась ему эта девушка. Чувствовал, связывает с ней, что-то важное. Не хотел так просто уходить. Да, и к тому же давно думал зайти в христианский храм.
- Давай вместе? – обрадовалась она.
- Давай, - будто ведомый кем-то поддался на её предложение.
Бывал и раньше в Спасском погосте, но сейчас приехал не случайно, с целью. Боялся своих же мыслей. Не знал с чего начать.
Познакомила со своим отцом, крещёным лопарём. Держался среди местных, словно равный им. И силы в этом ему придавала его уверенность в том Боге, которого выбрал для себя.
Вошли в церковь. Была больше чем в Погосте на мори, что помнил с детства. Внутри полумрак. Сверху смотрели на него лики святых.
- Ты была в церкви раньше? – спросил шёпотом девушку.
- Нет.
- А братья?
- Нет. Только отец. Он крестился с мамой, в том году.
- Боишься?
- Да.
- И я.
- Не бойся, - еле заметно улыбнулась.
Народу уже было мало, так, как утреня закончилась, все расходились. Батюшка показался Ёгру пострашней нойда. Был очень строг на вид. Посмотрел на молодых пронзительно, словно хотел увидеть их самую суть. Сказал:
- Коль сами пришли, покрещу. Что ж не покрестить. Но, нет дороги обратно к своим богам, - затем, с достоинством, добавил:
- Размер пожертвования знаете?
- А, как же, - заверил его отец Та;ррьй.
Посмотрел на него внимательно. Сказал:
- Имена выбрали по святкам?
- Да. Ближайшее к рождению посмотрели. Вроде на Та;ррьй остановились для дочери, а для братьев, - задумался, почесал затылок.
- Ничего. Сейчас решим всё. Когда родились они?
Стали смотреть по какой-то книге.
- А ты выбрал имя? – серьёзно взглянул на Ёгра, - тот теперь волновался ещё и от того, что не знал какова величина пожертвования, и в чём она выражается. Но, писцовые шкуры были у него. Имел при себе товар, когда ездил в Погосты.
- Нет.
- Когда родился?
- Лет семнадцать назад.
- Месяц какой?
-  Коамм ый ма;нн.
- Что!?
- Декабрь кажется.
- Георгий пойдёт?
- Как?
- Георгий говорю.
- Пойдёт. Это по-нашему Ёгра будет, - улыбнулся, понравилось имя. Не такой уж и страшный оказался батюшка.
Отец Флор был уже не молод. Лет за тридцать пять (в XII веке это уже было очень много). В Спасском Погосте оказался, приехав из Новгорода. Не любил север. Но, соблюдал посты, хранил веру христианскую, считая своим долгом крестить поганых. Радовался каждому новому христианину, к которому приложил свою руку в деле крещения. Но, был ленив, сам не охотился за новыми прихожанами, позволявшими ему безбедно жить и на таком нелюбимом ему севере.
Сегодня был у него праздник. Планировал покрестить троих, а, в итоге оказалось четверо. Верил в Бога чисто, от всей души, не видя выгоды от своей Веры, но, то, что полагалось за работу, брал с чувством достоинства, понимая – делает нужное дело.
Так и жил. Важно, но не надменно, просто любил себя в церкви, сначала возлюбя её в себе.
Знал, тот, кто избрал себе Бога христианского боится его больше чем самого священника, даже на исповеди открывая свои грехи прежде всего перед Богом, унаследовав это стремление от своих предков, не знавших христианства. И, он, всего лишь связующее звено между небесным и земным, исполнитель таинств, предписанных свыше, блюститель их правильного понимания.
Начал таинство крещения.
Все стояли молча.
- Отрицаеши ли ся сатаны, и всех дел его, и всех aггел (демонов) его, и всего служения его, и всея гордыни его? – читал батюшка.
Но, все его слова давно слились для Ёгры в одно монотонное пение. Оно успокаивало, убаюкивало, окутывало некоей защитой,
- Отрицаюся, - в один голос ответили братья Та;ррьй.
- Отрицаеши, - сказала и она, вопросительно посмотрев на него.
Не понимал, что от него хотят. Словно просыпался после долгого сна. Реальность постепенно возвращалась к нему.
- Отрицаеши!? – грозно повторил вопрос батюшка.
Понял! Окончательно прозрел, вернулся в окружающий его мир.
- Да, - уверенно сказал в ответ.
- Говори, как мы, - с очень серьёзным лицом, но спокойно, уверенно, сказала Та;ррьй.
- От-ри-ца-е-ши, - по слогам, словно заикающийся, повторил за ней.
- Отрицаеши ли ся сатаны, и всех дел его, и всех aггел его, и всего служения его, и всея гордыни его? – словно для того, чтоб закрепить результат, повторил вопрос батюшка.
Все ответили:
- Отрицаеши.
- От-ри-ца-е-ши, - сказал и он, видя на себе всё тот же вопрошающий взгляд Та;ррьй.
- Отрицаеши ли ся сатаны, и всех дел его, и всех aггел его, и всего служения его, и всея гордыни его? – не унимался батюшка.
- Отрицаеши! – уже спокойно, самым первым произнёс Ёгра.
Та;ррьй, успокоившись, будучи уверена теперь в нём, отвернулась.

Как давно это было. Вспоминал.
Маленькая дочь теперь осталась у него от Та;ррьй. Надо было растить её, но не хотелось жить. Опускались руки. Вспоминал с чего всё началось. Как познакомился с женой.
На шейке у А;нн; остался маленький крестик от Та;ррьй, что надела на неё. Не мог смотреть без слёз, напоминала ему жену. Кому он теперь нужен, крещёный, да ещё и с дочерью?
Но, нет, Бог не оставит его. Впереди была жизнь. И следовало цепляться за неё всеми силами. Теперь он жив ради дочери.
Не хотел дальше жить с родителями. Отделился ради того, чтоб иметь свою семью. Но, теперь понимал, придётся возвращаться к ним в вежу.