Глава 39. Дума

«Народный вестник. 7 декабря … года. Сенсация! Депутаты Думы принимают закон о наказании… самих же себя?!

На своем вчерашнем вечернем заседании Государственная дума еще в первом же чтении одобрила законопроект нового министра юстиции о применении более строгого уголовного и административного наказания в отношении лиц, занимающих государственные должности. Еще вчера утром в это невозможно было бы поверить…»


Андрей сразу позвонил Виктору.
— Все! Конец трутням! Волин пришел на съезд ровно в десять, и уже пол-одиннадцатого во Дворце профсоюзов никого не было! И самих профсоюзов тоже. Он закрыл лавочку… Так и сказал: закрываю вашу богадельню! Распустил НФРП в два счета!
— Как так? Но это же ошибка! Как же рабочие будут отстаивать свои права?
— Не беспокойся, Волин все продумал. Говорит, начнем сначала. Будем помогать рабочим создавать первичные организации на заводах и фабриках. Чтобы все было по-настоящему!.. Ей-богу, он мне нравится. Пойду-ка я, пожалуй, к нему в опричники, если примут, конечно...
— Смотри, не промахнись... а если Сытин вернется?
— Если до сих пор не объявился, то и не вернется уже.
Виктор вспомнил слова дяди Вани на поминках: «История не междугородний автобус, кто сошел, уже не возвращается».
Волин действовал жестко, впечатляюще. Его имя гремело в газетных и телевизионных анонсах в разных концах мира. Политические обозреватели провозглашали конец империи Сытина и восход Волина как новой сильной политической фигуры России. Под эту газетную канонаду полез вверх и рейтинг России, курсы валют заметно улучшились, появился явный инвестиционный интерес. Волину стали верить на Западе. В России — пока не спешили. Слишком уж крепко он взялся за перемены. Но его как будто ничего не волновало, ни успех на Западе, ни недоверие дома, он твердо продолжал свою линию. Короткий «разговор» на съезде профсоюзов был лишь очередным пунктом движения вперед. Очередным, но отнюдь не последним. Следующий удар был намечен им через два дня в Думе.
Виктор себя чувствовал странно в этой чехарде событий. Он не мог понять, зачем Волину понадобилось сотрясать систему, так заботливо выстроенную Сытиным. Новое, идущее от Волина, несло неизвестность, порождало страх. Волин случился для Виктора в совсем неподходящий момент, как раз тогда, когда у него появился реальный шанс подняться наверх, и он уже начал подниматься, ступая со ступеньки на ступеньку. Его везение — это была чистая пруха, сначала встреча в Кремлевском дворце, потом командировка в Сызрань, из которой он вышел удачником и победителем, потом разговор с Абдуллаевым в его шахском дворце, получение в собственность заводов и наконец место депутата в Государственной думе… Но вместе с радостью возникала тревога — его успех никак не сочетался с веяниями, исходившими от Волина. Пруха явно запоздала, немного бы раньше, во времена бы Сытина!..
Этот Волин буквально шел по пятам. Только Виктор получил поддержку партийного шефа и обещание продвигать его наверх, как исчез Сытин и появился Волин; только он стал собственником и фабрикантом, как Волин начал преследовать чиновников за полученную нечестным путем собственность и отбирать ее. Волин постоянно внедрялся в его сознание, теребя совесть, подталкивая к выбору, когда необходимо отделять моральное от неморального, быть за или против чего-нибудь в непрестанном потоке событий. Волин находился рядом и пытался ему что-то внушить, что-то такое, что не вписывалось, не сочеталось с его удачей и везением. Волин добрался до Андрея и заманил того в стан своих «опричников», он даже внедрился в его, Викторовы, дела и занимался через своих сыскарей расследованием Женькиного убийства... Неизвестность предстоящего пугала. Чего еще ожидать?! Виктор не подозревал, что и в предстоящий самый торжественный день в его жизни, в день первого его участия в заседании Государственной думы в качестве депутата, он опять столкнется с Волиным, с его атакой на статус-кво российского парламентаризма.
Виктору удалось побывать в своем думском кабинете и почувствовать себя другим человеком еще за несколько дней до того знаменательного и торжественного дня, когда ему предстояло впервые войти в зал заседаний и сесть в именное кресло депутата. Лишь получив депутатские «корочки», он тотчас же устремился в Думу, нашел кабинет, полюбовался табличкой со своей фамилией у двери, покачался в кресле, повключал и повыключал компьютер и телевизор, даже ненадолго прилег на мягкий кожаный диван. Вызвал и помощника, чтобы проведать, положена ли ему машина и может ли он приобрести дачу поблизости от дач других крупных функционеров «Монолитной России», можно ли ему заказывать обед прямо в кабинет и какие ближайшие думские мероприятия предстоят.
Ему пока что не удалось переубедить Ирину уйти из техникума, где она преподавала английский, и перейти хотя бы на должность замдиректора в НИИ проблем технического образования, куда он теперь смог бы ее устроить без труда. Она не понимала, что ее новая работа важна для его престижа, и стояла на своем: «Меня любят дети и уважают коллеги, что еще нужно?»
Волин в этот раз не собирался устраивать Думе разгром, как в Доме профсоюзов. «Работу» с Думой он доверил надежным людям из Ордена. В то время, когда Виктор с трепетом первоклассника готовился к своему первому заседанию в главном парламенте страны, операция Ордена под кодовым названием «Дума» подходила к завершению. Она была запланирована быстротечной, стремительной и победоносной. Гарантом того, что все так и случится, был руководитель операции — многоопытный Сергей Суворов, рыцарь Ордена, прославившийся в своем кругу немалым числом успешных расследований и «казней» проворовавшихся чиновников еще задолго до «Антизаговора». Перед Суворовым была поставлена задача, казалось бы невыполнимая: думцам предстояло принять закон против собственных же интересов. Волин вносил на голосование проект закона Замятнина о двойной строгости в применении уголовного и административного наказания для государственных деятелей и лиц, исполняющих государственные обязанности.
К слову сказать, обстановка в стране была непростой и достаточно напряженной для думских деятелей. Веер волинских репрессий, а именно так называли действия врио президента те, кто сумел во времена Сытина обзавестись хоть какой-нибудь приличной собственностью, сеял повсюду страх и панику. Ставки на выживание росли, цена на недвижимость падала. Прокуроры боялись заминать дела даже за приличную мзду, поскольку чувствовали, как пристально наблюдают за ними волинские «опричники». Они массово стали отказываться от взяток, и центр тяжести борьбы обвиненных в коррупции чиновников за свое «честное» имя пал на суды. До сих пор суды были последней, но достаточно надежной инстанцией, где мог искать нужную ему правду богатый чиновник со связями. Они всегда выручали, и то за очень умеренную плату. Теперь же ставки пошли в гору. Доходило до того, что обвиняемые и подсудимые ставили на кон «полцарства» за сохранение хотя бы половины для себя, а однажды какой-то генерал предложил судье все свое имущество, и то лишь для того, чтобы суд восстановил его честное имя и оставил на прежнем месте. Суды тоже трясло. Газеты запестрели статьями типа «Осудили судью!» Наиболее ценными стали подарки для судей в виде заграничных квартир, домов и имений. Вороватых бюрократов обложили со всех сторон. Боялись все.
Именно в этот момент Волин задумал нанести новый сокрушительный удар по чиновникам и прочим деятелям, облаченным в государственные мундиры и мантии. Выскочка Замятнин, этот безусый министр, вчерашний курсант школы юстиции, в короткие сроки разработал свой закон. После принятия его жизнь чиновника в России становилась невыносимой. Теперь ему нельзя будет не только украсть и присвоить, а даже избить собственную жену, не получив при этом двойного по строгости наказания. Если обычный убийца за свое преступление получил бы десять лет тюрьмы строгого режима, то чиновнику грозило двадцать! А если чиновник был при оружии, то к нему закон предвидел применение еще большей строгости. Замятнинский законопроект приравнивал к чиновникам и самих законодателей.
Волин шел ва-банк. Это был весьма рискованный ход, и противники Волина, узнав, что врио президента решился внести этот законопроект на думское голосование, ехидно потирали руки, предвещая полный провал затеи. Уж что-что, а собственные интересы и интересы своих закулисных патронов депутаты защищать умели. Пугало только одно — до сих пор Волину удавалось буквально все, что он задумал. Поэтому наиболее осторожные в прогнозах все же не спешили с выводами и с волнением ждали, чем закончится предстоящее голосование. Неужели и в этот раз Волину повезет?
«Везение» Волина лежало на плечах Суворова. Согласно его плану, сорок пять первоклассных психологов должны были провести приватные встречи и разговоры с депутатами Государственной думы, причем с каждым из них в отдельности и при этом так, чтобы каждый депутат был уверен, что такой разговор проводится только с ним, и только ему предлагается уникальный шанс избежать вызова в прокуратуру по поводу его темных делишек. Игра, затеянная Суворовым, основывалась на общественном психозе. Она даже не требовала предварительного сбора компромата — депутаты прекрасно знали свои прегрешения и уверенно полагали, что о них знают и люди Волина. Каждому психологу отводилось десять дней для проведения разговоров с десятью депутатами, в результате чего Суворову удалось охватить всех депутатов кроме, может быть, только новеньких, которые шли по ротации… Перед днем голосования практически каждый депутат был абсолютно уверен, что когда он проголосует за замятнинский закон, его голос утонет среди остальных, которые проголосуют против, и ему за это будет ну разве что незначительный нагоняй, зато он получит индульгенцию от новой власти.
Виктор из-за ротации с Козловым не попал под обработку суворовской команды, поэтому ни о чем не догадывался и собирался при голосовании руководствоваться инструкциями Абдуллаева. Его первый день работы в качестве депутата с самого утра начался с ощущения особой праздничности и торжественности. Выглаженный с вечера костюм, новая, в лиловинку, рубашка с тонко подобранным к ней по цвету галстуком, висели на плечиках, напоминая о новом поприще. Ровно в девять, после того как привел себя в порядок, позавтракал и оделся, Виктор выглянул из окна и убедился, что внизу его уже ждет черная служебная бээмвешка. «Смотри-ка! Все точно!» — ему было приятно, и в приподнятом настроении он спустился вниз и отправился в парламент на свое первое заседание.
С волнением входил Виктор в здание Думы, предъявляя удостоверение полицейскому, с волнением входил в кабинет с табличкой «Пинегин Виктор Андреевич», с восторгом и чувством высокой ответственности входил он в зал заседаний, торжественно сиявший от своего высокого предназначения и обильного света электрических ламп. «Тут уж, товарищ Волин, вы не скажете, что киловатт-часы освещения тратятся напрасно», — подумал он, вспомнив рассказ Андрея о съезде НФПР.
Виктору предстояло осваиваться на новой для него территории по ходу дел. На инструктаже у Абдуллаева так и было сказано, и добавлено: «И думать, думать перед тем, как что-то сказать или сделать... Я не могу вас постоянно менять из-за вашей глупости».
Государственная дума, замысленная некогда как очаг российской демократии, созданная воодушевленными победителями советского строя с верой, что этим они открывают начало новой эры в России, влачила свое обычное существование. Пионеры новой российской эры, какими они себя мнили, бывшие комсомольцы и коммунисты, взбунтовавшиеся против линии партии, не понимали, что пытаются создать демократические институты, опираясь всего лишь на свой советский опыт. Поэтому и общество, создаваемое первопроходцами российской демократии, было обществом, в котором презрение к простым людям прекрасно сочеталось с громогласной заботой об их благе, и было достаточно только говорить о прогрессе без необходимости к нему стремиться. Постепенно такое хорошее, демократичное и немного архаичное слово «дума», означающее едва ли не древнее стремление россиян к справедливости, стало означать то же, что при социализме означал Верховный Совет СССР — государственный орган, послушный дирижерской палочке первого лица.
Виктор заранее изучил повестку дня. В конце ее был пакет законодательных актов по так называемому законопроекту Замятнина. Он включал и сам закон, и кучу законодательных изменений к другим законам и кодексам. Виктор знал, как голосовать: установка Абдуллаева была «прокатить». Было ясно, что за этим законопроектом стоит сам Волин, и что Абдуллаев начинает против него тихую войну.
То, что испытал Виктор с момента начала заседания, можно назвать одним словом — радость. Виктора распирало от важности момента и собственной значимости. Ему хотелось вторить следом за Крышкиным, когда тот объявлял очередной пункт повестки дня. Председатель Думы был, как всегда, спокоен, легкая улыбка не сходила с его лица — все было под контролем, все фракции знали, как себя вести, и голосовали, словно по нотам. Отдельные реплики, замечания и возражения также были прописаны. Политические шуты выходили на главную сцену Думы и устраивали маленькие представления, а Виктор, сидя на своем месте, восхищался демократичностью российского парламента.
Голос Крышкина звучал спокойно и даже монотонно, и ничто не предвещало, что ситуация в Думе выйдет из-под его контроля. Время шло. Один за другим прошли малозначащие, рутинные пункты повестки дня, пока не настал черед последнего пункта, голосования по которому ждали очень многие, и внутри парламента, и вне его.
К этому пункту Крышкин подошел все с тем же спокойствием и уверенностью, зная, что этот закон Дума провалит — об этом предварительно было говорено со всеми фракциями. Во избежание ненужных разглагольствований, председатель Думы предложил голосовать за законопроект и все другие изменения одним пакетом, не разбирая его на части.
— Итак, — добродушно произнес он, — приступаем к голосованию по последнему пункту. Сегодня у нас есть возможность закончить пораньше и успеть к любимому, надеюсь всеми, сериалу «Путь к свободе» о молодых годах жизни Василия Васильевича Сытина. Прошу приступить к голосованию...
Крышкина даже не удивило, что в зале находится слишком много депутатов, которые решили остаться для участия именно в этом последнем голосовании. Если кого-то и не было с утра, то к этому моменту зал собрал почти всех. Из четырехсот пятидесяти депутатов в зале присутствовали четыреста двадцать шесть. Яблоку негде было упасть. Взору Крышкина открывалась редкостная по пестроте картина многолюдного зала заседаний. Он был первым из олигархата, кто вступал в прямую схватку с неудержимым Волиным. В глазах его играло предвкушение победы.
— Прошу завершить голосование. Итак, — Крышкин взглянул на табло и осекся.
Зал от неожиданности выдохнул длинное растерянное: «А-а-ах!» Депутаты не верили своим глазам и удивленно переглядывались между собой. На табло неумолимо и категорично светилось: «За — 398, против — 20, воздержались — 8».
Крышкину явно не хотелось, но все же он выдавил из себя:
— Закон принят...
Первый день работы Виктора Пинегина в Государственной Думе закончился полной и убедительной победой Волина.