Глава 40. Шахтерский бунт

«Народный вестник. 10 декабря ... года. Минин сдержал свои обещания перед шахтерами…

Прогремевший на всю страну бунт кузбасских шахтеров подавлен. А подавлен ли он был? Скорее, успокоен… Минин нашел неожиданное решение, твердо и категорично встав на сторону шахтеров»


В далеком от московских будней Кемерово, столице Кузбасса, назревал нарыв шахтерского недовольства. Назревал давно. Поводом стали два трагических события, унесшие жизни пятидесяти двух шахтеров. Они произошли еще в начале ноября один за другим, на шахте имени Дзержинского и шахте «Распадская». Тогда горняки потребовали обеспечить безопасность подземных работ и повышение зарплаты. Позже к ним присоединились шахтеры соседних шахт и разрезов, а к прежним требованиям добавились требования социальной защиты в связи с последствиями реструктуризации угольной отрасли.
Реструктуризация началась через неделю после исчезновения Сытина. Особой нужды в ней не было, просто под эту дудочку можно было заняться перераспределением собственности. Под протеже Печина, Аргачала и отчасти Ванько ходуном заходила земля. Они потеряли московскую «крышу». В Министерстве промышленности ушлые ребята быстро протолкнули идею реструктуризации. Все шло как по маслу. Министерство послушно закрывало шахту за шахтой с целью «модернизации», создавало новые объединения, новые административные структуры, открывало старые шахты под новыми названиями, потом снова переименовывая их по-старому, но уже с новыми собственниками. Новые группировки распределяли между собой сладкие куски собственности в угольной сфере. Все было обычно — кто стал ягненком, тому выпало быть съеденным волками. А тут вдруг трагедия и бунт шахтеров. Это для новых воротил угольного бизнеса оказалось совсем не кстати. А утихомиривать шахтеров было уже некому — главную профсоюзную Федерацию Волин закрыл.
Новые собственники быстро выявили зачинщиков протеста и предъявили им... увольнение. Тогда и другие шахты поднялись. Новость распространялась со скоростью света, и к протестующим из солидарности стали присоединяться шахтеры со всех уголков страны. Дело дошло даже до Воркуты. Назревал всероссийский шахтерский бунт, который был бы вызовом не только для собственников шахт, но и для администраций соответствующих регионов, для политических партий и, наконец, для самого Волина.
Тут как тут появились коммунисты, у которых, благодаря кемеровскому губернатору Гумиру Амманову, и без того были сильные позиции на юге Восточной Сибири. Обиженный на Волина из-за коммунистов, Амманов стал, как мог, помогать им у себя на родине и старался подначить бастующих на выступления против власти. Подоспели большевики и возглавили несколько стачечных комитетов, подталкивая народ к требованиям политических перемен. Для коммунистов шахтерский протест был подарком, способом доказать народу, что они слов на ветер не бросают и готовы возглавить борьбу за освобождение страны от ненавистных узурпаторов в лице Сытина, Волина и их приспешников. Очистившись от балласта партии в виде стариков-предателей во главе с Жигановым, собиравшим крошки с сытинского стола, и либералов-плехановцев, заслуживших унизительное прозвище меньшевиков, укрепив свои ряды бесстрашными краснофронтовцами Сергея Смельцова, они серьезно готовились к своим первым сражениям с властью. Их новый генсек Михаил Востриков сам на Кузбасс не поехал, но его эмиссаров в Кемерово было предостаточно.
Черная туча испытаний надвигалась на Волина с Сибири. Пресса, телевидение, все СМИ с удовольствием подхватили тему шахтерских протестов. Волин никаких запретов не накладывал, поэтому журналисты, всяк на свой лад, всяк в угоду своему патрону, приступили к созданию общественного ажиотажа. В воздухе витали вопросы, справится ли Волин с этой ситуацией, а не поспешил ли он уничтожить такую удобную подушку безопасности, какой была Независимая Федерация Российских профсоюзов? Потирал уже мысленно потные руки толстячок Исалев, которого Волин так жестоко унизил перед делегатами профсоюзного съезда, потирал в предвкушении волинского извинения и возвращения профсоюзного монстра к жизни. Те же, кому досталось от волинских «репрессий» или кто только ожидал прокурорской повестки, злорадно торжествовали, как болельщики, чья проигрывающая команда, наконец, пошла в атаку: «Так ему, так! Дорвался-таки, правдоша, до серьезного кризиса! Поделом тебе! Авось шахтеры доберутся до Москвы и скинут тебя!» Все они были готовы мчаться на Кузбасс и еще больше настропалять шахтеров.
Противники Волина считали, что он замолк от страха, подавлен и пассивно ждет, когда волна протеста захлестнет и потопит в народном гневе его, кремлевского выскочку. Но они ошибались. Волин был доволен развитием событий. «Прорвало! — думал он. — Наконец прорвало нарыв, и рабочие смогли заявить прямо и открыто о своем, потребовать перемен. Узнало об их проблемах и общество. Хорошо… отлично! Ну, раз прорвало у угольщиков, значит, начнем лечить угольную промышленность!»
Волин не сидел на месте и не ждал никаких «волн». Сразу же после первых известий с Кузбасса он вызвал к себе Магурова.
Денис Магуров был сытинским назначенцем. Он был похож на отличника университета. Старательный, разумный, он успешно исполнял роль министра, подчиняясь установкам сверху и подавляя в себе желание сделать что-то по-своему. Он был типичным министром сытинского правления, хотя и со странными принципами, не вписывавшимися в негласные законы времени. Он не любил воровать. Нет, он совсем не был эдаким борцом за чистоту и справедливость и не гонялся за коррупционерами и казнокрадами в министерстве. Он просто сам не любил воровать. Может быть, эту особенность и заметил Волин, и решил не спешить убирать Магурова из министров, дожидаясь момента, когда сможет его проверить. И такая возможность подвернулась именно сейчас, в дни шахтерского бунта.
— Ну что, Денис Борисович, как будем действовать? — начал Волин разговор с прямого вопроса. На лице его не было ни тени беспокойства, напротив, оно было озарено какой-то игривостью, как будто они играли в шахматы, и Волин только что сделал удачный ход.
Магуров смекнул быстро, сам будучи неплохим шахматистом, и решил не просто парировать, а идти ва-банк и высказать свою собственную позицию впервые без оглядки на мнение высшего начальника.
— Ситуация, к сожалению, выходит из-под контроля. Однако план преодоления кризиса у нас имеется. Сначала позвольте некоторые констатации... Нам известны основные причины недовольства рабочих. Технической переоснащенности шахт и разрезов не было уже более тридцати лет. Шахтеров их жены отправляют на работу, как на фронт. Рты до сих пор им затыкали все, кому не лень, — и работодатели, и профсоюзы, и партийные деятели, а также администрация области и города. Несогласных выбрасывали на улицу. Зарплата заморожена и реально уменьшилась в два раза из-за галопирующей инфляции. А тут еще передел собственности, завуалированный под реструктуризацию… Пришли новые собственники и отказываются выполнять обещания прежних. Это констатации. А теперь на вопрос, что делать… Мы должны выяснить требования рабочих без посредников, прямо там, на месте. У меня есть группа высококлассных экспертов, и на следующей неделе я отправляюсь в Кемерово, где начну переговоры с рабочими. Со мной поедут пятнадцать человек. Попробуем разобраться на месте.
— С вашим анализом ситуации, Денис Борисович, я согласен. Поддерживаю и намерение во всем разобраться на месте, лично… Добавлю от себя. У нас с вами нет выбора, нет привилегии лишь попытаться что-то сделать. Мы обязаны только победить! А в чем будет наша победа, какова наша цель? Чтобы рабочие замолчали? Нет! Нам нужно, чтобы они не молчали, когда кем-то нарушаются их интересы. Сейчас мы сделаем все, чтобы восстановить работу шахт, чтобы шахтеры работали спокойно и были защищены государством. Пятнадцати экспертов вам будет мало. Я добавлю своих восемьдесят пять. Люди знающие, подготовленные, способные переломить трудную ситуацию в свою пользу. Распределите их по участкам, по шахтам. Рабочие должны почувствовать, что к ним пришло само правительство разбираться в их деле, сама власть. Наши действия должны быть решительными и быстрыми! Не дадим противнику возможности повлиять на рабочих, расколебать их. И вот еще что… я в вашу работу вмешиваться не собираюсь, но на меня можете рассчитывать в любое время дня и ночи. Буду держать ситуацию под контролем.
Волин говорил негромко, спокойно, уверенно, будто предрекал будущее, известное ему одному. Своей непреклонностью и твердостью он зажигал собеседника верой в успех. Магуров задумался, прикидывая, в какой ситуации может понадобится авторитет Волина там, в Кемерово.
— Что-то вас беспокоит, Денис Борисович?
— Да, Амманов — серьезный фактор в Кемеровской области. Он, по моим сведениям, сейчас активно помогает коммунистам, а они явно хотят оседлать ситуацию и превратить ее в революционную.
— Не беспокойтесь. Я объясню ему, что вы мой личный посланник. А если Амманов станет мешать, он не будет губернатором... Желаю удачи! К вечеру вы получите список моих людей, с которыми послезавтра полетите в Кемерово.
Это означало, что разговор окончен. Волин встал и протянул Магурову руку.
— Ну что ж, успеха вам! Жду с победой!
Окрыленный доверием Волина, Магуров вернулся в министерство и с воодушевлением и небывалым рвением начал готовиться к поездке. Волин потребовал, чтобы они отправились уже послезавтра — значит, летим послезавтра...
Амманов о волинских посланцах узнал от самого Волина.
— Гумир Тулеевич, прошу оказать полное содействие Магурову, обеспечить его всем необходимым. У него задача исключительной важности — переговоры с бастующими шахтерами, имейте в виду — он действует по моему личному указанию. Разместите его в губернаторстве, выделите ему второй и третий этажи.
— Да, но... Петр Алексеевич, на третьем этаже находится мой кабинет?!
— Значит, уступите ваш кабинет, тем более что Магурову понадобится связь с разными концами области. Не беспокойтесь, потерпите, он должен справиться за неделю. И еще... Мне известно о вашем политическом пристрастии... надеюсь, что в этой сложной ситуации вы сможете разделить интересы государства и партийные.
— Петр Алексеевич!
— Это все! Рассчитываю на вашу поддержку...
Амманов, старый партийный кадр, еще со времен Советского Союза знал, как оказывать максимальную поддержку тому, кто претит его партийным принципам. В считанные часы была созвана оперативная группа с задачей оказать содействие правительственной комиссии. Она же получила от Амманова и инструкции: создать в аэропорту неразбериху с багажом, разместить командированных в разных концах города — подальше от центра, по возможности создать проблемы с коммуникацией между ними, инструктировать шоферов, чтобы возили по городу долго, обеспечить сбои в работе техники, работать с каждым прибывшим персонально, создавая всевозможные проблемы, одним словом, всячески мешать работе комиссии…
Эксперты Магурова сразу по прилету почувствовали организационные неудобства. Проблемы с багажом, долгая поездка к местам размещения и не менее долгая — к центру города, на совещание, которое Магуров назначил на вечер того же дня. В назначенный час оказалось, что комиссии даже собраться негде: просторный кабинет губернатора находился в полном разгардераже — какую-то мебель выносили, какую-то вносили, в зале для собраний проводился ремонт... Наконец нашли подходящее место, и Магуров узнал о других проблемах, свалившихся на членов комиссии. Припомнили и то, что Амманов не встретил их ни в аэропорту, ни в губернаторстве — ограничился звонком в аэропорт, поздравил с прилетом и извинился, что не может встретить: прихватило сердце...
Саботаж был налицо. Магуров, уточнив дела на завтра, распустил комиссию на отдых, а сам позвонил Амманову. Телефон долго не отвечал, затем с того конца раздался густой голос губернатора:
— Были врачи, вкололи мне снотворного, мои не могли меня разбудить, извините, ради бога!
Доброе сердце интеллигента Магуров дрогнуло:
— Извините, что беспокою, но вынужден вам сказать, что до сих пор мы встретили множество неудобств. Людей расселили черт-те куда, кабинет не готов...
— Не может быть! Я распорядился своим замам найти самые лучшие места в Кемерово!
— Условия, конечно, комфортные, но слишком далеко, люди едут к центру по часу...
— Хорошо, — прокряхтел Амманов, интонацией намекая на бессердечие московского гостя. — Сейчас я приеду, разберусь.
— Нет-нет, — смилостивился Магуров, — вы себя плохо чувствуете, не надо, не приезжайте, но завтра, прошу вас, распорядитесь, пожалуйста...
— Хорошо, спасибо за понимание... у меня действительно еще голова кружится...
Первый этап операции по приему правительственной комиссии Амманов провел на высшем уровне. Все получилось так, как он и хотел. Второй этап, однако, не состоялся.
Ближе к ночи Магурову позвонил Волин. Выслушав доклад министра, без каких-либо эмоций, спокойно сказал:
— Я все понял, завтра у вас уже проблем не будет.
Рано утром, ровно в 7.30 Волин позвонил Амманову.
— Здравствуйте, Гумир Тулеевич, надеюсь, не разбудил?
— Здравствуйте, здравствуйте, доброе утро, Петр Алексеевич, — с бодрыми нотками в голосе ответил Амманов. — Встаю рано, и сегодня тоже, хотя с вечера доктора меня напичкали лекарствами и снотворным...
Волин пропустил мимо ушей ссылку Амманова на нездоровье.
— Я просил вас оказать максимальное содействие правительственной комиссии. Вы с задачей не справились.
— Петр Алексеевич, что вы, что вы, это не так! Были небольшие недоразумения, мои подчиненные перестарались, не так поняли... но мы с Денисом Борисовичем на прямой связи, мы все согласовали, у нас нет противоречий. И потом... вчера... так случилось, я был нездоров, не смог проследить... но Денис Борисович в курсе...
Волин как будто не услышал объяснений Амманова.
— С сегодняшнего дня я вас отстраняю от руководства областью. Сегодня же к десяти утра передать все дела вашему заместителю. Вот и здоровье поправите, теперь у вас будет время.
В трубке со стороны Амманова не слышалось ни звука...
— Гумир Тулеевич, вы меня услышали? Вам понятно мое указание?
Наконец послышалось тяжелое дыхание и раздалось глухое:
— Да...
Но уже миг спустя старый партиец опомнился.
— Петр Алексеевич, не рубите сгоряча! Это ошибка, это недоразумение! Я поправлюсь... Через полчаса Денис Борисович вам сам доложит, вы увидите, все будет хорошо...
— Я своих решений не меняю. А в качестве объяснения скажу... Вы отнеслись несерьезно к тому, что глава государства к вам обращается с личной просьбой. Выходит, вас ничему не научила ваша многолетняя работа на государственном поприще. Я не могу рассчитывать на вас ни в теперешний трудный момент, ни в будущем.
Амманов несколько секунд молчал.
— Я понял... Петр Алексеевич... Прошу вас... Ну, хотя бы по собственному желанию, в отставку или что-то такое... Все-таки имидж, все-таки не один год я на посту...
— Я, Гумир Тулеевич, в сделках не участвую. Я вас увольняю как не справившегося с государственной задачей. Такова будет и трактовка. Поспешите, ваш зам будет ждать вас в 10.00 с делами. Всего доброго!
После потопления непотопляемого кемеровского губернатора дрессированные чиновники губернаторства и мэрии забегали, как заводные человечки, а по всей Кемеровской области пополз слух, что Волин, кажись, крепко взялся за положение горняков. Магуров действовал как настоящий волинский министр. Через три дня комиссия уже рапортовала об успешных переговорах с горняками. Попытки коммунистических активистов политизировать ситуацию окончательно провалились. Шахтеры, чувствуя поддержку правительства и Волина, гнали провокаторов со своих собраний.
Магуровская миссия завершилась созданием местных профсоюзов, которые снабдили посланника Волина целой кипой заявлений в Регистрационную палату.
По возвращению московского десанта в столицу, Магуров тотчас же, прямо из аэропорта, отправился к Волину. Сияющий от успеха, он входил в президентский кабинет, ожидая, что радостный Волин непременно затискает его в своих объятьях. Но тот его встретил по-деловому, спокойно.
— Здравствуйте, Денис Борисович, докладывайте.
Магуров был вынужден приглушить в себе радостные нотки и начал пунктуально излагать суть всего, что комиссии удалось сделать в Кемерово. В конце доклада он все же решился спросить:
— Петр Алексеевич, мы вернулись с победой, но мне кажется, что вы чем-то недовольны?
Волин улыбнулся.
— Успех очевидный, Денис Борисович, но это только полдела, если не четверть. Мы с вами на фронте за спасение России, а наша маленькая битва за угольную отрасль еще не окончена… Прошу вас, еще сегодня же распорядитесь, чтобы наши обязательства по регистрации первичных шахтерских профсоюзов были выполнены, подготовьте и соответствующие постановления о наказаниях в отношении работодателей и выплате компенсаций. Для меня составьте доклад о работе комиссии, кто и как работал, старайтесь быть точным. Ну, а как будем действовать дальше?
— Я думал об этом, Петр Алексеевич...
— Не сомневаюсь!
Волин молча, терпеливо слушал, пристально глядя на Дениса Магурова, а тот все больше распалялся в изложении своего плана...
— Можно, конечно, потребовать покрытие долгов от собственников шахт. Но нельзя терять время, и считаю, что будет правильным правительству самому оплатить долги рабочим, а потом их взыскать с предпринимателей.
— А если не дадут? Вы познакомились с досье этих собственников? Почти все они стали собственниками при весьма сомнительных обстоятельствах. А в целом, Денис Борисович, предложение ваше дельное, будем платить из наших средств. И счет им предъявим сразу же, но с нашими процентами. Государственные деньги — дорогие.
С трепетом ждали предприниматели-угольщики встречи с Волиным, которая была назначена на пятый день после возвращения правительственной комиссии из Кемерово. К этому времени все долги шахтерам были погашены правительством. Положение на Кузбассе стало успокаиваться. Бизнесмены готовились к встрече с надеждой, что все неприятные моменты можно будет замять и обо всем договориться. Три раза они собирались без Волина, чтобы выработать совместную позицию, и на встречу с ним пришли со своим планом уступок и прогрессивных перемен в отрасли, с поддержкой возрождения профсоюзов в шахтах. Они были готовы даже потерять часть прибыли, лишь бы не гневить нового, подготовили и идею создания фонда социальных реформ, который, по их замыслу, должен был возглавить лично сам Волин. Главной задачей было добиться, чтобы врио президента сменил гнев на милость и оставил их в покое. Они не знали, что Волин уже обо всем подумал и все решил.
В кремлевском зале с огромным овальным столом в самом его конце сидел Волин и выглядел для всех входящих чиновником, озабоченным срочными делами. Он пролистывал одну за другой горкой возвышавшиеся перед ним папки. Пришедшие на встречу с Волиным угольные короли России чувствовали себя неловко — будто пришли в неурочный час.
Когда, наконец, собрались все, Волин отодвинул папки и подтянул к себе микрофон...
— Здравствуйте, господа предприниматели!
В ответ раздался гул, через который прорывалось более яркое и выразительное: «Здравствуйте, Петр Алексеевич!» — тех, кто среди гостей был в более солидном положении.
— Я пригласил вас на разговор, чтобы сообщить о крайне неудовлетворительном состоянии отрасли, за которую вы несете ответственность перед государством. Правительственная комиссия констатировала нарушения обязательств, данных перед рабочими в связи с реструктуризацией отрасли практически всеми собственниками шахт. В погоне за сверхприбылью вы создали что-то вроде картельного соглашения, направленного против интересов государства и шахтеров. Бунт шахтеров в этих условиях логичен и оправдан. Еще в начале, приступая к исполнению обязанностей президента, я обратился ко всем, в том числе и к вам, с пожеланием создавать условия для сбалансированного развития экономических отношений в стране. Вы ответили на это закрытием шахт и беспричинным увольнением рабочих. С момента Кузбасского кризиса ваши действия были связаны в основном с финансированием коммунистических провокаторов, стремящихся перевести протест в политическое русло.
Речь Волина прервал сочный бас Николая Николаевича Мамулина, президента Союза углепромышленников, решившего смягчить атаки Волина на собратьев:
— Выходит, и в нашем омуте чертяка водится...
Высказывание было неудачным, но многие поняли, что такийм образом Мамулин доблестно решил перевести огонь, который Волин вел по позициям бизнесменов, на себя.
Волин поднял на него взгляд и сразу ответил:
— В отношении омута и чертей я, пожалуй, с вами соглашусь, Николай Николаевич. Но я на вашем месте не спешил бы защищать других, ваша личная роль во всем этом очень незавидная. Вами лично ничего не было сделано, когда правительство стало расплачиваться по долгам членов вашего Союза. Но правительство не благотворительная организация и не банк, раздающий бесплатные кредиты. Вашим предпринимателям предъявлены их же долги, но уже от имени государства. И то с солидным процентом. Минфин разрешил нам поднять процентную ставку по этим долгам до пятисот процентов. Но я продолжу... Я говорил о том, что вы своими действиями причинили стране немалые убытки. Более того, у вас нет плана оздоровления отрасли. Вы за последние пять дней собирались трижды, но я не слышал, чтобы вами была бы предложена новая программа по отрасли.
— Мы как раз и собирались, чтобы выработать такой план и сегодня его обсудить с вами, — в этот раз раздался голос Михаила Федыщева, кузбасского угольного миллиардера. — А что в прессу выходить, есть вещи, о которых не стоит трезвонить.
— Интересно, что же это за план, о котором нельзя сообщить обществу... Однако я хотел бы закончить. Прошу вас набраться терпения и выслушать меня до конца. Я не против того, чтобы управление отраслью принадлежало частным компаниям, но для страны сейчас важно, чтобы каждый активно участвовал в восстановлении экономики нашего государства, а не думал лишь о своей выгоде. К сожалению, ваше сообщество предпринимателей не проявило никакой заботы о положении страны. На этом фронте ваш участок оказался слабым, и я не могу больше доверять его вам. Посему мною принято решение. Сегодняшним числом издан Указ о национализации угольной промышленности. Все предприятия возвращаются государству. Пожалуйста, Константин Александрович, — Волин обратился к стоящему неподалеку помощнику, — раздайте присутствующим копии Указа.
Прозвучавшее вызвало потрясение, все его приняли молча, будто не веря, что такое возможно. Бизнесмены переглядывались между собой в поисках хоть какой-нибудь согласованной реакции.
— Что значит «национализировать»? — Первым опомнился все тот же Федыщев.
— Вся собственность, все имущество и все денежные средства, имеющие отношение к деятельности угольной отрасли, изымаются в пользу государства, — спокойно пояснил Волин. — С сегодняшнего дня.
— Так это что, пока мы здесь заседаем, у нас запросто сейчас отбирают нашу же собственность? Да по какому праву!
Зал вдруг забурлил, забубнил, заревел... Офицеры охраны, находящейся за пределами зала, при первых звуках набирающего силу шума, вошли в зал заседаний и расположились по его периметру. Предприниматели, глядя друг на друга, распалялись все больше, рылись в карманах в поисках мобильников, надеясь дать указания своим людям. Но все мобильные телефоны они сдали охране еще на входе в здание. Кроме того, звонить, по существу, было уже некому. Точно в час начала заседания на Кузбассе и других угольных предприятиях страны началась невиданная и грандиозная операция по аресту собственности угольных королей, самое крупное рейдерство в истории современной России — захват угольных предприятий самим государством.
Сквозь шум прорвался зычный голос Мамулина:
— Это какая-то неудачная шутка, прямо сказать, плохая шутка!
Волин снова притянул к себе микрофон:
— Господа, успокойтесь... успокойтесь. Ведите себя прилично!
Голоса постепенно затихли. Волин дождался, пока смолкнут последние реплики.
— Нет, Николай Николаевич, это не шутка, — он посмотрел на часы. — Как раз, думаю, в этот момент заканчивается арест имущества ваших предприятий и переоформление его в собственность государства.
— Это что, большевистская экспроприация? Просто отобрали, и все? — не унимался Мамулин.
— Нет, — опять же спокойно отреагировал Волин, — это не экспроприация, это национализация.
— И что же, мы можем надеяться, что государство компенсирует нам средства, потерянные в результате этого безобразия?!
— Выбирайте слова, господин Мамулин! Если бы вы внимательно прочитали Указ, то, безусловно, увидели бы, что там написано и о компенсациях.
Предприниматели стали поспешно листать лежавшие перед ними папки. Первым поднял голову, а следом и руку, самый быстрый из них:
— Петр Алексеевич, извините... А что значит «установленное судом право собственности»?
— Это, господин Бабункин, означает, что каждый из вас, кто рассчитывает на компенсацию, должен будет подать иск против государства и в суде доказать свое право собственности. Вы должны будете предъявить доказательства, что собственность вы приобрели на законном основании, а также, что и средства, на которые была приобретена эта собственность, тоже были законны. — Из зала раздалось: «Ну все, значит никогда!» — Однако, как я догадываюсь, многим из вас это будет сделать трудно. Когда сегодня вы входили в зал, я как раз знакомился с интересным материалом — с историями угольных предпринимателей современной России. Идеальный материал для криминальных сериалов. Думаю, можно кое-что продать киношникам. Суду, уверен, тоже будет это полезно знать. Больше мне вам нечего сказать. Заседание закрывается!
Волин встал и быстрым шагом прошел через весь зал мимо недоумевающих представителей угольного бизнеса, в одночасье оставшихся без солидного куша и без шансов вернуть себе хотя бы деньги, поскольку им стало понятно, что Волин копнул слишком глубоко.