Да на тебе порча, милая

   Цыганка вплыла в мой кабинет уверенно, неторопливо и с таким чувством собственного достоинства, словно нити управления человеческими судьбами, причём всеми без исключения, находятся в кармане её умеренно длинной  юбки. Несмотря на то, что замаскирована она была под обычную женщину, я  сразу же поняла, что это цыганка, даже не отдавая себе в этом отчёта.
     Хотя, повторяю, была она без этих, знаете ли, традиционно цыганских опознавательных знаков. Без платка на голове, без тяжёлых украшений и цветастых шалей. Обычная, неброская одежда, дамская сумочка, кожаная обувь.
     И тем не менее, тяжёлый узел волос на затылке, ощупывающий, быстрый взгляд чёрных глаз, торопливая речь с характерным акцентом, заученно-монотонная интонация и беспокойные руки, не позволяли сомневаться: передо мной истинная представительница древнейшего, кочевого племени. Она спросила у меня что-то по поводу соседней с нами организации, но ещё не начав отвечать, я поняла, что ей нужно вовсе не это. А заглянула она в наше учреждение, лишённое какой бы то ни было охраны, исключительно в поисках потенциальных «жертв» цыганского гадания и процедуры снятия порчи.
     Надо сказать, что я не то, чтобы побаиваюсь цыган, а как бы это сказать, отношусь к ним с некоторой, что ли, настороженностью, и стараюсь, по мере возможности, всеми способами избегать какого бы то ни было взаимодействия с представителями этой нации. Дело в том, что когда-то в ранней молодости, одна говорливая, как весенний ручей цыганка ровно за три с половиной минуты оставила меня без зарплаты, полученной мной аккурат в этот день. Как это произошло, я и по сей день знаю примерно столько же, как и тогда, двадцать с лишним лет назад, когда стояла, посреди базарной площади с открытым ртом, глядя, как бойкая гадалка удаляется вместе с моими деньгами, мелькая в толпе ярко-синим лоскутом подбитой серебром юбки. Обиднее всего было то, что это была первая моя трудовая зарплата после целого месяца ученической практики на подшипниковом заводе. Отработав дневную смену, я заехала на рынок, чтобы купить продуктов и приготовить в честь первого своего заработка праздничный ужин и вот…
     Памятуя об этом, я ответила нынешней незваной гостье на её вопрос и даже поднялась со своего места, чтобы указать нужное направление и ненавязчиво, но неумолимо препроводить к выходу.
- Ты знаешь, что на тебе порча, милая?! - вдруг быстро заговорила она, хватая меня за руку, - Тёмная женщина сверху, - она глубокомысленно подняла глаза на потолок, - желает тебе зла… Сглаз на тебе, очень сильный, милая.
     Вообще-то было не совсем понятно, что она имеет в виду. То, что моя недоброжелательница - весьма высокопоставленное лицо, или то, что работает она в бухгалтерии соседней организации, каковая как раз и располагалась над моим кабинетом. Но выяснять это мне совсем не хотелось. Я неопределённо кивнула и, дождавшись, когда она выйдет за порог, попыталась закрыть дверь. Но не тут-то было. Цыганка встала в проёме и, оглянувшись по сторонам, зашептала:
- Не веришь, а зря не веришь, возьми сейчас нитку чёрную, ну, возьми... Завяжи три узелка, а мне денежку дай, чтобы сбылось то, что просишь…
- Я только прошу вас уйти и не мешать работать, - ответила я, не теряя надежды закрыть дверь.
     Да, сейчас я уже не та наивная, двадцатилетняя дурёха, с ушей которой двумя вилками сразу можно было снимать лапшу. Теперь мне даже смешно слушать весь этот бред. Так я думала, выпроводив её, наконец, и возвращаясь на своё рабочее место. Нет уж, вам больше не удастся обвести меня вокруг пальца даже с помощью вашего цыганского гипноза!
 Ну, надо же, - не могла успокоиться я, - автовокзалов и рынков им уже мало, они теперь за учреждения принялись…
     Сосредоточиться на работе долго не получалось. К тому же я как-то странно себя чувствовала. На душе ощущался какой-то осадок, который никак не проходил. Знаете, так бывает, когда услышишь что-то крайне для себя неприятное или совершишь что-нибудь такое, за что потом бывает стыдно.
- Неужели до сих пор находятся люди, - думала я, качая про себя головой, -верящие во всю эту ахинею про сглаз и порчу, которую цыганки с незапамятных времён льют в уши простофилям?
     Мне очень импонировали собственная невозмутимость и спокойствие. А как я насмешливо на неё смотрела, когда она пыталась задурить мне голову! Вот почему она так быстро убралась. Поняла, наверное, что ничего не светит. То-то же! Это вам за тот обман тогда, много лет назад.
     Отдав должное цыганской беспримерной настойчивости, перетекающей в назойливость, их пробивной силе убеждения, а также бесцеремонной уверенности в своём праве на чужое время, деньги, нервы, я отыскала в ящике стола катушку чёрных ниток, и абсолютно серьёзно раздумывала, а не завязать ли всё же три узелка?
    Моя открытая сумка, стоящая поодаль на приставной тумбочке, вдруг привлекла внимание. Сердце бешено заколотилось от пронзившего мозг опасения.
- Чёрт, - вслух произнесла я отчётливо, - Чёрт, кошелёк! Через секунду мой собственный шумный вздох облегчения прокатился по кабинету. Кошелёк со всеми картами и деньгами был на месте. Успокоившись, я села к столу и вернулась к работе.
    До того момента, как я обнаружу пропажу своего телефона, оставалось совсем немного времени…