Немного мульты в моей голове

                ПРОЛОГ.             
     - Отлично получилось! Очень интересно!
     Олег снимает очки в тонкой золотистой оправе и протягивает, исписанные моим корявым почерком, листы.   
     Мы традиционно, расположились на полу его гостиной напротив друг друга в своих излюбленных позах, названных им: «васнецовская Алёнушка» и «Демон поверженный» Врубеля. Я – обхватила колени, он -  почти лежит, опираясь спиной на потертый кожаный диван. Горят свечи, тикают часы, за окном дождь. Ради, этих вечерних посиделок Олег приобрел тёплый и пушистый, дорогущий ковёр. Как он выразился: «Для уюта вдохновенных откровений».  Напряженно наблюдаю за нюансами смены выражений на его аристократическом лице. С некоторых пор, его мнение стало для меня крайне важным.
     - Мне кажется, нами найден великолепный ход. После каждого провала в «Мир мультов», записывай всё, что там происходило.
     - А мне кажется, Олег, что я, все-таки, сумасшедшая! – несдержанно перебиваю я. - Ведь, это ненормально –  иметь в голове целый набор неконтролируемых существ, которые живут своей жизнью и затягивают меня в неё всё сильнее и сильнее. Если бы не ты, я бы уже…
     - Даже и так, - весело парирует Олег. – Если уж, на то пошло. Скажи мне лучше: кто вообще нормален? И что есть норма? Для меня ясно и очевидно, что каждый встреченный мною человек носит в себе свою скрытую от посторонних глаз ненормальность – свой тайный бред. Отличие тебя, от большинства в том, что твой бред великолепен! Ярок, разнообразен, сложен! Как, впрочем, у всех талантливых и гениальных людей! Я совершенно очарован структурой и разно плановостью твоих фантазий. Счастлив твоим откровением. И совершенно уверен, что ты, просто, обязана выносить его «за скобки» своей головы. Вот и всё! Без страха, надуманных страданий и чувства ущербности! И ты должна знать, что не одинока в своей сложной внутренней жизни. Есть потрясающие реальные примеры, о которых написаны книги. Вот эта, например.
     В руках Олега книга, которую он протягивает мне. Откуда она появилась? Он вытащил её из-за спины? Или я опять напилась?
     Осторожно ставя огромный пузатый бокал с остатками вина на паркет за краем ковра, беру книгу: Дэниел Киз «Множественные умы Билли Миллигана».
     - Вот, почитай на досуге, - слышу я его голос, проваливаясь в сон. – Реальный человек, «носивший» в себе 23 личности одновременно… Психиатры хватались за голову… Изучали его …

                ИНТЕРМЕДИЯ. МУЛЬТЫ 
       Они собрались попить чайку, чтобы немного передохнуть и побеседовать о том о сём. Уже в который раз за сегодняшний день, это «чаепитие» выбивало меня из намеченного режима и отвлекало от важных дел.
     - Вот, что ты – Потеряшка, вчера ответила, той невоспитанной дамочке из Инстаграмма? Глупость же ответила. Можно было ей и загнуть что-нибудь интеллектуально-высокомерное, чтобы заткнула свой надутый до безобразия искусственный рот.
     А, это Задира, как всегда рвется в бой, – устало констатировала я. – Не хватает ей событий. Королевство маловато, разгуляться негде».
     - Успокойся уже, Задира, - вступилась за Потеряшку, Умняга. – Ты же прекрасно знаешь, что «сколько людей, столько и мнений», и «насильно мил не будешь», и «позволь себе быть собой, а другим – другими», и…
     - Стоп! Стоп! Стоп! – поперхнувшись чаем и звонко треснув чашкой о стол, обрушилась на защитницу Задира. – Закрой свой цитатник, и обрати уже лицо к реалиям жизни. Волчий мир – волчьи законы! Тебя кусают, - кусай в ответ!
     Задира вскочила из-за стола, и опрокинув стул, возбужденно заметалась. Её щёки горели. Ноздри гневно раздувались. Взгляд пылал праведным негодованием. Кулачки сжимались…
     Мое сердце бешено заколотилось. Это случалось всегда, когда Задира начинала бунтовать. Этого нельзя допустить. А то, если разойдется – весь мой день можно снести на помойку. Пользы от мыслей и действий не будет никакой. И я усиленно сосредоточилась, призывая из глубин сознания моего любимого Мудреца. Он не откликался.
     Ну, почему всегда, когда нужен, тебя днем с огнем не отыщешь. В каком укромном уголке моего сознания, опять завис в своей медитации?
     Вдруг послышалось монотонное:
     - «Я» - нет. Личности – нет. Обижаемся и гневаемся, когда задето наше ложное Эго. Все есть Ничто. Все тлен.
     А вот и он. Вышел из тени, наконец. Глаза прикрыты. Борода седая. В руках чётки. В кимоно. Медленно раскачивается в такт своих мудрых коанов.
     - Ты что, дедушка – белены объелся? – вытаращив на Мудреца глаза, бесцеремонно прервала его Задира. – А кто я и, кто ты, и кто эта дурочка – Потеряшка, тогда, если «Я», как ты выражаешься нет?
     - Все мы, всего лишь Я-роли, этого грандиозного не осмысляемого Ничто, - замысловато ответил Мудрец и воздел руки вверх.
     А! Это он про меня говорит. Наполняюсь гордостью. Чувствую себя уникальной, таинственной и великой.
     - Ой, что-то, многоуважаемый Мудрец, вы ЭГО этого не познаваемого НИЧТО сейчас непомерно раздуваете, - Умняга почтительно подошла к старику, и мягко взяла его под локоть.
     - Присядьте лучше. Попейте с нами чайку, расскажите что-нибудь интересное и познавательное. Только не очень сложное. А то некоторые, - при этих словах Умняга многозначительно посмотрела в сторону насупившейся Задиры, - не смогут осмыслить, а тем более принять к сведению мудрость ваших слов.
     - Ага, - поняв намек, зло огрызнулась Задира. – Куда уж нам – эмоциональным и нетерпеливым понять ваши премудрости. Знаю я вашу унылую беседу: Меня –нет, тебя – нет, непонятное Ничто всем рулит. Огрызаться тупым курицам нельзя, а надо им позволить быть собой. И ещё, при этом мнения их куриные выслушивать. Зашибись, какая крутая мудрость. Только, эта мудрость для слабаков. Лучше призовите на ваш праздник круглого стола Терпилу (что-то давно его не видать). Призовите, и вещайте ему ваши прекраснодушные цитаты о подставлении щёк, и о необходимости всех куриц на свете понять и простить. А я пока, лучше сочиню достойный ответ этой губошлёпке, чтобы не повадно было нас впредь глупостями своими задевать.
     Задира шлепнула по плечу сонно клюющую носом Обидку и залихватски произнесла:
     - Просыпайся, Обидка! Пойдем придумаем что-нибудь поядовитее и позаковыристее!
     Обидка испуганно встрепенулась, и открыв огромные на выкате глаза напряженно уставилась в одну точку.
     - Да не тормоши ты её, почем зря. Потом, всем миром будем успокаивать. Хлопот не оберешься, - подливая Обидке горячего чайку и участливо поправляя редкие слипшиеся волосики на её непомерно большой голове, шепотом произнёс Забота. – Пусть себе спит, спокойненько. Да, и ты угомонись, пожалуйста. Что тебе всё неймется?
     - Точно! «Худой мир, лучше доброй войны», - бодро встряла в разговор Умняга. – Не ввязывайся ты, в эту мышиную возню. Подумай о последствиях и о нашем покое. Ведь, развяжешь боевые действия, по сути не весть с кем, а мы расхлёбывай потом эту муть за чаем неделями.
     Стремительность в пышном длинном платье, развевающемся на непонятно откуда взявшемся ветре как всегда появилась внезапно. На секунду застыла в величественной позе у стола. Хорошо поставленным голосом громко продекламировала:
     - Работа не ждет! И время идет! Всегда лишь вперед! И будет доход!
     Гордо вскинула голову, окинув присутствующих презрительным взглядом и широким жестом руки указала направление в этот самый «перед». Затем, театрально раскланявшись, порывисто удалилась.
     - Видали, - зло хохотнула Задира. – Нашего поэта подсиживает. Вот бы он услышал эти доморощенные частушки. А! Вот и он! Не выдержала душа поэта!
     - Терпеть не могу халтуру! Это не мыслимо! Что она себе позволяет! – послышался старческий скрипучий голос.
     - Хватит!!! – заорала я не своим голосом. – Прекратите сейчас же. Убирайтесь вон!
Стремительность права!
Работать пора!
Это моя голова!
Нет безделью с утра!
     - Я же говорю – примитивнейшая рифма! – грассируя, сварливо перебил меня поэт.
    - Поэт, дорогой! Давай потом! Ну, правда! Мне работать надо. А вы с утра мне праздность круглого стола устраиваете. Угомонитесь. Дайте, собраться с мыслями.
     - Ладно, уже. Поработай чуть-чуть. А потом, этой стерве из инсатграмма все-таки, напишем, - снисходительно ответила за всех Задира и громко отхлебнула остывший чай.
                ОДИНОЧЕСТВО
     Я иду к мольберту. На нем почти законченная копия «Натюрморта с цветами и фруктами» Яна ван Хёйсума. Привычными, до автоматизма отработанными движениями готовлюсь к работе. Резкий запах разбавителя и красок на палитре. Всё - на своих местах. Мир обретает смысл и цвет. Здесь и сейчас. Прислушиваюсь к мультам. Вроде затихли. Хорошо. Как хорошо…
 Наслаждаюсь моментом. Есть большие плюсы в том, что нувориши любят украшать стены гостиных и кухонь копиями работ фламандской живописи. Для меня это - заработок и возможность погрузиться в знакомый и любимый мир малых голландцев. Жанр роскошного натюрморта всегда погружает в состояние некого аутизма и заставляет забыть обо всем на свете. А это так целительно для меня. Никаких мультов. Никакой «смертной тоски». Только завораживающее буйство красок и форм, сложные взаимоотношения предметов, лабиринты насыщенных композиций. Я погружаюсь в этот мир полностью. Он полон собственных тревог и гармоний. И время наконец-то, перестает пульсировать во мне мучительной длительностью тотального одиночества, и затихая, на цыпочках ведет пасмурный питерский день в непроглядно долгий дождливый вечер.
     Звонкий позывной Скайпа выводит меня из анабиоза безотрадной задумчивости. Это Юлька проснулась в своей Америке. Нажимаю на кнопку и вижу на мониторе солнечный лик моей подруги. «Солнечный» в реальном смысле! Глаза лучатся радостью, волосы ярко желтым, в комнате вокруг неё ореол из солнечного света.
     - Класс! – искренне восхищаюсь я. -  У вас там солнцем пропитано всё!
     - Да! – тут же подхватывает подруга. – А как океан шумит, слышишь?
     - Слышу, слышу! – голосом зайца из мультика «Ну, погоди!» преувеличено бойко гримасничаю я.
     Но, Юльку не обманешь. Видимо, она считывает мой вялый настой.
     - Перестань уже, Олька! – звенит подруга чрезмерной для меня жизнерадостностью. – Хватит хандрить! Пора уже выбираться из этого твоего затяжного уныния. Тёте Люде, ну вот, вообще не понравилось бы, то как ты живешь сейчас без неё. Встряхнись уже. Выйди «в свет». Сходи на свидание какое-нибудь, что ли!
      -«Да, хорошо тебе говорить, Юлечка», - шевелится в моей голове Нытик.  –Ты во Флориде, где солнечный горячий зной, и крошечная теплая зима. А у нас тут: холод, ветер и 30 солнечных дней в году.
     - А ещё! – подключается Зависть. Для встречи с Юлькой она нарядилась в розовое. – Нам за 30. И у тебя все, «как у нормальных людей», то есть муж, двое детей, уютный дом. В общем, полная определенность. А я, - как неприкаянная, одна-одинешенька».
     Зависть, как всегда собирает толпу. Приковыляла, и тихо села в углу Потеряшка. Обидка, почуяв для себя интерес, перестает дремать и с заискивающим любопытством ждет развития разговора.
     Я слушаю мою любимую и жизнерадостную подругу, изображая полное оптимистичное согласие с её вескими доводами. Но! В самом эпицентре меня, в полной боевой готовности, начинает саботаж сволочь – Зависть. И как же я её за это ненавижу!
     Отключив скайп и торжественно пообещав Юльке, что непременно и тотчас же зарегистрируюсь на Тиндере, и уж обязательно отхвачу там себе «завидного жениха», я остаюсь в одиночестве. Откидываюсь на спинку стула. Замираю. В звенящую тишину внутреннего пространства медленно вплывают сестры – двойняшки Тоска и Печаль. В своих серых хламидах, висящих на угловатых длинных телах, они похожи на унылые безмолвные приведения. Как въедливый, ядовитый дым сёстры заполняют меня полностью, сочатся через поры кожи, проникая во внешний мир. Обволакивают комнату, пропитывают предметы, сливаются с вязким туманом за окном. Но, вдруг, в этой липкой безрадостной мути, чувствую нестерпимую, острую боль. Сердце. Этим унылым садисткам – мало. Они привели за собой инквизиторов похлеще. Страдание и Ностальгия сладострастно впиваются в мою суть. Пьют по капле. Выедают мозг. Высушивают останки. И я чувствую себя, как муха в янтаре. Замурованная. Обездвиженная. Мёртвая.
                ЧАСТЬ 1
                ИСТОРИЯ ОДНОЙ БОЛЕЗНИ
                Глава1. ВОСПОМИНАНИЯ
                КОМУНАЛКА
      Мама умерла два года назад. И вдруг, оказалось, что мой мир держался исключительно на ней. На её силе, жизнерадостности, чувстве юмора, на её вере в меня, и, конечно, на нашей всепоглощающей любви и дружбе. Она всегда… Всегда была для меня доброй волшебницей, исполняющей мечты и помогавшей в трудную минуту. Именно, благодаря её решению исполнить мечту дочери стать «настоящей» балериной мы и переехали в Питербург. Продав нашу просторную родовую квартирищу, мама купила комнату в коммуналке на канале Грибоедова, где десять разномастных жильцов долгое время упорно отказывались нас принимать. Им не нравился наш южный «плебейский» говор, «громко» выражаемые эмоции и навязчивое желание всем им обязательно и безусловно нравиться. Они относились к нашей бесшабашной открытости с настороженностью и плохо скрываемым высокомерием. Хотя, сами были далеки от совершенства. Старательно пропускали дежурства по уборке на кухне и в коридоре. Карла Марковна, преподаватель вокала с «50-летним стажем» беспрерывно курила «Беломор». А за полночь из её комнаты доносились шуршащие странными обертонами оперные арии, которые она слушала на огромном патефоне допотопных времен. Настройщик Афанасий Федорович и грузчик Аскольд прилагали титанические усилия, чтобы непременно спиться в самом скором времени. Поэт Артемий подолгу сидел в туалете, и затем, по какой-то одной ему ведомой поэтической причине, это все оставленное в туалете не смывал. Семья Илларионовых заставляла и завешивала своим спортивным инвентарем весь коридор. Но, с нас спрос был особый! Каждый раз, когда мы не вписывались в их понимание «культуры общения» в их голубокровном обветшалом общежитии, соседи указывали нам это самым холодным и снисходительным образом. Да! Правил мы тогда явно не знали. И, вспоминать теперь, наши с мамой очевидные ляпы в поведении можно только со смехом. Что, собственно, мы и делали годы спустя с теми же соседями, которые стали нам со временем семьей.
     Мама была человеком лёгким в общении и трудолюбивым. Она, как будто не замечала затаённой вражды. Вставая рано, перед работой намывала общую кухню, вечером мыла коридор и туалет с ванной.
     - Мася! Зачем мы это делаем каждый день? - спрашивала я, помогая драить общую территорию. – Ведь, по графику мы должны убирать раз в 6 дней! Почему мы горбатимся на «этих», как пролетариат на буржуазию.
     Мама заливисто смеялась, раскручивая мою шутку про подённый «каторжный труд» в стенах одной взятой квартиры. И затем, развёрнуто объясняла мне, что Карла Марковна – старенькая, у Илларионовых «горе то какое» - сын погиб в Афганистане. Ну а, с пьющих одиноких мужиков что взять? На них понадеяться, - «в нечистотах погрязнуть». А мы, привыкшие жить в чистоте и уюте, сами себе должны этот уют и создавать. Ни на кого не оглядываться. Теперь – это наш дом, и в нём должно быть чисто!
                РАЗГОВОРЫ В ГОЛОВЕ
     Я выхожу из метро. Яркий луч редкого ноябрьского солнца неожиданно рвется в просвет свинцовых, низких туч. Закрываю глаза ладонью и вглядываюсь в лица прохожих. Ищу Жизелькину. Приходит смс: «Олька. Прости. После класса репетицию поставили. Освобожусь через два часа. Если нет срочных дел на сегодня, давай позже встретимся. Ладно?»
     - «Срочных дел, - бурчит в моей голове Обидка. – Звучит, как издевательство! Будто она не знает, что их у меня вообще нет. И что, встреча с ней у меня практически единственная возможность выбраться из дома и разнообразить унылую жизнь.
     - Прекрати сейчас же! – тут же вступается за Жизелькину Умняга. – Даже если и так. Настя воспитанный человек. Видимо, расстроилась, что опаздывает на встречу. Попыталась вежливо сформулировать. А ты…
     - Лучше, надень шарфик на голову, закутай горлышко и прогуляйся по набережной до Дворцовой площади. Давно уже в центре не была. Да и прогулки на свежем воздухе полезны для здоровья, - воркует Забота.
     - Ага! Очень весело гулять два часа под таким ветрищем, - нудит Нытик. – Так и воспаление лёгких схватить не мудрено.
     - Пальтишечко то «на рыбьем меху» нарядила. Не для прогулок, а для форса. Чтобы рядом с Жизелькиной не совсем синим чулком смотреться, - с явным удовольствием влезла в вялые препирания мультов Задира. – Только, всё это пустое. Настя все равно, гораздо круче тебя выглядит. Так что, вполне могла бы и свой старенький пуховичок принарядить».
     - Так! Хватит! – пытаюсь прекратить дебаты в голове и пишу смс Насте: что конечно, погуляю пару часиков в центре. И как она освободиться – пусть звонит.
     Пронизывающий ветер толкает меня в спину, и я почти бегу вдоль длинного проспекта, пытаясь «получать удовольствие» и «смотреть по сторонам». «Прогулочным бегом», как шутила мама по поводу таких перемещений. Нам было трудно привыкнуть к жизни в столь суровом климате. Ведь, до переезда мы жили в наполненном солнечным светом и сухими жаркими ветрами южном городе, с долгим испепеляющим летом и фруктовыми деревьями на улицах. Даже через много лет, воспоминания об этом городе являются для меня отдохновением и лекарством от промозглых питерских непогод, которые пропитывают растерянностью и холодом не меньше, чем реальные жизненные беды. Когда мне трудно и одиноко, я закрываю глаза и иду… Иду по дымящейся полуденным зноем дороге. Она вся в ярких следах от игры в пятнашки между раскидистыми кронами деревьев и солнца. Солнце в этой игре побеждает, конечно. И я – щурюсь. Так всё ярко и празднично вокруг.
     Становится тепло и приятно. Ощущение чего-то волшебного, неожиданно встреченного за ближайшим поворотом пробуждает к жизни мою любимую утешительницу Фантазию. Её давно не было во мне. И вот! Может быть, непримиримая борьба за жизнь солнца в тяжелых тучах Питерского неба, захватывающий простор дворцовой набережной, шпиль Адмиралтейства, медный всадник, купол Исаакиевского собора вызывают из небытия её неуемный оптимистичный дух.
     -«А может на конный спорт пойти? – как всегда неожиданно предлагает Фантазия.
     - Ты что? – поперхнувшись крошкой пироженки, тут же увлеченно парирует Задира. – Совсем, мать, свет реальности потеряла! С твоими то травмами только на коня и садиться. Нееет, подруга. Если, и хочешь начать «выходить в свет», найди хобби безопаснее.
     - А ведь, это прекрасно! – не обращая внимания на убедительные доводы Задиры, мечтательно возводит к небу глаза Фантазия. – И аристократично, и на свежем воздухе. И еду я такая на коне…
     - А на встречу Прынч… На коне, конечно… Белом… Да? – не сдерживаясь, ржет Задира. Ну. Ты – смешная, Фаня! Коняшку красивую в упряжи бутафорской кареты увидела и… понеслась мечтать в припрыжку.
     - Ой, не трогайте бедняжку! – вступается за Фантазию Забота. – Дайте ей дофантазировать…
     - Да! Дайте ей до мечтать эту банальщину! - врывается в разговор Стремительность. - А то ведь, пока не дойдет до красочного свадебного финала – не успокоится. А нам тут всем страдать от этой мути.
                ЖИЗЕЛЬКИНА
     Выхожу на дворцовую площадь. Жизелькина радостно мчит на встречу, умудряясь по пути проделывать балетные па. Прохожие оборачиваются на её изящную, стройную фигурку, облаченную в элегантность и бренд. Сияющие счастьем на пол лица глаза. Распахнутые объятия.
     - Привет, моя любимая! Как я рада тебя видеть! – прижимается она ко мне холодной щекой. – Дай я на тебя посмотрю?
     Настя отстраняется на минуту. Критическим взглядом скользит по моему лицу и фигуре.
     - Исхудала – жуть!!! Молодец! Так держать! Это по-нашему – по балерински! А вот лицом, прости пожалуйста, за откровенность, пора бы уже заняться. Все-таки нам не по 25 лет. Отведу тебя к своему чудо косметологу. И не думай отпираться. Приведем тебя в изумительный порядок!
     Я смотрю на Настю с восторгом и любовью. Она – мой «вечный двигатель». Появляется как луч солнца, в перерывах между гастролями и насыщенной личной жизнью, и расцвечивает моё однообразное существование жизнерадостными красками. Привозит модные шмотки из-за границы, водит на спектакли и в музеи. Стоматологи, парикмахеры, визажисты, мастера маникюра, и даже профессиональные фотосессии, - все это приходит в мою жизнь от неё. Вот и теперь к косметологу вести собралась. Я благодарно улыбаюсь. Настя – воплощение всего, что со мною в этой жизни не случилось. Профессиональная балерина, упорным трудом сделавшая достойную уважения карьеру. Перетанцевала весь классический репертуар, как прима. Последние 10 лет служит в Мариинке. Объехала весь мир. Каждый год на гастролях в моей любимой Японии. Не жизнь – мечта… Моя не сбывшаяся мечта! И тут, совсем не кстати, из неясной глубины моих ощущений медленно и плавно выплывает на авансцену и торжественно застывает в величественной позе Зависть. Сегодня она в зеленом. Длинное платье, усыпанное яркими бликами в свете софитов. Шлейф, если смотреть с верхних рядов балкона застыл на полу в форме знака «вопрос». На плече, как огромная, переливающаяся изумрудами брошь, сонно шевелится жаба. С выпученными глазами и клокочущим подбородком жаба производит гнетущее впечатление. Её заунывное урчание нарастает, заполняя всё моё существо. 
     - «Почему? Почему мне нет удачи? Почему мне счастья нет?» – глубоким меццо-сопрано вступает в такт жабьего аккомпанемента Зависть и все плотнее окутывает меня мучительными поражениями прошлого…
                ТРАВМА
      Вагановское училище меня приняли сразу.
     - Хорошие данные у девочки - сухо сказала Агата Ивановна маме. – С этим можно работать.
     Мы смаковали эту фразу на все лады, как высшую похвалу и манящее обещание блистательного будущего. Мечта сбылась! Все преграды позади! Высота взята! Мне десять лет. И я – учусь в Академии Русского балета имени Агриппины Яковлевны Вагановой. Ура! Впереди благородный труд, редкая профессия, сцена и, конечно же, - головокружительная карьера!
     Мы были так счастливы и увлечены настоящим, что никакие промозглые непогоды Питера, никакая враждебность соседей, некоторых одноклассников и педагогов не могли унять наш неуемный восторг и воодушевление. Как будто в сказочном сне сбывшейся мечты мы жили два года. И ничего, ну ничего не предвещало трагедии, которая перевернула мой мир и мои, нет наши с мамой планы на блистательное будущее. Всё, что произошло в тот судьбоносный период, я вспоминаю краткими эпизодами, перемежающимися провалами серых будней…
     - Делаем складочку! Глубже! Глубже! Что вы корявые-то такие? Попова! Я сказала – глубже!
     Агата Ивановна подходит ко мне сзади и с силой давит на спину. Я чувствую острую боль и ойкаю.
     - Хватит ойкать, - сухо шипит Агата. - Будешь себя жалеть – так никогда не растянешься.
     При этих словах, она давит еще сильнее. Я ору в голос. На следующее утро, встав с кровати, понимаю, что нога не слушается.
                ДИАГНОЗ
     - Паралич левой ноги от колена. Защемление нерва в позвоночнике, - слышу я монотонный голос доктора.
      Боль при движении такая, что соображаю с трудом. Напряженно застывшее лицо мамы, говорит лучше всяких слов – дела плохи. Но, на сколько?
     Я помню этот момент так отчетливо, будто до сих пор стою на распутье двух дорог. Одна ведёт в сияющий мир, где в воздухе разлито счастье и успех, золотая пыль колышется у ног. А вдали… Вдали виден безбрежный океан, пристань и белый пароход у причала. Я знаю, что мне надо непременно успеть на этот пароход. Что он отплывает в моё светлейшее будущее, полное радости и свершений. Но! Кто-то невидимый, с силой садится мне на спину, и обездвиженную, окаменевшую от боли тянет меня в сторону другой дороги. Где тень, от огромных деревьев, мрак глубины леса и безотрадный туман пропитывает все существо и поглощает раз и навсегда неотвратимостью уныния… Вечного уныния.
     - Доктор, каковы прогнозы? Дочь будет танцевать? – преодолевая, тревогу спрашивает мама.
     Доктор отводит маму подальше от меня. И сквозь шумовую завесу встревоженных голосов в голове, я слышу приговор: «Какое там танцевать?! Будет большой удачей, если, она сможет ходить!»
                ЗНАКОМСТВО С МУЛЬТАМИ
     Конечно, мама не сдается. Ещё несколько месяцев она возит меня по врачам. Лечебные аппараты, растирки змеиным ядом, уколы, ванночки с солью. В ход идут все возможные лекарственные схемы и дельные советы окружающих. Наконец, мама находит одного ученого китайца, который при помощи иглоукалывания практически ставит меня на ноги. Но! Как только я начинаю кое как передвигаться, вдруг падаю почти на ровном месте и ломаю эту же самую многострадальную левую ногу.
     - Двойной закрытый перелом со смещением, - опять слушаю диагноз, лежа на больничной кровати. – Необходим аппарат Елизарова. Период восстановления долгий. Так что, мамочка позаботьтесь об учебе на дому. Полгода постельного режима. Не меньше…
     Именно, после оглашения этого приговора я и услышала в первый раз странные голоса в голове.
     - И что ей теперь делать? Что делать-то? – плаксиво вопрошал первый голос. – С балетом покончено. Калека на всю жизнь. Все мечты под откос. Вся жизнь – под откос.
     - А самое ужасное, что никто не ответит за её страдания! – вторил другой. – Сделали ребёнка калекой и «в кусты». Это же не справедливо!
     Чуть позже я знакомлюсь с ними поближе. Это Потеряшка и Обидка. Они начинают посещать меня довольно часто. Но! Есть и другие. И со временем, в моей голове образуется целая коалиция странных существ. Каждый из них со своим характером и взглядами на мир. В эти долгие дни и месяцы, когда я большей частью предоставлена самой себе, эти персонажи становятся моими закадычными друзьями и собеседниками.
     - Доченька! С кем ты беседуешь? – спрашивает мама, неожиданно появляясь в палате и заставая меня врасплох.
     - Да, так ничего, масинька, - растерянно вру я. – Просто, размышляю вслух о судьбах мира вообще и отдельно взятой меня в частности.
     Мы с мамой весело разворачиваем мою шутку. Долго смеёмся. Но, осколок недоверия неприятно вклинивается в безмятежность наших честных и доверительных отношений.
     Конечно, спрятать новых невидимых друзей от мамы на долго не удается. Так как завладевают они моим сознанием, вырываясь «на поверхность» при любом удобном случае. А мама всегда очень чутка ко всем нюансам моей жизни, и не заметить этого просто не может. И кстати, именно она называет их мультами.
                ВЕКТОР ДВИЖЕНИЯ
     - Посмотри, как она на тебя похожа, - в преувеличенном возбуждении восклицает доктор Уваров. – Эта работа голландского художника Яна Вермеера «Девушка с жемчужной серьгой». Потрясающее сходство! Вот и не верь потом в переселение душ.
     - Каких ещё душ, доктор, - бурчу я, уставившись в стену. – Вы же ученый человек. А несете чушь.
     - Доченька, - слышу расстроенный голос мамы. – Как ты разговариваешь с Ильей Владимировичем. Так нельзя! Это очень грубо! Не расстраивай меня, пожалуйста.
     Я вздыхаю и нехотя усаживаюсь на кровати.
     - Простите пожалуйста, Илья Владимирович. Я не хотела грубить.
     - Принимается! – весело произносит доктор и сует мне под нос большую раскрытую книгу с бликующими глянцем станицами. – По поводу душ, я конечно, погорячился. Но, ты только посмотри!
     Я опускаю глаза на репродукцию в книге, впервые встречаясь со своим двойником. И правда, девушка выглядит старше меня, но в общем и целом сходство действительно поразительное. Переворачиваю страницу и вижу сумасшедшей красоты картину: фрукты, медная посуда, цветы и… виноград! Всё, как живое – настоящее! И такое яркое и праздничное!
     - Это фотографии? – спрашиваю, не поднимая головы. И слышу ответ:
     - Нет, это нарисовали художники. Они жили в 17 веке в Голландии. Вот почему я так и удивился сходству нарисованной девочки с тобой. Понимаешь?
      Я киваю и слушаю рассказ доктора о том, как он вчера по случаю купил иллюстрированный альбом для дочери, которая учится на первом курсе Академии художеств. И как он рад этому случаю, потому что в Академии дочь как раз сдает по истории искусств в этом семестре малых голландцев. И так далее, и тому подобное.
     Этот судьбоносный момент я помню отчетливо.
     Мама кивает в такт рассказа доктора Уварова и внимательно наблюдает за мной. Я, неохотно отрываясь от просмотра репродукций, ловлю её взгляд. Её глаза горят. Мои, видимо тоже.
     - Мы нашли новый вектор движения! – заговорчески шепчет мама, нежно целую меня в макушку. – Илья Владимирович, можно эта волшебная книга останется у Оли хотя бы на денёк. Я знаю, что мы просим многого. Но, обещаю – Олюша будет очень аккуратна. Да?
     Я в волнении сглатываю слюну, и прижимая книгу к сердцу обеими руками, заискивающе киваю. Конечно, добрый доктор Уваров не может нам отказать. И я владею этим бесценным сокровищем целые сутки. Рассматриваю натюрморты, глажу глянцевые страницы, пялюсь на себя в маленькое зеркальце, пытаясь зафиксировать позу похожей на меня девушки.
Унылое настроение исчезает. Новые перспективы – манят.
     - Я всё узнала, - запыхавшись врывается в палату моя прекрасная мама. – Есть художественная школа при Академии. После нее легче поступить. Но, учиться рисовать очень сложно. Так что начинаем прямо сейчас.
     И мама высыпает из сумки на кровать альбом и несколько карандашей.
     - Илья Владимирович договорился со своей дочкой. Она после сессии придет давать тебе первые уроки. А сейчас она сказала, чтобы ты срисовывала всё подряд.
     И я начинаю срисовывать, всё что попадается в поле моего внимания: ветви дерева за окном, собственную руку, лицо мамы, видимую часть больничной палаты. Но! Самое главное, что поглощает мое внимание целиком – это фрукты, которые всегда перед глазами, так как мама приносит их каждый день. Я рисую цветными карандашами, забывая о времени и моих новых друзьях мультах. Засиживаюсь до позднего вечера. Конфликтую с медсестрами, когда они отбирают у меня альбом, потому что «уже темно и можно испортить зрение». И когда приходит Юля – дочь доктора Уварова, мой альбом уже наполовину заполнен карандашными набросками и цветными зарисовками.
                ЮЛЬКА
     - Ты когда-нибудь училась рисовать? – с интересом просматривая альбом, спрашивает она.
     - Нет, я рисую последние три недели.
     - Но, эти наброски – больше, чем хорошо, - задумчиво произносит Юля. – Ты явно очень способная. Так что, давай-ка начнем обучение. Пока, у меня каникулы уделю тебе максимум своего времени.
     И мы начинаем заниматься. Юля приходит каждый день, ставит мне натюрморты, рассказывает о перспективе и других тонкостях в изображении предметов. Показывает различные приемчики в штриховании и композиции.
     Она мне очень нравится. Весёлая и жизнерадостная. И как я потом узнаю, очень талантливая. Юля бунтарка и непоседа. Хотя, это ей не помешало на год раньше сверстников закончить школу и уже в 16 лет учиться на первом курсе Академии художеств. Она очень миниатюрная. Короткая стрижка, модный начёс. Глаза, подведенные аккуратными черными стрелками, кажутся необыкновенно темными в сочетании со светлыми волосами. Одета необычно и ярко.   
      -«Одним словом, - художник, - шушукаются у неё за спиной медсестры. – Илья Владимирович, такой солидный человек, а дочь – оторва, голова выкрашена, лицо в гриме, одежда клоунская. Позор для отца, да и только. Как таких только в академии принимают.
     - А что, вы хотели: отец – светило. У них там всё схвачено, прооперировал какого-нибудь профессора, а он его девчонку в свой институт и протащил».
     - Не слушай их доченька, - успокаивает меня мама. – Юля очень хорошая девочка. Умная и добрая. И я буду очень рада, если вы подружитесь.
      И мы действительно начинаем дружить. Несмотря на то что, Юля старше на 4 года, она проводит со мной много времени, поддерживая и щедро делясь знаниями по предмету моей новой страсти. Ведь, теперь я хочу стать великим художником. И всё своё свободное время трачу на осуществление мечты.
                «ХЛЕБНОЕ ДЕЛО».
     Выйдя из больницы, я начинаю учится в художке, а после десятого класса сразу поступаю в Академию. И там начинается бурная и очень насыщенная жизнь. Учусь на факультете живописи, специализируясь на кафедре реставрации. Делая это по началу по совету моего преподавателя и Юльки.
     - Ты прекрасно копируешь малых голландцев, - говорит Дмитрий Евгеньевич, увидев сделанную мною копию «Натюрморта с цветами и фруктами» Яна Ван Хёссума. – Поверь мне, потребность в художниках не так велика, как в хороших реставраторах и копиистах.
     - Олька! Это «хлебное» дело. Всегда будешь иметь хорошие деньги, - советует Юля. – Плюс, ты всегда сможешь неплохо подрабатывать на атрибуциях и экспертизах.
      Но, в первую очередь на выбор моей «хлебной» профессии влияет болезнь мамы. Как гром среди ясного неба: диагноз – рак груди, требует от меня умения зарабатывать нам на жизнь и лечение мамы.
     В конце концов, мы справляемся с этой бедой. А я со временем становлюсь профессионалом своего дела - достаточно востребованным оценщиком произведений искусства и копиистом.
     И все бы хорошо, но, когда я сталкиваюсь с очевидными жизненными трудностями мне «на помощь» всегда спешат мульты. Я понимаю, они – вымышленные персонажи. Но, со временем, особенно после смерти мамы, которая сгорела от повторного рака, теперь уже легких, буквально за полгода, мульты буквально порабощают меня. И я уже не чувствую, себя независимой и автономной.
                СОСЕДИ
     И вот, реальность - мне 30 лет. У подруг своя насыщенная жизнь. Мама умерла. А я на «пике скорби» уволилась из реставрационных мастерских, вдруг оказавшись в тотальном круге одиночества. Соседи по коммуналке, поддерживают, как могут. Но, я все больше и больше замыкаюсь, проводя все дни лежа на диване, отвернувшись к стене. Часто плачу, практически не ем. Да и вообще, не вижу смысла и опоры жить. Моя тоска по маме так велика, что любые предметы, связанные с памятью о ней, причиняют нестерпимую боль.
     - Чтобы жить дальше, тебе надо полностью сменить обстановку, - гладя меня по голове сухонькой старческой рукой, убеждает меня Карла Марковна.            
     - Как это? – хлюпая носом, после очередных рыданий, вопрошаю я. – Выбросить все вещи?
     – Это проблему не решит, - сокрушенно разводит руками соседка. – Тут нужны более кардинальные изменения. Да и вещи эти жаль. Со временем, ты сможешь к ним вернуться. И возможно, они вызовут в тебе лишь светлую память и грусть, а не такую сокрушительную боль, как сейчас.
     - Так что же тогда? - слышу я в себе вопрос Потеряшки.
     - Как бы мне не было больно и тоскливо отпускать тебя, - говорит Карла Марковна, протягивая граненую рюмочку с накапанной в неё валерианой. - Но мой совет: уезжай отсюда. Из этой комнаты, из нашей коммуналки, в которой все и всегда будет тебе напоминать о Людочке. А мы уж тут останемся и будем хранить память о ней, пока тебе не станет легче.
     Две маленькие слезинки блестят в старческих подслеповатых глазах. Дым извечной папиросы окутывая нас, поднимается к потрескавшемуся потолку. Дрожащий голос тихо продолжает:
     - Тебе нужно жить дальше, моя девочка. Строить будущее, не закапываясь в прошлом. Хватит. Полгода прошло. Пора начинать «приходить в себя». Вечно так продолжаться не может.
     И вот на малом совете нашей квартиры, разрабатывается план моих дальнейших «шагов в реальность».
     В прошлом грузчик, Аскольд уже несколько лет работает риелтором. Он у нас10 лет как бросил пить, закодировался, отрастил брюшко и даже женился. На совете он самый компетентный в вопросах недвижимости.
      - Нужно покупать двушку, - вещает он. – Ты –художник. В одной устроишь мастерскую, в другой будешь жить. Да и на перспективу хорошо. Ведь, не за горами и замужество, и дети. Так что, двушка - самое оно.
     Соседи дружно кивают.
     - Но, у меня на двушку не хватит, - вяло отпираюсь я. – Мне и студии хватит.
     - Нет, не хватит, - вступает в разговор поэт Артемий. – Покупать нужно сразу хорошее и на перспективу.
     - Я ипотеку брать не буду, - продолжаю упираться я. Мне совсем не «улыбается» расставаться со своими соседями и с моим унылым существованием в квартире, где всё напоминает о маме.
     - И не думай упираться, Олюшка, - как будто прочитав мои мысли мягко произносит Афанасий Фёдорович. -  Я тут давеча настраивал кабинетный рояль - такую приличненькую новую «Ямаху» у одного психотерапевта. Так он сказал, что в подобных случаях хорошо помогает «полная перезагрузка»: новая работа, новое общение, путешествия, новое место жительство. Ну, в общем, - всё новое!
     - Так может, и не обязательно покупать? - с надеждой спрашиваю я. – Сниму квартиру. Поживу, пока не отпустит, и вернусь.
     - Ну, тоже вариант, - начинает было Илларионов, но тут же замолкает под гневными взглядами соседей.
     - Нет, дорогая моя девочка, - торжественно произносит Карла Марковна, поднимаясь со своего места. – Нужно плотно закрыть дверь в прошлое, и начать абсолютно новую жизнь. Тут Афанасий со своим психотерапевтом прав.
     Она достает из бархатной концертной сумочки несколько пачек денежных купюр, перетянутых резинками и аккуратно выкладывает на середину стола, за которым мы, собственно и расположились. Следом за ней пачки денег выкладывают, Афанасий Фёдорович и Артемий.
     - Мы решили, помочь тебе в покупке квартиры. И не думай отпираться – мы одна семья. Мы очень любим Людочку и тебя. И хотим, чтобы ты об этом знала. А с этой суммой, приплюсованной к твоим средствам, точно хватит на «приличную», как выразился Аскольд, двухкомнатную квартиру. Да?
     - Да, - энергично кивает Аскольд. – Всё подсчитано. И завтра можем ехать смотреть варианты. А я и Илларионов перечислим тебе на карточку.
     Он преувеличенно бодро подмигивает и улыбается.
     На несколько минут повисает напряженная пауза. Мои дорогие соседи смотрят на меня ласково и с надеждой.
     - Я не могу принять, - начинаю я, обводя их взглядом, но тут же замолкаю.
     Невысказанные чувства суровых мужиков, застыли скупой слезой в уголках их глаз. Боль утраты давится судорожными вздохами. Карла Марковна тихо всхлипывает. И тут до меня доходит, что все эти месяцы маму оплакиваю не я одна. Все эти, когда-то, чужие люди скорбят вместе со мной и пытаются всеми возможными силами помочь мне вылезти из обусловленной беспомощности, вызванной столь тяжелой для меня утратой.
      - Прими нашу поддержку, Олюшка, - тихо произносит Афанасий Фёдорович. Прими, пожалуйста. Для нас это важно… Чтобы у тебя всё было хорошо. И знай, -мы все её очень любили.
                Глава 2. НА НОВОМ МЕСТЕ
                «БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ МУЛЬТОВ»
     И вот я на новом месте. Отшумели бурные дни поиска квартиры, оформления документов, косметического ремонта и переезда. Стараниями моих соседей и Насти, всё в новом жилье на своих местах, в чистоте и порядке. Приятный вид из окон пятого этажа на внутренний дворик. Много света в комнате, кухни и мастерской, потому что проемы окон большие, и небо всегда гостит в моем уютном мирке, заглядывая поверх двух высоких деревьев у подъезда. Дом старый, но есть лифт, что важно при навсегда ограничившей меня в движениях, травме ноги.
     - Какая прекрасная квартира! – воздев руки над головой, кружит в танце Фантазия . – Вот, теперь мы славно заживем. Утром будем работать, потом в магазин. Затем обед готовить, кушать. Вечерами можно в театры и на выставки.
     - Да-да, - воодушевленно вторит её Забота. – И обязательно, питаться правильно и вкусненько. Супчики готовить и овощи!
     - И от всех приглашений на вечеринки не отказываться, - возбужденно звенит Суламифь. – Там кавалеры и новые знакомства!
     - И зарядку, зарядку по утрам, - вклинивается в общих хор голос Энтузиаста.
     - Больше пользы будет от вдумчивого изучения йоги, - разумно предлагает Мудрец.
    В общем, мои мульты в прекрасном расположении духа. Они воодушевленно и на перебой продолжают предлагать разные способы и схемы «куда и как жить дальше». Но, Уныние тихо обойдя веселящуюся толпу мультов, незаметно накидывает мне на плечи свой серых колючий плед «бескрылых дуновений». И я растерянно замираю, вдруг остро ощутив всю неосуществимость этих самых схем.
     - Ой! – как от острой боли вскрикивает Потеряшка. – Ребята, по-моему, этот план не сработает.
     Но, мульты ещё продолжают веселиться. И я, как сквозь некую пелену слышу пафосные вирши Поэта:
     - Мир наших смыслов -  рушится и пылает!
       «Дым коромыслом» – новое наступает…
                «ПЛАН ПО СПАСЕНИЮ»
       Я лежу с закрытыми глазами и слушаю их голоса.
     - Уже месяц прошел, а результат плачевный, - удрученно резюмирует Умняга. – На улицу выходит только в магазин за продуктами. Йогой занималась одну неделю. Что? Опять бросила?
     - Питается Бог весть чем! – печалится Забота.
     - Это, правда! Не готовит вообще, - подхватывает Нытик. – Так и желудок испортить можно. Изжога уже мучает. А это первый признак!
     - Ну, не всё так плохо, - вступается за меня Энтузиаст. -  А работа! Работа то, - кипит. Каждый день, - как штык! И заказы есть!
     - Ой, как отлично! – с издевкой перебивает его Задира. -  Кушать, всегда есть на что! Ура! Денежки зарабатываем! Но, вот смысл в этом «кушать»?
     - Как это зачем кушать! Чтобы формы поддерживать! Не худеть! – не смело встревает Суламифь. -  А то, на такой скелет, как сейчас охотников не найдется! Фигура стала совсем не сексуальная!
      - Обожаю твою логику, Суламифь! – хохочет Задира. – Сексуальная ты наша! Всю жизнь с позиций секса меряешь!
     - А с какой позиции её ещё мерить, - вступается за Суламифь Умняга, поправляя на переносице очки. – Ведь, уже давно научно доказано, что половой – один из трех основных, означенных в человеке эволюцией инстинктов.
     - Уоу, уоу. Уоу! Полегче на поворотах, Умняга! – широкие татуажные брови Задиры ползут вверх. – Кого это ты из себя возомнила? Ученого с докторской степенью? Или адвокатом этого развратного дьявола? 
     Задира очень не любит, когда её высказываниям перечат. Возмущенно раздувая ноздри, она указывает на втянувшую голову в плечи, испуганную Суламифь.  В своем саркастическом гневе Задира страшна.
     - Если мы позволим этой низкой составляющей взять верх в нашем собрании, все потом окажемся на помойке её сексуальных фантазий. А нам надо в первую очередь подумать не о наслаждениях плоти, а об (если уж вы хотите по-научному) об инстинкте самосохранения. Который, видимо, совершенно отсутствует у нашей безответственной протеже. То, что она совершенно ничего не жрёт, и сутками рыдает ни её, ни нас до добра не доведут. И да! Я знаю, что такое основные инстинкты. И они должны быть удовлетворены. А лежа на диване, удовлетворить их нельзя. Так что, хватит разводить нюни. Кто за то, чтобы разработать строгий режим дня и жестко ему следовать? Поднимите, руки.
 Остальные мульты, не желая спорить с напористым воодушевлением Задиры вяло тянут руки вверх кто, отводя глаза, кто в неуверенности пожимая плечами.
     - И не впускайте в наш дружный круг Сомнение! Она не раз нам самые светлые и конструктивные идеи под корень рубила. Итак! Решение принято единогласно. Давайте составлять расписание.
     И я действительно, под руководством мультов разрабатываю «План действий по спасению», как выразилась Задира. Записываюсь в салон, крашу волосы в рыжий цвет, делаю яркий маникюр, и даже распаковываю вещи, которые Настя привезла мне из последних гастролей по Америке и Японии. Нахожу, классный темно-серый спортивный костюм, джинсы и черную водолазку. Наряжаюсь, и глядя в зеркало, понимаю, как сильно исхудала. Решаю, готовить себе калорийную еду и даже покупаю гантели и утяжелители для занятий спортом.
     - Лучше бы в спортивный клуб записалась, - недовольно бурчит Задира. Она и Энтузиаст - самые спортивные из мультов, и конечно им очень хочется в нормальный спортзал. Суламифь, тоже с надеждой прислушивается к этому предложению Задиры, так как чувствует возможность приблизится к красивым накаченным мужским телам.
     Но, в данном вопросе, я на поводу мультов не иду. Так как не вижу в себе сил «выходить в люди».
     - Ну вот… Здравствуй социофобия, - печально резюмирует Задира, но все же соглашается, что занятия спортом дома лучше, чем лежание на диване и вообще ничего.
                «ИМЕННО ТАКОЙ ДЕНЬ»
«В этом году лето так и не пришло.
Было: холодно, прохладно, пасмурно и дождливо…
И лишь иногда вспыхивали, и гасли, как миражи, эти истомно жаркие, солнечные дни.
 Они ощущались, как нечто чрезмерное и ослепительное; как дар долгожданный, и потому всегда неожиданный…»
    
По поводу питерской погоды мама шутила:
     - «Лето выдалось прекрасным – целый день светило солнце».
     И вот сегодня именно такой день. Мы с Жизелькиной договорились позагорать на пляже у Петропавловской крепости.  В моё утро вплывает предвкушение радости и удовлетворения от того, что я готова к «выходу в свет». Маникюр, педикюр, эпиляция и даже свежевыкрашенные волосы с укладкой. Я благодарна своим мультам за своевременный «волшебный пендель». Уже сделав зарядку, пью кофе в мастерской, любуясь, как солнечный блик блуждает по почти законченной копии очередного голландского натюрморта. Блик обосновался на виноградных гроздьях, и выгодно высвечивает весь мой крепкий профессионализм. Виноград выглядит совершенно настоящим, расположенный между стеклянной вазой с пышным букетом и наполовину раздетым большим апельсином, кожура которого свисает со стола оранжевой спиралькой.
     Слабый запах разбавителя и масляных красок, щебет птиц за окном, - всё кажется сегодня милым и приятным. Я прислушиваюсь к себе. Тишина! Так тихо внутри! Наверное, мульты спят. И мне это, почему-то очень нравится. Вдруг ощущаю себя совершенно нормальным человеком, таким же, как и все остальные люди. И да! Я готова общаться с ними, со всеми, кого сегодня встречу, и может быть приму в свою жизнь! И может быть, даже - полюблю! Эта мысль будоражит и, побаиваясь пробуждения Суламифи и Фантазии, приказываю себе не грезить, а заняться самыми обычными делами. С удовольствием примеряю перед зеркалом купальник, отмечая, что хоть и сильно исхудала, но фигура выглядит вполне сносно.
      - Ну, ни Жизелькина, конечно, - начинает было Зависть, но я приказываю ей замолчать.
      Сегодня такой на редкость красивый и спокойный день, который я никому не позволю испортить.
                ОН
      В ярко голубом сарафане на тонких бретельках, напевая и размахивая огромной плетёной сумкой, я выбегаю из подъезда и почти сталкиваюсь с соседом. Он – инвалид, в своем большом кресле, кажется маленьким и щуплым. На высоком лбу застыли капельки пота от усилий, которые он прилагает, пытаясь собрать рассыпавшиеся по асфальту продукты из пакета.
     - Ой, здравствуйте! – резко торможу перед ним я. – Позвольте, я Вам помогу.
     - Доброе утро, прекрасная соседка, - слышу я невероятно мягкий и тихий голос. – Как дивно, что вы наконец-то со мной поздоровались.
     - А я разве с Вами раньше не здоровалась? – с удивлением вопрошаю, собирая рассыпавшиеся яблоки обратно в пакет. – Ради Бога, простите невежливую творческую единицу, переживающую нелегкие времена.
     Сосед неожиданно заливисто смеется, обнажая очень красивые белые и ровные зубы. Его улыбка и смех подкупают искренностью.
     - Что художник Вы – знаю. Большие картины выносят от Вас с завидной регулярностью. А вот, что нелегкие времена понять можно по Вашей всегдашней отстраненности и погруженности в себя.
     - О! Вы очень наблюдательны, - улыбаюсь в ответ и предлагаю донести собранный пакет до двери его квартиры.
     Сосед с благодарностью соглашается и, крутя огромные колеса своего модернизированного кресла, ловко взбирается по пандусу.
     - А почему Вы не используете моторчик? - интересуюсь я, заметив наличие оного.
     - Ну, физической нагрузки никто не отменял, - продолжает улыбаться сосед. – Для меня это шанс дать рукам нагрузку.
     Я придерживаю дверь, пропуская соседа вперед. Следую за ним в сумрак подъезда и жду, пока он открывает ключом дверь своей квартиры.
     - Проходите, пожалуйста, - не оборачиваясь говорит он и катит в своем кресле в глубь темного коридора.
     Я останавливаюсь на пороге в неясном ощущении чего-то до боли знакомого и опасного. О! Этот запах тотального одиночества. Как же я могу его не узнать! Здесь живет такой же потерянный, как и я человек. Мне вдруг хочется скорее вырваться из этого удушающего сумрака чужой незадавшейся жизни. Выпорхнуть обратно в солнечный день, в лето, в манящие перспективы и сладостные предвкушения. И полететь. Нет! Побежать на своих травмированных, но все же рабочих ногах.
      - Прошу меня простить, - слышу я тихий голос совсем рядом с собой и вздрагиваю от неожиданности. – Лампочка перегорела и теперь темнота в коридоре круглосуточная. Позвольте показать Вам дорогу «к свету».
      Сосед подкатил ко мне почти вплотную. Слышу улыбку в его голосе. Чувствую прикосновение к руке.
     - Идемте, кухня метров через пять налево.
     Я послушно следую за ним и оказываюсь на просторной и неожиданно чистой кухне. Лаконизм, стиль и уют в интерьере, совсем не вяжутся с моим первым впечатлением о соседе, и я с не поддельным интересом опускаю глаза, встречаясь с очень внимательным, изучающим меня взглядом. Становится не ловко. Вдруг кажется, что он видит насквозь моё изначально снисходительное и покровительственное отношение к нему, порыв убежать и не желание общаться.
     - Не смущайтесь, - как будто просканировав мои мысли, понимающе кивает сосед. – Это нормальная реакция здорового организма отгородиться от чужой ущербности. У Ромена Роллана в «Очарованной душе» есть прекрасная фраза на эту тему.
      Он на миг замирает, отрывая от меня взгляд, явно припоминая что-то.
     - «Кто даст себе труд познать чужую душу, которая бьется в глубине поруганного тела»… Так кажется это звучит.
       - Красивая фраза, - судорожно сглотнув, говорю я.
      - Да, мне тоже нравится, - коротко хохотнув, произносит он. – Вы любите читать?
     - Да! Конечно. Очень! – радуюсь я смене темы. – Читаю много и все подряд. Раньше жила рядом библиотекой. Так я там была прописана на постоянной основе. А сейчас на новом месте ещё не освоилась… Кстати, Вы не знаете…
     - Как пройти в библиотеку? – легко подхватывает сосед. – Позвольте Вам показать. Это совсем недалеко.
      Он разворачивает кресло и ловко перебирая руками колеса катит обратно в коридор. Поставив пакет с продуктами на кухонный табурет, я устремляюсь за ним, гадая, что именно он хочет мне показать. И в восхищении застываю на пороге большой квадратной комнаты, стены которой по периметру и до самого потолка уставлены книжными стеллажами.
     - Ого! – выдыхаю в восхищении, выходя на середину комнаты и блуждая взглядом по книжным полкам. – Какая роскошь!
     На минуту забываю обо всем на свете. Книги! Мои самые большие и верные друзья! Мои собеседники, поводыри, учителя и утешители! В любой момент, в любых обстоятельствах их ненавязчивая близость и откровения заполняют пустоты в моей душе и в реальной жизни, помогают превозмочь боль и принять решение. Да что там говорить, украшают существование и просто помогают жить.
      - Потрясающе! – не в силах оторваться от разноцветных корешков книг, произношу я. – Вы владеете несметным богатством.
     - Мне нравится Ваша реакция, соседка! - слышу за спиной веселый голос. -  Вот и считайте, что Вам выдан читательский билет. Буду рад немного поработать библиотекарем.
     - Правда? Вот это, - Да! – резко поворачиваюсь я к соседу, в возбуждении прижимая руки к груди. – Спасибо большое! Это похоже на волшебство: столько книг и возможность их читать…    
     Видимо, на моем лице блуждает дурацкая улыбка, так как сосед начинает тихо смеяться:
     - Договорились. Рад. Очень рад, что смогу быть полезен. Я живу затворником. Так что приходите, когда заблагорассудиться. Берите, что понравиться.
     - Спасибо огромное! – заикаюсь я от переизбытка эмоций. - Я буду очень аккуратна, обещаю. И не буду вам досаждать сверх меры. И тоже, смогу быть Вам полезной. Ну там, - в магазин сходить или помочь ещё что-нибудь.
     От моих последних слов, сосед морщится, как от боли. Машет головой. Отводит взгляд.
     - Право, не стоит, дорогая соседка. Я тут и сам довольно сносно управляюсь. Кстати, мы так и не представились друг другу. Меня зовут Олег.
     Он протягивает мне руку. Я хватаю и преувеличенно энергично сжимаю его большую узкую ладонь, второй раз за наше короткое общение, радуясь смене темы.
     - Конечно, конечно. Я так просто, от радости и благодарности предложила. Рада знакомству. Меня Ольга зовут!   
      Сосед натягивает на лицо улыбку. Да, да, мне показалось, что именно «натягивает». Каким-то усилием, что ли. Держит мою руку в своей. Я ощущаю её жар и сухую шероховатость.
     - Смотри, какая у него рука приятная. А вся в мозолях, наверное, потому, что он постоянно крутит эти свои большущие колеса, -слышу я вкрадчивый голос Суламифи.
     Ох! Проснулась, все-таки. С сожалением вздыхаю, и медленно, чтобы не обидеть, высвобождаюсь из вкрадчивого, но крепкого рукопожатия.
     - Вот и славно, прекрасная Ольга, - отстраненно произносит он, выкатываясь в коридор и направляясь к входной двери. – Моя дверь всегда для Вас открыта.
     - Аудиенция закончена, - зло шипит в моей голове Эгоист. – Как это аристократично и утонченно одновременно выпроваживать за дверь и приглашать снова.
     - Это повод задуматься - спешит ответить Эгоисту Мудрец. – Наша Ольга отвыкла от общения. Местами была бестактна и не вежлива. Возможно задела чувства нового собеседника. Вот он и торопиться выпроводить её. Чтобы хорошо общаться с людьми, нужно иметь к ним интерес и грамотно реконструировать.
     - А что я такого сказала? - почти возмущенно шепчу я, чувствуя, что Мудрец прав.
     - Абсолютно ничего, - почему-то отвечает мне Олег. И я понимаю, что опять разговариваю «на людях» с мультами вслух. – Вы были вежливы, непосредственны и внимательны в общении. Очень рад знакомству с Вами, Ольга.
     Его белозубая улыбка светит из темноты коридора. Напряженный взгляд больше ощущается, нежели видим. По моей спине бегут мурашки. Гамма ощущений от стыда, до какого-то непостижимого, почти болезненного, неприятного волнения пронизывает холодом.    
- Спасибо большое, Олег! Я тоже рада! Я побежала! Подруга ждёт! – бурчу, пятясь от темного портала открытой двери. – Всего Вам доброго! Хорошего дня!
     Я пулей выстреливаю из подъезда, и мчу к метро, подставляя лицо теплому ветру. Хочу, чтобы вдруг возникшая смутная тревога выветрилась совершенно. Впереди прекрасный день и я не впущу в себя чужую боль и ущербность! Хватит мне и своей! Хватит!
                ЛАМПОЧКА
     Я стою у закрытой двери, репетируя первые фразы.
- «Здравствуйте, Олег! Вот купила лампочку в коридор! Да, что вы мне не трудно! Я, заодно! Всё равно в магазине была!»
    - Ага, и книжку мне дайте из Вашей библиотеки. Да и, пойду я, наверное, - хихикая, продолжает Задира.
     - Хватит дрожать, - поддерживает меня Мудрец. – С людьми совсем не страшно общаться, если…
     - Их грамотно реконструировать, - перебивая старца уже в голос хохочет Задира.
     - Ты все правильно делаешь, - успокаивает меня Забота. – Соседские отношения нужны. Человек – умный, хороший.
     - И помогать, людям с ограниченными возможностями – дело доброе, - поддерживает Умняга.
     - Ага! Ничего себе ограниченные – вообще не ходок, от слова «совсем», - не унимается Задира.
     - Зато, у него улыбка волнующая, и руки сильные, - мечтательно вклинивается Суламифь.
     - Так хватит, - зло рявкаю я на мультов. – Ничего такого, лампочку вкручу и всё!
     Подношу руку к звонку и дверь моментально распахивается.
Я отпрыгиваю от неожиданности, напряженно вглядываясь в темноту коридора.
     - Ого, какой прыткий, наш инвалид, - только и успевает хохотнуть Задира.
      - Добрый вечер, прекрасная Ольга, - слышу уже знакомый голос. – Проходите, пожалуйста. Я ждал Вас.
      По началу, наше общение не клеится. Вытаскивая из сумки пресловутую лампочку, и глупо хикивая, предлагаю её вкрутить. Олег, почему-то смущаясь, быстро соглашается. Я суечусь, он тоже. Потом, зовет меня на кухню пить чай «дабы отметить зажжённый свет в конце тоннеля». Соглашаюсь. На кухне нас ждёт красиво сервированный стол со старинным сервизом, винтажными белоснежными салфетками и двумя вазочками с вареньем.
     - Ух, ты, - присвистывает внутри меня Задира. – Наш то, парень, подготовился.
     - Чувствовал, что Вы сегодня зайдете, - перехватывая мой удивленный взгляд, просто произносит Олег. – Присаживайтесь.
     Я достаю из сумки пакет имбирных пряников, сажусь на стильный металлический табурет. Пью из изящной фарфоровой чашки ароматный молочный оолонг, слушая рассказ Олега о традициях чайной церемонии в Японии, и его остроумные сравнения Японских традиций с традициями русскими. Напряжение потихоньку проходит. Странное чувство уюта и покоя, потихоньку окутывают меня.
     - В этот вечер ты не будешь пить чай в одиночестве, и это прикольно, - саркастически произносит внутри меня Эгоист. – Только, будь бдительна. Не посади инвалида себе на голову. А то, ты это умеешь. Будешь потом, «девочкой на посылках».
- «Э! Духом не падай!
    Ведь если блеснет милосердие
    Небесным рассветом,
    Ужель ускользнуть невозможно
    Из самой кромешной тьмы?»
     Прекрасное стихотворение обрывает монолог Эгоиста в моей голове. Это Олег цитирует своего любимого японского поэта Сайгё.
Да! Мы говорим о японской поэзии, и о духе дзен-буддизма в ней. И я блаженствую и от интеллектуальной беседы, и от тонких суждений моего соседа о музыке, литературе, и даже изобразительном искусстве. Узнаю много нового, и балдею от этого.
     Почти за полночь, распростившись с Олегом легко и весело, как давние добрые приятели, я пешком поднимаюсь на свой пятый этаж, прижимая к груди два томика японской поэзии и роман «Сёгун» Джеймса Клавелла, порекомендованный Олегом, как «качественный исторический роман-эпопею о Японии 17 века». Любопытство, предвкушение от открытия новых горизонтов познания, общение с редким, как мне кажется человеком и его «данность» мне в реальности обволакивают щемящим и томительным чувством благодарности. Кому? Чему? Не могу понять, но ощущаю себя почему-то очень счастливой.
      - Хороший человек, - думаю я об Олеге. – Умный, интеллигентный, просто, кладезь знаний и юмора.
     - И в общении легкий, - воодушевленно подхватывает Умняга. –  С ним очень интересно. Так много знает!
     - И в поэзии познание,
       Выше всяческих похвал.
     Вступает в обсуждения поэт:
     - Человек, - как мироздание…
        И к тому же, - натурал!
     - Ой, Поэт! С чего ты вдруг о натурале зарифмовал?  - возмущенно внедряется Эгоист. – Это нас меньше всего интересует.
     - Ну, почему же, разный пол у людей не просто так придуман, - тут же оживляется Суламифь. – А по нему сразу видно, что мужественный… хоть и в инвалидном кресле.
     - Вот именно, мужчина-инвалид в нашем обсуждении основополагающий фактор! - зло обрывает Суламифь Эгоист. - Нам этот человек, для интеллектуального общения подойдет. Для расширения кругозора и стимула себя образовывать. А сексуальные фантазии лучше направить на здоровых самцов.
     - Ага! –обиженно хлюпает носом Суламифь. - А где же их взять – здоровых самцов, если мы и на улицу-то не выходим.
     - Хватит вам, - пытаюсь я урезонить мультов. – Спорите не о чем. Просто, соседские отношения. Нормальное человеческое общение… Иногда… Ничего такого.
     - Хватит уже вам мучить бедную девочку, - как всегда вступается за меня Забота. – У неё и так сложно с общением. А тут, вроде как начинает получаться. Оставьте её в покое. Иногда бывают среди людей просто хорошие и добрые отношения без всяких там ваших глупостей.
     - И правда, поживем увидим, - вдруг примирительно произносит Задира и демонстративно зевает. – Идем-ка лучше спать. Поздно уже.
                НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ
     Он сидит у окна, немного сутулясь. Взгляд устремлен в стену. В позе печаль. И какая-то пронзительная обреченность.
     - Олег, - тихо зову я. – Дверь была открыта. Я принесла Вам продуктов. На улице слякоть…
     Он вздрагивает. И не сразу, очень медленно поворачивает голову.
     И вдруг! Смотрю в его глаза. И… утопаю. И забываю, зачем пришла. Застываю, как вкопанная. Его глаза…Они - янтарные, или медовые. Ну, в общем, темного оттенка в желтом спектре. И крапушка мелкая на роговице, и белки отливают слегка голубым. Чистый, мудрый взгляд. Сильный, нежный и очень печальный. Никогда не видела такого. Странно, ведь, столько разговаривали. Несколько месяцев знакомы. И вот, надо же, - не замечала.
     Он смотрит, не отрываясь. Я тоже. Вязкое молчание нарушает мерно шуршащий дождь за окном и хрипловатое дыхание старинных часов в углу комнаты. И потихоньку, очень медленно в это царство неловкости и грусти начинает проникать вязкое, томительное напряжение. Я растеряна. Не понимаю, что послужило причиной такой неожиданной перемены. Но, чувствую нарастающую дрожь в теле и мучительно сладкое щекотание в низу живота. О, Господи! Да, что это со мной? Возбуждение! Неожиданное и быстро растущее внутри. Суламифь, почуяв возможность, заинтересованно настораживается и с готовностью начинает стаскивать с себя коротенькую алую тунику.
     - «Прекрати! – мысленно шикаю я. – Немедленно, прекрати, бесстыдница!»
     Но, она не слушает, и как завороженная, с остекленевшим, затуманенным взглядом, сбросив тунику на пол, идёт вглубь комнаты, к нему - печальному, странному человеку в инвалидном кресле, берет в похотливые ручонки его лицо, и с нарастающей, и плохо сдерживаемой страстью начинает целовать.
      - «Вот это поворот! – задыхаюсь я. – Что происходит? Где я сейчас на самом, деле?»
     Сознание затуманивается. Ничего не понимаю. Блин!
     Из ступора меня выводит грохот падающего на пол пакета.
     - Ольга, что с вами!? –  слышу взволнованный голос. – Вам плохо? Ольга!?
     Фокусирую взгляд. Я все там же, - у входа в комнату. Лужа молока на полу. Пакет с рассыпавшимися продуктами.
     -«Ну, слава Богу! Это –  Суламифь в голове, - а здесь все по-прежнему», - определяюсь я в реальности, и с явным облегчением выдыхаю.
     - Прошу прощения, Олег. Что-то голова закружилась. Атмосферное давление влияет, наверное.
     - О, это печально. Головокружение – вещь опасная. Присядьте, - прошу вас.
     Олег указывает на стул в глубине комнаты.
     - Нет-нет, мне уже лучше, - отвожу в сторону глаза и, как всегда, когда мульты берут надо мной верх «на людях», - начинаю суетиться. – Я уберу сейчас. Где у вас тряпку можно взять.
     - Не надо, Ольга. Посидите лучше. Придите в себя.
     - Нет, надо убрать, - не слушаю его и опрометью несусь на кухню.
В глубине шкафа под раковиной нахожу половую тряпку. Мчу обратно и энергично начинаю тереть пол, пытаясь не поднимать на Олега глаз. Складываю продукты обратно в пакет, ставлю его на стул.
      - Я пойду. Я опаздываю. Дело. Заказчики должны приехать, - невнятно бормочу, пятясь к двери.
     Резко разворачиваюсь, больно ударяясь лбом о дверной косяк и в смятении выбегаю из квартиры. За спиной слышу затихающие слова благодарности и почти физически чувствую волнение в его голосе.   
       - Он опасен, - вдруг взрывается в моей голове голос Задиры. – Не смотри, что инвалид. Уноси отсюда ноги скорей. Иначе затянет.
     И я бегу куда глаза глядят. Но, почему-то не домой, а из подъезда на улицу, в дождь и ветер. Волнение внутри дикое. Страх непреодолимый. Что это сейчас со мною было? Что? Никогда раньше я не теряла контроль до такой степени, чтобы не понимать где реальность, а где мой вымысел. До сего момента, я всегда знала, что мульты живут в моей голове и только. Но, сейчас я почувствовала, как бы раздвоение. Что-то необъяснимо мучительное, и абсолютно мне не понятное.
                СМЯТЕНИЕ
     Безостановочно кружу по своей одинокой территории. Мастерская, - задела мольберт. Упала кисточка. Иду на кухню, - в полутьме ставлю чайник на плиту. И обратно – коридор, спальня, опять мастерская.
     - Зачем? Ключевой вопрос: «Зачем. Тебе все это? –Юлькиным голосом зудит во мне Умняга.
       – Он же инвалид-колясочник, а это не лечится, - вторит её Эгоист.
     Эгоист, как всегда элегантен и невозмутим. Он сидит, в костюмной тройке, глубокого фиолетового цвета, в накрахмаленный белый ворот рубашки живописно вписан шелковый шейный платок. Нога на ногу, лакированный ботинок отсвечивает в полутьме лиловым.
     - Дорогуша, ты испортишь себе жизнь, - назидательно вещает он. – Тебе нужен, защитник, опора, равноценный партнёр, и в конце концов желателен здоровый и качественный секс.
     Суламифь при этих словах срывается с места и, падая на колени, с мольбою глядит в глаза Эгоиста.
     - Мне нужен он! Мне нужен только он! У нас будет очень хороший секс! Он такой сексуальный! И… так хорошо целуется!
     - Извращенка! – зло фыркает Задира. – Не можем, нормального мужика найти себе, что ли. С самооценкой, вообще, что?
     - С самооценкой все нормально! – визгливо вклинивается Обидка.
     Но, спор истязающих мой разум мультов прерывает пронзительный свист чайника. Несусь на кухню – выключаю. Навязчивый звук продолжает пульсировать в моём паническом настроении. Ах, да! Это – телефон! Подхожу, беру трубку и слышу Его мягкий бархатный голос:
     - Ольга. Вы так внезапно ушли. Я беспокоюсь. У Вас всё в порядке?
      - Издевается, гад! – возмущенно хлопает себя ладонями по бедрам Задира. – Делает вид, что не понимает. Играет тобой! Играет!!! Развлекается, как с самой последней ду-у-урой! Дай ему понять, что ты не конченная одинокая идиотка! Что ты – знаешь себе цену! Что ты не собираешься становиться его безропотной сексуальной рабой!
     - Что вы нападаете на бедного человека, обвиняете его во всех смертных грехах, - пытается вступиться за Олега Забота. – Он скорее всего, «ни сном, ни духом» не ведает об этом самом сексе, прости Господи …
     - Ага! Как же не ведает, - врывается в разговор Энтузиаст. – Давно за ним наблюдаю, так и норовит прикоснуться. Похотливый дядька, просто умный – скрывает хорошо.
      Стремительность рвется в бой, становясь плечом к плечу с Задирой. Умняга и Эгоист одобрительно кивают. Обидка облизывает свои пересохшие от возбуждения губы. Но, Суламифь, воспользовавшись слабой организацией этого нарастающего бунта, протаскивает в первый ряд вяло сопротивляющуюся Потеряшку. И та, растерянно обводя взглядом негодующую толпу, вдруг тихо и обреченно произносит:
     - Не думаю, Олег, что у меня всё в порядке. Потому что, мне кажется, что я Вас очень сильно люблю.
                ВЕЧЕР ОТКРОВЕНИЙ
     - Ваше признание очень удивило меня, - тихо произносит Олег. – Удивило. Обрадовало. Испугало. Инвалидность, ведь, – не самый надежный соратник в поиске и создании новых отношений. Я давно решил «поставить крест» на мечтах и желаниях по этой теме.  И вдруг вы – как «мимолетное виденье и гений чистой красоты» появляетесь в моей жизни и все в ней переворачиваете с установленного большими волевыми усилиями порядка.
     Олег делает паузу и смотрит на меня долгим, и как мне кажется, тревожным взглядом.
     - Оля, если бы вы не сказали о своих чувствах, то поверьте, - тут он замирает, будто раздумывая, и кивая головой продолжает. – Поверьте, я бы никогда не осмелился заговорить о чувствах своих. Но, сейчас, полагаю, мы оба имеем право на искренность и честность. Просто, нет у нас другого шанса быть понятыми. В любом случае, как бы не сложились наши отношения в дальнейшем, вы должны знать, что ничем мне не будете обязаны. Так как, уже столь много счастья и радости в моё ограниченное недугом существование привнесли. Мне с вами хорошо. И я хочу, знать о вас больше, гораздо больше. Чем знаю сейчас.
     - Что, например? – вяло спрашиваю я и опускаю пустой бокал на пол.     Мы сидим на ковре в его гостиной. Полумрак. Свечи расставлены тут и там. Вероятно, для создания романтического настроения. Он, вытянув безжизненные ноги, опирается спиной о край «видавшего виды» кожаного дивана. Я сгруппировалась напротив, обхватив руками колени и опираясь о них щекой. «Как Васнецовская Аленушка на камушке», - прокомментировал он мою позу несколько минут или часов назад.
     - Например, откуда в вас такая смелось и честность озвучивать свои чувства? Это черта характера? Я не ахти какой психолог, - смущенно улыбается он. – Не заметил в вас ничего подобного. Хотя, общаемся мы довольно много.
     - Да, знаю, что в жизни выгляжу весьма серенькой особой, - пьяно ухмыляюсь я, и отчаянно гоню из головы, пытающуюся взять бразды правления, Задиру.
     Рядом с благородной интеллигентностью Олега, я кажусь себе вульгарной и грубой. Стремительность почуяв перемену в настроении, выдергивает из уютной неги притихшую Фантазию, бесцеремонно хватает за край туники растерявшуюся Суламифь и волоком тащит их в темный портал «исчезающих иллюзий».
     - Искренность, говорите. Так вот она…, - довольно жестко продолжаю я, следуя суфлёрскому тексту Умняги. - Большую часть жизни я промучилась в своём теле… В ограничениях и запретах… Долгое блуждание в обусловленном болезнью одиночестве в подростковом возрасте, вероятно, дало свои плоды. Вот я и вылилась в конечном итоге в закомплексованного социофоба. Лишь бы мир меня не трогал, не узнавал, как яркость, не бил. Так что, вам Олег, действительно было сложно заметить во мне смелось, которой в принципе-то и нет. А есть во мне подавленные страхом перед жизнью и людьми желания и мечты. Правда, иногда они неконтролируемо выскакивают на поверхность в самый не подходящий момент. Я уже давно все это в себе просчитала. Живу в постоянном напряжении – сдерживаю всё неудобное социуму в ущерб себе и своему счастью.  Ибо, так правильно. Так что, моей несдержанной откровенности мы обязаны засранке -  Суламифи. А уж, совсем, не мне – унылой и серенькой Оле.
     Я замираю, прислушиваясь к шороху в суфлерской будке.
     - А что это за Суламифь? – как сквозь туман слышу я вопрос Олега.
     - Суламифь? Это я что, в слух сказала?
     В ответ тишина.
     - Ох! Мне явно нельзя пить, - резюмирую своё состояние, наводя фокус взгляда на почти пустую бутылку коньяка. – Но! Мне сейчас все равно. И… очень жаль, что сей прекрасный напиток подходит к концу.
     Глупо хихикаю и пытаюсь на Олега не смотреть. Что-то в нем будоражит меня невероятно. Что-то манит, кружит голову, вселяет доверие и грозит не явной опасностью. Что это? Что это со мной?
     - Расскажите о вашей Суламифи, пожалуйста, - простит Олег и с внимательной нежностью пытается заглянуть мне в глаза. – Я понимаю, что это вероятно, тайна тайн. Но! У нас, ведь вечер такой чудесный сегодня – вечер откровений.
     В воздухе повисает долгая пауза. Она звенит, перекликаясь с мерным ходом старинных часов и с шепотом этого вечного дождя за окном.
     - «А! Была-не была! – вдруг слышу я голос в суфлерской будке, не понимая кому он принадлежит.  – В конце-то концов, надо же этим с кем-нибудь и когда-нибудь поделиться».
     - Итак, - залпом допив остатки коньяка, залихватски произношу я. – Олег, уже давно и постоянно я слышу голоса…
                РАЗГОВОР С ПОДРУГОЙ
     - Ну, расскажи мне о нём, - мягко просит Настя. – Что это за человек?
     Мы сидим в уютном кафе. В огромном панорамном окне плывет Исаакиевский собор. Аромат кофе разлит в воздухе. Большой пончик в разноцветной глазури на блюдце нетерпеливо ждёт минуты моего гастрономического блаженства. Так тепло, после холодного ноября за окном. Так волшебно рядом с Настей. Я окутана её неподдельным вниманием. Отогреваюсь. Прислушиваюсь к себе. Внутри музыка. Моя любимая увертюра из оперы «Сорока-воровка». Ох, нет! Она тоже в реальности - в этом дивном кафе потихоньку звенит в бокалах над барной стойкой.
     -Как же тут уютно! – восторженно умиляюсь я. – И как же мне хорошо с тобой.  Соскучилась…
     Я утираю набежавшую слезу. Настя участливо гладит меня по руке.
     - И я по тебе очень скучаю. Постоянно. Эти переписки и звонки не дают такого ощущения близости. Да?
     - Да! – счастливо улыбаюсь я. – Жаль, что так редко видимся.
     - Редко, но метко! – лукаво подмигивает Жизелькина. – Помнишь, как в прошлый раз плавно перетекли из этого кафе в суточный загул.
     - Ох, и не говори, - сразу вспоминаю наш марш-бросок по клубам и караоке. – Очень атмосферненько получилось.
     Мы смеёмся, предаваясь воспоминаниям.
     - И все-таки, какой он, твой рыцарь? Расскажи. Мне уже совсем не терпится узнать.
     Я молниеносно возвращаюсь в своё привычное напряжение. В отражении зеркала напротив вижу наморщенный лоб и моментально поникшие уголки рта. Да, так себе красавица, конечно.
     - Когда ты веселишься – ты просто неотразима! – моментально считывает моё настрой подруга. – Олька! Улыбайся чаще – тебе так идет.
     - Хорошо. Тем более, с тобой мне это делать совсем не трудно, - растягиваю рот до ушей я, и начинаю свой рассказ.
     - Итак. Его зовут Олег. Он доктор исторических наук. Читает лекции в институте и ещё где-то онлайн. Публикуется в научных журналах. Ещё ему, вроде, заказывают какие-то научные критические анализы, комментарии. Или что-то вроде того. Разрабатывает, исследует. Очень увлеченно рассказывает. Но, я- тупица, не понимаю пока и четверти того, что он говорит о своей работе.
     - Ну, как же, - перебивает меня Настя. – Ты увлечена человеком, и даже не знаешь толком, что он делает?
     - Ну, честно говоря, и не так уж увлечена, да и не так уж интересно. В общем, - все сложно.
     Я отвожу в сторону взгляд и напряженно разглядываю себя в зеркале.
     - О! Почему-то я не удивлена, - мягко улыбается Жизелькина. – Когда это у тебя все просто было?
     - Угу, - киваю головой угрюмо. – Но, сейчас действительно так! И если, книжки, который он мне подсовывает – я читаю. И даже, местами интересно: о техногенной сингулярности, например, или альтернативной истории. То, в своём отношении к нему я запуталась совершенно.
     - Ну-ка, ну-ка! – подаваясь вперед, восклицает Настя. – С этого места поподробнее.
     - Понимаешь, -почему-то смущаясь еле слышно шепчу я. – Он –калека. Инвалид-колясочник… Понимаешь?
     - Что!? – глаза Насти распахиваются от удивления. – Как это? Почему ты мне… Почему ты мне это не разу не сказала?
     - Настя! Я не могла. Я не думала, что это все меня так извращенно затянет. Сначала, он был – просто сосед-инвалид, которому надо помочь. И мне не трудно: пакет молока с хлебом принести; лампочку вкрутить; почту из ящика достать. Пригласил раз-другой в гости. Пили чай - разговаривали долго обо всем. И знаешь, - мне было с ним очень легко. В нем, как и в тебе – столько участья, внимания, мягкости. Прямо, -мужская ипостась Жизелькиной.
     Я смотрю, какое впечатление производит моя легкая шутка на Настю. Но, она серьёзна. Облокотилась на спинку мягкого дивана. Руки скрестила на груди. Смотрит на меня в упор.
     - Рассказывай, - почти приказывает она. И я продолжаю.
     - Ну, вот. Ты же понимаешь, я целыми днями одна – общения мало. С людьми схожусь трудно. А тут человек – внимательный, добрый. Вот, потихоньку и привязалась к нему. Ну, как родственнику или доброму соседу. Вечера стали вместе проводить… Я иногда даже готовила ужины всякие, - при этих словах Настя поперхнулась смешком и прикрыла рот ладошкой.
     - Да-да! Представляешь! Я и кухня! Симбиоз тот ещё!
     - Видимо, Олег тебя сильно вдохновил. Если, ты кулинарить начала, - все-таки не выдержала Жизелькина и заливисто расхохоталась. – Надо же, - Великая Попова у плиты!
     - Ага, - подхватываю я Настино веселье. – И даже, всякие видео-рецепты на Ютюбе смотрела. И иногда, очень даже ничего получалось. Ну, во всяком случае, он расхваливал мои гастрономические опусы.
     - Это делает ему честь, - продолжает веселиться Настя. – Сразу понятно, - интеллигентный человек.
     - Тут ты в самую точку попала. Не просто интеллигентный, а рафинированно аристократичный какой-то. Я бы даже сказала, -голубокровный.
     - Ого! – с интересом восклицает Жизелькина. – Даже так? Из какого-нибудь дворянского рода, вероятно?
     - Судя по всему, - да. Но, точно сказать не могу. Фамилия, во всяком случае, - звучная. Троекуров.
      - Да, хорошая фамилия. Нам надо будет в Википедии посмотреть или ещё где-нибудь, что-нибудь о дворянских родах. Класс! Это мне уже нравиться! И аристократ, и дворянин!
     - Не перестаю тебе удивляться, Настя! Во всем найдешь что-нибудь положительное.
     - А что? Круто же?
     - Нет, не круто! – почти зло перебиваю я подругу. – А то, что этот дворянин – инвалид с усохшими ногами, по пояс обездвижен и толком себя даже обслужить не может. И из красоты в нём только янтарные глаза на пол лица, в которых доброта и свет переливаются так, что зажмуриться хочется. А ещё красивые сильные руки, и губы всегда немного влажные – манящие.
     Тут я начинаю кашлять, видимо поперхнувшись крошкой цветной глазури от пончика, или своей неожиданно вырвавшейся откровенностью. Потревоженная Суламифь во мне недовольно шевелиться, и я, потупив взор зло вгрызаюсь в пончик, который оказывается умудряюсь нервно жевать во время разговора.
     - Нет, ну я же не знала. То есть, не поняла, что по пояс… Ты же мне не рассказывала, Оля, - растерянно щебечет Настя, пытаясь заглянуть мне в глаза, -  а что, прям и секса не может быть? Не было у вас, да? А губы – манящие… Ох, Олька! Кажется, я начинаю понимать… Вляпалась ты по- моему – влюбилась в такую сложность…
     - Да и не знаю, влюбилась ли, - доверительно шепчу я. – Во мне какой-то странный замес эмоций от сильного раздражения до невыразимой, буквально душераздирающей нежности… И знаешь, если уж быть совсем откровенной и дикое, теперь уже еле сдерживаемое сексуальное влечение. Настя! Ну, что со мной не так? Почему я к калеке страсть испытываю?
    Последние аккорды увертюры растворяются в секундах звенящей тишины. Люди за соседними столиками – как молчаливые статисты в спектакле. Порыв ветра за окном прилепил одинокий кленовый лист к стеклу. Настя сидит, как истукан. Застыла. Взгляд устремлён в одну точку.  Ох, не надо было мне отравлять радость и легкость нашего общения своими извращёнными откровениями.
     - Нет, нам надо разобраться во всем, - опять считывает мои мысли подруга. – Тебе ведь, кроме меня теперь и поговорить не с кем. Давай-ка по порядку. Почему нежность, – это понятно. Испытывать нежность к возлюбленному естественно. А вот почему раздражение?
     Я с благодарностью смотрю на строгую в своем стремлении быть полезной Жизелькину. И пытаясь осмыслить и облечь в слова плотный сгусток своих невыразимых ощущений начинаю вещать:
     - Ты, конечно, можешь меня высмеять. Но, я очень комплексую в общении с ним. Он, ведь умный от слова «невероятно». Знаний в нём несметное количество. Ну просто, какая-то неходячая энциклопедия. Очень хорошо воспитан. Словарный запас такой, что мне и не снился. Одним словом, - рафинированный интеллигент. Такие люди, знаешь ли раздражают. На их фоне чувствуешь себя грубо сработанной, что ли. Ну, вот и я рядом с ним кажусь себе, да и становлюсь какой-то тугодумкой, этакой - плебеечкой «от сохи», приехавшей с южных широт энное количество лет назад покорять Северную столицу. Но, как говориться: «Девушку из деревни вывезти можно, а вот деревню из девушки никогда».
     - Хватит уже, - не выдерживая мое самобичевание, возмущенно перебивает Настя. –Хватит себя принижать. Я знаю, ты к себе строга. И это хорошо. Доля здоровой критики всегда полезна. Но! Ты явно перебарщиваешь! Просто, загоняешь себя под плинтус. Так нельзя! Свои сильные стороны тоже надо знать, учитывать и уважать. Ведь, в тебе море достоинств. Просто, ты склонна себя не любить… А скорее, наоборот, даже – ненавидеть, постоянно наказывая при этом. И это уж, действительно глупость несусветная! Имея такой большой творческий и человеческий потенциал похоронить себя в четырех стенах, закрыться от мира и нудить годами, что мол недостаточна умна, красива и талантлива! Ты –убиваешь себя, Оля! Самое лучшее и трепетное в себе! Скажи мне: Когда это закончиться? Сколько мне ждать? Время то идет! Ты должна уже начать жить! Открыться миру! Ну, и если любовь пришла… Ну, хоть такая, - проживи эту любовь. Без уничижения. Ведь, если такой образованный и воспитанный человек тебя оценил, значит он видит какая ты на самом деле: умная, тонкая, талантливая! Ну, если что – то и секс не самая первая необходимость в жизни. Можно как-нибудь и приспособиться. Умные люди всегда могут договориться.
     Жизелькина насуплено замолкает и с укоризной смотрит мне в глаза. Такой жесткой она бывает со мной редко, и я пытаюсь сгладить возникающее напряжение.
     - Ты права, Настюшенька, - мягко говорю я. – Во многом права. Просто, я сломалась когда-то давно, и видимо починиться так и не смогла. Пока, мама была жива всё ещё имело для меня какой-то смысл. А сейчас нужно найти новый. И это трудно. Да и эта история с Олегом легкости не прибавляет. Запуталась совсем.
     - Ничего, - тут же смягчается Настя. – Всё разрешиться со временем. И всё не так уж плохо. Человек ты – талантливый. Зарабатывать - можешь. Выглядишь - прекрасно. Любовь, опять же появилась. Всё наладиться. Всё обязательно наладиться.
     Эти поддерживающие общие фразы звучат в моей голове в такт колес поезда метро по дороге домой. И я искренне пытаюсь на них зафиксироваться. Но, чувствую нарастающую дрожь во всем теле. Это две дурацкие сестрички Тоска и Печаль уже тут, -  примостились с двух сторон на соседних креслах.
     -«Блин! Опять начинается!» -  страдальчески охаю я и проваливаюсь в их
почти смертельные объятия.
                ЛЮБОВЬ? РЕАЛЬНОСТЬ?
     Мучительно и сладостно ноет тело. Медленный танец сплетенных рук, ощущения нежности. Его глаза так близко. А в них влажный морок, надрывное внимательное напряжение. Что он хочет увидеть во мне? Что рассмотреть? Ах, да! Ему нужно моё возбуждение. Он пьет его из моих глаз, насыщается, ворожит – управляет им. Его руки скользят вниз, к запретному. Я сопротивляюсь, пытаюсь удержать за тонкое запястье. Но, он – настойчив. Чувствую дрожащую ладонь у себя на затылке. Резко хватает за волосы. Тянет вниз. Другой рукой с силой проникает в запретную зону и начинает там «хозяйничать».  - «Хм, очень умело!» - не к месту проносится в моей голове. Но, тут же перестаю соображать совершенно. Наслаждение такое острое, жгучее, что видимо, начинаю вести себя безобразно. Мычу, извиваюсь под его агрессивными ласками, пытаюсь вырваться и молю всех богов на свете чтобы эта минута длилась, и длилась и длилась…
     Чуть позже -  мы на кухне. Он колдует над приготовлением кофе. Ставит на огонь газовой горелки большую медную турку. Кофе вспенивается, пытаясь убежать. Но он ловко приподнимает турку от огня. Затем ставит обратно, повторяет эти движения ещё пару раз.
     - Почему не кофе машина? – давя зевок, вяло спрашиваю я.
     Смотрю на блестящую черной гладкой поверхностью и металлом дорогой аппарат, бездействующий в углу его скромной на утварь, но идеально чистой кухни.
      - Сие действо всегда меня завораживало. Бабушка именно, так варила кофе, - увлеченный процессом, не оборачиваясь тихо произносит он. – А потом ещё и гадала на кофейной гуще себе и подружкам. И я, притаившись в углу, наблюдал, думая, что, когда вырасту обязательно буду варить кофе именно так.
     - И затем гадать своим подружкам, - не удерживаю свою не вовремя проснувшуюся Задиру.
     Он медленно поворачивается. Смотрит долгим взглядом. И ставя на стол турку, направляется ко мне…
     Происходит что-то не вероятное. О! Да, я такое видела только в кино. Видела, но не чувствовала. А сейчас! Я на столе извиваюсь в его объятиях. Он то нежен, то почти груб. То стремителен, то замирает. Иногда утробно стонет. Что-то шепчет. Что? Очень тихо и возбужденно. Я не слышу, но от звука его голоса завожусь ещё больше. И глаза… Его глаза неотрывно следят за мной, горят каким-то темным огнем беспощадности и вожделения. Как же мучительно это всё. Как страшно! Как волшебно!
     Прихожу в себя медленно. Открываю глаза и вижу… До боли знакомое пятно на потолке моей квартиры. Я в постели, в пижаме, под одеялом. Как такое может быть? Я же была с ним? Так долго. Так реально. Так ощутимо. Где опять произошел провал памяти? Или не провал? Нет? Не может этого быть! Я не могла все это придумать? Ведь, нет? Прислушиваюсь к мультам. Они молчат. Последнее время они часто меня саботируют. Чувствую – притаились, наблюдают нашу любовную с Олегом историю. Но, оценочных суждений не выносят, не подсказывают, не критикуют. Я так долго жила с ними в «плотной связке», так привыкла к их обществу, что сейчас ощущаю полную растерянность. Куда они, вообще провалились? Мульты! Ау!
     За окном туманное питерское утро. Морок. Тишина. Слабость во всём теле. И какое-то, тотальное нежелание шевелиться, вставать с кровати, умываться, есть, жить…
     И я иду к мультам. Вернее, в эту огромную круглую комнату, что уже много лет живет в моём воображении. В самом центре стол. Над ним, как всегда свет. Сегодня это – просто одинокая лампочка, свисающая на длинном проводе с потолка. Она периодически мигает. Слышится треск, видимо где-то в проводе происходит короткое замыкание.
    - Прямо, как в коридоре нашей старой коммуналки, - завороженно произношу я, и оглядываюсь по сторонам. Вокруг никого. Но, я хочу это с ними обсудить! Что со мной произошло? Я действительно была с Олегом? Или… Я боюсь додумать эту мысль. Мне катострофически не хочется знать правду…
     -Какую? – слышу я вопрос, повисающий в воздухе.
     Кто это спросил? Не узнаю голос. Мудрец или Забота, а может быть Нытик.
     - Какую правду ты боишься узнать? Какую? – приглушенным эхом многократно повторяется вопрос.
     Он, как безрассудный мотылёк у одинокой лампочки бьётся в обжигающее крылья стекло. Пульсирует в моем мозгу. И я стискиваю в отчаянии виски и кричу во всю силу:
     - Где моя реальность? Я хочу понимать – где моя реальность!
     Но, не слышу своего голоса. Не слышу ответа. И в беспомощности оседаю на шаткий старинный стул. Закрывая глаза, проваливаюсь в темноту.
                ЧАСТЬ 3. ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ БРЕД
                Глава 1. МИР МУЛЬТОВ
                ИДУ К МУЛЬТАМ
     - Эй, пробуждайся соня, - слышу я ласковый голос Заботы. – Совсем себя не жалеешь, все думаешь и думаешь: вопросы трудные задаешь. Лучше бы, встала с постельки, прогуляться. Когда свежим воздушком-то последний раз дышала?
     Я разлепляю глаза и вижу мою милую Заботу. Она хлопочет у стола. Она так похожа на маму. Где-то рядом шипит чайник. На блюдечке пряник сердечком. Хорошо. Спокойно.
     - А где все? – спрашиваю, пытаясь заглянуть Заботе в глаза. – Мне с вами со всеми нужно кое-что обсудить…понять… себя что ли?
     - Вот, покушай лучше, - как будто не слыша моего вопроса, продолжает ворковать Забота, пододвигая мне большой бутерброд с маслом и сахаром.
     - Ой, классный какой! – моментально впечатляюсь я. – Мама мне такой точно в детстве делала.
    - Вот и на здоровье. Вот и на здоровье, - слышу я затихающий голос.
     Оглядываюсь, и вместо Заботы вижу, идущую ко мне вразвалочку Задиру. Она садиться на стул, напротив. Закинув ноги в разноцветных кедах на стол, медленно затягивается длинной сигаретой в резном костяном мундштуке. Дым щекочет мой в нос.
     - Ты куришь? – с отвращением кривлюсь я.
     - Да, опять начала, - не обращая внимание на моё неудовольствие беспечно произносит она. – С этими твоими постоянными стрессами и депрессиями и в запой не мудрено уйти.
    В сумраке комнаты, прямо за моей спиной слышится сдавленный смешок.
     - В депрессию ушла опять!
       А нам всё это разгребать!
     - Привет поэт, - оборачивается на голос Задира. – Давай. Выходи-ка из тени. Будем нашу «Вселенную» в чувства приводить.
   - Ох, устал же я рифмой крылатой
     Как бальзамом бескрылие лечить.
     Иногда, уже хочется – матом
     В мир прекрасный её возвратить!
     - Боюсь, что мат тут уже не поможет, - весело хохочет Задира и поперхнувшись дымом, громко кашляет.
     - Что тут у вас за незапланированное сборище? – слышится заинтересованный голос Умняги.
     Она застывает на пороге одного из порталов. Круглые маленькие очки съехали на кончик длинного носа. Платье – а-ля «синий чулок» размера на два больше, висит мешком на её худеньком ссутуленном тельце. Замазанный чернилами шелковый бант под воротничком не первой свежести. На ногах стоптанные бесформенные туфли неопределенного цвета. Собственно, неопределенного цвета на ней буквально всё. И я, как художник, на время зависаю – пытаясь определить цвет её платья, туфель, глаз. Но, ничего, кроме – грязное, стертое, обветшалое на ум не приходит. Да! Бедолага моя Умняжечка! Совсем о своем внешнем виде не заботится…
     - Можно подумать, ты у нас сильно ухоженно выглядишь, - как всегда, беспардонно вклинивается в мои размышления Задира. – Смотришь, вообще, на себя в зеркало хоть иногда? Волосы не прокрашены – седина у корней двухсантиметровой давности. Ногти без маникюра. «Треники» в пятнах краски, коленки на них вытянуты. А ты, между прочим в таком виде в магазин вчера выходила. Так что, «яблочко от яблоньки не далеко падает». «Умняжечка», ведь – твоё порожденье.
     - О кей! – пытаюсь я не обижаться на критику. – Но! И ты – тогда моё порождение?
     - Ну, как сказать, - парирует Задира. – И да, и нет! Тут как посмотреть.
Ты ведь, собственно, обо мне почти ничего не знаешь, как, в прочем, и обо всех остальных мультах. Разве не так?
     Несоразмерно широкие брови Задиры вопросительно ползут вверх, придавая её лицу комичное выражение. Впрочем, комично и чрезмерно в ней всё, начиная от явно преувеличенных татуажем бровей и губ, нарощенных ресниц, до розового цвета волос и всегда китчевых нарядов.
      - А разве все вы – не порождение моей фантазии? – немного растерявшись, пожимаю я плечами.
     - Нет! – зло рявкает Задира. – Мы просто живем в твоей голове. И ты нами не управляешь.  Ну, от слова «совсем». И вообще, в принципе, ты в своей голове не хозяйка! Хотя было бы не плохо, чтобы ты взяла ответственность за…
     - Нет, управляю! –  резко перебиваю я Задиру. – Вы – моё порожденье… Придуманное в детстве… От одиночества… И всё тут!
     - Ну что ж, - почесывая грязным пальцем с наращенным ногтем свой нос, зловеще шипит Задира. –  Похоже, пришла пора показать тебе, кто здесь реальный хозяин! «Свистать всех на верх»!
     И Задира действительно закладывает пальцы в рот и пронзительно свистит.
     Через мгновение в порталах стен круглой комнаты вспыхивает яркий свет, и в них чётко обрисованы застывшие силуэты. В своих гротескных позах фигуры выглядят вычурно и театрально. Свет бьёт им в спину и слепит мне глаза.
    - И что всё это значит? – прикрывая ладонью глаза вопрошаю я. – Что сей театр теней значит?
    Оборачиваюсь к Задире, Умняге, Поэту. Но, их нет рядом. Только круглый стол в центре. Одинокая лампочка раскачивается на неизвестно откуда взявшемся сквозняке. И пол подо мной начинает медленное движение.
     - Если можешь, останови это, - слышу я насмешливый шепот.
     Кто это сказал? Эгоист? Стремительность? Задира? По-моему, все они разом. Ибо шепот множится как шелест крыльев огромной стаи летучих мышей. 
     - Ты звала нас? Звала? Что хотела обсудить? Где твоя реальность? Что ты есть такое? Ты хозяйка в своей голове? Ты придумала нас? Или мы тебя? Ха-ха-ха… Ха-ха-ха…
      Пол начинает кружится всё быстрее. Порталы мелькают пред моим взором, как мультипликационные кадры, сливаясь в одно фантосмогоричное движение.
      - Хочешь посчитать нас? Хочешь посчитать? – слышу зловеще издевательский шёпот и в ужасе зажмуриваюсь. Меня тошнит. Мне страшно. Как это произошло? В какой момент мои милые мульты превратились в этот парализующий всё моё тело кошмар?
     - С нами надо осторожно. Нас нельзя обижать. Ну и кто тут главный?
     Я перестаю различать фразы и вопросы. Чувствую себя больной, неприкаянной, беспомощной. Мне мучительно хочется одного – чтобы это прекратилось. Сейчас же!
     - А! – кричу я из последних сил. – Прекратите это немедленно! Остановите этот безумный аттракцион. Позвольте я сойду!               

                СПАСИТЕЛЬНЫЙ БАЛЕТ
     Но, в ответ слышу только шум в ушах.  Тошнота подступает к горлу, и я открываю глаза. Вижу встревоженное лицо Насти. Приглушенный свет от ночника за её спиной. Запах лимона и имбиря.
     - Ну, наконец-то, - шепчет Жизелькина и протягивает мне кружку. – Это же невозможно, так крепко спать. Я уже испугаться успела. Думала, что не добужусь тебя.
     - Настюша, - шепчу я пересохшими губами и с благодарностью принимаю чай из её рук. – Как ты тут очутилась? Почему?
     - Ох, Оля! Беспокоишь ты меня всё больше! – испуганно произносит подруга. – Ты что, совсем ничего не помнишь?
     - А что я должна помнить? – спрашиваю осторожно.
     - Позвонила мне сегодня. Сказала, что нечто очень важное у тебя случилось. Попросила приехать. Вот, я и примчалась сразу после спектакля. Звоню, звоню, - ты не открываешь. Слава Богу, что ключ от твоей квартиры у меня на общей связке прикреплен. Признавайся – снотворное, что ли опять принимала?
     - Возможно, - усаживаясь на кровати отвечаю я, и цепляю взглядом пачку таблеток на столике.
     Виновато улыбаясь, прошу у Насти прощения за доставленное беспокойство.
     - Ладно, с кем не бывает, - примирительно говорит Жизелькина и забирается с ногами на диван. – Рассказывай лучше, что там у тебя стряслось! Я вся внимание!
     - Ой, Настюша! Я после сна туплю что-то. Лучше ты расскажи. Какой сегодня спектакль был? Что танцевала?
     - Баядерка! – тут же оживляется подруга. – Представляешь, я – «первая тень». Всех веду в темноте. А тут луч света на меня с колосников, а впереди тьма, разметок не видно, а за мной ещё очередь из 31 балерины. Я – в шоке! Чуть, не поседела за один акт!
     Настя продолжает свой рассказ. Она то возмущается «тотальным» непрофессионализмом осветителей, то весело хохочет, рисуя мне яркие картины своих сегодняшних страхов, то жалуется на «перегруз» в работе, усталость и «жуткие» гастроли в Китай. Завтра вылет, а она ещё не собралась. И как она меня теперь оставит в таком странном состоянии. И так далее, и тому подобное. Когда дело касается балета, мою любимую Жизелькину не остановить. И я радуюсь этому, так как абсолютно не знаю, как бы выкручивалась, если мне все-таки нужно было бы что-то ей рассказать. Ведь, я не помню ничего! Ни звонка к подруге, ни то, чем хотела с ней поделиться. Я слушаю, её эмоциональный рассказ, и встречный ветер бьёт мне лицо. Я как будто несусь на большой скорости по кругу, а перед глазами мелькают яркие всполохи и сказочные картины. А на них оживающие при моем приближении мультяшные фигуры. Они меняют позы, кланяются, что-то кричат мне во след. И я чувствую, что опять начинаю проваливаться в это абсурдный фантасмогоричный сон. Или не сон? Боясь напугать Настю, я говорю, что очень хочу спать, - видимо, снотворное сильное – действует до сих пор. Прошу её зайти к Олегу и попросить его подняться ко мне завтра утром.
     - Как раз и познакомитесь. Квартира № 1, -заплетающимся языком говорю я. - Дай ему ключ… И не переживай… Лети в свой Китай спокойно…
                СТРАННЫЙ МИР
     И я проваливаюсь в «мир мультов». Не знаю, как долго это длиться. Но, я брожу с Задирой по закоулкам странного, фантастического города. В котором, улицы вьются спиралями и лентами, переплетаясь друг с другом и неожиданно упираются в дома, сложной формы и необычных конструкций.  Слушаю её путанные объяснения о том, как всё здесь «у них» устроено. Сталкиваюсь «лицом к лицу» с другими мультами, которые с испугом и неприязнью отпрыгивают в сторону, и опуская глаза пытаются быстро исчезнуть из моего поля зрения.
     - Да, тебе здесь не рады, - кивает на мой немой вопрос Задира. – Я на свой страх и риск устроила эту экскурсию.
     Не скрываемая враждебность таких милых прежде мультов, воспринимается мной крайне болезненно. Но, что-то в воздухе их мира наполнено опасностью и тревогой. И здесь они совсем не такие, как в уютной комнате за круглым столом с чашечками чая в руках. Этот мир не изведан и мрачен. Он таит в себе угрозу. И я чувствую это каждой клеточкой своего тела.
     - Сезон депрессий, - мрачно комментирует Задира обстановку в городе. – Это грозит очередной сменой власти, репрессиями и террором. И все, конечно, винят тебя.
    Удивляясь её речам, я пытаюсь выведать подробности, но она лишь пожимает плечами, и пряча взгляд, ведёт меня дальше – в глубь все более и более мрачнеющего лабиринта, в котором верхушки небоскребов теряются в тумане, а неоновые вывески удивляют неожиданными названиями: «ЭГО –центр»; эротическое агенство «ЭЛЬФ»; библиотека «Иллюзия науки»; Храм творчества «Культ»; клуб «Джаз – ДЗЭН»; модный дом «Зависть»; поэтический клуб «Психоз» и так далее.
       Мы медленно бредём по городу. Монотонным голосом Задира все-таки объясняет мне общественный уклад их мира на данный момент времени:
      - Эгоцентрическая партия берет верх при слабеньком сопротивлении общественности. Обыватели отсиживаются (как всегда!) по домам. И это грустно, так как при таком явном безразличии масс, Серый кардинал придет к власти «как пить дать», и это уже не «за горами», так как отпор его мистификациям никто давать не собирается. Умняга закрылась в своей библиотеке; Художник ушёл в запой; Мудрец – в медитациях; Поэт – в рифмах. Другие мульты тоже «срочно заняты своим неотложным». Так что, Эгоист практически захватил власть. Но, все прекрасно понимают, что истинный управитель здесь - это Серый кардинал. И Эгоист лишь марионетка в его руках.
     - Кто такой Серый кардинал, - интересуюсь я из вежливости. Мне явно не хочется углубляться в эти странные конструкции вымышленного мира.
     - Как кто? Мистер Страх, конечно! Не заметила разве, как он внедряется в тебя?
     Задира смотрит на меня с осуждением.
     Я понимаю, что она говорит о недавно испытанном мною кошмаре.
     - Да и сейчас в нашем мире обстановка угнетающая. Разве не чувствуешь? На твоем месте, я не была бы столь легкомысленна. Если, он действительно придёт к власти, то погубит самое лучшее в тебе, твоё здоровье, твой талант, твой (а заодно, и наш!) мир!
     - А что, собственно, ты предлагаешь мне делать, - неожиданно раздражаюсь я. И понимаю, что совсем не хочу участвовать в этой дискуссии.
    Недоброжелательность моего внутреннего мира (а именно так я воспринимаю этот унылый, странный город) повергает меня в мрачное оцепенение. Слышу сзади легкое шуршание. Это сестренки Тоска и Печаль нагоняют меня. Обнимая за плечи и талию, они впиваются в моё тело холодными длинными пальцами.
     - О! Вот и твой эскорт прибыл, - обреченно ухмыляется Задира. – Видимо, пользы от нашей экскурсии не будет. Опять ты съезжаешь в уныние, вместо того, чтобы взять ответственность за всё, что здесь происходит.
     - А что прикажешь делать? – вяло огрызаюсь я. – Если, не руковожу всем этим процессом, как ты сама выражаешься «от слова совсем».
     - Да, хотя бы сходи к врачу, что ли. А не пей таблетки, которые твоей маме перед смертью прописали. От них у тебя, явно…
     - Хватит! – зло рявкаю я. – Надоело. Отстань от меня уже.
     Что-то во мне сильно сопротивляется этому «движению вглубь себя».      Я раздражена, устала, обеспокоена. Хочется поскорее выбраться отсюда.  И я обнаруживаю себя… у холодильника.
     В кухне тепло. Мерно тикает будильник. За окном тьма. Смотрю на часы. Три пятнадцать. Поздняя ночь? Раннее утро? А, какая разница – самое время пожрать. Открываю холодильник. Есть хочется дико. О! сыр, масло, пряники, спрятанные от тараканов. Просто, рай для обжоры. Сейчас налью себе кофе и буду праздновать!
     -«Что? Тихо шевелиться у меня в голове вопрос, - Что праздновать? Что в очередной раз сбежала от себя, от проблем и «разбора внутренних завалов»?
     - Ой, кто бы ты не был сейчас, - сопротивляюсь я заданным вопросам. –Я имею право на еду и отдых. Устала! Правда! Оставьте все меня в покое.
                РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА
     - Прости, лифт не работал, - виновато произносит Олег, пытаясь заглянуть мне в глаза. – Я очень переживал, - не знал, что делать. Звоню по телефону, звоню, - ты не подходишь.
     Я сижу на скамейке у подъезда. Он - напротив в своем «модерновом» хромированном инвалидном кресле. На голове синяя вязанная шапка с отворотами, - слишком большая и несуразная в сравнении с аристократическим лицом и остальным нарядом. В разрезе модного двубортного укороченного пальто видна голубая рубашка и темно-красный галстук. На ногах темно-синие однотонные кроссовки. Всё вполне модное и стильное. Ну, кроме этой нелепой шапки, конечно.
     -  Хорошо, что ты появилась, наконец. А то, мне через час на работу. Умер бы, наверное, от беспокойства.
     - А! На работу. Понятно, почему ты такой нарядный, - вяло улыбаюсь я.
     Олег ослепительно улыбается в ответ и мой мир тут же расцветает.
     - Спасибо, что оценила. Я всегда стараюсь, выглядеть на людях собранным и презентабельным.
      -«Ну, а с шапочкой-то что? – зло ухмыляется во мне Задира. – Промашка вышла?».
     - Шапка смешная, конечно. Но, теплая, - добродушно соглашается Олег. – Но, тут «себе дороже»! Я все сквозняки головой ловлю. Лучше утеплиться в такую погоду.
     Это что? Я опять вслух задирин текст произнесла? О, Боже!
      Видимо, у меня очень растерянный вид, так как Олег заливисто смеётся.
     - Не смущайся, - говорит он. – Просто, ты так выразительно посмотрела на шапку, что у меня сомнений не возникло, - к презентабельному образу не лепится. Но, что у тебя стряслось? У нас есть время, - рассказывай.
     И меня как «прорывает»! С благодарностью глядя в его добрые глаза, выкладываю события последних дней. Вымышленные и реальные. 
     - Что-то, странное происходит, Олег, - жалуюсь я. – С одной стороны, - понимаю всю абсурдность ситуации. С другой, - перестаю руководить процессом от слова «совсем», как говорит моя Задира. В общем, - запуталась!
     - Не волнуйся, - ласково гладит мою руку Олег. – Мы во всём разберемся. Я думаю, в том, что с тобой происходит нет ничего страшного. Самое важное, точно понимать, что это твоя фантазия и грамотно её использовать.
     -Как, например? – с удивлением вопрошаю я.
     - Например, записывай всё своё «общение» с мультами. Диалоги, их образы, внешность, повадки. Ну, так как ты это сейчас мне рассказала. Возможно, в последствие получится прекрасная детская книжка.
     - Вот, именно, что – детская! Я ведь, взрослый человек, Олег! А тут мультяшные персонажи «правят бал». «Детский сад», какой-то.
     - Ничего удивительного, на мой взгляд, - мягко улыбается он. – Неуёмная, бурная фантазия плюс длительное одиночество в детстве позволили создать тебе этих забавных мультяшных друзей в голове. Ты выросла, - они не изменились!
     - Или меняются сейчас! В последние дни моё «общение» с ними преображается до неузнаваемости. Раньше ничего подобного не происходило. И я теперь начинаю бояться. Не дай Бог — это продолжиться. Но, в одном ты видимо прав, - вся эта история родом из детства.
     - Ну, так и начинай писать! Вполне возможно, что таким образом ты получишь больше контроля над миром своей фантазии. Пиши! Может, ещё один талант в себе разовьешь.
     - Может, - соглашаюсь неуверенно. – Я, конечно, попробую. Но, детской книжки, всё же не получится. Уж, слишком много взрослой мути в этом мультяшном мире.
     - Например? – с преувеличенным вниманием спрашивает Олег, украдкой поглядывая на ручные часы.
     - Например, высокомерие Эгоиста; алкоголизм Художника; дзенбудистские  коаны Мудреца, и уж, тем более откровенное бесстыдство Суламифи.
     - Ну, да, - весело хохочет Олег. – Твоя прекрасная Суламифь, - увлекательнейший персонаж! Жду не дождусь историй о ней!
     Суламифь во мне пробуждается моментально, томно потягиваясь и возбужденно вздыхая. Не желая, давать ей власть, я поддерживаю легкий настрой Олега, сообщая, что он будет весьма удивлен, узнав, чем занимается Суламифь в мире мультов.
     - Не томи - поведай, - продолжает веселиться Олег.
     - Она развела там бурную деятельность, организовав агентство «ЭЛЬФ», что в расшифровке означает – эротически льющиеся фантазии, - почти хохочу я, видя, как давится смехом Олег.
     - О! Какая прекрасная сказочка для взрослых! Теперь, я буду ждать вечера с удвоенной силой! – восторженно восклицает он.  – Приходи, пожалуйста в восемь. Я закажу нам суши и буду слушать твои необыкновенные истории. А сейчас поспешу в скучный мир не эротически зовущей работы. Опаздываю.
     Он целует мне руку, и залихватски разворачивая инвалидное кресло, катит по лужам, быстро удаляясь. Я смотрю ему во след с благодарной нежностью. Как все-таки хорошо, иметь человека рядом, с которым можно всем, ну, абсолютно всем поделиться!
     - Деточка, - слышу я рядом с собой взволнованный голос. - С тобою всё в порядке?
     - Да! А что такое? – отвечаю с удивлением на вопрос старушки из нашего подъезда.
     - Сидишь под дождем! Промокла вся! И одета легко, - участливо говорит она. -  Иди скорее домой, а то – точно простудишься.
                МОМЕНТ ПЕРЕХОДА
     Задира как обычно ждет меня в круглой комнате. Уже много дней путь в Мир мультов один и тот же. Мы спускаемся в него на лифте, спрятанном под большим круглым столом в комнате для чаепитий.
    Не глядя на меня, она всей массой длинного угловатого тела наваливается на стол, и он со скрипом смещается со своего места.
     - Давай – помогай, - сдавленно шипит Задира.
     Я становлюсь рядом, и упершись ногами в пол, телом давлю на стол.  Очень медленно, и как бы неохотно, стол плавно отъезжает с середины комнаты. Под ним находится большой люк из матового стекла, опаянный по краям блестящим металлом. У Задиры в руках пульт от лифта, который по её собственному признанию, она «спёрла» у Эгоиста. Она жмёт на кнопку пульта и из недр пола в комнату вплывает, длинный и узкий цилиндр, переливающийся изнутри теплым желтым светом. Дверь в цилиндре медленно отъезжает, и я мы оказываемся внутри стеклянного тубуса стремительно летящего по вертикали вниз. В этот момент меня всегда сильно мутит. Так что, никогда не удается разглядеть, что собственно находиться за стеклом стен лифта. Лишь, размытые образы огромных, спутанных лиан иногда мерещатся мне.
     Лифт резко останавливается. И я, как всегда чуть не падаю на, побелевшую от стремительного спуска, Задиру. Под весом моего тела она отлетает в открывшиеся двери лифта. И мы кубарем выкатываемся на мягкую, но очень неприятную на ощупь, бугристую и склизкую поверхность.
Я не так вижу, как чувствую движение. Как будто, скопище огромных, сплетенных длинными телами змей, вокруг меня шевелятся стены.
     - О, Боже, - шепчу я брезгливо. – К этому невозможно привыкнуть. Какая-то мутная хрень вокруг. И как мерзко пахнет.
     - Да, уж! Что там говорить, - зло ухмыляется Задира. – Твоё «великолепное величество» изнутри не выглядит изящно и не пахнет розами.
     Между тем, лифт, как большой поблескивающий фонарь, уплывает куда-то вверх, и мы остаемся в полной темноте.  Мне абсолютно не хочется оставаться в «не приятненькой себе», но Задира настойчиво тянет меня за руку. И мы начинаем медленно, наощупь продвигаться вперед.
     - Вот ещё немного, - как будто уговаривая себя, бубнит под нос Задира. – И мы доберемся до узкоколейки «Шаблонов и стереотипов». А там и до «Психоз – приюта» рукой падать.
     - Послушай, - спотыкаясь о большие влажные валуны и утопая в чем-то мягком и шевелящемся, заискивающе спрашиваю я. – А не могли бы мы, миновав эти утомительные и неприятные перемещения, сразу оказываться на месте.
     - Нет, - коротко обрывает меня она. – Ты должна осознавать «момент перехода». Чтобы ощущать, как всю свою масштабность, так и всё своё несовершенство. Чтобы быть сильной и способной к борьбе и внутреннему действию.
     - Ох, как-то ты уж чересчур сложно «загнула», - уныло отзываюсь я, усаживаясь в замызганную дрезину узкоколейки. – Прямо, как Умняга или Мудрец. Честно говоря, я бы с удовольствием обошлась без этих громоздких ритуальных перемещений. Обратно же я, молниеносно возвращаюсь.
     Но, Задира не удостаивает меня ответом. А лишь, сосредоточенно копошится в проводах приборной доски, пытаясь сдвинуть дрезину с места.
                Глава 2. «ВЫНОШУ ЗА СКОБКИ»
                КЛУБ «ПСИХОЗ»
     Я сижу за столиком в глубине темного помещения и пытаюсь сфокусировать взгляд на прилипшем к поверхности стола, буклете. На нем написано крупными буквами: «Тема поэтического вечера «Сны и всё что с ними связано». Выступления и высказывания принимаются только в рифму». На грязной столешнице пепельница с дымящейся сигаретой и огромный стакан с дешёвым портвейном. Почему дешёвым? Да, потому что я чувствую его приторно сладкое опьянение: немного мутит, ноги ватные, в голове оцепенение. Сбоку и сзади от меня такие же маленькие столики. За некоторыми из них – неподвижные фигуры. Впереди крохотная сцена. В луче света застыл Поэт. Своей щуплой согбенной фигуркой он напоминает постаревшего, разочарованного жизнью Пьеро. На нём наряд, как с «чужого плеча»: застиранная, мятая рубашка-балахон и широченные штаны. На морщинистом интеллигентном лице - ярко выражены носогубные складки. Уголки губ уныло опущены вниз. Большие подслеповатые глаза смотрят в пространство обречённо и печально.
     Сильно выделяя звук «р» и почти прилипнув губами к микрофону на стойке, он монотонно картавит:
Что мы делаем по ночам?
После того, как днем мы сильные?
Воспоминаниям - палачам
Предоставлено резать крылья нам!

Вожделениям – палачам
Предоставлено влезть в сознание,
Чтобы с данности переключить
В фантазийное наше внимание.

Чтоб увлечь нас своей мечтой,
Утопающей в невозможности.
Заменив шаг в реальность пустой
Тратой сил на иллюзии ложные.
     Поэт замолкает, и раскланиваясь в полной тишине мелкими, шаркающими шажками уходит со сцены. Он появляется рядом с моим столиком. Тихо садиться на стул, напротив. Не спрашивая разрешения, залпом осушает мой наполовину полный портвейном стакан и, подаваясь вперед застывает, пристально глядя мне в глаза.
     - Красивое стихотворение Поэт, - пытаюсь польстить я, но он обреченно отмахивается. И задает мне свой, рифмованный вопрос:
     - Что привело тебя сюда?
      В «Психоз приют», во мраке ночи?
      Случилась новая беда?
      И ты страдаешь? Очень? Очень?
     - Да, нет вроде, - пожимаю я плечами. – Не очень страдаю. Скорее ответы ищу. Раньше вы все были поддержкой и опорой в моих исканиях. А в последнее время так сильно изменились! Это меня (что уж скрывать) беспокоит. Да и неконтролируемые блуждания по вашему унылому городу, прямо скажу, оптимизма не добавляют.
     Поэт откидывается на спинку стула и сильно грассируя, с нескрываемым сарказмом в голосе безжалостно произносит:
      - Ты сама создала этот мир.
        Вот в унынии теперь и живи.
        Ну а если зашла в сей трактир,
        То учувствуй -  на сцену иди.
     И я почему-то, беспрекословно подчиняюсь. Поднимаюсь на маленькую сцену. Беру микрофон, и тихо начинаю читать своё старенькое стихотворение «Сны». Часто запинаюсь, вспоминая полузабытый текст:
Заискриться неоновым светом,
Хоровод полу призрачных грез.
В зазеркалье полуночном где-то,
Отражаются отблески звезд.

Я не помню, что было со мною
В этих сказочных, красочных снах.
Ощущенье, - упавшей звездою,
Заблудилось в  никчемных словах.

Я ищу за спиной свои крылья,
Находя только боль в спине.
И от смутной тоски и бессилия,
Просыпаюсь - лицом к стене.
     В гнетущей тишине раздаются одинокие хлопки и восторженный крик «Браво». Кто это? Через свет рампы вглядываясь в вязкий полумрак зала, вижу влюбленные глаза моей милой Потеряшки. «Ну, хотя бы этот персонаж всегда на моей стороне», - думаю я и благодарно улыбаюсь ей в ответ. Спускаюсь со сцены. Поэт, щурясь от дыма демонстративно докуривает мою сигарету. Он совсем непохож на себя прежнего: всегда немного романтичного, трогательного и участливого.
      -Что со мной происходит, Поэт? – тем не менее по привычке обращаюсь я к нему, усаживаясь на прежнее место. - Почему, как ты выражаешься «во мраке ночи», я не крепко сплю, а блуждаю в мире мультов и не могу с этим ничего поделать. И почему это происходит так бесконтрольно? Не понимаю я, смысл происходящего? Что должна сделать? Что понять?
     - Во мраке ночи вскрылись сути
       Твоих «заезженных пластин»!
       Однообразие праздной мути -
       Ограничения рутин.
Звучит мне ответом со сцены голос, и мы разом оборачиваемся.
     - В надрыве векторных движений,
       Ты мечешься то вверх, то вниз!
       В софитах сложных постижений,
       Душа танцует вальс-стриптиз.
      
      Кто зрители? – Твои пустОты,
      Заполненные праздным днём!
      Кто проиграл? – Твои высОты…
      Ты не одна, - Все так живем…
     От неожиданности я даже зажмуриваюсь. Судорожно сглатываю. Тру глаза. Перехватывает дыхание. Бешено колотится сердце. Господи боже мой! Не может быть! Ну, пожалуйста! Только не это!
     Олег! На сцене! Элегантен: фрачная пара, белая манишка с жестким воротом-стойкой, галстук-бабочка. Высокий и худой. Очень высокий. Ох, ноги какие длинные! Стоит… Он стоит!!! Уверенно и спокойно. Театрально грациозный жест руки обращен в мою сторону. Холодный взгляд, почти прозрачных в ярком свете глаз практически парализует меня.  Оторопь, озноб, обволакивающий ужас пронизывают тело. И я начинаю задыхаться!
     - Бежим, -  прямо над ухом слышу я шипение Задиры. – Скорее! Плохи дела! Он уже сюда добрался!
     Я срываюсь с места, увлекаемая её напором.
     - Кто добрался? –испуганно кричу я, спотыкаясь о ноги неподвижно сидящих, словно загипнотизированных мультов.
     - Как кто? Серый кардинал вышел из тени! Мистер Страх, конечно.
                А БЫЛ ЛИ СЕКС?
     - Оля! Оля очнись!
     Чувствую брызги воды на лице. Открываю глаза, и в ужасе вскрикиваю. Совсем близко надо мной лицо Олега.
    - Что с тобой, моя хорошая?
     Его голос мягок и участлив. В глазах тревога и нежность. Приподнимаясь на локтях, - осматриваюсь. Его комната, свечи, полумрак, дождь за окном. Олег неуклюже ползая по ковру, помогает мне сесть, подкладывает под спину подушку, заглядывает в глаза. Но, мне он, почему-то неприятен. Я пытаюсь резко отстранится, грубо отталкивая стакан воды в его руке. Вода разливается на ковер. Стакан летит на пол.
     - Мне надо идти, - смачивая слюной пересохшее горло говорю я, и встаю. Голова кружится. Краем зрения вижу распластавшуюся у ног фигуру.
     - Ольга, пожалуйста, не уходи, - слышу молящий, вкрадчивый голос. – Останься. Твоё состояние меня беспокоит. Лифт до сих пор не починили. И если что случится, я к тебе добраться не смогу.
     Мне хочется убежать. Избавится от остатка липкого страха и надрывной жалости. Какие же противоречивые чувства я испытываю к этому физически искалеченному мужчине. Это состояние потрясает меня до глубины души, и я в нерешительности замираю. Что выбрать? Поддаться страху или сострадательной человечности? Как будто чувствуя моё замешательство он настойчиво шепчет:
     - Посмотри на меня! Посмотри! Ну, пожалуйста!
     И я опускаю глаза, тут же ощущая томительное, слабо контролируемое возбуждение. В его позе напряжение. Во взгляде мольба и влага. Он плачет? Нет. Просто ждет моего решения.
     - В моем теле возбуждение.
        В его позе напряжение.
       Он не просит. Просто ждет,
       Просто, ждет моего решения.
     - Ох, Поэт! Как же ты сейчас не кстати со своими виршами. Мне совет нужен. Четкий, быстрый, рациональный совет.
     - Удирай! Вот тебе совет, - слышу я голос Задиры. – Иначе, он тебя поработит окончательно. Разве не видишь, как завлекает. Рубашку расстегнул, губы облизывает…
     - Ой, рубашечку расстегнул, - тут же подключается Суламифь. – Какой красивый торс. Тело белое, как алебастр. А грудные мышцы, как у Иисуса. Я хочу его! Я его хочу!
     - Господи ты, Боже мой! Что ты мелешь, бесстыдница, - вклинивается Забота. – Слабый, больной человек…
     - А, собственно, почему бы и нет? – бесцеремонно перебивает Эгоист, саркастически посмеиваясь. – Почему бы нам нынче не удовлетворить нашу бедолажку Суламифь? Оппонент, судя по всему совершенно не против.
      - Прекратите! Немедленно прекратите! – я закрываю ладонями уши, пытаясь избавится от многоголосья в голове. – Хватит уже! Сама разберусь!
     - Оля, вернись в реальность, - молитвенно шепчет Олег.
      Он гладит меня по икре. Эта ласка завораживающе приятна. По телу бегут мурашки.
     – Опять мульты? Да?
     Я растерянно киваю.
     - Иди ко мне моя девочка, - он нежно, и с мягкой настойчивостью тянет за руку. – Садись рядом. Расскажи.
     Послушно опускаясь на пол, обреченно смотрю в его влекущие глаза. Скольжу взглядом по влажным губам, спускаясь ниже, вижу слабо очерченные грудные мышцы и впалый живот. Брюки почти сползли с бедер, видна резинка трусиков с надписью Кельвин Кляйн.
     - Ого, - хихикает Эгоист. – Да, наш парень, модник. И штаны уже спустил.
     - Всё бы вам насмехаться, - укоризненно сетует Забота. – Это он в суматохе ползал по полу… Вот брючки и сползли.
    - Олег, -перебивая мультов, говорю я. – Это невозможно! Они не уходят.
    - Ну и пусть, - лаская моё лицо кончиками пальцев, успокаивающе произносит он. – Пусть себе остаются. Просто, рассказывай всё, что они сейчас говорят.
     - О! У них очень интеллектуальный диспут, - грустно улыбаюсь я. – Решают, как мне правильно поступить. Заняться с тобою сексом или сбежать.
     На секунду… Всего лишь на секунду выражение лица Олега резко меняется. Оно становится напряженным, холодным, почти жестоким. Замечая это, я вздрагиваю от неожиданности.
     - Ну и что они тебе советуют? - опуская голову и пряча взгляд под длинной челкой, спрашивает он.
     - Мнения разделились, - чувствуя неловкость, отвечаю я. – Но, меня! Лично меня, терзает другой вопрос. И боюсь что, если его задам, - ты точно сочтешь меня ненормальной.
     - А ты попробуй, - сухо произносит он, глядя исподлобья.
    Странно, но в его голосе сейчас я не слышу обычной нежности, и от этого теряюсь ещё больше.  Понимая абсурдность ситуации, зажмурив глаза, выпаливаю на выдохе:
    - Олег, скажи пожалуйста, а у нас он уже был… ну, секс?
   Брови Олега ползут вверх. Во взгляде неподдельное удивление.
     - А тебе кажется, что был?
     - Да, - смущаюсь я ещё больше.
     - Ого, ну и каков я в этом сексе был? Надеюсь, на высоте?
     В его вопросе нотки сарказма. Но я почему-то это игнорирую. Нет сил и желания что-либо анализировать.
     - Да, - просто отвечаю я, и с вызовом вскидываю на него взгляд. – Ты был великолепен!
     - Это хорошо! – вдруг смягчается он, и его взгляд теплеет. – Но, дорогая Оленька, к моему большому сожалению, интимной близости между нами не было. Как выражается твоя Задира от слова «совсем».
     Ох, наверное, где-то в глубине души я об этом знала. Ибо слова Олега действуют на меня отрезвляюще.
     - Ну, что ж, - отрешенно спокойным голосом, тихо констатирую я. – Всё со мной понятно. Окончательно и бесповоротно - больная на всю голову. Реальность от вымысла отличить не могу. Может, ты сейчас мне тоже кажешься?
     Поднимаю на него взгляд и в задумчивости замираю.
     - А ты прикоснись к моей плоти, - с придыханием шепчет он.
     Не отрываясь глядя в глаза, тянет мою руку и прижимая, ведёт по своему телу. Я чувствую под ладонью гулко стучащее сердце, гладкость кожи на животе, пульсация ниже. Ох!
     - Да, наш инвалид, не совсем и инвалид, - слышу насмешку Эгоиста.
     - О! Да тут есть с чем взаимодействовать!  Исходный материал велик и эрегирован! – вторит Энтузиаст.
     - Но, как быть дальше? Ну, практически? – растерянно вопрошает Потеряшка.
     - Всё зависит от того, чего мы в этой ситуации хотим, - смущенно хихикает Умняга.
     - Как чего! – почти орёт Суламифь. – СЕКСА! Уйдите все! Оставьте нас уже! ААААА!
     - Ну, что там говорят твои мульты? – пододвигаясь вплотную, прерывисто дышит мне в ухо Олег.
     - Спорят опять, - дрогнувшим голосом отвечаю я, чувствуя, как скользит его рука по моей шее вниз, внедряясь в зону декольте и начиная там осваиваться.
     - О чем теперь? –  нежно целуя губы еле слышно шелестит он.
      – Суламифь хочет секса… Потеряшка, как всегда растеряна… Не знает, как… Как это сделать… Ну, практически…
     Я совершенно теряюсь под напором его поцелуев - влажных, медленных легких прикосновений. Не отрывая губ от моего рта, он тихо произносит:
      - Ежели она о том, могу ли я совершить физический половой акт, то да, - могу. Ты ведь, сейчас чувствуешь это?
     - Да, - выдыхаю ему в рот я, еле сдерживая желание сжать руку в месте его напряжения.
  – Только, есть некоторые особенности, - учащенно дыша продолжает он. – Ограниченность поз… Их мало… Физические усилия партнера… Их много. Ты же понимаешь это, наверное? Ты готова… готова попробовать?
     - Дааа! – экзальтированно выгибаясь под напором его ласк, и не в силах больше сдерживаться, утробно рычу я и проваливаюсь в томительное, долгое и (действительно) очень физически затратное наслаждение. 
                АГЕНСТВО «ЭЛЬФ».    
     Суламифь стоит в центре большого, оформленного в мавританском стиле помещения. Яркий орнамент мозаичного пола, каменные резные арки, колонны из бежевого камня, стены темно-зеленого и розового цветов, мягкие диваны, низкие столики. На полу большие вазы с пышными, но искусно составленными композициями живых цветов. Из строго выдержанного стиля выбиваются лишь, развешанные в большом количестве прекрасные репродукции Альфонса Мухи и Михаила Врубеля.
     -Какое забавное сочетание восточного интерьера и моих любимых с детства работ, - замечаю я, невольно улыбаясь.
     В этом богатом, красочном интерьере Суламифь кажется чужеродной. Уже не ребенок, ещё не взрослая. На вид лет 13-14. Очень смуглая и стройная, но трогательно потерянная, в своей экзальтированной сексуальности. Грациозные изгибы ключиц перекрывают несколько низок неизменных самодельных бус из сушеных красных ягод. Высокая шея. Маленькая крепкая грудь с выдающимися ореолами сосцов четко обрисована  тонкой материей короткого голубого платья. Яркое лицо. Длинные ресницы. В уголках губ дрожит тайная мечтательная улыбка. 
      - «Агентство эротически льющихся фантазий»! Ну надо же! Никогда бы не подумала, что ты столь предприимчива, - с невольным восхищением оглядывая насыщенный дизайн офиса, обращаюсь я к зардевшейся от похвалы Суламифи. – И как это тебе в голову пришло.
     - Да, как-то само собой получилось, - скромно потупившись, пожимает острыми плечиками мой самый непредсказуемый и юный мульт. – Просто, я очень стараюсь, чтобы всем мультам и тебе было хорошо.
      Она рассеянно разводит руками, широким жестом указывая на элементы интерьера, цветы и картины. Затем, присаживается на разноцветные подушки у стены и плавным движением головы указывает мне на роскошное кресло, напротив.
      - Так значит, мульты приходят сюда? Для чего? – с изумлением вопрошаю я.
     - Как для чего? Отдохнуть от своих ролей, конечно, –  слышу я за спиной знакомый баритон Художника и оборачиваюсь. – Ведь всем надоедает постоянно играть одни и те же, одобренные обществом, роли… Это же так скучно и утомительно! Разве ни так?       
     Художник полу лежит на низком диване, окутанный кальянным дымом. Взгляд мягок и туманен. Во всей позе видится расслабленная томность.   
    - Но так можно рассуждать о мире людей, но мульты…, - пытаюсь возражать я, но внезапно запинаюсь, увидев неприкрытое вожделение во взгляде Художника.
     - Она так прекрасна и чувственна, - облизывая губы тихо шепчет он, глядя на Суламифь. – Так вдохновляет меня… Так вдохновляет…
      И я вдруг в восхищении замираю, напрочь позабыв о том, что хотела затеять спор. Красота Суламифи буквально парализует меня. Как я раньше не замечала, что она невероятно, безудержно красива! Может быть потому, что она всегда мешала мне своей озабоченностью сексом и эротикой; зачастую была до крайности неуместна в своих желаниях; экзальтированна и слишком непосредственна в проявлениях. В общем, так неудобна в обычной жизни, что я концентрировалась лишь на том, чтобы не «дай Бог» она «из меня не выпрыгнула» и не опозорила перед «добропорядочными гражданами». Да! Видимо, я была так озабочена её вечным подавлением и контролем, что не удосуживалась разглядеть…
     - Да, у тебя и не было повода её разглядеть, - тихо отвечает на мои мысли Художник. – Ведь, по настоящему красивым может быть только удовлетворенное, а потому и расслабленное существо. А она у тебя «на жесткой диете». Причем, - всегда. Потому обычно - суетлива и нервозна. А за сим обычно, красоты не углядеть. Разве не так?
      - Если следовать твоей логике – она сейчас так красива и расслаблена, потому-что полностью удовлетворена?      
     - Конечно! -  вскрикивает вместо Художника Суламифь, в исступлении прижимая руки к груди. – Любовь с Олегом божественна! Он – очень чувственный… Так много блаженства в его ласках! Ах! Хочу ещё!   
     Суламифь беззаботно смеется так звонко и музыкально, «точно серебряный град падает на золотое блюдо». 
    С жуткой болью в бедрах усаживаясь в кресло, я кривлюсь от боли.
     - Ага, - не разделяю её радости я. – Ты судя по всему, негативных последствий от этих физических упражнений не испытываешь? А у меня всё тело болит… По мне, как катком проехались!
     - Это с непривычки! Это с не привычки! – беззаботно распевает Суламифь. – Нужно просто укрепиться телом - спорт, йога и всякое такое. Ведь, нам для долгих занятий любовью нужен крепкий организм. А ты у нас - слабенькая.
     - Ишь, как рассуждаешь, - не вольно злюсь я. – А я вот, не понимаю, почему из-за какого-то пресловутого мышечного спазма, дарующего разрядку и краткое наслаждение, должна изнурять себя всякими там изматывающими длительными телодвижениями.
     Она смотрит на меня с грустью и обреченно вздыхает.
     - Ты не принимаешь этого… Да? До сих пор не принимаешь?
     - Чего это не принимаю? – настороженно вопрошаю я. Неожиданная жалость во взгляде этого красивого полу ребёнка, окончательно выводят меня из равновесия.
     - Не принимаешь своих истинных желаний, дорогая, -  вклинивается опять в наш разговор Художник. – Своих естественных потребностей, которые бедняжка пытается в тебе растормошить. Думаешь о них, как о скверне. А ведь, это всё так естественно и приятно… А вы все делаете вид, что это стыдно и глупо.
     - Кто мы все?
     - Ты, другие мульты, другие люди. А! Какая разница! Дураки вы все! – заплетающимся языком резюмирует Художник. – Столько радости и вдохновения от физических удовольствий запрещаете себе. Ну, не тупость ли… Кастрировать себя надуманными ограничениями и комплексами. Обрекать на унылое существование! Одним словом, - катаетесь всю жизнь по узкоколейке шаблонов и стереотипов… Шаг в сторону расстрел…
     Художник замолкает и в воздухе повисает плотная, оглушительная тишина.
     Суламифь сидит на разноцветно-ярких подушках в закрытой позе, обхватив руками колени. Взгляд распахнутых бархатно карих глаз полон нежности и напряженного внимания. Темно-рыжая копна буквально пылает на бутылочно-зеленом фоне стен. Густые волосы упругими кудрями ниспадают на плечи, и струятся вниз, разбегаясь по спине вьющимися пружинками.
     - Какой ответ ты ищешь у меня? – с мягким вниманием спрашивает она. -  Что хочешь понять?
     Её непривычная расслабленность действует на меня успокаивающе. И я вдруг, понимаю, что испытываю в ответ пронзительную нежность. Ведь, в сущности, сейчас передо мной сидит трогательная, милая, растерянная и добрая девочка. Открытая, внимательная и любящая. Готовая отдавать с легкостью и принимать с радостью. И я не понимаю, как вообще, могла не любить её? Не ценить, не пытаться понять? Как могла о ней не заботится?
     - Скажи мне, дорогая, - как вообще так получилось, что самый сексуальный мульт – самый юный? А?
     Суламифь глубоко вздыхает, и плавным движением подбородка указывает на книгу, лежащую на низком мозаичном столике у моего кресла.
     - Ты помнишь, когда прочла это? – тихо, чтобы не разбудить, вдруг захрапевшего Художника, спрашивает она.
     Я беру в руки книгу. Темно-зеленая обложка. Истертое золото надписи: «Александр Куприн. Повести». Наугад открываю книгу и читаю текст:
     «И бедная девушка из виноградника, по имени Суламифь, которую одну из всех женщин любил царь всем своим сердцем».
     Как молнией меня пронизывает догадка. Она столь очевидна, что невозможно понять, как это не дошло до меня ранее. Я прочла повесть Куприна «Суламифь» на больничной койке. Мне было 13 лет. И история любви мудрого, многоопытного царя Соломона и юной девушки потрясла меня до глубины души. А то, что девочка, познавшая столь возвышенное и плотски совершенное удовольствие разделенной любви, была моей ровесницей, только усилило впечатление. Книга была зачитана мной, что называется «до дыр». Певучий и красивый язык древней легенды, восточная сказка о прекрасной и трагической любви. Ласки, страсти, стук сердец, ожидание первой встречи… Я рыдала над этой книгой, над её печальным финалом. И да! Что там врать самой себе, стала безудержно, ну просто оголтело мечтать о таких отношениях в собственной жизни!
     Но, где встретить столь мудрого и прекрасного «царя Соломона» в наших широтах? Нежно чувственного, изощренного в любовных утехах и способного непрестанно восхищаться объектом своей страсти? Да, нигде! Это фантазия, оторванная от реальной жизни, видимо и увела меня, в конечном итоге, в полнейшее отрицание всего и вся в отношениях с мужчинами. Ведь, они – встреченные в реальности, не предлагали да, и не могли, в сущности, мне ничего подобного предложить… Наверное… Ну, надо бы теперь подумать об этом на досуге…
     - Лапочка моя, подними ножки на минуту, дай протру под креслом, - вырывает меня из раздумий суетящаяся со шваброй Забота. – Этот мозаичный пол – сплошное наказание…
     Продолжая причитать, она увлеченно натирает пол около моего кресла. Капельки пота на миловидном щекастом лице; светло желтые вьющиеся волосы, собранные в хвост на затылке; пухлые губки в неизменно доброжелательной полуулыбке; лучистые голубые глаза… Очень похожа на мою прекрасную маму! Ну, если бы ей довелось хоть немного постареть, конечно.
     - Привет, Забота! Не ожидала тебя здесь встретить, - радуюсь я. – Часто тут бываешь?
     - А как же, - частенько, - охотно вступает в диалог Забота. – Помещение большое, красивое. Содержать его в порядке и чистоте сложно. Бедная девочка одна никогда бы не справилась.
     Мы не сговариваясь поворачиваемся к задремавшей на подушках Суламифи.
     - Красавица, ведь, - правда? – любуясь спящей девочкой, ласково произносит Забота. – И умница, между прочим. Только вот, всё не повзрослеет никак.
     - Да уж, - думая, как бы побольше выведать об этом месте, отрешенно киваю я. – А скажи пожалуйста, милая Забота, неужели правда, что многие мульты посещают это заведение?
     - Посещают, да, - потупив взор и начиная опять упорно тереть пол, нехотя отвечает Забота. –Не все, конечно. Вот, Мудреца я тут никогда не видала.
     - Ну, да, - невольно хихикаю. –Мудреца тут сложно себе представить. - И кто, вообще заходит чаще всего? И что делают?
     - Чаще всего бывает Эгоист. У него отдельная комната. А в ней… Прости Господи! Стыдно даже сказать, какие разные приспособления есть.
     - Ух ты! Интересненнько! – ещё больше удивляюсь я. – И что именно?
     - Не буду я тебе эту гадость всю перечислять, - в презрении морщит курносый носик Забота. – Но, скажу честно! Эгоист – тот ещё извращенец. Меня аж с души воротит, когда приходится там порядок наводить. К некоторым предметам даже прикасаться противно. А мне пыль вытирать… Понимаешь?
     Я заинтригована. Но, спрашивать о загадочной комнате Эгоиста не решаюсь.
     - Ну, а кто ещё заходит?
     - Это место пусто не бывает, - уклончиво отвечает Забота. - Бедненькая Суламифь здесь изгой, конечно. Многие из мультов – лицемеры, общения с ней стыдятся, но в агентство ходят… Но, прости меня, судачить о посетителей не буду. Не правильно это… Не порядочно.
     Узнаю свою милую Заботу. При всей своей простоте и открытости, она всегда умудряется сохранять достоинство и честь. Вот оно - истинное благородство! В нюансах поведения каждого дня! С уважением к высокой степени её порядочности я прекращаю расспросы, и невольно любуюсь ловкими, сосредоточенными движениям её пухлых рук. Теперь, она поправляет диванные подушки и цветы в вазах.
     - Но, чтобы ты знала, - прерывает неловко повисшее молчание Забота. – Я всегда была и буду на стороне этой девочки. Она ведь, на самом деле очень хрупкая! И её, хоть кому-то надо оберегать…
                ССОРА       
      Мы сидим бок о бок на кожаном диване в его кабинете.
     - Ну, вот и я, к огромному моему сожалению, твоим юношеским фантазиям соответствовать не могу, - задумчиво произносит Олег, опуская на колени последний лист написанного мною текста.
     - Олег, - нежно прикасаясь к его руке, шепчу я. – И не надо. И не надо соответствовать. Я теперь взрослая, и наконец разобралась, что завышенные ожидания изрядно портят реальную жизнь. Ох, и как же жаль потерянного времени.
     - А мне не жаль, - хитро подмигивает Олег. – Если, бы ты разобралась в этом раньше, то давно бы жила с каким-нибудь псевдо соломончиком. А мы с тобою, так бы и не встретились.
     Он притягивает меня к себе и властно впивается в рот поцелуем, с силой придерживая мою голову. Я чувствую его зубы, язык, немного несвежее дыхание. И вдруг, ощущаю сильное раздражение. Всё сегодня происходит как-то неловко и наигранно. Ни страсти, ни возбуждения. Скорее наоборот, во мне нарастает брезгливость и злость.
     - «Что, собственно я тут делаю? – задаю себе сакраментальный вопрос, в тот момент, когда Олег одной рукой суетливо шарит по моей груди, а другой расстёгивает ширинку. – Зачем мне всё это нужно: любовник-калека, его несвежее дыхание, безжизненные ножки и неприкрыто-беспомощное вожделение. Как я, вообще, оказалась в такой странной ситуации?»
     - Наконец-то!!! Опомнилась! – слышу я радостный глас Задиры. – Что? При свете дня Аполлон – не Аполлон? Правильно рассуждаешь, - не нужен он тебе…
     - Ой! Ну, точно не в качестве любовника, - вторит Задире Нытик. – Мышцы все болят, сил нет! Это же что получается, он сидит – лежит, а мы тут извиваемся-напрягаемся… Всю работу за него делаем! Ишь, какой падишах нашелся!
     - Да хватит, вам уже на человека нападать! – как всегда, вступается за Олега Забота. – Ведь, с самого начала было понятно, - что он равным партнером в любовных утехах быть не может.
     - Нееет! Отпусти! – резко вырываюсь я из трясущихся от возбуждения рук Олега, отползая на край дивана.
     - Что не так Оля? – в недоумении восклицает он, пытаясь схватить меня за руку.
     - Не хочу! Хватит! Противно! – вне себя шиплю я, и в оцепенении замираю, в шоке от собственной грубости.
     Он смотрит не мигая. Огромные янтарные глаза буквально гипнотизируют меня. Влажные, алые от моих недавних укусов губы приоткрыты и чуть подрагивают. Но! Я не склонна поддаваться сегодня этим сомнительным чарам. Настрой у меня, более чем критичный.
     - Да-да, - саркастически хмыкает Эгоист. – Поддерживаю тебя полностью. «С лица воды не пить». Для сексуального удовлетворения нужно и хорошо функционирующее тело. Наконец-то, ты избавляешься от этих подростковых, приторно-романтичных представлений о сексе… Кстати, а где же наша бедолажка Суламифь?
     - Вот, редко я соглашаюсь с Эгоистом! А вот, тут соглашусь! Не стоит продолжать эти отношения! Поигралась и – хватит! – тут же подхватывает Задира.
     Слушаю категорический вердикт мультов, но почему-то никакого решения принять не могу. Уйти? Убежать, ничего не объясняя? А что я, собственно, могу сейчас ему сказать? Мол, прости, - сама себя не понимаю; мне надо время «на подумать»; «всё слишком сложно и слишком быстро»? Блин! Чушь и мрак! Он умный и тонкий человек – поймет сразу… О! Уже понимает…
     Ловлю холодный, проницательный взгляд, и просто физически ощущаю, как между нами вырастает ледяная, непроницаемая стена.
     - «Ломать, - не строить», - как сквозь ватную завесу, слышу его голос. – Подумай Ольга, прежде чем принять окончательное решение. В любом случае, я всегда останусь тебе благодарным и преданным другом… Знай это.
     - Олег, прости, я… - начинаю оправдания, но он тянется ко мне и прикладывает длинный палец к моим губам.
     - Ты ничем не обязана… иди…иди. Мне надо работать.
     - Какой благородный! – слышу я растроганный голос Заботы.
     - Молодец! Не ожидала от него, - уважительно вторит Задира.
     - Гордый! – кратко резюмирует Эгоист.
     - Даже остановить не пытается… и объясниться не хочет, - гнусавит, непонятно откуда взявшаяся Обидка.
     Я встаю с дивана, немного обескураженная столь быстрой переменой в нем. Мнусь у двери, не зная, что сказать, куда девать руки, да и вообще всю нескладную себя. Шарю глазами по книжным стенам его кабинета, письменному столу, проему окна, на фоне которого его чистый одухотворенный профиль. Высокий лоб под длинной челкой, прямой нос, волевой подбородок, длинная, худенькая шея с выдающимся кадыком.
     - То ли мальчик, то ли старичок, - умилительно шепчет Забота. – Очень, очень хочется его пожалеть.
      - Да? А кто нас пожалеет? - не унимается Обидка. - Вообще, кто кого сейчас выгоняет?
     - А что ему остается делать, чтобы сохранить лицо? – снисходит ответом до Обидки Эгоист. – Ты посмотри, какую величественную позу принял.
     И я действительно, вдруг отмечаю, что Олег, как-то невероятно элегантен в своем спокойствии и приятии. Тонкая длинная кисть безжизненно свисает с подлокотника дивана, взгляд устремлен в какую-то ему одному ведомую даль.
     - Не забудь свои записи, - не глядя на меня отрешенно произносит он. – Они тебе ещё пригодятся…
     Я бурчу невразумительное «спасибо» и «прости». Суетливо собрав, упавшие на пол листы, бесшумно выскальзываю за дверь его комнаты, его квартиры. Его жизни?
     Лифт не работает. И я, превозмогая мышечную боль, медленно иду по ступенькам на свой высокий пятый этаж.Мульты утихли. Видимо, в общем и целом довольны принятым мною решением. Внутри звенящая пустота, в которой, как в невесомости плавают, живущие сами по себе цитаты и фразы, сказанные и зачитанные мне когда-то Олегом:
     - «Реальный человек, - это не мульт…»
     -«Реальному человеку может быть больно…»
     -«Позволь себе быть собой, а другим другими»
     - «Ломать – не строить…»
     - «С иллюзиями жить проще – они преисполняют страдания смыслом»
     - «Счастье – это удовольствие и отсутствие боли»
     -«Блуждающий мозг – несчастный мозг! Потому что, он всё время сфокусирован на том, чего у него нет».
     Я сажусь на холодную ступеньку, и обхватываю голову руками.
     -«Мы ответственны за тех, кого приручаем», - эхом множится во мне фраза из «Маленького принца», и сжавшись в комок я начинаю безудержно рыдать.
                Продолжение следует.