Глава 44. Дело РЖД

«Народный вестник. 14 декабря … года. Нагая — искупительная жертва?! Кто будет следующим?

После знаменательных побед Минина над коррупцией в силовых министерствах, похоже, очередь дошла и до гражданских структур»


Великие монстры российской экономики упивались своим благополучием. Газ по-прежнему стремился вырваться из недр, а нефть текла могучей рекой, наполняя нефтеперегонные заводы стран, где Россия еще удерживала позиции в непримиримой борьбе с мировыми конкурентами.
Гебелис, которому уже бывало нелегко добраться до Газпрома или выйти оттуда по причине любви к спиртному, свою хватку на газовом гиганте держал изо всех сил и близко к нему никого не подпускал. Поставленный на пост президента этого экономического гиганта еще Сытиным, он понимал, что без благодетеля будет трудно удержать позиции, поэтому защищал их отчаянно и из-за этого даже подумывал завязать с пьянством.
Администрация же нефтяной реки, после того, как ее могущественный патрон Игорь Печин был арестован, чувствовала себя осиротевшей и гадала, кого бы назначил Великий на место Печина, если бы сам не исчез.
Волин, видимо, пока не спешил связываться с главными олигархами и, чтобы успокоить наиболее сильных из них, бросил им сахарную косточку из наследия Печина — российскую нефть. Но сделал все по-хитрому, предоставив сразу троим, Сидорову, Дубенко и Чувалову, одновременно стать ее собственниками. Олигархи приняли это как должное.
Волин умело лавировал между олигархами, стараясь усиливать сильных и ослаблять слабых, целенаправленно разбивая единство касты. Между бедными и богатыми олигархами постепенно появилась пограничная борозда, с одной стороны которой расхаживали холеные благородные, чистокровные псы, а с другой — собачки помельче, те, что совсем недавно бегали среди чистокровных, но теперь были вытеснены за пределы их территории. Они толпились возле появившейся границы и то, скуля, взвывали с мольбами, то лаяли в гневе, требуя опять принять их в высшем свете. Но было уже нельзя — высший свет очертил свои границы.
К группе беднеющих олигархов с недавних пор прибился и бессменный президент «Российских железных дорог» Михаил Александрович Рыкунков-Озерцев, прославившийся в свое время тем, что рекламировал «Российские железные дороги» в далекой от России и железнодорожного транспорта вообще африканской Респубике Чад. Смазливенький, но глуповатый, к своим шестидесяти годам он набрал солидный телесный вес, а вот с весом политическим явно отставал. В разговорах с Сытиным, которых с течением времени становилось все меньше и меньше, он прямо и косвенно напоминал об их общей профессии, об общих делах в молодости, о том запрудье, которое их когда-то подружило, и намекал, что достоин гораздо большего, чем получил. Где был тот же Гебелис, когда Миша вместе с Васей говорили на ты и обсуждали в тиши возле пруда идею похода на Кремль? Этого выскочки не было нигде, и теперь ему доверена святая святых Родины, второе наше отечество — Газпром? Ему же, начинателю всех перемен и первому соратнику, шиш с маслом, какие-то там нерентабельные железные дороги!..
Сытин на Рыкункова не сердился, многое прощал, но все же частенько досадовал. Зачем постоянно напоминать о прошлом, о разных делах и делишках, которые и без того не получается забыть. Зачем это? Зачем будоражить совесть? Зачем напоминать о том, что хочется навсегда стереть из собственной памяти и из памяти всех, кто знал и помнил? Сытину в такие минуты хотелось стереть и самого Рыкункова, но он его жалел, постоянно отмахиваясь от него, как от мухи. Тем более что РЖД — это не так уж мало, РЖД — это вся бесконечная Россия, с ее дворцами-вокзалами, с ее стальными рельсами, с ее историей от Анны Карениной до бронепоездов Великой Отечественной, с ее полустанками, с ее железнодорожными начальниками, билетными кассами без билетов, с ее стрелочниками, которые всегда виноваты… Железная дорога — единственная дорога, которая делает огромную страну единой и связывает ее концы, разбросанные столь далеко, что даже и русский человек до конца не понимает, как это далеко. Владеть РЖД — значит владеть Россией. Рыкунков-Озерцев этого не понимал и обижался на Василия Васильевича за то, что тот дал ему мало.
Обида, однако, не кормит, поэтому Рыкунков-Озерцев решил взять максимум от РЖД. «Вклад мой велик, — считал он, — поэтому и рента должна быть немаленькая». И пошел тропой рекордов. Именно ему принадлежал еще никем не битый рекорд отклонения государственных средств в сторону собственного кармана — по некоторым сделкам он составлял порядка восьмидесяти процентов от предоставленной из бюджета суммы.
Но вот Сытин вдруг исчез, и душа князя РЖД наполнилась страхом. «А как же я? — подумал он. — Волин человек неизвестный, вона как шерстить начал, неровен час, и это у меня отберет. Васька хоть был свой, от него хоть шерсти клок, но надежно… а теперь?» И Рыкунков попробовал меняться. Он придумал новые схемы обогащения. Уже ничего не брал из бюджетных средств, все сгружал своим подчиненным, но их теперь стращал и требовал возврата. Стонала и гнулась под ним железнодорожная бюрократическая братия и, скрипя зубами, отстегивала огромные суммы. Для них самих почти ничего не оставалось. Долги подчиненных росли, зависимость становилась нестерпимой, и дошло до того, что хозяин Ярославской железной дороги не выдержал тяжести долга и угроз рыкунковских бандитов и пустил себе пулю в лоб, оставив не очень хорошую записку: «Не хочу больше участвовать в этом грабеже».
Под Рыкунковым-Озерцевым затряслась земля. Он как будто почувствовал на себе острый взгляд из Кремля, хотя пока никто ему не предъявил никакого обвинения. Однако плохое предчувствие сверлило мозг — волинский ураган вот-вот норовил покрыть и его... В поисках спасательного круга он позвонил Сидорову.
— Сергей Иванович, здрасьте, это я... узнали, нет?.. Рыкунков... Озерцев... Сергей Иванович, вы в курсе?.. Того, что опричники взялись за дело убитого Соколовского с Ярославской железки. Как «ну и что»? Так они дотянутся и до меня. Я не ворую, Сергей Иванович!.. По крайней мере, уже полтора-два месяца все чисто... Я не знаю, почему Соколовский так решил, не было никакого подвоха... У него и пистолета-то никогда не было, а тут застрелился. И потом эта записка... это полный абсурд… О чем? Что не хочет больше участвовать в воровстве... Да вообще, Сергей Иванович, мы его не прижимали! Я даже думаю, что это кто-то подстроил, кто хочет у меня отобрать... Что-что?.. Волин? Вы думаете — Волин? Да-да... Я даже и не подумал... А ведь точно, а! Чтобы петлю на меня набросить... Нет, нет. Знаю, что могут слушать... Сергей Иванович! Я прошу вас, в свете последних событий у вас есть позиции... Замолвьте... Знаю, что трудно, но прошу вас… Спасибо! Извините...
Сидоров долго не думал и, когда Волин в череде своих бесконечных поездок, наконец, оказался в Кремле, улучил момент, и попросил его об аудиенции.
— Петр Алексеевич, я бы не посмел вас тревожить, но уверяю вас, что случай серьезный и требует вашего внимания и отношения...
— Слушаю вас, Сергей Иванович!
— Буду краток и прям! Я об РЖД, о Рыкункове-Озерцеве... Сведения, которые поступили к нам с Ярославской железной дороги, о загадочном самоубийстве ее руководителя, свидетельствуют о тревожном положении дел в РЖД. Самоубийство Соколовского — это лишь первый сигнал. Уверен, что скоро появятся и другие. Рыкунков создал целую империю, целую систему сбора дани и податей со своих вассалов, диктует им жесткие условия, доводит до крайности. Очевидно, что процессы преобразования страны, начатые вами, ему не по душе. Это мне известно, как говорится, из первых уст. Не удивлюсь, если в ближайшее время дело дойдет и до саботажа на железной дороге, а это уже, извините, вопрос национальной безопасности.
— Что вы предлагаете?
— Необходимо срочно начать расследование его деятельности, арестовать и провести показательный суд.
Волин с любопытством рассматривал олигарха. Горящие пламенем справедливости маленькие голубенькие глазки и простоватое лицо, выражающее мещанское стремление к выгоде, выдавали его желание показать свою полезность и попытку войти в доверие. Невольно напрашивалось сравнение: наверное, вот такой же простой, преданный и пламенный подонок в тридцатом году сдавал его прадеда чекистам... Что руководит такими людьми — страх, выгода, подлость?
— А вам не жалко, Сергей Иванович? Ведь Рыкунков-Озерцев ваш старый друг, если не ошибаюсь? Вы ведь не один пуд соли с ним съели.
— Были времена, были товарищи... Но когда на кону Родина, извините, ради дружбы святым торговать не буду. Коли представляет угрозу государству, то должен понести по полной.
— Хорошо, Сергей Иванович, я приму во внимание ваш сигнал.
И без сигнала Сидорова люди Волина уже наблюдали за РЖД, и Рыкунков-Озерцев давно был на прицеле — интуиция не подвела главного эржедейца. Папки на него пухли и ждали момента, когда их предъявят прокуратуре.
Но Волин не спешил. Наказание проворовавшегося негодяя являлось не единственной целью. Волину требовалось разрушить существующий порядок в обществе, нанося по нему один за другим точечные сокрушающие удары, способные вызвать такой отзвук в обществе, какой поступь сказочного великана вызывает эхо в горах. Первый прицел Волиным был выверен — на мушке находился сам Рыкунков-Озерцев, второй же — направлен на Счетную палату и ее влиятельного руководителя Оксану Нагую. Волин хотел знать, станет ли Нагая покрывать Рыкункова из олигархической солидарности, возложи он на нее проверку железнодорожного ведомства.
Ее взлет на верхотуру власти был даже еще более впечатляющим, чем у самого Сытина. Видели ли вы когда-нибудь, как лодка-каяк, предназначенная для гребного слалома по быстрым горным рекам, не спускалась бы вниз по течению реки, а усилиями гребца поднималась бы вверх, против течения? Всякий скажет — это невозможно. Возможно! Точно так поднималась Оксана Нагая к вершинам власти. В ход шло все. Ее природные качества — память, холодный ум, сметливость, фигура, белокурый локон, улыбка — служили крючочками и петельками, которыми она хваталась за выступы «скал» и редкие «кусты» вдоль стремительной «реки». Зацепившись за один выступ, отчаянная женщина делала рывок к следующему, где она могла за что-нибудь зацепиться снова, и так до самого верха, пока лодка ее, преодолев подъем и адское течение, увлекавшее вниз, в пропасть, не поднялась к тому месту, откуда берет начало стремительный поток, — к спокойному райскому озеру. В результате, вопреки расхожему среди питерских друзей Сытина мнению, что спесивым москвичам нечего делать внутри ближнего круга, она оказалась среди них, готовая делать все, лишь бы удержаться в спокойных водах. Она приняла условия игры, которую придумал Василий Васильевич, и точь-в-точь их соблюдала. Не сама — помогла наука, которую ей преподал собственный муж. На вершине он оказался своими путями, но для того, чтобы остаться в высшем свете, он должен был вовремя сбросить со своей лодки старых товарищей и позволить им спокойно утонуть, а потом налегке приблизился к флотилии президента Сытина. Пути олигархов неисповедимы...
Волин, возложив на Счетную палату задачу доскональной проверки РЖД, ждал от Оксаны Нагой прокола.
Нагая чувствовала себя крайне неуютно с того момента, как Волин пришел к власти. Она, умевшая раскусить человека еще с первого взгляда, страшно злилась на Сытина за то, что он в свое время не ввел ее в Совет Безопасности — ей бы ничего не стоило убедить всех ни за что на свете не давать бразды правления этому чистоплюю полковнику. Получив от Волина задание, ей захотелось сделать что-нибудь наперекор. Случай был подходящим. «Проверку мы сделаем доскональную, — решила она, — а вот в анализах и выводах резкими не будем, все-таки Рыкунков свой, давать Волину в обиду его нельзя!» А это уж она умела и даже слыла виртуозом. Доклад будет, будет и критика, но Рыкункова они спасут! Нагая была уверена в своих чиновниках, но недооценила Волина; его агенты давно сидели в РЖД и готовили свой доклад.
Когда она пришла к Волину для обсуждения темы РЖД, то увидела на его столе два красиво оформленных тома. Один из них Нагая сразу узнала — это был ее доклад. Другой был докладом волинской спецгруппы. Дальше было просто. Волин открывал один том, а за ней второй: «Вот пишите вы, а вот на самом деле... И так по многим пунктам.
После часа совместной работы, Волин, наконец, закрыл обе книги и сказал:
— Оксана Владимировна, мы с вами можем просидеть над этими материалами до утра, но картина будет та же. Вы с задачей не справились. Более того, вы потратили свое ценное время и время ваших сотрудников на спасение авторитета человека, который его давно потерял. Рыкунков-Озерцев нагло присваивал деньги государства и занимался рэкетом среди своих подчиненных, принуждая их воровать. У вас был шанс сделать профессиональный, объективный, нужный стране анализ, потому что дело совсем не в Рыкункове. Отрасль должна служить стране и помогать ей выйти из кризиса. От вас зависело именно это. Но вы поступили безответственно, и вам придется покинуть эту должность. Жду от вас декларацию об излишках собственности, не соответствующих вашим официальным доходам, если таковые, естественно, имеются.
Нагая вскочила. Она была бледна, глаза ее горели. Умная, гордая и смелая женщина в один миг превратилась в львицу, готовую впиться в горло этому «подкидышу», этому злодею, отбирающего у нее все, разрушающему весь смысл ее жизни...
— Я не знаю, что вы сделали с Сытиным, но уверена, он вернется и расквитается с вами. Подлый, гнусный выскочка, ненавижу вас! — произнесла она, не разжимая зубов.
— Буду рад его возвращению. Надеюсь, что и он будет рад, узнав, как работают обновленные государственные структуры...