Счастье крупными купюрами 12

Из интенсивной терапии Вову Беспалого перевели в обычную палату через восемь дней.  Он наверное так и остался бы постоянно плачущим и повторяющим " деньги есть и денег нет", если бы не отец Павел. Отец Павел в Больницу Скорой помощи попал с разрывом связок — после дождя подскользнулся на мокрой траве, да так неудачно упал, что связки на правой ноге порвались. " Лучше бы перелом" — вздохнул дежурный травматолог. " На всё воля божья" — ответил ему отец Павел. Несмотря на боль в ноге от любого движения, отец Павел бодро прыгал по отделению — утешал страждущих, кормил голодных,  подбадривал  врачей. Когда Вову перевели в обычную палату, отец Павел стал опекать и его. Мягко, но настойчиво заставлял его ходить по коридору, подарил ему маленький мячик, чтоб разрабатывалась кисть, даже попросил у матушки, чтоб та принесла всякой мелочи — пуговицы, желуди в небольшой коробочке, чтоб Вова тренировал мелкую моторику. И вскоре Вова уже не лежал колодой, а ходил по коридору с ходунками. Пока ходил по коридору, думать о будущем не получалось, а вот когда отец Павел вытащил его на прогулку вокруг больницы, тут Вова и прозрел. Скоро его выпишут.  И придётся вернуться на улицу. Денег больше нет, жить негде.  Видимо отчаянье и безысходность легко разглядел в его  облике отец Павел. Но  всякую ерунду, которую обычно говорят, когда наплевать, но немного неловко от этого, говорить не стал. Они долго ходили — Вову болтало из стороны в сторону, а отец Павел сильно хромал. Выбившись из сил оба свалились на лавочку и когда отдышались, Вова спросил: А вы почему пошли в священники? Отец Павел засмеялся: Ты вот взрослый человек Володя, а чисто — дитя. К богу каждый приходит своим путём.  Кого-то жизнь бьёт и нет никого, кроме господа, чтоб услышать его горе, защитить и утешить. Но это не про меня. Я долго искал смысл, и всё не находил. А потом вдруг понял, что только в служении богу есть для меня смысл, а всё остальное — не моё. Вова задумчиво смотрел на больничные окна. " А я мечтал разбогатеть. И разбогател. А потом меня кинули. И я теперь думаю  — зачем меня сюда привезли. Зачем лечат. Для чего? Лучше б я здох. Опять жить на улице, как собака, после той хорошей жизни... Нет, лучше б я сдох." Отец Павел нахмурился. " Ты знаешь почему самоубийц раньше хоронили за кладбищенской оградой и не отпевали? Потому, что жизнь каждому человеку богом даётся. А самоубийца нарушает волю господа.  И даже мысли такие, как у тебя — грех великий. Я много думал о тебе. Я могу тебе помочь."  Вова аж подскочил :"А что взамен нужно?" Отец Павел поморщился. "Я тебе помощь предлагаю от души, а не сделку. Не хватало мне ещё на твоём горе наживаться". Вове стало стыдно. " Простите, отец Павел. Я дурак." — он чувствовал как запылали щёки и уши. " Бог простит. Есть у меня прихожанка. Она недавно мужа схоронила. Живёт правда в глухой деревне. До Киева ехать часа полтора,  а то и дольше. У неё хозяйство, она уже старая и слабая и ей сейчас позарез нужен помощник. Работы много, но жильё, чистый воздух и там тебя точно никто не обидит. Ты подумай. Если согласишься, то я с ней договорюсь. Пойдём уже, Володя. Пока дохромаем до палаты, так ужин начнётся." Вова и отец Павел медленно двинулись обратно в отделение.
Если бы не отец Павел, жить бы Вове снова на улице, рыться в мусорках, разгребать дерьмо за три копейки, прятаться от ментов и беспредельщиков по подвалам. Но видимо Вовкин ангел-хранитель вовремя проснулся,  и после выписки, получив в каптёрке свои вещи, паспорт и даже заветную куртку с уцелевшими тремя сотнями  долларов, Вова поехал по адресу, который дал ему отец Павел.  Катерина Ивановна встретила его радушно. Вова сперва горевал, что вынужден жить в какой-то дыре, отрванный от мира, но потом ничего — втянулся, даже нравиться ему стала сельская жизнь.  Катерина Ивановна его не донимала, относилась уважительно, а к зиме распродав на ярмарке урожай,   начислила Вове денег  — зарплату за сезон. Вова решил навестить отца Павла и купить тёплую одежду и зимние ботинки.
Киев встретил Вову мокрым снегом и дождём. Он совершенно отвык от города, от спешки и суеты. Как на безумных, смотрел Вова на малолеток, запрыгивающих в вагон, расталкивающих людей и падающих на сидение. Сели и уткнулись в телефон. И даже атомный взрыв не отвлечёт их от прямоугольничков, которые нужно уложить в плоскость или от шаров или от ещё какой-то ерунды на экране телефона.  Вова доехал до нужной станции, вышел из метро, проехал на маршрутке семь остановок. Вот и церьковь в которой служит отец Павел. Служба только закончилась и отец Павел ещё не выходил. Вова терпеливо ждал. Наконец отец Павел вышел. Он узнал Вову и очень ему обрадовался. 
- Ну, рассказывай, Володя, как тебе живётся? Не жалеешь, что согласился остаться у Катерины Ивановны?
- Нет, не жалею. Сперва жалел. А потом даже нравиться стало. Тихо там спокойно. И вообще — я там нужен. Никогда я не чувствовал, никогда я не знал, как это — быть кому-то нужным.
- Радуюсь я за тебя, Володя. Это душа твоя для новой жизни просыпается.
Тут матушка позвала их обедать. После обеда к отцу Павлу прибежала какая-то старуха. Она что-то бормотала и всхлипывала. Отец Павел её утешал,  и тоже что-то неразборчиво бормотал. Потом позвал матушку, что-то ей строго сказал и матушка скрылась в комнате, вернулась, протянула отцу Павлу несколько купюр. Он отдал деньги старухе. Сам вернулся в комнату и видно было, что отец Павел сильно встревожен. "Грошик умирает. Уже вторую неделю мается. Эта соседка его — святая женщина. Ухаживает, кормит, а сын этого Грошика только звонит, а приезжать не спешит. А Наталья Петровна сама еле ходит. Что делать — ума не приложу." – он вдруг посмотрел на Вову.
- Володя, может ты поможешь  Наталье Петровне?
- В смысле? - Вова не ожидал такого поворота событий.
- Ну поухаживать за этим дедом. Характер у него был не сахар, но ведь живой человек,  божье творение... Пару дней, мне попросить больше некого.
- Хорошо, но меня Катерина Ивановна ждёт.— Вове не хотелось ухаживать за каким-то дедом, не хотелось задерживаться в Киеве и он изо всех сил надеялся, что Катерине Ивановне срочно нужна его помощь.
- А мы ей позвоним. - успокоил его отец Павел  ; Я думаю, что ты ко мне попал неспроста  — это тебя господь мне послал...
После таких слов что-то лепетать и отказываться было бы свинством. И Вова  остался.
Квартира Грошика была просторная, но неуютная. Как  будто в ней не жили никогда, а только собирались. В серванте стояла красивая посуда, из которой никогда не ели, вдоль стен лежали свёрнутые ковры. В огромном книжном шкафу выстроились книги, сверкающие новыми переплётами. Книги вероятно тоже были для красоты. Сам больной лежал неподвижно, только время от времени, но с завидным постоянством, протягивал руку  в сторону балкона и пытался приподняться. Наталья Петровна укладывала его обратно и прикрывала одеялом. От еды Грошик отказывался, пил только воду, через трубочку. Его нужно было поворачивать, чтоб сменить памперсы и чтоб не образовались пролежни и это было совершенно не под силу старенькой и слабой Наталье Петровне. Вова, преодолевая желание смыться и поскорее вернуться к Катерине Ивановне в тишину, уют и к ставшей привычной работе, перестелил Грошику постель, повернул его на бок, сбегал в аптеку и в поликлинику. Он не мог отказать отцу Павлу и решил, что потерпит немного этого деда. А там — может сын явится и Вова сможет уехать. Но сын Грошика ехать не торопился. Старик уходил в муках — он скрипел зубами от боли, воду пить уже не мог, и всё показывал рукой в сторону балкона, но сил подняться у него уже не было. Три дня Вова и Наталья Петровна дежурили возле умирающего Грошика. На четвёртый день Наталья Петровна привела отца Павла. Вова, пока отец Павел причащал Григория Грошика, ушёл на улицу. Когда Вова вернулся, Наталья Петровна занавешивала зеркало. " Отмучился" — сказала она Вове и отвернулась, чтоб скрыть слёзы. Она позвонила в милицию, позвонила сыну Грошика, рассказала ему, что отец умер, что всё сделали как положено.
-Володечка, ты не уезжай, милый! Витька обещал приехать завтра. Ты уж до завтра останься.
- Хорошо. Я останусь. - пообещал Вова.
- А переночевать можешь у меня.
Тут в дверь позвонили. Приехали милиционеры. Выписали справку, тело забрали и увезли в морг.
Наталья Петровна закрыла квартиру Грошика и увела Вову к себе.
С утра пораньше Вову разбудил настойчивый звонок в дверь. Наталья Петровна почти всю ночь не могла уснуть, сон сморил её только под утро. Вова быстро оделся и пошёл открывать. Мужчина злым взглядом буквально пронзил Вову.
- Я Виктор Грошик. Квартиру отца откройте.
- Сейчас ключи возьму.
Наталья Петровна проснулась и вышла из своей комнаты.
- Витенька, что ж ты не приехал с отцом не простился? Он ждал тебя! - Наталья Петровна заплакала.
- Незачем нам прощаться.  Я этого урода всю жизнь ненавидел. А вы его мыли, с ложечки кормили! Вы забыли сколько кляуз и анонимок он на вас написал... Мать в могилу свёл...
- Витенька, ну нельзя же так... - она взяла с полочки ключи от квартиры Грошика и вышла на лестничную клетку. Открыла дверь. Они вошли в квартиру втроём — Наталья Петровна, Вова и Виктор.
Виктор открыл кладовку, взял фомку и открыв балконную дверь, принялся отдирать доски с пола на балконе.  Наталья Петровна с ужасом смотрела на Вову. Вова изобразил как указывал на балкон рукою старый Грошик... Вот оно почему... Виктор с остервенением продолжал отрывать доски фомкой. Вдруг  он остановился,  и замер, Вове и Наталье Петровне сделалось жутко. И тут Виктор захохотал. Вова и Наталья Петровна подошли к балконной двери и выглянули на балкон. Под содранными досками старый Грошик устроил тайник, но видимо давно не заглядывал в него. Пачки денег в целофановом пакете, обнаглевшие мыши превратили в мелкую труху. Виктор, как безумный, брал ладонями эту труху и разбрасывал, при этом хохотал и давился слезами. Вова сперва оцепенел, а после  закатил Виктору оплеуху. Виктор перестал смеяться и Вова увёл его с балкона. Они прошли в квартиру Натальи Петровны. Она накапала Виктору каких-то успокоительных капель, а Вова быстро собрался, простился с Натальей Петровной и ушёл. Он не мог больше находиться в этой квартире. Вова шёл к отцу Павлу попрощаться перед отъездом, а перед глазами был Виктор, погружающий руки в оставшуюся от денег труху. Это перелицованная одежда, вместо новой, сто раз чиненные ботинки, велосипед без которого ведь тоже можно обойтись, это дни рождения, прошедшие без подарка — не заслужил... Вова вдруг понял, что всю жизнь мечтал разбогатеть и вёлся на все  афёры только потому, что не хотел жить так, как жили его родители, как жил старый Грошик. И что из-за того, что все его мечты сводились к пачкам денег в сумке или в чемодане, как любят показывать в сериалах, жизнь прошла мимо. Что у него в жизни было интересного? Да ничего! Кто внушил его родителям, ему, старому Грошику и его сыну и еще уйме людей,  что жизнь — это копилка, а счастье — непременно крупные купюры пачками...
Он и не заметил, как пришёл к дому отца Павла. Отец Павел благословил  Вову на прощанье и Вова поехал на автостанцию. Он всё не мог успокоиться, не мог выбросить из головы этого обезумевшего Виктора. " Да ведь это я себя увидел! Когда пришли менты и объяснили, что меня кинули, что документы на квартиру фальшивые! Ай да отец Павел! Как он меня ... Но ведь он не мог знать... Или всё-таки знал... И ведь не спросишь."
На пол дороге пошёл снег. Вова решил, что хоть и устал как собака от этого своего путешествия, но снег нужно будет убрать сегодня — почистить дорожки и вокруг дома. Он представил, как будет рассказывать Катерине Ивановне о своей поездке, как она будет охать и ахать от пересказаных, страстей и тепло улыбнулся. 
Конец.