Плохой день суббота

           Папа и мама начали ссориться уже давно, почти целый месяц. Сначала они укладывали Вадика спать и мама несколько раз заглядывала в его комнату, проверяла уснул ли. Но полы в квартире рассохлись, поскрипывали под ногами, и Вадик всегда слышал мамины шаги. Если шаги приближались, он изо всех сил зажмуривал глаза и притворялся спящим. Потом шаги удалялись, и Вадик начинал слышать мамин голос. Мама говорила часто-часто, совсем как игрушечный автомат, если нажать на курок. А когда мама замолкала, говорил отец.
           Вадик откидывал одеяло и босиком шлепал к двери. Он чуть-чуть приоткрывал ее и смотрел в щелку. Видна была лишь стена коридора, покрашенная прошлым летом коричневой краской, и еще туфли. Папины — сорок четвертого размера, похожие па линкоры, только без мачт и трубы. Рядом, как эсминцы, стояли мамины босоножки. А его сандалий не было видно.Чтобы их увидеть, нужно совсем выйти в коридор. Там, в углу рядом с вешалкой, лежат его зеленые сандалии. Вадик на минуту задумался, па какие корабли они похожи? Ну, конечно, па торпедные катера.

           Вадик вспомнил, как хорошо было раньше, когда все вместе они шли в парк. Папа всегда шел широкими шагами, а когда Вадик с мамой отставали, оборачивался и дожидался их. Потом он сажал Вадика на плечи и нес так до самого парка. С высоких отцовских плеч было видно далеко-далеко, но чтобы видеть еше лучше, Вадик сгибал пальцы кольцом и прикладывал к глазам. Получался настоящий бинокль. В него сразу становилось видно море. Нет, даже не море, а целый океан, и Вадик чувствовал себя настоящим капитаном большого корабля. Он чуть наклонялся вправо, и его корабль поворачивал, сжимал коленками папину шею, - резко останавливался. А если нужно было развить самый большой ход, Вадик набирал полную грудь воздуха, громко пыхтел: чуф-чуф-чуф! Корабельная машина прибавляла обороты, и папа начинал шагать быстрее и быстрее. А потом подходила мама и говорила: «Как я вас всех люблю!»
           На папином лице сразу пропадали все морщинки, глаза начинали смеяться, и он становился молодым — молодым...

           Но в парк они не ходили уже давно. Вадик даже забыл, когда ходили. Теперь в воскресенье мама, а потом папа уходили куда—то, а Вадика отводили к соседке Вере Ивановне. Вера Ивановна включала телевизор,  брала в руки тонкие железные спицы и начинала вязать. Пушистый клубок мотался по полу взад-вперед, рыжий кот Яшка, дремавший у ног Веры Ивановны, лениво открывал один глаз, долго следил за ним, вдруг прыгал, трогал клубок когтистой лапой и, недовольно урча, возвращался обратно.
           Потом Вера Ивановна накрывала на стол и они пили чай с душистым айвовым вареньем. Вера Ивановна смешно вытягивала губы и прихлебывала из блюдечка. А когда вечером Вадика уводили домой, по¬чему-то вздыхала и гладила его по голове...

           А в среду в детском саду к Вадику подошла толстая Маринка и, уперев руки в бока, сказала:
           — За то, что не давал на велосипеде кататься, твои родители  расходятся.  Я  сама  слышала,   как воспитательница моей маме говорила.
           Вадик сразу покрылся красными пятнами, изо всех сил сжал кулаки и ударил Маринку в плечо. Но разве с ней справишься! Через минуту он уже лежал на земле, а Маринка сидела сверху. Тогда Вадик извернулся и укусил ее за руку. Так ей и надо!

           Вечером мама сказала отцу:
           — Ты стал таким  старым и скучным, смотреть не хочется.
           И почему старым? Совсем папа не старый. Подумаешь, сорок два года.
           Вадик вспомнил, как смотрел по телевизору хоккей с канадскими профессионалами. Там почти всем по столько лет. А одному, который вместе с сыновьями играет, гораздо больше. Ничего, когда Вадик вырастет, он тоже будет играть с отцом в одной команде. В ЦСКА. И их тройка будет самая лучшая. Отец, Вадик и Харламов.
           Да, еще мама сказала, что отец скучный. Ну это совсем легко исправить. Нужно почитать маме веселые книжки. Их у Вадика очень много и все с яркими картинками. А самая смешная—«Барон Мюнхгаузен». Когда читаешь ее, прямо обхохочешься!
           Но Вадик читает еще не очень хорошо. По складам и водит пальцем вдоль каждой буквы. А если по правде, то и не очень любит читать. Теперь же он будет тренироваться каждый день. И дома, и в саду. А потом прочитает маме все-все самые смешные истории. Папа сразу станет веселым, и мама никогда больше не будет так говорить...

           Все случилось в субботу. Почему-то мама появилась в саду на целый час раньше, и Вадик сразу заметил, что она не такая, как всегда. Пока они шли через детсадовский двор, Вадик несколько раз смотрел на мамино лицо. Лицо было веселым и мама улыбнулась четыре раза. Вадик считал.
           Потом они завернули за угол, прошли через сквер. Тут мама остановилась, посмотрела на часы.
           — Хочешь мороженое?—спросила она и, не дожидаясь ответа, протянула железный рубль.— Только сбегай сам. Вон там продают.
           Мама открыла сумочку, достала пудру и помаду, а Ваднк со всех ног побежал за мороженым...

           Он уже доедал мороженое, когда возле них вдруг остановилась большая красивая машина и мама, улыбнувшись, сказала:
           - Это за нами. Залезай Вадик.
           Мама села спереди, рядом с водителем, а Вадик удобно устроился сзади, на широком кожаном сиденье.
           Внутри машины было очень интересно. Вадик покрутил никелированную ручку, и боковое стекто тут же начало опускаться.
           — Перестань!— сказала мама и повернулась к водителю. -  Сережа, он тебе всю машину разберет.
           - Пусть разбирает, - ответил  Сережа и подмигнул Вадику.- Ну  что,  старик, давай    знакомиться, - добавил он, протягивая руку.
           Рука была твердой-твердой, как стенка, и Вадик поморщился.
           — Это оттого, что я штангу поднимаю, - гордо сказал Сережа.— Вот, потрогай здесь!
           Он согнул руку и возле плеча сразу вздулись большие бугры. Такого Вадик еще никогда не видел.
           - Вы в цирке работаете? - спросил он, потрогав бугры.
           Сережа улыбнулся.
           -  Нет, старик, не в цирке. А ты что, цирк очень любишь?
           И только Вадик хотел рассказать, как любит цирк, но вдруг заметил, что Сережина рука легла маме на плечо, и мама не отодвинулась, не убрала ее, а наклонила голову и прижалась к ней щекой.
           — Я домой хочу,— сказал Вадик.
           — Как домой?—удивился Сережа. - Сейчас мы покатаемся, а потом пойдем в цирк. Ведь ты его любишь.
           Сережа включил мотор и машина поехала.
           —   Останови! - закричал  Вадик, - Останови!  Я пешком пойду!
           —   Ты как себя ведешь? —сказала мама. — Дома я тебя накажу!

          Машина затормозила, остановилась, и Вадик вылез из нее. Он прошел несколько шагов и почувствовал, что мама взяла его за руку.
          Вадик повернулся к ней и спросил:
          —  Вы правда с папой расходитесь
          Мамино лицо сразу стало злым и красным, она ничего не ответила, а потащила Вадика за собой.
          Она все убыстряла и убыстряла шаги и рука у Вадика занемела. Рука немела до самого дома, но Вадик молчал. Пусть совсем-совсем занемеет, только бы не разошлись.
          Но дома было еще хуже.
          — Вадик, иди к себе! — приказала мама, подошла прямо к отцу и громко сказала: — Нам нельзя больше жить вместе. Я перееду к другому человеку и заберу ребенка с собой!
          — Нет, - ответил  папа. -  Я тебе назло Вадика  не отдам!..

          Вадик сидел па кровати в своей комнате. Не хотелось ни читать, ни смотреть в окно, ни заниматься никаким делом, Вадик прислушался. Папа и мама все еше упрекали друг друга. Тогда он встал, вышел в коридор, потом открыл дверь, немного постоял на лестничной площадке и спустился во двор.
          Во дворе Маринка мелом чертила на асфальте большие квадраты. Увидев Вадика, она обернулась и спросила:
          —  Будешь в классики играть?
          —  Нет,— ответил Вадик. — Неохота.
          —  А  твои  родители  правда  расходятся? — опять спросила Маринка.   
          —  Я сам с ними расхожусь, — сказал Вадик.
          Он обошел скамейку под старой урючиной, где читали газеты пенсионеры, и зашагал дальше.
 
 
                Рисунок Анны Ходыревской