Чеченский феномен неистребимая страсть к свободе
Ян Чеснов, этнолог
П Р Е Д И С Л О В И Е
23 февраля 1944 года, в день, когда мне исполнилось три месяца, всё поголовно чеченское население было оторвано от родного очага на благодатной земле Кавказа, загружено в товарные вагоны и сослано в Северный Казахстан, где морозы порой достигали 45-50 градусов, а бураны неделями держали население в снежном плену. В ссылке я потеряла дедушку, мать, которой был 31 год, двух братьев и сестру. Я осиротела в пять лет. Каждый имел право безнаказанно оскорбить любого из нас, обвиняя в несовершённых нами грехах.
Поводом для выселения чеченцев послужило «массовое сотрудничество с немецкими оккупантами», тогда как исторически неопровержимый факт заключается в том, что немецкая армия никогда не переходила реку Терек, за которой открывался путь на территорию республики. Это было тем более нелепо, что незаурядная роль чеченцев во второй мировой была широко известна. Среди них были герои Советского Союза, легендарные защитники Брестской крепости и т.д. Нас ограничивали в гражданских правах. Каковы бы ни были таланты моих соотечественников, они не могли претендовать на соответствующее им положение в обществе или заслуженную карьеру: слово «чеченец» в графе паспорта «национальность» становилось непреодолимым препятствием. Мой будущий супруг, к примеру, несмотря на неоспоримое превосходство академических результатов, получил по окончании школы не золотую, а серебряную медаль, как чеченец, в то время, как золотая была отдана гораздо менее успешной русской девочке.
Во мне росла и крепла жажда справедливости, обида за гибель моих близких, моё покалеченное детство и ошельмованный народ. Я вернулась на родину через 14 лет. Именно тогда я впервые услышала от его одноклассниц, моих соседок, имя чеченского юноши Джохара, предмета влюбленности всей школы. Увидеть же его впервые мне привелось лишь через 30 лет...
Ни Джохар, ни я никогда не забывали, что мы – дети народа, не единожды переживавшего жесточайший геноцид, выжившие, в отличие от тысяч погибших от холода и голода наших сверстников.
В 1969 г. я пришла на телевидение и завершила свою карьеру в должности главного редактора гос. Телевидения Чеченской Республики Ичкерия..
В период перестройки, когда запрет на регалии и звания для чеченцев был снят, Джохар получил звание генерал-майора авиации. Это был человек, которому предстояло изменить ход истории жизни чеченской нации, став первым президентом Чеченской Республики Ичкерия.
Наше идейное братство сохранялось до последнего дня его жизни. Я распространяла информацию о военной обстановке в нашей республике, получая её лично от президента Дудаева, в надежде, что мир откликнется на нашу беду. Но мир, за исключением отдельных личностей, подобных Андре Глюксману и Лео Караксу, прилагавших массу усилий, чтобы остановить истребление нашего маленького народа, предпочитал считать уничтожение целой нации внутренним делом России, признавая за ней право распоряжаться по своему усмотрению жизнью и смертью человеческих существ.
Данная книга – это дань моему народу, и попытка сдёрнуть с его лица приклеенную ангажированными СМИ маску дикого зверя, обнажить миру его живое лицо – плачущее и смеющееся, грустное и счастливое, гневное и умиротворённое, задумчивое и ироничное. Такое, как ваше, и всё же немного другое…
Для начала, я хочу заметить, что название «чеченцы» дано нам русскими, от названия одного из селений - Чечен-аул. Наше самоназвание – «нохчо» - означает семейство Ноя, потомками которого себя считают чеченцы. В XIX веке изгнавшей Наполеона Российской империи потребовалось 50 лет кровопролитнейшей войны, чтобы завоевать небольшой клочок чеченской земли.
Кстати, необходимо заранее предупредить читателя, незнакомого с социальной структурой чеченского общества, пронизанной культом равенства, которого могли бы покоробить упоминания крупных чеченских функционеров и политических деятелей по имени и обращения к ним на ты, что может показаться неуместной фамильярностью: в чеченском языке, отражающем вышеупомянутый культ, просто не существует ни обращения к человеку на Вы, ни вообще каких-либо обращений, которые позволили бы возвысить одного человека по отношению к другому, будь то рабочий или президент.
Я часто слышу вопрос: почему именно чеченцы, которые за всю свою историю не участвовали ни в одной завоевательной войне, но вынуждены были без конца обороняться, стали объектом столь остервенелого преследования и геноцида со стороны России? Ведь она населена десятками народов?
Позволим ответить на этот вопрос знаменитым историческим русским персоналиям и великим литераторам, которых трудно обвинить в пристрастности в пользу чеченцев.
«Я видел много народов, но таких непокорных и неподдающихся, как чеченцы, на земле не существует, и путь к завоеванию Кавказа лежит через покорение чеченцев, а точнее, через полное их уничтожение».
« Это они, чеченцы, возмущают весь Кавказ. Проклятое племя! Общество у них не так многолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимает к себе дружественных злодеев всех прочих народов, оставляющих землю свою после совершения каких-либо преступлений. И не только. Даже наши солдаты бегут именно в Чечню. Их привлекает туда совершенное равноправие и равенство чеченцев, не признающих в своей среде никакой власти. Эти разбойники принимают наших солдат с распростертыми объятиями! Так что Чечню можно назвать гнездом всех разбойников и притоном наших беглых солдат. Я этим мошенникам предъявлял ультиматум: выдать беглых солдат или мщение будет ужасным. Нет, не выдали ни одного солдата! Приходилось истреблять их аулы. Сего народа, конечно, нет под солнцем ни гнуснее, ни коварнее. У них даже чумы не бывает! Я не успокоюсь до тех пор, пока своими глазами не увижу скелет последнего Чеченца...»
(А. Ермолов, главнокомандующий российской армией на Кавказе, 1771 – 1861)
"Чеченцев, как своих врагов, мы старались всеми мерами унизить и даже их достоинства обращать в недостатки. Мы их считали народом до крайности непостоянным, легковерным, коварным и вероломным потому, что они не хотели исполнять наших требований, несообразных с их понятиями, нравами, обычаями и образом жизни. Мы их так порочили потому только, что они не хотели плясать под нашу дудку, звуки которой были для них слишком жестки и оглушительны..."
(Генерал М.Я. Ольшевский, 1816—1895)
«...Чеченцы не жгли домов, не топтали умышленно нив, не ломали виноградников. «Зачем уничтожать дар божий и труд человека», – говорили они... И это правило горского «разбойника» есть доблесть, которой могли бы гордиться народы самые образованные, если бы они имели её...»
(А.А. Бестужев-Марлинский в «Письме доктору Эрману».)
«Чеченцы очень бедны, но за милостыней никогда не ходят, просить не любят, и в этом состоит их моральное превосходство над горцами. Чеченцы в отношении к своим никогда не приказывают, а говорят ''Мне бы нужно это, я хотел бы поесть, сделаю, пойду, узнаю, если Бог даст». Ругательных слов на здешнем языке почти не существует...»
(С. Беляев, дневник русского солдата, бывшего десять месяцев в плену у чеченцев)
«Кто-то справедливо заметил, что в типе чеченца, в его нравственном облике есть нечто, напоминающее Волка. Лев и Орел изображают силу, те идут на слабого, а Волк идет на более сильного, нежели сам, заменяя в последнем случае всё – безграничной дерзостью, отвагою и ловкостью. И раз попадет он в беду безысходную, то умирает уже молча, не выражая ни страха, ни боли, ни стона».
(В. Потто(1836 - 1911)-генерал от кавалерии(посмертно), военный историк).
"Вернувшись в свой аул, Садо нашёл свою саклю разрушенной: крыша была провалена, и дверь и столбы галерейки сожжены, и внутренность огажена. Сын же его, тот красивый, с блестящими глазами мальчик... был привезен мертвым к мечети ... Он был проткнут штыком в спину. ...Женщина ... в разорванной на груди рубахе, открывающей ее старые, обвисшие груди, с распущенными волосами, стояла над сыном и царапала себе в кровь лицо и не переставая выла. Вой женщин слышался во всех домах и на площадях ...
Фонтан был загажен, очевидно нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена и мечеть...
О ненависти к русским никто не говорил.
Чувство, которое испытывали все чеченцы от мала до велика, было сильнее ненависти.
Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения".
(Лев Толстой, «Хаджи-Мурад»).
"Но была одна нация, которая совсем не поддалась психологии покорности – не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это – Чечены.... Никакие Чечены нигде не пытались угодить или понравиться начальству – но всегда горды перед ним и даже открыто враждебны... Местных жителей и тех ссыльных, что так легко подчинились начальству, они расценивали почти как ту же породу. Они уважали только бунтарей. И вот диво – все их боялись.
Никто не мог помешать им так жить. И власть, уже тридцать лет владевшая этой страной, не могла их заставить уважать свои законы.»
(А. Солженицын, «Архипелаг Гулаг»)
Свидетельство о публикации №221042901300