Бывальщина

 Услышана давно, в 70-х годах прошлого столетия. Рассказчик – пожилой человек, житель уральской глубинки.

   Давно было. В войну ешшо. Мы с Иваном, срОдником моим, сюда, в горУшки выбрались сенца покосить. Покосов-то больших в наших местах не найдёшь, да и что получше – оно колхозное. А себе уж – не ленись, поищи. Ну, места-то мы знам, вот, хорОшо место, каких никаких, а по полстожочка себе накосИшь. Ну, добрались, шалашик поставили. Я-то охотничал, озерко обошёл, вижу – тропка. Козелок пить ходит на озерко. Я сторожок соорудил - колоду нашёл, насторожил. Давай с Иваном косить. Ну, косили, косили, завечерело. Тут и слышу – кричит козелок, придавило его. Ну побежал, прирезал, принёс к балагану. Ивану велел костёр заводить, сам козелка разделал, располовинил, давай в казан класть. Иван рядом:
- Степан, ты поболе, поболе клади.
- Да хватит нам, наедимся.
- Поболе клади, я ноне хорошо поем.
   Здоровый собой-то был, а уж того боле – пожрать жаден. А время-то како – война, вволю-то где поешь?
   Ну ладно. Доспел козелок наш, сели вечерять. Иван-то дорвался, ест, ток косточки отлетают. Мне-то всё:
- Что ты, Стёпа, слабо так ешь? Кто не едок, тот и не работник!
- Ладно, - говорю. – Завтра поглядим.
   А сам думаю: даст тебе ещё этот козелок, нАдолго упомнишь.
   Ладно. Убрались, спать легли. Слышу – Иван мой всё ворочается. Вертелся-вертелся – встал, пошёл. Вернулся, лёг – опять вертИтся. Опять пошёл. Пришёл, лёг – не лежится ему. Опять на двор. И у меня сон пропал, стал за ним смотреть. ТалИнка была, за неё мы по нужде-то ходили, гляжу – он уже до её не добегАт. Гляжу – а он уже и штаны не застегАт, рукой придерживат. Смеялся я, смеялся, инда скулы заболели. Заснул. К утречку просыпаюсь, вижу - лежит Иван на порОжку со спущенными штанами, сам в балагане, а зад наружу.
   И стонет мне:
- Степан! У меня уж силы нет, у малого ребёнка поболе будет, я уж ж…-то за порог выставил, пущай вытекАт…