Иду на таран

          Давно это было, где-то, в самом начале 80-х годов, века прошлого. После мотоцикла ВОСХОД-2М, я обзавёлся техникой, посолиднее. Сначала купил одноцилиндровый ИЖ-ПЛАНЕТА, а чуть позднее, опять же, по великому блату, аж, через директора Ванинторга, Кеванашвили, боковой прицеп к нему. В народе – просто коляску.

      В связи с частыми лесными пожарами в те годы, доступ в лес для населения был запрещен или крайне ограничен. Были выставлены посты со шлагбаумами, с дежурившими, круглосуточно, работниками лесоохраны или солдатами.

     Заехать подальше в лес за грибами и брусникой было весьма проблематично. Но вот когда шли дожди, то руководство Северного лесхоза, контора которого находилась в Сортировке, выдавало разовые пропуска в лес. Услышав, что в тот день там выдают эти вожделенные бумажки, я тоже решил, на всякий случай, обзавестись этим пропуском.

     Чтобы не было скучно, заехал за своим старшим товарищем, ныне покойным, Анатолием Головко, загрузил его в коляску своего “дрекселя” и мы двинулись в сторону Сортировки. День был солнечный, настроение под стать погоде и абсолютно ничего не предвещало приближающейся катастрофы.

     Вот проехали пост ГАИ-ВАИ, что на выходе из поселка, в тот момент, кроме дежуривших там круглосуточно, двух солдат, были и сотрудники ГАИ кажись. Прибавили газку и вот уже бежим с ветерком под горку, к нескольким оставшимся домам бывшего поселка, под названием Станция Ванино.

     В то время на этом участке дороги решили провести ремонт. Даже не самой дороги, а кювет, что к горе примыкает. Который каждую зиму переполняется наледью и несмотря на отчаянные усилия дорожников, вода заливает проезжую часть, превращая ее в настоящий каток.

      Так вот, решили, видимо дренаж сделать, поэтом вдоль дороги насыпали кучи огромных каменных глыб, высотой с наш “дрексель”. С левой же стороны дороги, сразу начинается крутой обрыв, заканчивающийся внизу устьем реки Чистоводной.

      Зачем так подробно рассказываю? Да, для того, чтобы вы знали, что с этой дороги, в этом месте, ни в левую сторону, ни в правую, никак нельзя. Нет, конечно, можно, но скорей всего, это будет смертельно.

      Долго, это я сейчас  рассказываю, а тогда мы ехали быстро. Вот вижу, что в самом низу, ехавший впереди ЗИЛок, самосвал с квадратным кузовом, вдруг остановился посередь дороги, водитель вылез из кабины.

     Подобрал, валявшийся на дороге шприц, тот, которым шприцуют  солидолом тавотницы и стал его вертеть в руках, пробуя на пригодность. Вижу также, что нам навстречу, едет большой, красный автобус ЛАЗ, по-моему, он тогда рабочих с Коппинского жилмассива возил.

      Вижу, что обогнать, стоявший на дороге, самосвал, у меня времени уже не осталось, поэтому стал  тихонько притормаживать задним, ножным тормозом. Да, если по-честному, он один то и работал. Ручной, уже долгое время, неподвижным колом стоял. Сам тросик и его оболочка, посредством ржавчины, уже давно в одно целое превратились.

     Давлю на педаль тормоза сильнее, и вдруг она свободно проваливается вниз! Всё, кирдык! Тормозов нет, стоящий на дороге самосвал стремительно приближается. Едущий навстречу автобус, только-только сейчас поравняется с грузовиком, а это значит, что дороги нам никуда нет.

     Скажете, тормозов нет, так скоростью бы хоть тормозить начал. Так я это уже в первые секунды сделал, но мотоцикл, на первой передаче, стал двигаться разве что чуть медленнее, чем на третьей. По причине, достаточно изношенной поршневой, и самое главное, у меня в коляске сидел товарищ, весом более ста кило.

     О чем я думал в эти несколько секунд? Конечно же, надеялся, что автобус успеет разминуться со стоявшим самосвалом и даст мне возможность проскочить. Потому, как сворачивать влево-вправо, смерти подобно.

    И вот когда до самосвала осталось всего метра три,  я четко вдруг осознал, а это я запомнил очень хорошо, что пока мое переднее колесо врежется в заднее колесо грузовика, мои мозги уже будут размазаны, на этом грязном, заднем борту.

   Так жалко себя стало, с размазанными, на чужой машине, мозгами, что круто повернув руль влево, я пошел на таран, ни в чем неповинного, автобуса. Промелькнуло в сознании, что хоть борт автобуса тоже железный, но ровный и не такой страшный, как у самосвала.

   А он, бедненький, на момент моего тарана, уже, почти весь, вылез из-за самосвала, и удар пришелся где-то в районе его заднего колеса.

     Трах! И темнота. Боли вы никогда не почувствуете в такие моменты, сначала будет полная отключка сознания. Проверено на себе неоднократно.

    Сознание покинуло меня в тот раз, видимо,  на какие-то, несколько секунд, а вот очнувшись, я застал себя в весьма нелепой позе. Я не валялся на дороге, весь израненный и изломанный, я сидел на переднем колесе своего мотоцикла, причем лицом в обратную сторону и даже за руль держался при этом. Сорок лет минуло с той поры, но до сих пор не могу себе представить, какой же кульбит надо совершить, чтобы очутиться в этой позе.

      И первое, что мне бросилось сразу в глаза, так это мой пассажир, Анатолий Васильевич, выползающий из коляски… на руках! Да, именно на руках, а ног его я не вижу. Первая мысль пронеслась в моей, сильно стукнутой, головушке:

     - Ни хрена, себе! Неужто, ему ноги оторвало при ударе, а он ползет, и еще, бедненький, не знает, что их у него нет?

     Ну, слава богу! Его, просто-напросто, при ударе наполовину выбросило из коляски. А сейчас он выполз весь, вместе с ногами своими, похлопал  ладонями друг о дружку, стряхивая грязь и пыль, и как ни в чем не бывало:

       - А ты что не остановился сразу то? Ну, что, поехали дальше, что-ли?

      Но увидев, в каком состоянии мотоцикл, с загнутой, в обратную сторону, вилкой, что даже ось колеса лопнула, понял, что путешествие сие у нас на этом и закончилось.

      Вмятина в автобусе была приличной, но совсем не критичная. Всё же я угадал невзначай протаранить его не в жестяной бок, а как раз в заднее колесо.

     Оба шофера, увидев, что мы трезвые и пьяная езда тут не при чем, быстро нашли причину отсутствия тормозов. Банальная причина. Лопнула тяга тормоза, это та толстая проволока, как раз в Г-образном ее загибе, что засовывается и шплинтуется в саму педаль тормоза.

    Пообещав автобуснику, что я помогу выправить вмятину, если, конечно, позволит моё здоровье. А оно с каждой минутой становилось всё хуже и хуже.

      Дело в том, что у меня, на левой стороне руля, было прикреплено зеркало заднего вида, от предыдущего ВОСХОДА. Если кто помнит, оно крепилось при помощи мощной, толстой стойки из стали, и распорной втулки, что вставлялась в торец руля.

      Зеркало давно оборвалось, а вот этот мощный стояк так и оставался на руле, вроде бы и не мешал, даже за него можно было иногда и держаться при езде.

      Вот это крепление и сыграло злую шутку со мной тогда. Совершая свой непредсказуемый кульбит через руль, я напоролся на этот штырь и ни чем-нибудь, а своим пахом, как раз левой стороной, где и было это крепление.

    Боль я почувствовал сразу, хотя по запарке, мы успели еще с Анатолием, затолкать изуродованный мотоцикл во двор одного из домов на станции, снять аккумулятор и забраться в рейсовый автобус, чтобы доехать до дома.

     А уже дома начались настоящие “чудеса”. Видать, или я чего-то там сильно ударил, или перебил какой сосуд, но моя мошонка с левой стороны стала на глазах, увеличиваться в размерах своих. Менялся и цвет каждый день, от красного, до бордового, и даже до фиолетового. Через два дня, а это как раз были выходные дни, у меня было между ног, примерно то, что у доброго бычка болтается меж задних ног. Но у того-то болтается на радость, мне же, горемыке, на горе, луковое.

     Плачь, не плачь, а надо идти сдаваться. Конечно же, в поликлинику портовскую, на прием к Валерию Алексеевичу, что за хирурга прием вел.

     На его традиционный вопрос, на что  жалуюсь, и с чем пожаловал, я сказал ему, как и вам сейчас скажу:

       - Я сейчас сниму штаны, Валерий Алексеевич, и кое-что вам покажу. Только вы, не удивляйтесь и не смейтесь, пожалуйста, а отнеситесь к моей проблеме серьезно.

     Спускаю штаны и вижу, как меняется лицо хирурга. Нет, он и не думал смеяться, но удивления скрыть не мог, он только и мог сказать:

     - Ё – моё! И где это тебя, родной, так угораздило? И как же ты  мог, - он даже пальцем покачал моё теперешнее достоинство, - это донести сюда и оно не оторвалось?

      Рассказав ему всю мою эпопею, он сказал, что это самая настоящая гематома, вследствие сильного удара. Со временем она рассосется, прикладывай к этому месту, что-нибудь холодное и обязательно носи тугие плавки, во избежание чего-либо.

     И действительно, со временем, не слишком быстро, и правда, всё рассосалось, не осталось и малейшего следа от того случая. Но иногда, когда где-нибудь, я увижу быка, с его, болтающимся меж ног, хозяйством, я начинаю мучительно вспоминать, где же я, нечто подобное, когда-то давным-давно уже видел. Как вы догадались, это я вам сейчас так говорю, по прошествии, стольких лет, и с улыбкой. Тогда же было совсем не до смеха.

     Как опять же не вспомнить коронное изречение моего незабвенного тестя, Геннадия Марковича, - гроза прошла, крестьянин встал, и он же батрака ругает. Всю шкуру испортил.