Тайный код - Европа. Часть 2

Глава 4.  Финансы поют романсы

На следующее утро настроение у всех присутствующих в Замке было явно приподнятое: после большого секретного совещания ожидался богатый фуршет-междусобойчик для всех членов дружной дворцовой семьи. После обсуждения животрепещущей повестки дня, каждая семья имела право собраться в отдельно взятом зале для обсуждения личных партийных проблем, не отходя от богато сервированного стола с едой и напитками.
Но вначале было запланировано обсудить общие проблемы издерганной последними финансовыми, политическими и этическими неприятностями Германики. На повестке дня сегодняшней встречи стоял один вопрос:
«Беженцы – будущие воины, санитары или однозначные нахлебники Германики?»
Вопрос был жирный, критический и многозначный, поэтому к нему прилагались многочисленные выступления и дебаты. Предполагалось заслушать мнения министра финансов, обороны, а также других представителей озабоченной власти.
Ровно в девять часов прозвучали громкие звуки охотничьей трубы, созывающей сбор. Огромные двойные двери, похожие на ворота в Рай, стали медленно распахиваться, чтобы допустить жителей Замка к их прямым и кривым обязанностям. Прикрытые властью, под которой не было даже нижнего белья, ее представители зашли в светлый зал и стали рассаживаться за овальным, во весь зал, столом. Овального кабинета не нашлось, зато стол пригодился, как пример подражания Старшему Брату.
Первая тяжеловатым разбегом занесла тело в зал Катя Винегрет и уселась по правую руку от высокого трона Эрики Казер. Она совсем недавно возглавила министерство обороны, работу которого успела развалить ее предшественница, врач-гинеколог, и чувствовала себя не очень уверенно. К левой стороне трона живо подскочил Удо Фоллерханд, зажимая под мышкой портфель министра финансов. За первыми ласточками гуськом шагали министр иностранных дел Михаэль Бильдхауэр и Себерт Пауль Доминик Габриман, председатель одной из ведущих партий, которого все дружески называли СПД. За ними переваливался утиной походкой Клаус Лафет, соратник канцлера и председатель самой крупной деревни Германики, NRW, заодно почетный президент клуба дворовых собак и активный собиратель открыток с изображением швейной машинки Зингер.
Пока подтягивались остальные действующие лица средней руки политического шоу, свои стулья успели занять красавица Сара Банрехт, одетая в ярко-красное декольтированное платье и Петра Вааль, которая не так давно переступила порог Замка и пришла на собрание со своим стулом. Рядом с ними заняли место их коллеги, Доган Грюн и Барби Вальтер. Они уселись на один табурет, сделанный специально для них. Оба были строго одеты в цвет партии – в пятьдесят оттенков зеленого.
Через десять минут все сидели на своих местах. Эрика Казер оглядела собравшихся, придвинула поближе к себе микрофон, сложила ладошки сердечком в районе пупка и заговорила.
– Тему нашего собрания знают все. Программа и тезисы также у всех на руках. Сегодня длинных речей не будет. Будут короткие отчеты и предложения по оптимизации обстановки. От себя лично прошу говорить побольше положительного. Мне нужна ваша поддержка, а не критика. Критиковать будете своих жен и мужей дома на кухне.
Итак, первым отчет предоставит министр финансов, за ним предложения президента, министра обороны и дальше по программе собрания. Читать все умеют. Вопросы и дополнения к каждому докладчику после выступления.
Казер поджала тонкие губы и положила ладошки, сложенные сердечком, себе на грудь.
Автор иронично хмыкнула, поправила мягкую подушку, закинула руки за голову и стала внимательно слушать дальше.
Министр финансов Удо Фоллерханд раскрыл лежащую перед ним папочку, по привычке прикрыл от посторонних глаз пароль текста ладошкой, и начал говорить, поглядывая время от времени на записи.
– Как вы знаете, дамы и господа, еще год назад мы могли предложить беженцам хорошую помощь. Каждый из них, пересекая границу Германики, получал сразу же единовременное пособие в размере около трех тысяч евро. К этому добавлялась отдельная, полностью меблированная квартира и ежемесячное пособие от четырехсот до восьмисот евро, смотря по количеству детей. Жены в семьях многоженцев считались отдельно. Пособия на каждую их них перечислялись тоже отдельно. Налогоплательщики брали на себя расходы по оплате мигрантам жилья и коммунальных услуг, оплате один раз зимней, один раз летней одежды, включая межсезонное нижнее белье, услуг любого врача, включая стоматолога, бесплатные операции и нахождение в больницах на любой срок, услуги переводчиков, а также все языковые и интеграционные курсы на срок, пока человек не научится говорить и писать по-немецки, а также понимать и уважать немецкие законы и традиции. По моим скромным подсчетам, на два следующих поколения...
Ироничная улыбка Автора сползла вниз вчерашним киселем. Она покрылась холодным потом, вздрогнула, натянула повыше одеяло на голову и постаралась заснуть, чтобы не слышать, как деньги налогоплательщиков и будущее Германики выбрасываются в окно. Денег жалко. И себя тоже. Про следующее поколение коренного населения Германики думать было больно – а выживет ли оно, если будет работать только на мигрантов?
– С социальными выплатами народ нас, может быть, и поймет, но как беженцы будут обучаться немецкому языку, если большинство из них на родном языке ни читать, ни писать не умеют? У многих из них досоциальный уровень развития, они даже букв не видели и не знают, для чего они нужны, – смело и громко высказалась с места Сара Банрехт. – Больше половины приезжающих к нам – неграмотные люди в нескольких поколениях и это печально. А теперь посмотрите на нашу статистику. В Германике официально четыре процента населения полностью безграмотны и еще четырнадцать процентов полуграмотных. Понятно, что на весь свет не угодишь. Но скажите ясно и четко: зачем нужно приглашать столько безграмотных и нищих людей в страну? Своих разве не хватает? Не лучше ли перенять опыт Австралии или Канады, когда они приглашают людей со знанием языков, с образованием и профессией?
После этих слов в зале раздался шум, напоминающий нашествие мышей на подвал с запасом сухого отборного зерна.
– Не перебивать! – Раздался грозный окрик Казер. Она скосила глазами в сторону и тихонько буркнула мимо микрофона:
– До седых волос дожила, а ума не нажила.
Помолчав, канцлер громко добавила:
– Все вопросы, замечания и чистка носов после доклада.
Многие за овальным столом втянули головы в плечи. Шеф остается шефом, даже если он женщина.
Министр-докладчик распрямил печальную спину, хрустнул пальцами и продолжил:
– Все перечисленные мной события произошли, дорогие коллеги, год назад. Пусть наши гости и полуграмотные, зато не полные дураки. Они обзвонили своих друзей, родственников, знакомых и даже полузнакомых по всему миру, и рассказали им, что в Германике все и всем раздают бесплатно. После их информационного вброса на наших границах стало неспокойно. Моему финансовому ведомству за прошлый год пришлось вместо запланированных пяти миллиардов, оплатить счета более, чем на двадцать миллиардов. Даже для меня, опытного финансиста, горько признать, что эту огромную цифру придется списывать на более, чем сомнительную инвестицию. Я вот тут подсчитал – на мигрантов мы тратим в год пятнадцать процентов бюджета Германики, а он у нас самый большой в Европе. Мне, как министру финансов, проще удавиться, чем выкидывать столько денег на ветер. И я очень рад, что вы поддержали меня, вынули из петли. С каждым годом мы принимает все больший бюджет, и хотя цифра трат на мигрантов остается неизменной, зато процент снизился с пятнадцати до четырнадцати целых и восемь десятых. Пусть небольшой, но прогресс. Две десятых процента.
Так, с цифрами разобрались. Мне не свойственно по статусу, но позволю себе немного лирики. После официального приглашения всех беженцев, нас захлестнула волна любви к нашему канцлеру, Эрике Казер. Каждый обездоленный после ее личного приглашения хочет если уж не дотронуться до нее, то хоть постоять рядом и сфотографироваться на память. Все это хорошие и положительные инициативы, но нужно критически посмотреть на последствия такого необдуманного шага...
– Я просила никого тут не критиковать! Учите свою жену дома клецки варить! – Казер нахмурила выщипанные брови и про себя усмехнулась: цитата Президента России тут пришлась кстати. Борщ она, правда, заменила клецками, но в общем и целом фраза произвела нужное впечатление.
– Хорошо, никакой критики, только факты. Нам приходится в некоторых случаях выселять немецких жителей, чтобы освободить их квартиры для беженцев. У наших жителей есть по всей стране родственники, друзья, знакомые, а у мигрантов нет никого, кроме правительства Германики и мы стоим на страже их интересов, чтобы не упасть лицом в грязь перед передовой либеральной общественностью мира. Мы выделяем большие безвозмездные ссуды всем, кто быстро подсуетится, на строительство временного жилья для мигрантов. Жилье это, всем понятно, потом никак не будет использоваться. Это значит – деньги на ветер, вернее, в чьи-то теплые карманы. Но это наши и карманы наших родственников и друзей, поэтому не будем останавливаться на этом вопросе.
Незаметно подползла к нашим модным ботинкам другая финансовая проблема. На фоне обеспечения социальными благами мигрантов оказалось, что у нас в Германике стабильно растет число нуждающихся местных жителей. Цифра не очень оптимистичная: двенадцать миллионов, из них два с половиной миллиона детей. Эти люди живут на границе нищеты. У нас, конечно, есть деньги обеспечить всех прибывающих беженцев, но на своих жителей денег не хватает все больше. Люди живут в ветхих или аварийных домах, не могут доплачивать за необходимые лекарства. Я уже не говорю о том, что они не знают, что такое отпуск. Дети в этих семьях недоедают, часто болеют, вырастают слабыми и забитыми. Вот такой парадокс. Решайте, кому будем помогать в первую очередь. Мое дело – платить туда, куда укажет власть.
У автора заныло сердце. Как можно забыть о своих детях? Два с половиной миллиона нуждающихся детей Германики. Ведь это половина Дании, половина Норвегии, половина Финляндии или больше, чем все население Латвии. Нищая детская страна в сердце богатой Германики.
Дети – будущее любой семьи, любой страны. Ее инженеры, врачи, воспитатели, строители. Как можно ТАК преступно разбрасываться людскими ресурсами? Дети – это настоящее богатство страны! Как можно ТАК безответственно относиться к собственному будущему?
– Платить будем в первую очередь беженцам. Мохаммедов и Ахметов будем лечить бесплатно, а Шмидты и Мюллеры должны сами себе на зубы и операции зарабатывать. Не могут сами – пусть беззубые ходят, а болячки себе в карман складывают. Я пригласила беженцев, а значит, будем вместе их расходы оплачивать, – голос Казер был непререкаем.
– Зачем пригласили? – раздался негромкий голос из-за стола.
– Кто спросил такую глупость? Раз пригласила, значит так надо: кашу маслом не испортишь. А для глупых, сидящих в этом зале, объясняю еще раз. Беженцы нам нужны, чтобы во-первых, занять пустующие рабочие места, а во-вторых, в случае войны с Россией у нас есть готовые солдаты.
От неожиданности автор упала с кровати, на которой дремала, резко проснулась и подумала: «Ну, на наш век дураков хватит: дурень думкой богатеет!»
По залу прошел шелест непонимания. Мыши опять прокрались в сарай с зерном и зашуршали там с удвоенной силой. Тут же за овальным столом возник шум: тихонько полилась в стаканы водичка, соки и даже вино – чтобы успокоить нервы и запить сухой наэлектризованный воздух.
Одетый в пятьдесят оттенков зеленого, представитель партии Доган прокашлялся и сказал в микрофон:
– У меня два важных вопроса. Первый: каким образом неграмотные люди, которые никогда не работали, не знают нашего языка, наших порядков, уклада и культуры, смогут найти квалифицированную работу? У нас и так больше трех миллионов официальных безработных. А сколько неофициально ищут работу или работают на минимальную зарплату в четыреста пятьдесят евро и не считаются безработными? До десяти миллионов, не меньше. У нас, следовательно, достает своих неквалифицированных кадров, которые знают язык, чтут традиции, имеют жилье, не имеют ножей в карманах и соблюдают общественный порядок. И второй вопрос – кто на кого собирается нападать: Россия на нас или, как обычно, мы на нее?
От таких нахальных вопросов зал вздохнул и не выдохнул. Неприятно запахло вспотевшей совестью.
– Ты сам-то не из Турции ли приехал? – губы Эрики Казер искривились в усмешке. – Вот как ты научился работать, так и они научатся. Наверняка не тупее баранов. А насчет войны – просто мера безопасности. На всякий случай. Умные политики должны смотреть на три хода вперед. А я умная.
И моя корона мне не давит! 
Так, дискуссию заканчиваем, если у кого есть короткие вопросы, задавайте докладчику.
Доган Грюн нервно застучал пальцами по коленке и забормотал:
– У меня родители оба с высшим образованием, я сам здесь родился и закончил университет, разговариваю на трех языках – как можно меня сравнивать с приезжими? В растрепанных чувствах он не заметил, что нервно стучит не по своей, а по мягкой и приятной коленке соседки Барби, обтянутой зелеными тонкими колготками... Чтобы загладить негативный отклик, оставшийся у коллег от его вопросов, он опять поднял руку, резво вскочил с места и тут же заговорил:
– Критику канцлера принимаю. Ее политику в отношении беженцев одобряю. От своей партии вношу на рассмотрение следующее предложение: второй куплет гимна Германики петь на турецком, третий – на арабском языке. Насчет припева вынесем вопрос на общее обсуждение.
Он сел и гордым взглядом окинул собравшихся. Под его зеленым пиджаком билось гордое османское сердце. Собравшиеся молчали. Быстро переварить предложение по изменению гимна не получалось. Ждали, что скажут на самом верху. Без направляющей и указующей руки – только в пропасть.
Повестка для должна быть соблюдена. К микрофону приблизила дрожащие губы Элли Швах. Она работала заместителем у новоиспеченного шефа Клауса Лафета и волновалась без меры. Это он доверил сделать ей доклад, потому что за два дня не успел войти в курс дела. Элли одернула черный пиджак в белую полоску, надетый на бирюзовую блузку в красную горошину, потрогала модные стеклянные бусы на шее и сказала:
– У меня вопрос к докладчику. Мои коллеги из Трира сообщили при нашем последнем разговоре о неординарном случае. Беженцы, которых они временно поселили в приют, по непонятным причинам сорок раз за ночь нажимали кнопки срочных вызовов. И сорок раз туда приезжали полицейские и пожарные машины. Чиновники, отвечающие за порядок, предположили, что беженцам просто нравится играть: нажал – приехали машины с мигалками, хоть какое-то развлечение. Даже взрослым весело, не то, что детям. И, главное, за такие игры никто никого не наказывает. Немецкие граждане заплатили бы за хулиганские вызовы более тридцати тысяч евро, но у беженцев таких денег нет. А желание хулиганить есть. В нашей NRW-деревне тоже было несколько таких случаев и мы боимся их повторений. А они наверняка еще будут. На моем столе копятся счета от  пустых вызовов медиков и пожарных. Кто их будет оплачивать и что нам делать?
– Что делать? Вы не в России, чтобы задавать такие философские вопросы. Еще спросите: кто виноват… Лично у меня ответов нет. Будьте, в конце концов, более самостоятельными. Займитесь практикой и проводите подробнейшую разъяснительную работу. Счета оплачивайте сами, у нас денег нет на такие мелочи. Включайте наконец свою фантазию. Возьмите тех, кто получает социальное пособие, вот пусть они и проводят с беженцами бесплатные лекции по безопасности. И ведите учет – если после этих лекций будут случаи липовых вызовов, значит работа проведена плохо и придется лекторам урезать социальное пособие. Только так.
Эрика Казер передвинула сцепленные сердечком руки под грудь и подняла ее повыше. Элли Швах отвела глаза в сторону и продолжила:
– Я хотела сказать, что мы делаем много положительного в нашей самой большой деревне Германики. Мы сумели привить практически всем женщинам и девушкам любовь к джинсам. Эта любовь хорошо вписывается в сегодняшний тренд, ведь мусульманские мужчины не привыкли видеть голые женские ноги. Мы пошли дальше и хотим заменить наименования населенных пунктов, где почти все женское население ходит в брюках, на актуальные. Ну, например, это будут Jeans-хаузен, Jeans-хайм, Jeans-таль, Jeans-дорф, Jeans-мунд и так далее. Этим дружественным жестом мы поддержим экономику дружественной нам Америки пропагандой моды ковбоев, то есть пастухов.
А с безработными мы и так строго работаем. Женщинам до тридцати пяти лет, получающим социальную помощь, мы даем два предложения поработать жрицей любви с беженцами и если она отказывается, грозим лишить ее пособия. Многие женщины более старшего возраста стесняются молодых мужчин, но некоторые охотно идут на контакт.
Мы также обращаем пристальное внимание мигрантов на проведение в Германике гей-парадов. Проводится большая разъяснительная работа в том плане, что мужчины и женщины у нас абсолютно равны. В том числе в сексе. Мигранты нашего полового равноправия пока не принимают. Практически все они мусульманской религии и к однополой любви относятся не достаточно толерантно...
Слово тут же перехватил президент Германики. Серьезно и проникновенно, как подобает бывшему пастору, он возвестил:
– Остановлюсь на затронутой коллегой теме. Хочу собравшимся привести положительный пример инициативы пастора Вагнера, который я уже включил во второй том моих сказочных рекомендаций. Так вот, пастор подчеркивает в своих проповедях, что проституция – официально признанная профессия в Германике. И даже самый большой бордель Европы находится у нас в стране, чем можно только гордиться. Беженец получает у нас бесплатную медицинскую помощь, так почему мы не можем предложить ему не менее важную помощь – сексуальную?
Бесплатно.
Я с этим предложением совершенно согласен, ведь семьдесят процентов беженцев – молодые горячие мужчины. Все они пока не могут жениться на немецких женщинах, как им активно советуют делать наши консультанты, так почему бы им не посещать бесплатно наши бордели? В этом случае мы сможем открыть новые пункты по приему сексуально озабоченных мужчин, обеспечить рабочие места тысячам женщин, сидящим на социале. Из-за конкуренции снизятся цены на услуги и увеличится пропускная способность этих оздоровительных для мужчин учреждений.
Нужно при этом учитывать количество несчастных случаев с некачественными презервативами, от которых появляются дети. Таким образом мы сможем решить и демографическую проблему. Конечно, у нас появится множество детей, которые родителям не нужны. Это будут новорожденные для вновь открывающихся приютов, но зато статистика покажет черные, а не красные цифры в демографических отчетах.
Черные, как наши мысли и дела.
Вот на таких положительных примерах мы должны воспитывать наш народ. Тех из них, кому не очень нравится соседство с чужестранцами.
Так вот где собака зарыта...
Автора затошнило от вида длинной очереди в бордель, от вида несчастных, брошенных, никому не нужных детей, и она хлопнулась в обморок. Последние ее мысли были: «Братья Гримм побледнели бы от таких немецких сказочек... Ну, среди слепых и одноглазый заика – король».

Глава 5.  Беженцам – лучшее

Последние слова президента-сказочника потонули в возгласах, раздающихся со всех сторон большого стола. Кругом летели длинные мужские слюни и каждый хотел высказать свою точку зрения. Что-то опровергнуть, подтвердить, задать вопрос или добавить новую информацию. Женщины хотели поддержать инициативу президента, но мужчины особенно волновались и не давали им слова – тема явно и откровенно задела их личные интересы.
– Тишина в зале! – раздался громкий голос канцлера Эрики Казер. – Выступать будем по очереди, а то такими темпами до второго пришествия беженцев не разберемся. По сексуальному обслуживанию наших званых гостей мы соберем отдельное совещание, так как интерес к этой теме, как я вижу, весьма обширный.
Сегодня у нас запланировано выступление гостя – представителя Кёльна. Ей тоже есть что сказать по поводу сексуального обслуживания мигрантов. Но это чуть позднее, а сейчас слово Отто Меерхайму, хозяину Баварики. У них сегодня самые горячие проблемы. Пожалуйста.
Высокий, крепкий и все еще симпатичный мужчина встал со своего места. С высоты осмотрел всех сидящих за столом критическим взглядом, молча постоял с минуту. С лица не сходила знаменитая на всю Германику добрая, ласковая усмешка. Подержав достаточно зал в напряжении, он сел и придвинул к себе микрофон.
– Наша баварикская деревня находится сегодня в самом бедственном положении. Неконтролируемые толпы беженцев пересекают с утра до вечера нашу границу. Честно говоря, сегодня у нас даже бесы и любая нечистая сила имеют все основания получить статус беженцев. Поток становится неуправляемым.
Мы должны что-то срочно предпринять и остановить людей. Баварика захлебывается в мусоре, нечистотах, антисанитарии, денег правительство выделяет недостаточно. Нам приходится, как и всей Германике, сильно урезать социальные программы. Для помощи обслуживания беженцев мы привлекаем волонтеров и получающих социальное пособие, но их намного меньше, чем прибывающих. Волна миграции, которую мы назвали арабская весна медленно, но верно превращается в европейскую осень. И если не прекратится эта неуправляемая политика, мы выходим из коалиции и подаем в суд на канцлера. Вот такие мы смелые.
Зал дружно и громко выдохнул удивление.
– В суд? Давай попробуй. А не помнишь, как быстро вылетел со своего места бывший министр обороны Пауль цу Штарк? Вздумал мне свои планы по модернизации армии навязать. Молодой, красивый, умный, да для меня слишком сильный конкурент. Во всей Германике для него места не нашлось, пришлось ему за границей счастья искать. Так что подумай о своей политической карьере, прежде чем в сторону суда смотреть.
А мне моя корона не давит!
С председательского места на зал опрокинулась волна мощной энергии. Она накрыла плотным шлейфом всех сидящих за столом и придавила их грустные плечи вниз. Казер мысленно усмехнулась, переложила сложенные сердечком ладошки ближе к шее. Меерхайм все еще пытался улыбаться, но уголки его губ отвисли вниз, как будто он прожевал лимон.
– Да я что? Ничего. Высказываю мнение моего народа и моих однопартийцев. Они мне дали наказ, я его выполняю. А вообще могу сказать только положительное и без критики. Мы в Баварике помогаем беженцам больше всех. Как можем, и как не можем.
Наши повара стали готовить блюда без жира и свинины, потому что мусульмане нашу обычную еду принимать отказываются. Пришлось долго перестраивать систему питания, закупать другие продукты, готовить по новым рецептам, но мы справились.
Наш телевизионный канал, к примеру, выпускает специальные передачи с просьбой проявлять терпение и понимание к людям. Беженцы, они ведь как дети, даже не знают, что такое туалеты. В нашей лучшей типографии мы отпечатали специальные брошюры, где призываем наш народ не кричать на них, если те писают и какают в песочницы, в бассейны, в парках у скамеечек. У них так на родине принято: сходил – зарой в песочек за собой, чтобы не пахло, сходил – подмойся водой, туалетной бумаги-то они в жизни не видели. Разве плохо мы делаем? Не надо нас ругать. Лучше поддержите. Предложите, как лучше.
И тут началось!
Со всех сторон потянулись руки, чтобы рассказать о какой-нибудь хорошей инициативе своей родной деревни.
– У нас в школьных столовых запретили подавать детям свиные сосиски и колбасу!
– А мы запретили их продавать во всех кафе быстрой еды и государственных учреждениях!
– Мы запретили детям из дома приносить бутерброды с колбасой – пусть лучше голодными останутся, чем приезжих мусульман дразнить свининой!
– В наших католических школах отменили уроки христианской религии, чтобы не обижать чувства приезжих!
– Мы пошли еще дальше и сняли со стен все распятия! Кресты сегодня не актуальны!
– У нас две особо продвинутые феминистки гордятся тем, что их изнасиловали беженцы и призывают женщин не бояться насилия: беженцы – #онижедети#.
– В нашей деревне мы заменили понятие рождественские каникулы на зимние свободные дни в школе – очень мило получилось!
– А в наших школах мы разрешили мусульманам на уроки плавания не приходить, чтобы они не видели чужие голые ноги.
– Мы в своей деревне идем навстречу нашим мусульманам и разрешаем им купаться в одежде!
– В нашей деревне мы разослали во все крупные фирмы и банки рекомендации, во время мусульманского праздника Рамадан всем сотрудникам из солидарности не есть и не пить, чтобы поддержать мусульман!
А у нас... а мы... где еще... вот так ....
Автор слушала разноголосые выкрики и думала: «Кто же здесь глупее – она или все собрание? Демографы пугают, что к 2030 году, по самым скромным подсчетам, более десяти процентов жителей Западной Европы будут официально исповедовать ислам. Про неофициальные цифры стараются даже не упоминать. Но вместо того, чтобы защитить себя от чужой религии и культуры, христианская правящая верхушка Европы добровольно отдает себя на заклание.
ЗАЧЕМ?
Что это, как не глупость? А может, не глупость?
Не надо в данном случае ставить заезженную пластинку про толерантность к страданиям мигрантов. Толерантность – не бомбить города, если не нравится нос президента другой страны. Уважать суверенность любой страны. Уважать право людей на собственную жизнь, отличную от так называемых западных демократических ценностей.
Как жаль, что голову нельзя заменить желудком. Желудок умнее, потому что он может тошнить. Голова же должна переваривать любую отраву. Как долго, чтобы в итоге не сойти с ума?»
Наконец возгласы постепенно затихли. Положительные примеры по интеграции чужой культуры в европейскую исчезли.
Надолго ли?
Эрика Казер постучала ладошкой по столу, чтобы заглушить последние вскрики, кашлянула и гордо сказала:
– Все ваши начинания, мои дамы и господа, замечательны и хорошо укладываются в политику моего кабинета. Но хочу с вами поделиться последним know-how, о котором вы пока не слышали.
Итак, мы учли арабский опыт по ассимиляции христианских народов Северной Африки, Ближнего Востока, Египта, Закавказья, Средней Азии в ислам, а также положительный опыт европейской инквизиции. Мы учитывали, естественным образом, только мирный, а не насильственный или, упаси боже, кровавый путь. Руководствуясь демократическими принципами свобод нашего государства, мы предлагаем облегчить мусульманским беженцам переход в нашу христианскую религию.
Добровольный переход!
Хочу сразу сказать, что переход в нашу веру не гарантирует им автоматического получения статуса беженца, но в церкви полагают, что многие все же испробуют этот путь. Маленький шанс не повредит никому. Власть обязательно рассмотрит религию получателя статуса беженца, как положительную. Этот вариант ассимиляции беженцев в нашу Германику опробуют сегодня церкви и докладывают нам о больших успехах...
Эрика Казер гордо оглядела собравшихся. Встретившись взглядом с Петрой Вааль, она фыркнула и набулькала воды в стакан, чтобы запить горечь от неприятного взгляда.
У автора от откровенного цинизма услышанного пропал дар речи и она подумала: «Теперь понятно, кому, оказывается, нужен поток беженцев. Ватикан и приходы потирают от удовольствия руки, получая без всяких усилий с их стороны сотни тысяч новых прихожан. Только вот примут ли люди христианскую религию к искренно к сердцу, или нацепят на шею крестик ради нужной бумажки для получения пособия на всю оставшуюся жизнь? Лично я очень сомневаюсь в искренности такого деяния...»
С противоположной от канцлера стороны потянулся к микрофону СПД Габриман. Он откинул небрежным жестом черную челку, промокнул потный лоб огромным клетчатым платком и сказал:
– Все это, дамы и господа, замечательно. Очень хорошо, что мы стараемся помочь людям, бегущим от войн, в которых мы сами виноваты...
После этих слов по залу прокатилась волна недовольства. Практически все присутствующие нечленораздельно замычали и застучали костяшками пальцев по столу. СПД поднял обе руки и попросил жестом слушать его дальше. Зал опять притих.
– Я абсолютно уверен, что если в ближайшее время мы не сможем взять под контроль ситуацию с беженцами, то через пару лет на улицах Берлина и Парижа их коренные жители будут встречать цветами и криками восторга не своих политиков, а русские танки, которые придут освобождать Европу от османского ига...
Последние слова ему пришлось прокричать, потому что в зале поднялся невообразимый шум. Собравшиеся топали, свистели, орали – кто что умел. Охрана, стоящая за дверью, тут же ворвалась внутрь и окружила овальный стол. Они подумали, что шум устроили незаметно прокравшиеся на заседание террористы. Внимательно оглядев знакомые лица и не увидев посторонних, охрана опять скрылась за дверью. За прослушку деловых разговоров им деньги не платили – этим занимались другие профессиональные службы.
После того, как все успокоились, Габриман сказал примирительным тоном:
– Нельзя же так остро реагировать на слова, тем более, что я еще не договорил. Я не зря тут русских упомянул. Брюссель наложил на многих из них персональные санкции, а также составил список невъездных чиновников и бизнесменов в Европу. От русских можно всего ожидать, поэтому нам нужно составить письмо и уточнить в Европарламенте, запретили они санкциями русским в Европу просто въезжать, или на танках можно? Это очень важный пункт. Нужно всегда думать на два шага вперед, а в данном случае так вообще начать строить отношения с новой страницы. У меня пока все, но про русских на танках мы еще поговорим.
Сказочный президент поднял на Габримана честные глаза и спросил:
– При чем тут русские, когда мы обсуждаем вопрос с беженцами? Впрочем, один положительный момент я все же увидел, – Вилли Гауф хитро улыбнулся: – чтобы отвлечь наш народ от дурных мыслей и внутренних проблем, мы можем свалить проблему беженцев тоже на Россию. Как только президент Русин начал помогать сирийцам, как к нам сразу повалили мигранты из Афганистана, Африки, Пакистана, Ирака, Марокко. Почуяли, где в тишине отсидеться можно. Они даже и не очень мигранты. Многие из них воевали на стороне террористов. Осуждать людей за это нельзя: рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Будем и дальше врать, что все беженцы – мирные сирийцы, иначе народ нас не поймет. Никому не захочется кормить экономических беженцев, а тем более бывших террористов, которые валят к нам за пособиями. А нам деваться некуда, приходится брать всех – и правых, и левых.
Да, вовремя поднят вопрос о мировом агрессоре. Выпустить пар в стране можно верным способом – четко обозначить внешнего врага и перенаправить негативную энергию масс туда. С тех пор, как стоит Европа, у нее один враг – Россия, она же и признанный агрессор. Вечно нам грозит, но по своей очень хитрой тактике ведения боя никогда не нападает первой – в этом заключается ее многомудрая агрессия. Ну все, врага, как обычно, нашли. В этом тоже свой положительный момент. Народу не надо теперь к другому агрессору привыкать – Россию знают все.
Наша помощь беженцам настолько большая и щедрая, что на Германику сегодня направлены до восьмидесяти процентов европейских запасов ненависти. Другим странам завидно, что у них таких ресурсов, как у нас и хотели бы в бессильной злобе отправить к нам вообще всех беженцев. Нам нужно себя от этой зависти защитить! Германика, в конце концов, не резиновый презерватив!
– Ненависть ненавистью, а внутренние проблемы нужно решать незамедлительно, – возмутился всегда спокойный министр иностранных дел Михаил Бильдхауэр. – Госпожа Казер, на западной границе Германики скопились сотни беженцев и их количество  увеличивается с каждым часом. Это же гуманитарная катастрофа для нашего Замка и всего населения!
– Прибывают сирийцы? Пропускать без вопросов!
– Нет! Убывают образованные и квалифицированные граждане нашей страны. Они просят их выпустить! Наши коллеги из Франции сообщают, что они за год недосчитались десяти тысяч миллионеров – те эмигрировали из страны от страха за свою безопасность и даже жизнь. Цифр миграции обычных образованных французов в другие страны у нас нет, но предполагаем не менее ста тысяч в год. Теперь эта эпидемия добралась до нас!
От удивления Эрика Казер опустила сложенные сердечком руки ниже пупка и задумалась. Такого предательства от своего народа она не ожидала. «Так-так», забормотала она. Все присутствующие задержали дыхание и молча уставились каждый на свой микрофон. Все боялись ответственности. За что – никто пока не знал, но все равно боялись. На всякий случай.
Наконец канцлер открыла рот:
– Пиночет сказал как-то мудрые слова: Сегодня все страны могут быть разделены на два класса. Страны, где правительство боится людей, и страны, где люди боятся правительства. Так вот, мы сумели выстроить второй вариант отношения с народом. Мы построили такую сильную демократию, при которой блохам по воскресеньям разрешается кусать гриву льва. Но мы не позволим нашим блохам... э-э, я имела в виду нашему народу, прыгать выше своей и тем более нашей головы.
С этой минуты Германика будет жить по принципу: каждый немец должен посадить дерево, вырастить своего или чужого сына и построить дом для беженцев. И только потом он может эмигрировать из страны. Все. Дискуссия закончена. Всех в страну впускать и никого не выпускать! Переходим к другой подтеме.
«Я уже поглупела, или еще могу соображать? – думала печально автор. – Как же хорошо сказал незабвенный Альфред Нобель после изобретения динамита: ‚Любая демократия приводит к диктатуре подонков‘.
Так и есть... Так ура демократии или ну ее к черту?»

Глава 6.  Привет из Кельна

Через пять минут обморочной тишины в зал вошла гостья собрания – глава города Кельн, Андреа Поп. Так как она была из самой большой, но одной из самых бедных деревень, то немного смущалась. Она поправила нервным жестом загипсованную руку, потрогала заклееный пластырем лоб и уселась на предложенный стул. Глава Кельна только что выписалась из больницы после неудачного выхода из машины на ровный асфальт. Госпожу Поп пригласили на собрание с просьбой рассказать о праздновании Нового года. И о нагремевших на весь мир несчастных случаях с немецкими женщинами.
– Я не хотела при всем мире полоскать наше грязное белье, но кто же знал, что у одной из общупанных мадам окажется знакомый журналист...
Андреа Поп поднесла здоровой рукой платок к сухим глазам и вытерла виртуальную слезу, которая не успела возникнуть в реальности.
– Вы все знаете, что 31 декабря кельнцы по традиции собрались на соборной площади, чтобы встретить наступающий новый год. Все было замечательно, празднично и весело. До тех пор, пока спустя несколько дней мне не позвонил начальник полиции и не сообщил о статье в газете о сексуальных домогательствах со стороны мигрантов. Оказывается, акция мигрантов была заранее спланирована, чтобы всем желающим в одном месте удовлетворить сексуальные аппетиты, и заодно весело встретить новый год. Мужчины организовывали на местах группы человек по десять, загоняли жертву в круг, щупали со всех сторон, а некоторых насиловали прямо в круге. Криков жертвы слышно не было из-за фейерверка и праздничных голосов встречающих новый год. Люди, пытающиеся вступиться за девушек, отгонялись ножами. Ни одного полицейского на площади не было – они встречали новый год в теплом помещении полицейского участка.
Лично я считаю, что девушки сами виноваты в том, что мужчины залезали им под нижнее белье, щупали сись... простите, грудь, лазали немытыми руками в трусы и пытались изнасиловать. Слава богу, изнасиловали не всех, кого хотели, только некоторых. Мужчинам никто не дал отпор, а надо было хотя бы сильнее размахивать руками, тогда никто не смог бы даже приблизиться на расстояние их вытянутых рук...
Слушатели несколько опешили от предложенного способа защиты.
– Вы хотите сказать, что вашим девушкам надо было перевоплотиться в бога Шиву с шестью руками, опутать себя с ног до головы змеями и пугать прохожих своим видом? – раздался наглый вопрос.
– При чем тут какие-то многорукие боги? Вот ко мне никто почему-то не лезет под юбку.
Хм, действительно – почему? Странно. За всю жизнь не было ни разу такого случая. Жаль, конечно, а то я могла бы сама прочувствовать ситуацию. Я бы так размахнулась руками...
– Так вас же с детства шофер возит. Сначала в садик возил, потом в институт, сейчас на работу, – хихикнул кто-то из зала.
Президент строго постучал по столу ладошкой, призывая к тишине. Тема была серьезная и требовала внимания.
– Ну, в общем, мы с этим делом почти разобрались. Нас, кельнскую власть, поддержали либеральные мировые информационные агентства и обозначили случившееся, как умеренные изнасилования. Это значит изнасилования без далеко идущих последствий: не выявлено ни одного случая заражения сифилисом, Эболой, тифом или лобковыми вшами. Начальник полиции за то, что допустил утечку информации, уволен.
Что еще?
Мы разработали памятки для кельнских женщин во избежание повторения подобных инцидентов. Так как брошюра весит более двух килограммов, у меня нет возможности устраивать перед уважаемым собранием публичные чтения. Поэтому приведу некоторые выдержки оттуда.
Итак, чтобы мужчины-мигранты не нападали, нужно:
- прятать как можно больше частей тела под одеждой;
- если не хотите носить хиджаб, то необходимо закрывать лицо и обматывать себя поверх брюк тканью, наподобие сари;
- не ходить по улицам одной;
- для собственной безопасности носить брюки с ремнями и помочами одновременно;
- трусы желательно покупать на пять размеров больше и привязывать к шее, вроде поясов верности;
- вместо кошельков и телефонов носить с собой запас презервативов любых цветов и размеров;
- в общественном транспорте ездить с сопровождающими;
- не пользоваться парфюмерией и косметикой;
- мыться лучше раз в месяц или реже;
- желающие могут брить лицо, чтобы выросла борода или усы – беженцы на мужчин пока не нападают;
- но если изнасилование все же неизбежно, попытаться расслабиться и получить хоть немного удовольствия.
Мы думаем, что такой закрытый вид оттолкнет от девушек не только любого местного мужчину, но и беженцев. Кстати, всем пора начинать учить арабские наречия и африканские языки. Как минимум от четырех до шести новых языков нужно выучить, чтобы понять речь потенциальных насильников. Пока насильник будет раздевать жертву, она сможет ему на его родном языке объяснить, что изнасилование и кража в немецком обществе не приветствуются.
Вот, собственно, все.
Да, и напоследок позвольте привести слова нашего великого соотечественника Карла Маркса. Своими словами он подтвердил мою гипотезу о вине женщин: Нации, как и женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может свершить над ней насилие. Вот этими словами и будем руководствоваться. Не позволим каждому авантюристу залезать под юбку нашей Германики. И чтобы этого гарантированно не случилось, нужно запретить носить все разновидности юбок, во избежание инцидентов. Вот теперь все. Если у кого есть вопросы – отвечу и охотно приму советы от коллег.
Выступающей жиденько поаплодировали. Собравшимся женщинам явно не понравились тезисы выступающей. Михаил Бильдхауэр посмотрел из-под руки и задал осторожный вопрос:
– А как же со свободой? Если мы ограничим свободу не только выбора, но и передвижения у женщин, нас весь мир критиковать будет. Такой вселенской критики допустить нельзя.
Андреа Поп недовольно поправила сползший с ноги носок и парировала:
– Слово cвобода плохо умещается в мой разговорный запас. Сколько живо человечество, столько оно и борется за свою свободу. И что? Ну, получили они свободу, а потом не знают, куда ее приспособить. Мы не ограничиваем свободу женщин в выборе. Наоборот, мы предлагаем широкий спектр: хочешь – носи платок, не хочешь – сиди дома. Не хочешь мыться или краситься – не надо. Не хочешь носить трусы на пять размеров больше, не носи, покупай на четыре или шесть размеров больше. Где же тут ограничение свободы? Все очень демократичненько.
Министр иностранных дел удовлетворенно кивнул головой: свобода выбора действительно не ограничивалась. Дальнейших вопросов не последовало, и Эрика Казер решила поствить точку на этом вопросе, чтобы перейти к следующему:
– Мы должны радоваться, дамы и господа, что часть нападающих мужчин принадлежала к умеренной сирийской оппозиции. Представляете, если бы эта тысяча беженцев, приехавших в Кельн со всей Германики специально для этой акции, оказалась боевиками ИГИЛ? Они могли бы грозить нашим женщинам не только пенисами и ножами, но огнестрельным оружием, а, возможно, и зенитными установками! О таком даже страшно подумать...
По залу прокатился гул одобрения и глубоко спрятанного страха то ли перед понятными пенисами, то ли перед непонятными зенитными установками. Оратор продолжила:
– Но! Несмотря ни на что, нам нужно научиться не просто культурно сосуществовать, но также научиться активно общаться на одном уровне с приезжими. Это на сегодня одна из главных задач для успешной интеграции приезжих в наше общество.
– Культурно сосуществовать и общаться на одном уровне?!? – возмущенно привстала со своего стула Петра Вааль. До этого она смирно сидела и слушала речи коллег. Последнее замечание ее задело. Ей стало обидно за свою страну и свой народ. – Вы что же, думаете, что по вашему приглашению в Германику съехались на конгресс арабские, афганские и африканские философы-гуманитарии по вопросам современных философских течений и влиянии их на проблемы развития современных западноевропейских языков? Да из прибывших беженцев самое большее десять процентов имеют более или менее приличное образование или профессию. Остальная масса неграмотна и большей частью не обучаема. Господин Меерхайм сам удостоверился, что они не имеют самых примитивных навыков цивилизации и даже туалетом пользоваться не могут, не то что языком владеть.
Посмотрите, что сегодня делается в Греции, которую Брюссель выдавил из Европы и отдал на расправу банкам. Беженцы вытесняют коренных жителей из их домов, беззастенчиво и безнаказано насилуют женщин и детей, грабят магазины, срывают со стен церквей кресты и иконы, кладут их в костры, якобы согреться. Кроме, как вандализмом, мародерством и сексуальным насилием, такие явления назвать нельзя.
Возьмите теперь Афганистан. Там во многих деревнях на дворе все еще шестнадцатый век, а теперь часть этих людей здесь. Не знали? А могли бы и поинтересоваться, прежде чем приглашать их в гости. В этой стране процветает незаконный бизнес, который и у нас начинает пускать корни. Бачи – мальчики от двенадцати лет, танцуют в женской одежде на закрытых вечеринках. В конце вечера устраиваются торги. Выигравший получает понравившегося бачи для сексуальных утех. Что это, как не торговля детьми? А теперь спросите себя, куда пропали более десяти тысяч детей, пришедших с беженцами в Европу? Почему никого не интересует этот вопрос? Точные цифры есть, а детей нет. Я очень хочу посмотреть, как вы будете общаться с этими людьми на одном уровне. Возможно, сидя рядом с унитазом и объясняя его функции? – ехидно добавила она и плюхнулась на стул. Внутри ее горела буря негодования на глупость человеческую.
Зал настороженно молчал, уставясь на Эрику Казер. Замечание Вааль было прямым наступлением на авторитет канцлера. Все ждали, что будет дальше.
Автор подсунула себе под голову вторую подушку и стала внимательно наблюдать за собравшимися. Она ждала продолжения захватывающей гуманитарной темы об общении разговорчивой Золушки и молчаливого лесного орешка.

Глава 7.  Честные глаза

Молчание затягивалось. Всем было понятно, что Петра Вааль задала очень неудобный вопрос канцлеру. К этому стоит добавить следующее. Пе;тру, прозванную за ее колючки Альтернативой, начали игнорировать в Замке с первой минуты ее появления там. Ее не приглашали на общие собрания, закрывали дверь на конференции перед самым носом, отменяли аренду заранее заказанных помещений для мероприятий партии, то есть вредили любыми возможными и невозможными способами. Вплоть до полу-криминальных. Враждебное отношение к новому члену Замка было заметно всем и даже жителям всех шестнадцати деревень. Главным жителям Замка казалось, что Петра Вааль с ее революционными взглядами попала к ним соринкой в правый глаз. Им хотелось как можно скорей от этой мешающей соринки избавиться. Любым легальным и нелегальным способом.
В самом начале рождения маленькой Альтернативы люди внимательно прислушивались к более или менее громкому крику новорожденной. Постепенно на сторону альтернативной Вааль стали подтягиваться неглупые люди и принимать участие в ее воспитании. Они окружили ее вначале заботой, потом плотным кольцом образованных воспитателей и вместе прошли через шлагбаум, закрывающий вход в Замок. После этого ей, как представителю меньшинства, разрешили посещать общие собрания. Правда, стул она всегда приносила свой. После случая громкого падения из кресла с подпиленной ножкой, коллегам по Замку доверять она и ее товарищи совсем перестали.
***
Пауза затягивалась на непозволительно долгое время. Наконец Эрика Казер переложила ладошки с пупка на стол перед собой, поправила рукой янтарные бусы на шее, скосила глаза цвета автобана в сторону, опять сцепила руки и медленно начала:
– Вы все здесь прекрасно знаете, что без положительного момента в решении любого вопроса мы повязнем по уши в проблемах. Никому этого не надо. Поэтому отставим пока в стороне нападки друг на друга и вернемся к нашим баранам.
То есть к беженцам.
Я понимаю, что решение нужно выработать коллегиально, солидарно, а также учитывать мнение народа, чтобы нас непременно выбрали на следующие четыре года. Мне регулярно сообщают о некоторых положительных моментах сегодняшнего кризиса и это  радует. Многие беженцы успели адаптироваться, медленно, но верно учатся у нас аккуратности. Конечно:
- они продолжают выбрасывать пищевые отходы в кухонные окна,
- использованную бумагу выкидывают из окон туалетов,
- разбитые стекла, пластик, презервативы, которыми мы учим их в гигиенических целях пользоваться и прочий мелкий мусор летит с балконов,
- использованные детские подгузники мамаши вываливают из окон детских комнат на головы прохожих,
- да, они не умеют и не привыкли мыться,
- разводят костры на паркетных полах и готовят там еду, потому что в жизни не видели газовых плит,
- да, они пробуют фрукты в магазинах и кладут их обратно, если не вкусно,
- да, они открывают бутылки с напитками в магазинах, когда их мучит жажда и не платят,
- у них педикулез, некоторые умерли от тифа, у многих инфекционные заболевания,
- они плюются в кабинетах врачей-женщин и требуют врачей-мужчин.
Согласна, что на все это неприятно смотреть нашему аккуратному и брезгливому народу, воспитанному в традициях строгих порядков.
Да, опасно заходить в районы компактного проживания беженцев, поэтому туда даже полиция не ездит.
Но ведь они – наши гости.
Где же наше хваленое немецкое гостеприимство? Где наша христианская любовь к ближнему? Где наши модные солнечные очки, через которые грязь не видна? Неужели мы растеряли все наши европейские ценности и безграничное терпение?
В зале повисла настороженная тишина. Никто не хотел отвечать на неудобный вопрос. Стало слышно, как над столом пролетела рано проснувшаяся, а потому ошалевшая от жужжания человеческих голосов огромная муха, похожая на беспилотник. Она выпучила и без того выпученные глаза и с разлету жирно капнула на середину стола своими ядерными запасами. Виновница кучи удивленно покружилась над изгаженным местом, облегченно поднялась к потолку и притихла в чистом хрустале люстры. За окном каркали хриплыми голосами быстро размножающие стаи воро;н. Где-то за рекой прокричал в микрофон муэдзин, призывая народ на третью молитву.
Казалось, что каждому присутствующему в зале стало стыдно за то, что Германика не может послушать своего умного канцлера и принять еще несколько миллионов беженцев... Ах, как горько... Куда же делась солидарность по равномерному дележу давно не христианских европейских ценностей?
– Так вот, – вновь раздался знакомый голос, – в канцелярию Замка поступило много предложений по массовой интеграции беженцев в немецкое общество. Мы выделили два из них. Первое предложение мы отправили в Совет Европы, так как это касается не только Германики.
Итак, мы можем на основе мигрантов создать иностранный европейский легион. Его можно будет использовать в горячих точках планеты для ведения боевых действий, а также защищать Европу. После трех лет безупречной службы кандидаты могут рассчитывать на получение гражданства в одной из европейских стран. Этот вопрос уже разрабатывается в министерстве обороны.
– Так это будет не министерство обороны, а министерство наступления. Кто на Германику нападать хочет? Насколько я знаю из истории, до сих пор Германика нападала на европейские страны или на Россию, – издевательский вопрос пролетел над столом и затих под стулом.
– Нечего мне тут курс истории читать. Разговор идет не о прошлом, а о будущем. И вообще, превентивных мер безопасности не бывает слишком много. Пожалуйста, не перебивайте. Итак, следующее предложение по массовой интеграции беженцев. Оно мне особенно понравилось, так как не требует от наших будущих граждан большого умственного напряжения. Нам придется, как в Нидерландах, легализовать марихуану и, возможно, другие наркотики. Точно так же, как мы легализовали проституцию. Плюсов от этого ожидается несколько. Во-первых, окажутся занятыми сотни и даже тысячи рабочих мест. Во-вторых, и это главное, в казну потекут налоги. Нелегальных наркодилеров, чтобы не возиться с оформлением протоколов и прочими формальностями, пригласим поработать предпринимателями, но спрашивать будем строго. Остальных беженцев поставим под их контроль – работать на плантациях марихуаны. Кстати, при этом мы уничтожим конкуренцию в выгодном сегменте торговли и афганские наркодилеры останутся без работы. С Америкой мы вопрос уже начали вентилировать.
После этих слов в зале стало еще тише.
Неожиданно и резко все почувствовали неприятное амбре, исходящее от мухиной кучи. Головы присутствующих разом отвернулись от стола. Президент позвонил в колокольчик, на пороге тут же выросла фигура главного охранника. Гауф показал ему пальцем на коричневый холмик и сказал:
– По сведениям наших наблюдателей, там находится вражеский микрофон. Уберите. Докладывать о расследовании инцидента не надо. Подготовьте в течение месяца письменный отчет в трех экземплярах.
Охранник достал чистый носовой платок, осторожно собрал в него подозрительно пахнущее вещество и в вытянутой руке понес к выходу. Никто не осмеливался нарушить молчание.
Наконец не выдержала красавица Сара Банрехт. Она аккуратно поправила красивые черные волосы и сказала:
– Мне пришло сейчас на ум одно из изречений немецкого философа-классика. Он писал более ста пятидесяти лет назад: В политике ради известной цели можно заключить союз даже с самим чертом – нужно только быть уверенным, что ты проведешь черта, а не черт тебя (Карл Маркс).
Не заключили ли вы пакт с чертом, госпожа канцлер, если советуете извращенно-утонченным, военно-наркотическим способом уничтожить свой народ? До каких пор вы хотите над нами проводить эксперименты на выживание?
– Что вы, госпожа Сара, отнюдь. И на глупый пассаж я не обижаюсь. Вы еще младенец в политике и не понимаете всего, что знаю и понимаю я. А вообще зарубите себе на носу: все, что я должна делать и соблюдать, записано в Федеральном Законе. Все, что мне нельзя делать, записано в Уголовном кодексе. Значит, все замечания, критику и прочие кивки в мою сторону положите себе в карман – ничего из них я не приемлю. Вы можете считать меня эгоистичной, высокомерной, потерявшей чувство реальности. Но – нет! Вы не правы. Просто я знаю себе цену… Я – бесценный бриллиант в политической короне мира … Я – самое большое сокровище, которое не все сумели пока оценить. Я давно первая королева в политике.
Моя корона мне не давит! В Германике – моя личная демократия, согласованная с друзьями из-за Большой Лужи!
Зал почти дружно зааплодировал. Как оперной диве, хлопали стоя. Взоры присутствующих были обращены на честные, как любое слово политика, глаза их любимого канцлера.
Автор, глядя на сплоченную местечковую солидарность, протянула руку к книжной полке, взяла томик Бернарда Шоу и прочла: Демократия – это воздушный шар, который висит у вас над головами и заставляет глазеть вверх, пока другие люди шарят у вас по карманам.
Тяжело вздохнув, автор приготовилась дальше смотреть на продолжающую трагедию сегодняшней жизни Германики и Европы.
Сара Банрехт продолжала упорно сидеть и не хлопать. Постепенно ажиотаж стих, чиновники опять заняли свои места.
– Мы сегодня много времени провели в бесполезных дискуссиях. Я вношу изменения в программу и объявляю на сегодня перерыв. Завтра у меня встреча с мэром Киева, послезавтра с президентом Турции. С первым мы обсудим безвизовый режим Украины с Европой, со вторым – безвизовый режим Турции с Европой и проблему лишних людей. Через два дня мы продолжим наши дебаты. А сейчас самые важные слова: буфет открыт. Прошу к столу!
«Это точно – сытое брюхо к учению глухо. Лучше, конечно, дать работать кишкам, а не голове. В голове могут родиться умные, но очень неудобные, мысли, а кишки только и могут сказать, что ароматное ‚пук‘!»
Автор печально вздохнула и перевернулась на другой бок.

Глава 8.  Хук правой

Утро следующего дня оказалось на удивление солнечным и радостным. Март радовал жителей Германики редкими явлениями – голубым небом и ярким солнцем. Настроение жителей страны было приподнятым – они радовались низким ценам большого нефтяного соседа. Дешевый бензин заставлял довольно потирать руки и откладывать в брюхо керамической свиньи каждый день по два цента.
Жители Германики весело наблюдали, как у их русских соседей проснулись медведи и начали высаживать подснежники, чтобы порадовать женщин к празднику 8 марта. На душе у всех пели соловьи, в голове бродили прагматичные мысли, на чем бы еще съэкономить, руки тянулись к прекрасному, а глаза выискивали в джинсовых толпах хоть одни стройные ножки, обтянутые красивыми колготками.
Весна пришла!
Эрика Казер уставилась в окно немигающим взором и задумалась о недавнем телефонном разговоре с президентом Украины. Ее все больше волновала судьба реформ в стране, которые необходимо было провести в самое ближайшее время. Президент Украины успокоил ее и сказал, чтобы Германика не ломала голову на их счет. Реформ при его президентстве не было, нет и наверняка не будет.
Нет реформ – нет проблем. 
Конечно, это была очередная банальная отговорка, согласованная с Вашингтоном. Казер знала, что на месте Украины давно расползается большая черная дыра, которую придется дальше финансировать Европе и Германике. А денег-то где взять? Европейский банк печатает необеспеченные деньги вагонами, столичные либералы воруют, сколько могут, а жалких остатков катастрофически не хватает. Европу Германика с самого начала создала за счет накоплений своего народа, а теперь бестолково-чиновная Европа раскачивается, как пьяный у фонаря. Где же справедливая трезвость? Деньги улетают в космос на глупые проекты, недовольство народа растет, брюссельская чиновная капуста еще крепче вцепилась в свои кресла, совсем перестала шевелить филейными местами и думать. Впрочем, думать они с самого начала не могли: в Брюссель ссылали, как в Сибирь, неудачных и полуобразованных политиков, не нужных в своих странах.
А теперь вот головная боль про Украину. На канцлера давно сыпятся обвинения в том, что она усадила в кресло мэра Киева непрофессионала, с которым общаться не просто сложно, но порой невозможно. Боксер Василий Тычко, конечно, не лингвист, но ведь за несколько лет работы на ответственном посту можно научиться говорить. При хороших специалистах даже обезьяну можно научить на барабане стучать и в микрофон умно два слова сказать...
Ох, уж этот подопечный! Чего стоит его знаменитый совет жителям Киева: чтобы холодная вода превратилась в горячую, ее нужно подогреть! (*Авторство приведенных цитат принадлежит небезызвестному мэру Киева и одновременно гражданину Германии). А его признание в том, что в прошлые года киевляне просыпались без каких-либо разрешений*? Вот же дурик. Не политик, а кладезь мудрости. Не утонуть бы в этом глубоком колодце от несварения мозгов...
«Надо связаться с Университетом Карнеги в Питтсбурге, – подумала канцлер. – Они анализируют и ведут статистику по качеству предвыборных речей кандидатов в президенты США. Жаль, конечно, что словарный запас и грамматика этих политиков находятся на уровне учеников средней школы. Хорошо, хоть Бабак Омама перешел в девятый класс, с ним можно было нормально разговаривать на школьном уровне. Было бы хуже, если бы у власти оставался Бубуш-младший: сложно понять политика, у которого разговор на уровне пятого класса. Правду говорят: Не родись умным, а родись богатым. Н-да, как высоко помогают взлететь деньги...»
Эрика Казер покачала головой и отогнала посторонние мысли. Рука ее потянулась к бутылке игристого вина «Вдова Кличко», присланного ей на днях из Крыма. Она внимательно оглядела пузатую зеленую бутылку, наполнила бокал, сделала глоток и подумала: «Надо наших виноделов в Крым послать, опытом поделиться, а то крымская вдова недозрелая какая-то... Да и инвалидное кресло на этикетке аппетита не добавляет».
Канцлер осушила бокал и взглянула на часы. Десять. Пора. Она встала, поправила на голове корону, которая не давит, аккуратно сложила ладошки сердечком, и прошла в соседнюю комнату, где ее ждал визитер. Точность – вежливость королей. И королев.
На приветствие канцлера мэр Киева Василий Тычко растянул до ушей развесистые губы и дипломатично ответил:
– Нашей Земле в этом году исполнилось 2015 лет. Давайте будем жить дружно и радовать нашу планету*.
Канцлер вздрогнула от очередной непонятной ‚мудрости‘ гостя и пожала плечами:      
– Насколько я знаю, нашей планете более четырех миллиардов лет. Впрочем, это не важно. Я физик по образованию, Вы боксер по призванию и оба мы сидим в одной политической лодке, не считая собаку известной нам национальности, вернее, породы. Лучше расскажите, как решается вопрос выполнения Минских соглашений. Вы же понимаете, что мы подошли к красной черте и не можем больше все валить на Россию. Мы и так ее загрузили санкциями по уши, дальше топить их некуда. Мы боимся, что Россия в один прекрасный день сложит все санкции себе под ноги и успешно выплывет на свободный берег, где нам их будет не достать. Поэтому давайте думать прагматично. В данном случае все стороны знают: виноват все же Киев, вам и отвечать.
– Я понимаю вас очень хорошо, госпожа Казер. Нам необходимо не только время, но и деньги, потому что мы понимаем, что нам не нужны деньги...*
У собеседницы удивленно поднялись брови:
– Что, простите? Деньги не нужны? Но это же прекрасно!
Василий Тычко неловко помялся и пояснил:
– Сегодня в завтрашний день не все могут смотреть. Вернее смотреть могут не только лишь все, мало кто может это делать*.
«Боже мой, – чертыхнулась про себя Эрика Казер. – Неужели они там все такие придурки? Этот, похоже, давно Бубуша-младшего переплюнул. Пора его на карнеговский Оскар по ораторскому искусству выдвигать.
Вслух она этого не сказала, но крепко прижала ладошки, сложенные сердечком, к району пупка и задала следующий вопрос:
– Международные организации требуют расследования Украиной трагедии в Одессе. Пятьдесят человек были заперты в горевшее здание и заживо сгорели там. Вы уже нашли организаторов поджога?
 – О! – еще шире улыбнулся бывший боксер, – Я встречался со многими милиционерами, которые погибли, с людьми и демонстрантами, которые погибли, и все задают этот вопрос…*. Но, понимаете, у меня есть два заместителя, четыре из которых уже месяц лежат в кабинете министров, и которых назначить невозможно. Не знаю, почему*.
Канцлер, которая всегда считала свои нервы железными, тихонько начала сползать с кресла. Руки ее сами собой расцепились и повисли вдоль тела. Но – ей нужна была ясность. Она выкарабкалась наверх, дернула вниз задравшиеся брюки, заняла свое место и продолжила беседу.
– Василий, поймите, мы не можем вечно вооружать ваших головорезов и давать деньги, чтобы их воровали ваши чиновники. Наши налогоплательщики отказываются финансировать Украину, потому что считают нецелесообразным кидать деньги на ветер. И, потом, пора уже заканчивать войну на юге Украины. Вы обстреливаете мирных жителей, которые никакого отношения к нашим геополитическим планам не имеют и в политике не разбираются.
– Вот как хорошо, что вы задели этот наиважнейший вопрос. Поэтому я скажу мое мнение. Политика стала важной частью моей жизни. Она напоминает банку с тараканами. Тут кто кого обхитрит, кто кого обманет. И даже если политики применяют запрещенные приемы друг против друга, они опять встречаются в этой банке*. Мы встретились с вами в одной банке. Но я честный человек и предлагаю мою помощь по всем направлениям нашей общей политики и общих интересов.
Вот‚ в Соединенных Штатах кулаки боксеров приравниваются к оружию, а кулаки чемпиона мира (мои) можно назвать ядерным оружием. Думаю, что это оружие мы пока не будем применять*. Надеюсь, вы согласны. И еще хочу сказать, что мы не из того материала начинаем пули лепить*. Нужно их лепить так, чтобы все стороны остались довольны. Германика славится на весь мир качеством своих пуль, а Украина может эти пули использовать. Поэтому лепить их надо из металла – это жизненно важно!
Эрика Казер нервно сглотнула кислую слюну и помечтала о большом глотке ‚Вдовы Кличко‘. Следующий вопрос она задать опасалась, чтобы не разбудить очередной поток красноречия гостя. Недолго подумав, она все же задала мучающий ее вопрос.
– Скажите, Василий, а как относятся украинцы к актуальной проблеме Европы? Вы видите, что мы пригласили к нам так много беженцев, что теперь этот процесс стал неуправляем. Это значит, не только ваша страна имеет сегодня проблемы и Украине нужно тоже с этим считаться.
– Да, проблемы. Мусульмане для Европы сегодня — Священные коровы ХХI века. И мы, украинцы с немецким видом на жительство, тоже хотим быть мусульманами, чтобы нас также нежно и ласково оберегала Европа от нападок агрессивной России.
Конкретно про вашу проблему скажу так. Самую большую ненависть потоки беженцев вызывают у прогрессивного населения Украины. Нам не нравится, что вы выбрали не нас, самых преданных друзей Европы, а Африку и Ближний Восток. Мы лучше во всех отношениях.
Примеры? Пожалуйста!
Мы поддерживаем вас в антироссийской информационной войне. Многие наши батальоны носят символику Германики и кресты второй мировой войны. В конце концов такая величайшая фигура, как идеолог украинского национализма, терроризма и фашизма Степан Бандера родился на Западной Украине, а закончил свою карьеру и жизнь в Мюнхене. Видите, как много у нас общего: общая история — это вам не баран чихнул! И, несмотря на все эти положительные моменты, Европа не дает нам свободного въезда, без постоянных виз. То даст, то не даст, то пообещает, то какие-то заборы городить начинает. Несправедливость!
– Хорошо-хорошо, господин Тычко. Я одна не решаю вопросы виз в Европу. Вон Турция стоит у нашего порога не один десяток лет и ничего, не волнуется. Вы лучше скажите, как собираетесь улучшить жизнь на Украине?
– Ответить просто. Вот я сейчас ... поднимаю ногу. И у меня завернутые носки ... Я вам расскажу такую вещь: использую уже все методы для того, чтобы люди работали, в том числе волшебные пендели*. Дашь пенделя, люди работают и улучшают свою жизнь. А как же иначе?
Эрику Казер посетило нехорошее чувство, что ей срочно требуется помощь психоаналитика или даже психиатра. Или ему, а не ей? А, может быть, обоим сразу и чем быстрее, тем лучше? «Дернула нелегкая поставить этого боксера мэром Киева. Над ним ведь вся Европа смеется... Впрочем, таких, как он, и в Брюсселе, и в Вашингтоне хватает“, – подумала она, но вслух сказала другое:
– Очень хорошо. Верьте в лучшее, тогда все получится!
– Я и верю. А еще верю в приметы. Одна из плохих примет – есть перед боем соленые огурцы, и запивать их молоком*. Когда я шел на встречу с вами, шел, как на бой, поэтому молоко почти совсем не пил. То есть пил, но не совсем.
В зале аудиенций раздался громкий протяжный тянущий звук из желудка Тычко: молоко заработало. Эрика Казер поспешно встала из кресла и протянула руку гостю:
– Спасибо за интересную и содержательную беседу. Передайте вашему президенту, что деньги он получит, когда выполнит Минские соглашения, не раньше. А насчет виз мы подумаем. Дать, не дать, или дать, но не сразу. До свидания.
Гость молча поклонился, развернулся и скрылся за дверью.
«Боже мой, – подумала устало Эрика. – Иногда кажется, что моя жизнь как туалетная бумага: вроде такая же ровная и длинная, а приходится ее тратить на всякое дерьмо...
Она устало развернулась и побрела в комнату отдыха.
Автор внимательно посмотрела вслед уставшей женщине, но подумала другое: мы сами выбираем для себя и жизнь, и партнеров. Каких выберешь, с такими живи и работай. Семь раз отмерь, один раз отрежь.

Глава 9.  Аллах акбар?

После сложных лингвистических экслибрисов с представителем Украины, канцлера ждало следующее, не менее серьезное испытание. В Замок Германики прибыл президент Турции Ахмед Гюль. Беседа предстояла долгая и серьезная. В этот день, как нарочно, вернулась типичная немецкая погода и не добавила весеннего настроения. За окном растянулся липкой паутиной мелкий дождь, небо плотно закрылось тучами, похолодало. При такой сырости радовало только одно: весна показала солидарность с Европой и присоединилась к глупым, как старый больной и беззубый осел, антироссийским санкциям.
Перед беседой с президентом Турции Эрика Казер вызвала к себе министра обороны Катю Винегрет, которую звала запросто Като. Им нужно было обсудить некоторые скоропортящиеся вопросы.
– Като, мне Турция кислород перекрывает, требует шесть миллиардов на обустройство лагерей для беженцев. Что делать, ума не приложу. Половину наскребли, где еще половину взять? Обещала-то Европа, но у Брюсселя денег таких нет. Никто из стран платить не хочет, на Германику кивают.
Как отбиваться будем?
Ты же знаешь, что последний раз европейские страны платили дань османам в конце XVI века. Неужели султан Гюль опять за данью пришел? Что ж нам теперь, одним тянуть эту лямку?
– Эрика, не поддавайся на шантаж. Скажи, что заплатим, и с каждым разом обещай все честнее. Первый раз, что ли?
– Сложно, Като. Гордые янычары попались на торговле нефтью с террористами, сбили русский самолет, расстреляли их летчиков, вконец обозлили курдов, шантажом заставляют продавать сирийцев дома за бесценок и не собираются ни перед кем даже элементарно извиниться. Русские перестали покупать их продукты, туристы из Европы отказываются от летнего отдыха, то есть у них скорее рано, чем поздно наступит экономический крах. Эти деньги им нужны, как воздух. Конечно, половину их них разворуют.
Дать – нельзя. Не дать – тоже нельзя.
Они уже сейчас заикнулись, что потребуют не шесть, а двадцать и даже больше миллиардов. А вдруг они захотят возродить Османскую империю и нападут на Европу, если денег не дадим? Иностранные легионы из беженцев, чтобы обороняться, мы пока не создали. Как защищаться будем?
– Защитимся, не переживай. У нас в Швеции, Норвегии, Нидерландах и Германике министры обороны женского пола. Все молодые, полные задора и энергии. Нам, женщинам, обороняться намного проще, чем мужчинам. У нас чувство обороны с рождения в крови, как инстинкт. Мы подтянем ржавые НАТОвские танки, пригоним из ангаров самолеты, которые со вьетнамской войны остались, напялим железные каски на голову, возьмем свистки в рот. В конце концов, отвлекающим маневром поднимем руки вверх. И если даже не получится выиграть, не мне тебе говорить, что нужно уметь проигрывать. И к этой мысли мы постепенно приучим своих противников. Пусть радуются победе...
Властные женщины замолчали и одновременно уставились на стучащий по стеклам дождь. Им стало жаль Германику, но сдаваться они не собирались.
– Слушай, Като, помнишь, на конференции в Мюнхене Владимир Русин предлагал Европе вместе расшириться от Владивостока до Лиссабона? Мы тогда отказались. Не знаешь, его предложение еще актуально?
– Не знаю. Но в любом случае нужно готовиться к тому, что Европа скорее может раздвинуться в сторону Азии – от Осло до Пекина или в сторону Африки от Хельсинки до Хартума.
– Н-да, как-то я не подумала об этом. С таким наплывом беженцев в страну очень даже вероятный вариант... Если уж в Сицилии с ее пятимиллионным населением четыреста тысяч беженцев не побоялись мафии и крепко обосновались там, то что говорить о наших тихих благополучных городах... Что ж, придется нашему народу, как ежикам в голодный год, давиться и плакать, но дальше жрать бородатый колючий кактус, который мы для них вырастили...
Эрика Казер надолго замолчала.
Ей вспомнились последние годы напряженной работы, когда она одного за другим убирала потенциальных конкурентов на ее теплое местечко канцлера. Вспомнилась вся жизнь, которую она посвятила политике, забыв, что родилась женщиной. Что ж, она сама выбрала нелегкую судьбу. Видимо, это ее предназначение – быть сильной и вести за собой свой народ. Правда, дорога, по которой она, как Моисей, вела народ последние годы, стала вилять, пропадать, сворачивать в сторону, а то и совсем исчезать под толстым слоем единоличных решений.
Внезапно канцлер очнулась, вспомнив о предстоящей встрече. Поджав тонкие губы, она задала последний вопрос:
– Слушай, Като, а вера в Русина – это какая религия? Ведь его, в отличие от меня, поддерживают практически все россияне. Мне тоже нужны такие рычаги, чтобы вести за собой народ.
Министр обороны пожала плечами, отвела глаза в сторону и тихонько сказала:
– Может быть, стоит научиться говорить правду, как он? Или любить свою страну, как он? Защищать свой народ?
– Если я немцам буду говорить правду, то мне сразу же придется просить отставку. Нет, не пойдет. Свою страну я люблю, но, кроме Германики, есть много других замечательных стран, а я не однолюбка.
Защищать народ? От кого? НАТО ведь только пугает угрозой из России. Русские не будут нападать на Европу, это же славяне. Уж сколько их провоцировали в Грузии, на Украине, в Турции, в Сирии, последний раз в Белоруссии... В отличие от нас, германцев, они родились под знаком солнца.
Они – солнечные.
Это племя людей, работающих на земле и любящих землю. Они не завоеватели и не торговцы, как мы, и строят свою мирную жизнь по законам природы. Конечно, за сотни лет нападений, они научились хорошо защищаться, но нам никогда не понять друг друга. У нас с ними разные цели.
Одно я знаю точно – Россия на нас первой никогда не нападет, и не надейся. Но остальным об этом знать не обязательно, и уж точно не моему народу... Все, иди, я хочу одна побеседовать с турецким президентом.
Катя Винегрет хлопнула высокими каблуками друг о друга, приложила ладошку к груди, потом к виску, развернулась и чеканным шагом пошла к выходу, напевая под нос:
Deutschland, Deutschland ;ber alles,
;ber alles in der Welt...
Германия, Германия возвышается над всеми,
возвышается над всем миром...
***
Ровно через минуту через другую дверь в зал для приемов вошел президент Турции Ахмед Гюль. Невысокий, с волосами цвета конского навоза и глазами сексуально озабоченной газели, он ровной походкой подошел к Эрике Казер, крепко пожал ей руку и с достоинством сел в предложенное кресло.
После обязательных приветствий канцлер Германики попеняла президенту на то, что его страна всех беженцев переправляет в Европу, а не задерживает у себя. Пожаловалась на недовольство европейских стран из-за миллионного наплыва людей. Удивилась, что арабские страны не принимают своих соотечественников из разрушенных войной стран.
Ахмед Гюль внимательно слушал коллегу и чему-то загадочно улыбался. Наконец он открыл рот и сверкнул белозубой улыбкой:
– Не надо, Уважаемая, перекладывать с больной головы на здоровую. Своей необдуманной политикой Евросоюз вместе с Америкой разрушил Ближний Восток. Было такое? Было! Мы, конечно, тоже помогали по мере сил. Поймите: пройти мимо такого привлекательного бизнеса, как война, просто преступление.
Так, идем дальше.
За бомбардировки, за разрушенные города и страны вы хотели загладить вину перед людьми, оставшимися без крова. Конечно, вы обязаны это делать, чтобы Аллах не покарал ваш народ. Но! Ошибка заключалась в том, что вы начали приглашать не только всех обездоленных подряд, но и преступников разных мастей. Своей щедростью и глупостью вы сами создали предпосылки для масштабной миграции.
Вы бездумно оставили границы открытыми.
Жаловаться поздно. К тому же беженцы получают у вас не только крышу над головой, бесплатное медицинское обслуживание, но богатые пособия и привилегии. Ваше коренное население только мечтает о такой заботе.
Зачем вы балуете богатством людей, которые никогда его не видели и не готовы работать за собственное благополучие? Ни богатые Арабские Эмираты, ни Катар не выделяют для мигрантов денег, а запускают в страну людей, как минимум, с профессией или минимальным образованием. Как ни грубо это звучит, но они не хотят в своих странах плодить нищету.
И они правы.
Ваши претензии к Турции я полностью отвергаю. Что нам оставалось делать? Только бизнес, ничего криминального. Даже если бизнес криминальный. Мы проинформировали соискателей убежища о богатой Европе, которая швыряет деньги направо и налево и обеспечили их необходимыми средствами передвижения. Это все. А вы как думали? Каждый делает свой бизнес там, где может. Кто-то тянет деньги со своего народа, каждый год придумывая новые налоги, а кто-то пользуется чужой глупостью и недальновидностью.
Вот так, Уважаемая.
А теперь, когда сотни тысяч мигрантов невозможно отправить из Европы назад, мы готовы вести в вами диалог. И в этом диалоге мы будем диктовать свои условия. Вам останется только кивать головой, принимать наши решения и платить, платить, платить – другого выбора вы себе не оставили. Дураков учить – что мёртвого лечить. А для нас чужое горе – двойная радость.
Ах да, чуть не забыл, мы же договаривались о безвизовом режиме. Так вот – мы хотим его немедленно. Примите этот договор, как обоюдовыгодный. Поясню. Как только мы примем совместное решение, к вам официально будут приезжать не афганцы, пакистанцы, ливийцы или иракцы, а только граждане Турции. Так вы, как минимум, успокоите народ и оппозицию — против турок им и сказать нечего будет. У нас замечательные дизайнеры и хорошие типографии, можем оформить любой паспорт и на любой вкус. Думайте! Европа стала настолько слабой и глупой, что ей становится опасно поворачиваться к нам, мусульманам, спиной. Берегите свои драгоценные жизни. С этого момента вашу жизнь будет оберегать и защищать Турция.
Ахмед Гюль неторопливо и с достоинством встал, попрощался и гордой походкой победителя отправился к выходу. Дверь за ним тихонько закрылась.
Эрика Казер посмотрела вслед безукоризненно прямой спине и брезгливо смахнула со стола муху: «Вот тебе, бабушка, и юркни в дверь!»
Не успела она пробормотать слова разочарования, как из другой двери вышел секретарь и склонился в полупоклоне.
– У вас, госпожа канцлер, сегодня еще встреча с лучшими представителями беженцев. Через два часа.
Эрика Казер посмотрела на него уставшим взглядом.
– Хорошо. Может быть, хоть эти люди выскажут мне свою благодарность за все, что я для них сделала. Мне срочно нужны положительные эмоции после всех предательств, которые приходится сейчас переживать. Теперь бы только дать им понять, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. О, воздуха мне, воздуха... если кареты нет!
Она встала и походкой перегревшегося утюга пошла к выходу. Секретарь быстро пробежал вперед и услужливо открыл дверь.
Автор оглядела огромный зал для приемов и сказала вслед скрывшейся женской спине:
– Воистину, что имеем не храним, потерявши — плачем. Не понимаю, зачем губить не только свой талантливый народ, но и всю Европу ради американских выгод... Начала-то за здравие, а кончить придется точно за упокой.