Кот Семён и другие подробности

     Семён был большой, толстый и вальяжный. С тяжёлым взглядом неподвижных глаз. Возможно, благодаря именно этим внешним обстоятельствам казалось, что он всегда сосредоточен на каком-то невероятно важном деле до такой степени, что его как-то даже неудобно отвлекать своими пустяковыми проблемами. При этом совершенно неважно было, чем он занимался. Даже если он сидел в кресле, неподвижно смотрел в одну точку, почёсывая живот. И так было всегда. Даже в детском саду маленький, толстенький Сёма с таким невозмутимо-величавым видом ждал добавки манной каши, сложив ручки на животе, что очень напоминал сановитого чиновника, выслушивающего очередное прошение от надоедливых граждан.   
     Но более всего Семён был похож на огромного кота, сумевшего достичь размеров крупного мужчины. Судите сами. Шарообразная голова с густыми, невероятно мягкими волосами. Зелёные и круглые, словно постоянно удивлённые глаза. Совершенно не мужской нос, а именно - короткий, розоватый и вздёрнутый. Толстые, дряблые щёки и пухлый, безвольный подбородок, обязательно зараставшие к вечеру рыжеватой, мягкой, наподобие пуха, порослью, которую язык ни у кого не повернулся бы назвать щетиной.
     И, наконец, сам облик, всё его поведение, рано или поздно наводили вас на мысль, что перед вами кот в человеческом обличье или напротив человек, который зачем-то взялся изображать кота, да так увлёкся, что и забыл уже кто он на самом деле.
     Кошачья природа его проявлялась во всём: от маслянично-сонного выражения глаз, до размеренной, неторопливой походки. От медленной, словно нарочно призванной усыплять речь, до плавных и как бы маятникообразных движений его головы и конечностей.
     Вообще, сам образ жизни, склад мыслей и всё его лениво праздное, монотонное существование говорило о том, что перед вами никто иной, как кот. Если бы конечно коты имели обыкновение ходить по дому в трениках и стоптанных тапках, да при этом передвигались бы исключительно на задних лапах. В этом случае, несомненно, сходство было бы ещё более выдающимся.
     Явная предрасположенность Семёна к семейству кошачьих, была особенно заметна, когда он укладывался на диван. А делал он это постоянно, если находился дома. Жена, будучи не в духе, утверждала, что он живёт на диване. Семён Семёнович, как правило, лежал на боку, вытянув безвольно полную, белую руку с зажатым в ней пультом и свешивая на сторону свой большой, густо поросший рыжими волосами, точно шерстью, живот.
     Сколько бы он не спал, ему этого было мало. Спать он хотел всегда. Вне зависимости от времени суток. И хотя такое положение дел наблюдалось у него в течение всей жизни, во второй её половине, данная тенденция стала заметно усиливаться. То есть, после того, как Семёну перевалило за сорок, периоды бодрствования как-то незаметно, но последовательно стали сокращаться.
    Семён Семёнович Мистюков и сам не понимал, как так получалось и когда это началось. Может ещё в школе, когда он осоловевшими глазами смотрел на учителя со своей предпоследней парты и не слышал ровным счётом ни единого слова. И даже не пытался изображать понимание. Тогда он ещё не владел этим искусством. Если бы кто-то громким окриком или каким-либо иным способом резко вывел бы его из этого полубессознательного состояния, то Сёма Мистюков далеко не сразу бы смог сообразить, где он вообще находится.
     А может окончательно это сформировалось в институте. Именно там он научился спать с открытыми глазами. Или на профсоюзных перевыборных собраниях, (о, вот здесь спалось наиболее сладко, особенно под выступление председателя, унылым голосом озвучивающего итоги года), бесчисленных производственных совещаниях, в каком-нибудь углу какого-нибудь стула-кресла на обязательных крестинах-именинах и даже свадьбах…
     Так что неизвестно почему это произошло и когда началось его превращение в кота. Этого наверняка не знал и сам Семён Семёнович. Это просто было и всё.
     Ещё до того, как он ложился на массивный, велюровый диван, с вытертой обивкой и продавленными подушками в тех местах, которые наиболее тесно соприкасались с различными частями человеческого тела, Семён начинал зевать. Делал он это широко и смачно, обязательно сопровождая каждый зевок характерным звуком, напоминающим то ли протяжное всхлипывание, то ли мучительный вздох. Как только он ложился на диван, стадия поверхностной дремоты, во время которой он мог жевать, неспешно передвигаться по знакомой траектории, отвечать на телефонные звонки, изображать вовлечённое слушание, тут же сменялась глубоким и крепким сном. Мгновенно. Без всякой раскачки, мыслей и анализа текущей реальности. И без сновидений. Семён запросто мог вернуться с работы в шесть часов вечера, плотно поужинать, и в полвосьмого уже лечь спать. А утром встать по звонку будильника с гудящей от недосыпа головой, заглушая шум воды и свист чайника сочными, множественными зевками.
     При этом, как и самого настоящего кота, его почти никогда нельзя было застать, что называется, спросонья. Может быть, это происходило потому, что он так никогда по-настоящему и не просыпался… И понять, как же именно Семён Семёнович выглядит полностью проснувшимся не представлялось возможным.
     Хотя с другой стороны, было не совсем понятно, если он всё время спал, то как бы мог, например, женится? А ведь Семён Семёнович был женат дважды. Но… Тот факт, что уже через месяц после развода с первой женой, он забыл её настолько, что даже не узнал при встрече, уж о чём-нибудь да говорит. Собственно о существовании нынешней жены, он вспоминал тоже нечасто, в основном, когда она непосредственно являлась под его светлы очи и напоминала о себе или имеющихся в семье проблемах. Чего, разумеется, Семён Семёнович, как и положено человеку неуклонно и методично мутирующему в кота, очень не любил и всячески старался избежать.   Мистюков, конечно же, предпочёл бы, чтоб такие ситуации разрешались без его участия. А когда жена начинала тормошить его, чего он вообще не мог терпеть, и призывала вспомнить, наконец, что он муж и отец, Сёма выпускал когти и напоминал, что ни в первом случае, ни во втором он лично к этому не стремился. И добавлял, что насильно он тоже никого не держит. Собственно говоря, так оно и было на самом деле.
     Но поскольку Семён крайне редко испытывал чувства, находящиеся на ступень выше базовых потребностей живого существа, ему даже не приходило в голову удивляться, каким образом его двум женщинам дважды удавалось довести его до загса. И хотя он не имел ничего против горячего обеда, чистой постели и совместного просмотра телепередач, но вполне мог бы обойтись и без этого. Главным условием его комфортного существования был покой. Всё остальное являлось второстепенным. И вот когда обстоятельства или люди нарушали это единственное и главное условие, он почти полностью просыпался, начиная шипеть, царапаться и иными способами выражать своё неудовольствие.
     Хотя это и было не в его характере. Во-первых, потому что от этого он очень быстро уставал, а во-вторых, по натуре своей, он был существом миролюбивым и совсем незлобным. И тому есть множество весьма убедительных доказательств. Например, ребёнка своего Семён никогда не ругал. Правда, предпочитал не оставаться с ним наедине и при малейшем намёке на шум и беспокойство самоустранялся или выпроваживал непослушное чадо к матери. Но голоса, кстати, до сих пор ни разу не повысил, уже не говоря о чём-нибудь более серьёзном.
     Кроме этого, он ни разу не подал вида, что ему известно, как его называют между собой в их фирме молодые стажёры. Семён Семёныч Муд@ков, вот как. А ему хоть бы что. Было бы из-за чего расстраиваться.
     Если не считать работы, то он почти никуда не ходит, не имеет друзей и ни с кем не общается. И чувствует себя при этом отлично. Его знакомые считают Семёна молчуном, домоседом и тихоней. Это так, но это не вся правда. Всей правды не знает даже он сам. Он о ней может только догадываться. А правда как раз и состоит в том, что Семён Семёныч Мистюков, сорока двух лет от роду медленно, но весьма последовательно превращается в кота.
     Разговаривает он всё больше только по мере необходимости. Во всех остальных случаях, Семён предпочитает обходиться промежуточными междометиями. В зависимости от интонации, с которой они озвучиваются, в них можно распознать одобрительные, негативные или нейтральные нотки. Чаще всего Семён Семёныч произносит загадочное словечко «Мняо». Это сочетание звуков является как бы универсальным. Надо сказать, что при очевидной ограниченности интересов и невысокой интеллектуальной активности Мистюкова, жена его научилась довольно сносно интерпретировать значение каждого подобного «Мняо». Она уже не сокрушается по поводу наглядного превращения половозрелого мужчины в толстого и ленивого кота. И даже не спрашивает насмешливо, не чувствует ли он странное влечение к мышам. Знает, что бесполезно. Её муж просто не в состоянии распознать сарказм.
     Вот сейчас натянув старые спортивные штаны, он неспешно прошлёпал на кухню. В сковородке восемь котлет. Рядом в кастрюле картофельное пюре. Семён молча сморщился, фыркнул и с презрением отодвинул кастрюлю. А затем, откусывая большие куски, зажмурив глаза и притопывая от удовольствия ногой, он съел все восемь котлет. После этого Семён Семёныч выпил пакет молока. А затем голосисто зевая и одновременно издавая менее музыкальные звуки, отправился на диван. Вооружившись пультом, он нажал на кнопку, но заснул прежде, чем успел понять, что за действие происходит на экране.
     Он давно и блаженно спал, когда вернулась жена. Он не слышал её возмущения из-за съеденных котлет. И что-то по поводу несчастной семьи, у которой на ужин один гарнир и даже не осталось молока на утро. А ещё реплики, которую она в конце с досады бросила:
- Нет ну надо же, в чистого котяру превращается…
     Семён Семёныч ничего этого не слышал. К тому же ему по большому счёту было всё равно, кто там в кого превращается. Лично ему от этого не холодно, не жарко. Только бы его не трогали.
     Да и вот ещё что, пусть бы не забыли завтра нажарить котлет побольше…